Таёжный пришелец

               


               
                Глава I.

                Встреча.

   Осень-модница раздевалась и переодевалась в невероятные цвета, смущая живность чрезмерными стараниями в ублажении естества. Предназначенность осени заключается в её щедрости. Если весна - пора надежд, хлебосольная осень - время свершений.
   В эту пору подводят итоги прожитого года. Уже выполнено всё указанное свыше: найден партнёр для продолжения рода, выиграны схватки, доказавшие право на жизнь; определён статус - кто на сегодня завоевал права хозяина тайги, а кто принял облик жертвенного агнца на полном бесправии.
   Осень - время отдыха и сытости. Природа даёт жизни время на подготовку к суровым временам, к зимним морозам и лютому голоду. В зиму граница между жизнью и смертью сотрётся до призрачной черты, жизнь утратит свою ценность до мелочных пределов.
   Жестокость - единственный на сей день движитель эволюции. Человек ещё не доказал Природе силу добра. Мы ещё слишком слабы и несовершенны, чтобы доказывать что либо своё Законам Космоса. Мы сами ещё во многом подвержены жестокости.

   Анар грелся на ласковом осеннем солнышке, распластавшись на муравейнике. Солнце сегодня грело специально для медведей - не больше, ни меньше, в самый раз.
   -Фух! Умм! Хорошо! В самый раз кусается, чертяка! Повыше, повыше! Вот так! Ух, хорошо! Умпф! - медведь развернулся на муравейнике и искоса глянул на разрушенные входы: - Здорово! Хороший вес я за лето набрал! Ещё одну зиму проспим, осилим - не помрём!

   Анар прикрыл глаза, незаметные на широкой морде под густой шерстью, и растянулся животом на жёсткой осенней траве, с благодарностью принял её покалывающие и жалящие предупреждения; отвлёкся от сущего в неге, предался сладостным воспоминаниям о весёлом детстве и беспокойной юности.
   Лень - самое приятное для медведей мироощущение.

   -Умм-а! - отвлекло Анара от дрёмы чьё-то бесцеремонное приветствие. Медведь вздрогнул в волнении - здесь его территория, и путь сюда закрыт для любого другого косолапого! Ни под каким предлогом, даже под приветствие, ни один медведь не имеет права пройти по его тропе! Иначе - схватка! Даже медведица без его высочайшего соизволения не вольна бродить по мишкиным заповедным местам! Это он здесь хозяин! Да и над всем остальным звериным миром властелин - Анар! Это он, доказавший в драках своё право, - хозяин тайги!
   Не к месту будет эта схватка, не ко времени. Анар присел на опавшую листву, уныло облокотившись о дерево: "А вдруг пронесёт? Сколько можно?! Мне уже не десять лет,  и не 16-ть даже"! - прислушался в тревожном ожидании приближающихся шагов. Не медвежьих...(?)

   "Так это этот"! - с облегчением распознал незнакомца медведь и ответил на приветствие:  - Умм-а! Этому бродить можно везде.
   Незнакомец весело прошагал перед хозяином тайги, соблюдая принятую среди медведей дистанцию приближения; доходчиво жестикулировал руками над головой: "В тайге всё в порядке! Подготовка к зиме - по плану"!

   "Какой из него медведь? - задумался Анар, провожая взглядом незваного гостя. - Ни веса, ни шерсти! Разве только он сам себя считает медведем"?
   Анар видел Барда всего второй раз за свою долгую медвежью жизнь. Скиталец Бард редко посещал одно и то же место дважды - колесил по свету, куда случай укажет.
   "Не могут медведи говорить на чужих языках, ни к чему им это! - продолжил свои рассуждения Анар, сравнивая Барда со своими соплеменниками. - Этот же каждой букашке слово норовит высказать. И всё по ихнему, словно сорока какая или пересмешник американский. Говорят, и звери встречаются, что балуют подражанием, используют рык силы для игры - общаются. Нет! Не по-медвежьи это! Непонятная особь".

   Анар облапил тёплый валун, прижался к нему мордой и задремал, приподнявши куцый хвост над тушей, словно медвежонок какой непоседливый. И опять ему снились схватки, что он выиграл в далёкой юности. Медведиц, за которых он дрался, Анар не помнил. Не принято у медведей загружать память ненужными событиями. Ежегодно следует искать новую мать для продолжения рода - качественные гарантии потомства заключаются, прежде всего, в разнообразии. Помнить детей не принято тем более - сколько их народилось за все эти медвежьи годы, не сосчитать! А если и заявит о себе какой "сынишка": "Помоги! За мной гонятся!", - не его это беда.
   Правильно Анар прожил жизнь! Доказал свою неординарность силой, упорством, неугомонным поведением. Теперь можно отдохнуть. Заслужил!
   Спокойствие и лень - вот истинное счастье!

   И снова отвлёк Анара от дрёмы этот неугомонный Бард! И что не сидится ему, вертлявому? Говорили, он в спячку зимой не впадает!(?) Шатун буйный!
    "О! Глухарей поднял! Нет, если охоты ради, с голоду побеспокоить лёгкую добычу - рявкнуть, чтоб та с перепугу с ветки свалилась! А этот ради потехи, свистом. К чему? Ну не бестолочь ли?
   Разбудил только зазря! И что его занесло на мои кардоны"?
   "Нет! Не медведь он! Разве позволит себе какой медведь свистеть сусликом?! Не медведь"!

    "Застоялся я что-то, разомлел, - застучали ни с того ни с сего в чугунную бошку зверя беспокойные мысли. Когда я последний раз на сохатого охотился? Сколько лет уж прошло! Всё мышами, да зайцами промышляю. Обленился враз! На малиннике перезимуем? Ну, ну! Так и зажирел - аж сало с ушей прёт!
   А ну как стариной махнуть! А чем волк не шутит?! Ан как удастся на старости лет лося завалить? А вдруг? А что мне помешает? Вот тогда я ещё одну весну уж точно встречу! И медведица на мой кардон сей год заявится - а тож!
   Слышал, Бард удачу приносит. Нет, не зря он прошёл моей тропою! Непременно надо на охоту выходить, пока морозы зелень не побили"!

   Анар привстал, покряхтывая, и поплёлся потихонечку в чащу с опушки. Пошёл вразвалочку, принюхиваясь, прислушиваясь к чуйке, к интуиции, к застоявшимся охотничьим инстинктам.               

                Глава II.
                Тая - тайна.

  -Тая, Таисия. Тайна. - Наташа отняла девочку от груди и улыбнулась родному личику. Дочка преданно уставилась на маму голубыми озёрами, и по её лицу растеклась наивная улыбка детства с молочным подтёком в уголке губ. Смотреть без умиления на это небесное создание было невозможно. Создание же и впрямь было не от мира сего.

   Мама с дочерью разговаривали глазами:
   -Я никогда никому не расскажу, кто ты есть на самом деле, - уверяла дочку мать. - Даже отец никогда не узнает, что ты не его дочь.
   Когда мать вспоминала тот день, Тая всегда умолкала, с какого бы расстройства не пускалась в плачи-незадачи. Никакие укачивания не могли унять требований человечка, который заявляет жизни о себе; ничьи увещевания, улюлюканья, перезвон игрушек не могли успокоить беспокойное дитя - только молчаливые мамины воспоминания.
   Ну, не удивительно ли это внеземное очарование?! Тая - тайна.

   Отец, Василий, просил назвать дочь Верочкой в честь бабушки. Мама настояла на имени Таисия по причине, известной только ей. Наташа уже в который раз проявила решительность в отношении дочери. Она впервые начала перечить мужу, когда поняла, что беременна. Чисто по-женски, интуитивно, молодая мамаша не пошла на поводу мужниных авторитетных мнений. Почему? А кто знает! Да никто с ней и не спорил. Как можно спорить с беременной женщиной, ведь она - наше настоящее будущее, единственно реальное, не надуманное, как наши фантазии и предположения о грядущем.

   Василий и мысли не допускал, чтоб его Наташа работала: "Учись, если хочешь занять себя"!
   Успешный бизнесмен, он вполне обеспечивал свою избранницу, лучшую из женщин. Идеальный муж! Мечта всех женщин России и "всея прилегающих к ней мест дружелюбных и не очень". Лучший из лучших принадлежит только одной, к величайшему сожалению.
   Филолог Наталья заинтересовалась историей, окончила соответствующие курсы, прикоснулась к тайнам времён. География, культура..., экономика и юриспруденция - по текущей необходимости. За 12 лет - пять дипломов о высшем образовании. Наполненная интересная жизнь - чего ещё лучше желать?

   Наташа разделяла неуёмный интерес мужа - туризм. В тяге к путешествия для Василия не было приоритетов, ему надо было увидеть всё: просторы родной страны, высочайшие горы, бескрайние океаны, морозные дыхания Арктики и Антарктики. Безудержный романтик желал побывать везде, и особых преград для самодостаточного мужчины на эти авантюрные цели не существовало. Почти всегда Василий тянул за собой жену: "Весь мир у твоих ног"!

   -Давай не будем торопиться с детьми, - предлагал Наташе муж, - ведь мы ещё не вкусили достаточно жизни, не увидели Мир. Наташа соглашалась с мужем, а огромный Мир легко перекрывал материнский инстинкт. Будущий ребёнок не на один год сузит бескрайние просторы до суетного быта, ограничит обязанностями и ответственностью безграничную свободу перемещений и встреч, подаренную жизнью.

   В тот знаковый для Наташи период Василий решил свозить её на Алтай.
   Претит восхищаться заграничными чудесами, когда закрома родины ещё недостаточно познаны, не прочувствован запах заветных уголков огромной отчизны, не выстроен в воображении исторический сплав многонациональной страны, симбиоз которой требует к себе восхищения и любви.

                ***

   Наташа осталась на заимке, отпустив мужчин на охоту без женского пригляда - сами справятся, не обидят понапрасну лесную живность, что плохо знает людское коварство.
   Женщину не особо пугали незнакомые таёжные кущи и отсутствие подстраховки в предполагаемых каверзах от дикого мира. Страх от вынужденного одиночества разбавляло ружьё на стене возле входа да надёжный засов на двери.

   Мужчины, уставшие за день блужданиями по тайге, несомненно будут рады уюту, созданному женскими руками на заимке. Неухоженные бродяги будут просто обязаны Наташе за горячий ужин! Женщины же всегда нуждаются в благодарностях, а иначе зачем ещё нужно им ублажать этих увальней - мужчин, так и не научившихся жить красиво, с удобствами.
   Наташе вполне хватало окружающих алтайских видов, что хвастали своими красотами с крыльца заимки. Чистейший воздух с недалёких гор, свежесть от речки Тулумшанки, что разбавляет таёжную тишину журчанием и перекатами. Что ещё нужно для полноценного отдыха на природе?

   Он появился неожиданно, из-за деревьев. Проломился сквозь заросшую травой поляну напрямки, без тропинки, не сбавляя шага. Густая трава по пояс ложилась под ним, будто знала, что сопротивление этому животному бесполезно, будто не первый раз уже сталкивалась наземная зелень с таким необузданным напором.

   Люди посмеиваются над ужастиками, но никогда не откажутся выслушать сказку про инопланетян, динозавров, доживших до наших дней, существ с параллельных миров. Любим мы пощекотать себе нервы, когда же приходит настоящая опасность, неожиданная встреча с неизведанным, мы холодеем от ужаса, впадаем в ступор и становимся неспособными принимать решения.

   Наташа закрыла входную дверь на щеколду и вжалась в стену: "Не заметит"!Она холодела от ужаса, ноги бессильно дрожали, и Наташа ухватилась за вешалку в стене, чтобы не упасть ненароком на пол, не загреметь, разоблачив своё присутствие. Воздух из лёгких вырывался с предательским шумом, и испуганная женщина сдерживала дыхание, пока у неё не потемнело в глазах.
   "Что за чушь? - упрекнула себя Наташа. - Как он сможет услышать моё дыхание через стены из бруса? Необходимо взять себя в руки"! Наташа осторожно подошла к окну и взглянула незаметно сквозь стекло, наблюдая за действиями незнакомца.

   Человек ткнулся в дверь, понял, что та заперта и отошёл, встав на виду неподалёку, не предпринимал никаких действий.
   "Что за дикарь? - разглядывала Наташа незнакомца. Тот был одет в разодранные кальсоны, и любое его движение выпячивало наружу всё то, что должно быть скрыто у цивилизованного человека. Голый его торс был весь исполосован шрамами - ни одного живого места, вся кожа в зарубцевавшихся порезах! Да и лицо не лучше: перекошенная шрамом верхняя губа, разодранная надвое правая ноздря, щёки, исполосованные вдоль и поперёк, словно бритвой; усы, борода, небритость, торчащая клочьями. Свалявшийся, нестриженный волос, ниспадающий до плеч, и огромные, выразительные глаза с глубоким голубым взглядом.
   "Дурачок деревенский, - предположила Наташа. Незнакомец замычал что-то нечленораздельное. - Глухонемой, к тому же. А откуда здесь деревни? Это сколько он вёрст босиком по тайге прошагал?! Заблудился, может"?

   Пришелец голосил, не замолкая. Он размахивал руками, заламывал их за голову, прикрывал лицо. Причитания его напоминали голоса различных животных, как показалось это Наташе. Незнакомец рвал траву и разбрасывал её в отчаянии. Движения его были плавны и красивы, несмотря на видимое расстройство чувств, - как у танцора. Наташа даже залюбовалась его фигурой, не потерявшей мужественность и красоту несмотря на изодранную кожу.
   "А ведь он знает, что я здесь"! - поняла вдруг Наташа и с удивлением обнаружила в себе отсутствие страха после этого неутешительного вывода.

   Безукоризненная фигура человека была налита мускулами не хуже, чем у спортсменов-культуристов. Только у атлетов мышцы выдаются показушно и во многом отдают искусственностью, кажутся неестественными. Тело незнакомца наливалось в движении дикой статью, от его тела невозможно было оторваться, словно смотришь на игру разгорячённого коня, или же восхищаешься кошачьей грацией. Мышцы его были развиты гармонично, все, без исключений; и каждый из силовых приводов дикарского организма обладал особой функциональностью: казалось, любая мышца человека из леса работала самостоятельно, знала своё дело без указаний сверху, от головы хозяина.

   Человек подошёл к избранному им месту для представительств, перед входом на заимку, и "запел" на звериных языках, красиво раскачиваясь и кланяясь, разводя руками. Жесты его были прозрачны и понятны, голос зачаровывал, удивляя красотой и разнообразием тембров. Вот лось затрубил в свою призывную трубу (Наташа узнавала голоса зверей - не раз бывала на охоте с мужем), лиса затявкала, медведь взвыл, задрав голову и крутя ею из стороны в сторону; кабан захрюкал, отбивая такт ногой, и ещё, ёщё...
   Интонации в непонятных речах незнакомца довольно прозрачно доводили до Наташи желания гостя: "Маньяк! Вот задался на мою голову! А пугану-ка я его из ружьеца! Куда там принято стрелять? По ногам"? - Наташа заряжала ружьё, не переставая слушать завораживающий голос, сжимающий нутро до "мурашиков", выжимающий слезу из податливой девичьей души.
   Звериные перепевы перешли в волчий вой. Неизбывная тоска покрыла округу на много километров в глубь леса, заполнила старый дом, давно уже познавший всю трагичность лесов, и прошлась по женскому сердцу грохочущим трактором - гусеницами впрямь, по изнеженной плоти!
   Наташа присела с ружьём на коленях: "Как я буду стрелять? Нет, не смогу"! Приподнялась по стеночке и прошла к дверям, держась за дуло. Зачем? А кто его знает?! Вот только не Наташа! Она так и не смогла себе объяснить этого поступка, как и последующих, хотя оправдалась уже не раз. Чего, чего, а оправдывать себя мы можем в первых отличиях.

   Хозяйка стояла в проёме двери, театрально выставив вперёд правую ногу и отведя правой рукой ружьё в сторону: словно тот "Кожаный Чулок" от Фенимора Купера: -Чего тебе?
   -Каша - кормилица наша, - изрёк "немой".
   -Стой здесь! Не двигайся! - усмехнулась Наташа наивности незнакомца и углубилась в дом, опрометчиво оставив дверь неприкрытой. Лесной человек понял это как приглашение и бесшумно двинул за хозяйкой, удивительным образом скрывая от неё свои намерения.
   Наташа встала посреди комнаты, задумавшись, чем бы угостить незваного гостя. "АЙ"! - вскрикнула она, почувствовав руку на плече, которая теребила её пушистый волос. Женщина развернулась резко и осуждающе уставилась на лесного дикаря.
   -А-ай! - с любовью растянул незнакомец Наташино восклицание и протянул к ней руку. Наташа отпрянула. - Ба-аър-рт-д! - представился лесник невыговариваемым именем.
   -Я Наташа, - поправила хозяйка и прыснула над непонятливым гостем. - Наташа, и совсем не Ай!
  -Ай! На-ша! - повторил гость и сжал женскую грудь ладонью. Наташа не успела увернуться на этот раз и треснула ладошкой по шаловливой руке: "Не безобразничай"! Она кинула ему мужнины штаны от пижамы, чтобы дикарь не светил по комнате своими достоинствами, и пригласила гостя к столу; сама же забегала по кастрюлям и тарелкам.
     Бард проигнорировал труднопроизносимое имя Наташа и впредь называл её просто "Ай". "Так мило", - решила Наташа и больше не стала спорить с неотёсанным мужланом.
   
   -Не вкушай пищи без молитвы! - неожиданно изрёк Бард религиозную мудрость. Тут же выдернул казанок с кашей из Наташиных рук - она даже на стол не успела еду поставить - и умял всё без остатка, за один присест, не делясь, голыми руками, а то и просто залезая в казанок всей головою: - Аминь! - поставил облизанный казанок на стол, утёрся тыльной стороной ладони и уставился на хозяйку с просьбой о продолжении банкета. Наташа растеряно вжала голову в плечи:
   -Чаю хочешь?
   Бард вышел из-за стола и прошёл к Наташе с благодарностями...

   Как произошло всё дальнейшее, о причинах, предшествующих безумию, Наташа не помнила. Почему она тогда не проявила твёрдость? Всё происходило как в тумане, женский ум отказывался рассуждать и оценивать поступки. Зов природы не заглушить...
   Зов природы не заглушить, если только человек не подвержен влиянию общественных законов.
   Сегодня же был не тот случай. "Зов" пришёл из леса, где он слыл хозяином. Он был крепок и неоспорим, покрыт бронёй из правды - правды жизни. Разрушить этот Зов было невозможно, как и противиться ему: разве только лечь замертво жертвой запретной любви...
   -Это был пик жизни, главное, - оправдывала себя Наташа много позже, когда укоризны от содеянного начинали душить её совестью. - Такое больше никогда не повторится. Это было пришествие свыше, не по нашему низменному, наземному уму. Противиться тому взлёту встало бы грехом куда большим, чем отказ от зачатия, продолжения жизни.
   -Ангел ли то был, или инопланетянин какой? - гадала Наташа, вспоминая "лесовичка".

   Это было Счастье, настоящее! Точно! Они бегали босиком по некошеным травам, не замечая её шаловливых уколов и шаловливых брызг. Катались по полянам нагишом, догоняя друг друга, цепляясь и вырываясь из объятий. Одеваться не хотелось. Зачем? Ведь не видит никто!
   Зрителями состоявшейся любви были все! Влюблённые ошибались, занятые сами собою. За ними неотрывно следили звери, проходящие здесь по случаю - как можно оторваться от созерцания происходящего блаженства? Болели за самыми занятыми людьми деревья, перешёптываясь и завидуя - им не подвластно воссоединение друг с другом. Болели птицы, подбадривая благие дела человеческие залихватским пересвистом; учились быть нежными, предупредительными в любви.
   А влюблённые прыгали в речку с разбега, не готовясь, не вымеряя дно - верили счастью безоговорочно. Лягушки еле успевали отпрыгивать, ругаясь смятым неподготовленным "ква". Рыбы увёртывались на дно параболами и тут же выпрыгивали из воды, резвясь от безудержной весёлости.
   А речка Тулумшанка приветливо раздвигала свои ласковые воды, принимая в своё лоно людское блаженство, одаривала влюблённых брызгами. Брызги не хотели возвращаться, резвясь в солнечных бликах, озоровали светом, слепили влюблённых, мешали им безотрывно любоваться друг другом. Брызги окрасили тот день тайной, покрыли любовь таинственной пеленой, как это и должно было быть в изначальном предопределении, когда она создавалась, эта таинственная Любовь.

   Бард был ненасытен во всём - в любви, в веселье, в пище. "Каша - кормилица наша"! - не уставал повторять неунывающий труженик любви. Смешной такой! Наташа уже наготовила с запасом из всего, что нашлось. Он навязчиво мешал ей колдовать у плиты, да и времени на дела мирские в такой день было жаль. Бард проглатывал наготовленную пищу и без благодарностей подламывал Наташу под себя, выносил её из дома, на лесные просторы, на живородящий воздух, к большой настоящей жизни, что неустанно требует будущего для себя, продолжения событий, движения, размножения, любви.

   -Там к нам гости, - указал Бард в лес рукой. Наташа начала понимать его жесты. - Хорошо это! Мы расскажем им о нашем счастье! О нас должны знать все!
    Наташа с трудом доказала Барду, что ему следует уходить. "Туда"! - указала она рукой в противоположную сторону.
   -Колдун камень? - уточнил Бард с приветливой улыбкой, готовый на всё, ради любимой: "Я сбегаю! Я быстро"!
   -Колдун Камень, - согласилась с Бардом Наташа, совершенно не понимая, о чём это. Лишь бы ушёл поскорее, лишь бы Василий не встретился с ним, не узнал ничего.
   Больше они не виделись...

                ***

    Наташа взглянула на дочь, отвлёкшись от воспоминаний. Тая уснула под мамино молчание слаще, чем под детскую сказку-засыпальницу, прибаутку под сон, или же колыбельную. По лицу девочки бегали искорки от света шаловливых брызг с речки Тулумшанки. Сон рассказывал девочке о большой интересной жизни, что ждёт её впереди, о безграничном счастье, которое посещает людей в обязательном порядке.
   -Тая, Тая - тайна! Ай! - наговорила Наташа сон дочке и положила голову рядом с родимым посапывающим комочком.

               

                Глава III.
               
                Бард.


   И снова была осень. Дубы озорно кидались желудями в берёзки, старались быть замеченными белоствольными красавицами. Старые кедры туда же - шишками, с высоты! Жуков им под кору, смолянистым! Они же хвойные! Куда им до берёз! Старая яблонька пыталась защитить кудрявых красавиц, да не справилась: не достала яблочками до озорников, ростом не вышла. Прошуршала только последней листвой с укоризной.
   Берёзки застыдились от навязчивого внимания, покраснели, да разделись первыми. Такая уж судьбинушка выдалась им женская - первыми оголяться пред морозами.

                ***

   Для Барда этот год снова оказался безрезультатным. Он знал, что ему нужно - Дом. Дом - это то место, куда возвращаются. Острого желания возвратиться куда-то Бард пока не ощущал, и снова шёл вперёд, в неизвестность.
   Он знал куда идёт, руководствовался инстинктами, - место, где хочется жить, где речка течёт с молочными берегами. Бард знал, что рек с такими берегами не бывает, да и быть не может! Просто, он так называл то место - желанное. Почему-то...
   Бард шёл к заветной цели, безоговорочно веря внутреннему голосу, который его не подводил ещё ни разу. Интуиция подсказывала путешественнику о грядущих опасностях, и у Барда всегда оставалось время на подготовку к преодолениям нелёгкого пути по дороге к Дому.

   Бард шёл по воле путеводных инстинктов, а другие инстинкты всё чаще заставляли его свернуть с намеченного пути. И теперь он знал, что мешает ему: он видел не раз за свою немалую уже жизнь, как спариваются звери. Видел и медведей, зачумлённых инстинктом размножения. Вот только Бард всё не встречал медведицу, которая привлекла бы его. Да и медведицы особо не проявляли расположения к взрослому, самостоятельному медведю Барду. Почему-то...
   Вся эта замута мешала Барду в пути, да не так, чтобы сбить его с намеченной цели. Позудит немного под ложечкой, в паху отдастся, да и пройдёт за изменчивыми дорожными красотами. Так - мелочь несущественная.

   Кто он - Бард знал. Медведь, конечно! Он всё помнил. Не помнил только самого рождения. Что помнить не положено, то и знать необязательно, раз так заведено.
   Бард помнил медведицу, её тёплое, вкусное молоко, за которое постоянно надо было драться с медвежатами. Детство запомнилось ему, как постоянная боль, её преодоление. Медвежата постоянно карябали его голое тельце своими длиннющими когтями, которые не росли у маленького Барда почему-то. Не росла на нём и защитная шерсть, предохраняющая братьев-медвежат от холодных ночей и колючих кустов.
   Добрая мама-медведица зализывала шершавым языком раны своего необычного детёныша, и сама не замечала, что доставляет Барду ещё большую боль, расцарапывает невольно нежное тельце грубыми медвежьими лапами.
   Бард закрывал раны листьями, чтобы кусты своими колючками не могли растеребить заживающие болячки. Упрямый малыш решил заставить себя не бояться больше боли. Он научился сам пускать себе кровь, преодолевая боль, и зализывал раны, беря пример с волков, на которых всё заживало удивительно быстро.
   Со временем Бард определился со свойствами крапивы жалить и заходил в её заросли с целью закалить себя. Крапива прижигала порезы на теле Барда, боль вспыхивала до умопомрачения, зато затем притуплялась.
   Так Бард учился с малых лет не обращать внимания на постоянно докучающую боль, а параллельно воспитывал в себе твёрдость характера, упрямство,  целеустремлённость.

   Бард был самым слабым в семье. Братья-медвежата постоянно оттесняли его от молочных сосков. Когда же мама-медведица начала приучать свою поросль к настоящей медвежьёй пище, ему доставались не самые лучшие куски. Медведица пыталась восстановить справедливость, но её индивидуальные симпатии не всегда доходили до меньшего - забот в многодетной семье хватало и без Барда.
   Вечно голодный малец, несмотря ни на что, рос здоровым и крепеньким благодаря своей сметливости. Он быстро научился различать съедобную ягоду, распробовал грибы, по запаху отбраковывая ядовитые. Ловля мышей для него не встала проблемой, а однажды начинающему охотнику удалось поймать зайца. Правда убить и разодрать ушастый деликатес Барду оказалось не по силам. Он обратился к маме за помощью, и "длинные уши" тут же исчезли в копошащемся клубке медвежьей братии.
   Скоро Бард распознал свои отличительные от медвежат качества: он оказался ловок в лазанье по деревьям, и в прыжках ему не нашлось равных. Малыш быстро воспользовался своими преимуществами. Он ловко высвобождался из "кучи-малы" устроенной непоседливыми медвежатами, запрыгивал к ним на спины и уже без труда выхватывал игрушку раздора: капу какую от дерева, вкусняшку неразделимую, а то и лягушку, смешную и склизкую.
   Расшалившийся малыш приноровился запрыгивать на лохматые спины отвлёкшихся братьев с веток деревьев, понуждая их к бегству неожиданным испугом. Так Бард пытался завоевать себе хоть какое-то престижное местечко в медвежьей иерархии, но братья скоро переняли новаторский опыт младшего, и борьба за лидерство продолжилась в равных условиях; а Барду приходилось придумывать новые выкрутасы.
   Как здорово было лететь с высоты! Как захватывало дыхание! А плюхнешься в мягкую траву слёта, и у тебя словно дух отлетает, а потом опускается не спеша обратно, в сознание, к жизни.

   Жизнь... Какой трудной досталась она Барду в детстве. Если бы не та неимоверная удача, постоянно сопутствующая ему по жизненному пути, ребёнку вряд ли удалось бы выжить.
   Он задержался рядом с мамой-медведицей дольше остальных медвежат, и это стало для него первой большой удачей - то что готовая к спариванию медведица не прогнала от себя задержавшегося сына, не взрослеющего долгое время.
   Бард пережил ещё одну зиму под тёплым шерстяным боком, в берлоге. Разорил хомячьи закрома, опрометчиво обустроенные вблизи медвежьей берлоги, а потом и самих их постепенно пожрал, пока они дрыхли в анабиозе. Да им всё равно было не выжить, разорённым и оголодавшим!
   Весною Бард вышел из берлоги на оттаявшие проталины раньше матери исхудавшим до невозможности: кожа, да кости,  глаза с ушами остались на бледном удлинившемся лице. Начал откармливаться потихоньку, двигаться, и встретил проснувшуюся медведицу уже порозовевшим, готовым самостоятельно преподнести родной мамаше пищу.

   Как его не загрыз медведь, претендующий на право обладания медведицей, одному богу известно! Но эта была ещё одна удача Барда, что он оказался в стороне на время ухаживаний и выяснений отношений между медведями, готовыми к спариванию. Бард оседлал свои эмоции, скрыл неудержимое любопытство и удалился, интуитивно не влезая в изменчивую душу матери.
   Для Барда началась самостоятельная жизнь, огромная, как бескрайняя тайга, с безграничным выбором дорог и свободой в поступках: хочешь прыгай, ори, что есть мочи: а хочешь - спать ложись в густой траве под дубом. Жизнь, полная опасностей, невзгод, смертельных схваток, жизнь, право на которую необходимо постоянно отстаивать, а без расположения Фортуны в которой не выжить.

   Больше всего Барду докучали волки. Однажды рысь спрыгнула с дерева ему на спину. Затаилась так, что знаток таёжных троп даже не заметил эту кошку, изощрённую на охоте. Как-то в густой траве путник не заметил гадюку, наступил случайно на верёвочку под солнышком. Болело...! Два дня пролежал под кустом, прощаясь со всеми! Не кусают гадюки до смерти, жалеют. Ужаленные гадюкой умирают от боли , от страха. Бард умел терпеть боль, вывернулся от смерти! Да ещё и не с таких передряг выходил этот сын тайги! Отлежался, поправился.
   Но это всё были единичные передряги, скрашивающие путь Барда, чтоб дорога нескучной показалась. Волки преследовали путешественника постоянно. Не признающие таёжных законов, неудержимые в ярости, не признающие границ между охотой и убийством, волки преграждали путь Барда еженощно, особенно голодными зимами.
   С волками-одиночками состоявшийся боец Бард ещё как-то справлялся. С каждой схваткой его волчьи бои становились всё более победоносней. У Барда в этих боях всегда было преимущество: ему помогали руки, способные держать палку и бросить камень.
   Со стаей волков приходилось помучиться, провести бессонную ночь на дереве, выжидая, когда удастся кого из зазевавшихся зверей подцепить за хвост, подвешать к ветке, выбить зарвавшуюся спесь всепомогающей палкой.

   Волки учили Барда законам тайги - суровым и жестоким, не терпящим поблажек.
   Бард мог вот так, в драках и раздорах, провести всю свою жизнь, постоянно отстаивая на неё права для себя. Когда нибудь его искалечат, несомненно, и тогда немощный бывший боец без всякого перехода превратится в жертву, безропотно поджидающую свой конец от чьих-то зубов.
   А можно вывернуться другой стороной: доказать хищную основу в драках и заверить бывших врагов в своей мудрости, умении принимать решения и заглядывать в будущее. Тогда тебя примут, как вожака, и никто больше не посмеет нападать на Барда без особых на то причин.
   Распознают вожака легко - по узнаваемому запаху уверенности. Поэтому и пропускают завоевавших авторитеты зверей повсюду, с почтением.

   Волки страшны своей безудержной алчностью, но не на столько, как люди, не подчиняющиеся законам тайги, как страшен человек, убивающие потехи ради. Вот с кем не надо бы встречаться Барду - с людьми, и их серыми рычащими лентами.
   Про эти ленты рассказывали грязные медведи.  Возле этих лент, рассекающих тайгу пополам, намного теплее, чем в лесу. Там всегда можно отыскать много доступной пищи. Но эти ленты прожорливы, они давят медведей нещадно, без предупреждений, так же, как и люди - ради удовольствия. Потом медведи, убитые лентами, валяются на обочине никому ненужными: их даже есть нельзя, гниют и воняют тлетворно.
    Другие же медведи умирают в тайге, далеко от лент-убийц. Они не могут ничего больше есть, исходятся кровью, гниют заживо. Их тоже невозможно есть, и места где грязные медведи остаются навсегда, долго ещё благородные звери обходят стороной, обходя невыносимые ядовитые запахи дальними тропами.

   С грязными медведями никто из лесу больше не общается - они предатели. Предатели и носители непонятных смертей. Грязные, отвратительные медведи - они связующие звено между тайгой и людьми. О людях знать необходимо, хотя бы для того, чтобы выжить.
   Грязные медведи поведали Барду о серых рычащих лентах, и теперь наш странник вынужден подолгу затаиваться за деревьями, чтобы перейти эту напасть. Он ожидал ночами, пока дорога уснёт ненадолго, и перепрыгивал её в два-три прыжка, быстро, осторожно, чтобы не разбудить ненароком.
   Рычащие ленты всё чаще преграждали долгий путь Барда, прерывали дальнюю дорогу к Дому.



                Глава IV.

                Тёплый Дом.

   Бард нашёл Дом. Это была лощина, такая же, как и многие другие, что пересекал Бард на своём долгом пути. Выйдя на южные склоны этой долины, заросшей бескрайней тайгой, путешественник сразу понял, что это и есть Дом, здесь можно жить. Здесь всё было, как в его непонятных видениях: лес, зажатый холмами, дымок вдалеке и петляющая по низине речка, что прячется за крутым правым берегом и вновь появляется, прорезая голубым, искрящимся пунктиром тёмно-зелёную лесную тайну.
   А лес уже покрывался разноцветьем, приглашая всех на праздник жизни, расщедрился, как никогда в этом году.
   Бард чувствовал притяжение этого места и лишь по одной этой причине уверился, что он заканчивает свой бесконечный многолетний переход по тайге. Он набрал полную грудь воздуха - верно, родной, - выдохнул с медвежьим рёвом и размашисто двинул вниз по склону, необычно для себя спокойным и рассредоточенным: опасности нет!

   Речка и впрямь оказалась с "молочными берегами" - белый песок то там, то здесь открывал её притягательные пляжи. Усталый путник не удержался, пробежал по тёплому вяжущему песку и влетел в стену брызг. Холодная вода сковала дыхание. Бард прижал кулачки к груди и выдохнул дискантом на многие километры по реке: "Ух"! Он погрузился в реку, и течение мягко поволокло уже привыкшее к холодной воде тело по галечному дну.
   Продрогнув до самых кончиков костей, наш пловец выскочил с ледяных вод, обняв себя руками и отстукивая зубами песню сверчка; прыгнул в тёплый песок и растянулся под тёплым солнцем в блаженстве: "Дома"!
   Отдохнув в своё удовольствие, Бард бодро вскочил с примятого песчаного пляжа и резво запетлял к далёкому дымку, на запах родных пенатов.

   Пока усталый путник брёл к заветной цели сквозь таёжные завалы, овраги и возвышенности, дымок над лесом испарился. Дымок пропал, но запах остался. Запах жилья, неведомый Барду, но родной и узнаваемый, заложенный в памяти от рождения; запах человеческой деятельности, пищи на огне, навоза, вспаханного поля. Запах безошибочно вёл Барда к Дому.

   Дом открывался постепенно, скупо показываясь из-за деревьев то одним, то вторым боком. Наконец вскрылся весь на обширной поляне и нежданно удивил нового гостя  своей величавостью и статью. Ни одному медведю не по силам было бы так аккуратно сложить брёвна! Ни одному из соплеменников Барда не хватило бы терпения строить такую шикарную берлогу!
   Бард подошёл к забору без ворот и прорычал Дому приветствие: "Ум-м-а"! Ответа не последовало. Наверное, хозяева не поняли благих намерений гостя. Тогда Бард прошёл во внутренний двор и встал посередине, широко раскинув руки, раскрылся полностью, выказав свою полную безопасность.
   -Ум-м-а! Уф-ф-фу-у-у! Бъи-и-го-го! - заголосил гость на всех известных ему языках.
   -Му-у! - услышал наконец Бард ответ из самой неказистой постройки на заднем дворе.
   "Мудрые хозяева, - по достоинству оценил Бард добротные постройки. - Они соорудили большую красивую берлогу на самом видном месте, сами же живут в стороне, в скромном убежище. Так их враги сразу не увидят, и у них всегда останется время на отход"!
   Бард развернулся на голос и уверенно пошёл к дверям заваливавшегося на бок сарая.

   Гостя встретили мычанием и хрюканьем. Свиней Бард узнал, немного удивился, правда: "Как ожирели кабаны на оседлых харчах! Щетину потеряли, гладкие и чистые"! О чем бубнят звери, Бард не понял, а род рогатых четвероногих вообще не смог распознать, хотя отметил их доброту и спокойствие - гарант гостеприимства хозяев здешних обустроеных мест.
   Бард старался уловить хоть толику информации от незнакомых животных, всматривался им в глаза, внимательно следил за движениями, вилянием хвостов, на полную включал интуицию, пытаясь уловить малейший проблеск мысли в запахах помещения - ничего! Видать, осёдлые животные настолько отдалились от лесной жизни, что понимание между зверьми и скотом стало невозможным.
   -Я отдохну здесь недолго? - всё же на всякий случай испросил разрешения Бард, вовсю жестикулируя руками и играя интонациями. Его не прогнали, и этот факт гость принял за приглашение войти и остаться.
   Он огляделся и отметил преимущества жилища перед берлогой: здесь больше пространства, и затхлый воздух лучше вентилируется, освобождая место свежему. И всё же здесь тепло, пожалуй, даже теплее, чем в берлоге. Чисто. Старый навоз убирается - это заметно. Хотя хозяева тут же добавляют свежие отходы своей жизнедеятельности, парящие и вкусно пахнущие. Всё верно - тепло просто так не приходит.
   В поисках места для отдыха Бард обратился к рогатым. Свиньи внушали ему меньше доверия, неприязнь к ним засела в Барде ещё от лесных кабанов. Доброта рогатых была заметна даже непосвящённым, да и тёплый парок от их лепёшек манил притягательней.
  Гость закинул охапку сена в стойло к коровам и растянулся у них под копытами, совсем не опасаясь за свои бока - эти животные не могли причинять боли, даже нечаяно; об этом говорили их добрейшие глаза.

   "Как они копытами умудрились так здорово подгонять брёвна друг к другу"? - влетела шальная мысль в голову Барда, когда он увидел последнюю реальную картину перед сном: далеко не стройные коровьи ноги, испачканные навозом, и выжатое болтающееся вымя с множеством сосков, которые напомнили взрослому медведю Барду его далёкую маму-медведицу.
   Бард не стал искать ответы, проясняющие коровье строительное мастерство. Он провалился в сон. Так беззаботно он не спал с детства, когда мама охраняла его безмятежность. В самостоятельной жизни спать приходилось в полглаза: любой услышанный шорох мог предупредить о надвигающейся опасности. Сколько раз чуткий сон спасал ему жизнь! Даже запах вождя не мог гарантировать его безопасности во время сна: всегда найдётся зверь, который не приминёт воспользоваться случаем легко завладеть чужими заслуженными достоинствами.
   Неожиданный гость коровника заснул безмятежно, свернувшись калачиком, словно дитя малое. Он даже позволил себе посопеть и поскулить по-щенячьи, впервые с детства увидев сон.
   А снилась ему медведица, как это и ожидалось. Бард втиснулся к ней под лапу и блаженствовал в тепле, пока его неусидчивые братья дрыхли на своих пригретых местах и не возились беспокойно, мешая всем и царапаясь.
   А потом ему приснилась корова. Она пыталась встать на задние ноги, а передними обхватывала бревно, пытаясь зацепить его копытами и приподнять. Копыта скользили и срывались, сама же корова постоянно заваливалась на спину, смешно взбрыкивая задней ногой и чертыхаясь по-коровьи: "Му-му-ухомор тому в глотку, кто заставляет коров работать"!

   -Анфиска! Дура! Тёлка перезрелая! Что удумала, зараза! А ну выходи, гадина! Прибью! Что творит, безбожница! Что творит! Притащила в дом заразу! А ну-к вставай, охальник! Разлёгся тут"!
   Бард вскочил, разбуженный человеческим голосом и собачьим лаем. "Человек"! - застучала в нём пораженческая мысль, сковывая трусливым холодком. А ведь предупреждали его медведи: нет ничего страшнее встречи с человеком. Человек же с такой палкой, как у этого бородача, приносит смерть. "Дождались! Вот и всё"! - Бард встряхнулся, чтобы прожить последние минуты достойно, не показать себя трусом перед этой гадиной - смертью.
   -Святый Боже! Василий Блаженный! - заголосил крестясь хозяин заимки, разглядев незванного гостя: голого, испачканного в коровьем навозе, в шрамах всего - точная копия голого юродивого Василия. - Воскрес благодатный! (бухнулся мужик в ноги Барду). И сразу ко мне? Ну вот и правильно, всё верно. А измучился-то как в дорожке, поизносился (прикоснулся к гостю рукой). А я баньку как раз истопил. Пойдём, мил человек! Пойдём, обмоешься.
   Хозяин полнился добротой от вида Барда, стройного и открытого со всех сторон; в глубоких голубых глазах которого виднелась душа. Вот из таких глаз и узнали люди, что слеплены они не только из тела, но и духа - энергии жизни.
   - Анфиски здесь точно нет? - огляделся мужик в очередной раз на всякий случай.
   Бард ясно распознал изменения в настроении хозяина и, успокоенный, покорно поплёлся за ним. А куда ещё ему было деваться? Он с удовлетворением отметил, что понимает людей довольно хорошо: мысли хозяина читались ясно, а действия его казались вполне предсказуемыми.
   Бард понял, что его хотят искупать. Ему было неясно, почему он сам не может помыться - во дворе стояло корыто с водой, вода угадывалась в глубокой яме, окружённой деревянным ограждением (колодец). Речка протекает в ста метрах, добежать до неё и плюхнуться в ледяную воду - минутное дело.
   И вообще, он прежде бы поел, а после уже мылся. Он всегда так делал после сна: проголодавшийся, ел что первое под руку попадётся, а потом уже умывался в ручье, оттирал сорваной травой измазанные пищей лицо и руки.

   Баня Барду не понравилась. К чему лезть в жару? Ради привычки? Но ведь жару всегда возможно избежать, спрятавшись от палящего солнца в тени деревьев, в прохладной яме; спуститься к речке, возле которой воздух всегда бывает свежим; окунуться в её холодные, бодрящие воды, в конце концов!
   Приучать себя к жаре нет никакого смысла. Другое дело - привыкать к морозам. Бороться с холодом дело бесполезное, надо отучить себя бояться холодов. Мёрзнуть - дело весёлое. Надо полюбить морозы, и  тогда зимние колючие красоты откроются для всех любителей земных просторов.

   Хозяин болтал без умолку, на подъёме. Он представился Афонасием ("Афоня по-простецки"!), но имя Барда переиначил на свой лад - Бориска. Гость - немой. Всё мычит, да бурчит. Имя своё выговорить не в состоянии! Вот Афонасий и поправил его по христиански - Борис.
   "Тяжело возвращаться от Бога, - рассуждал Афонасий относительно Бориса, что явился в мир, неся в себе душу Василия Блаженного. - Оказывается, можно и так объявиться - взрослым. Только всё равно придётся начинать всё сначала: учиться говорить, жить, верить. Жизнь, она к себе неучей без наставников не подпускает".

   Барду не понравилось, что его имя переврали. Это имя дала ему при рождении мать, и никто не вправе коверкать материнские начала! Что ж, со временем он объяснит дремучему незнакомцу его ошибку и заставит называть себя правильно. Пока же хозяин не особо понимает Барда. Ох и долго же знакомятся эти люди! Не могут сразу распознать, кто есть кто.
   Бард чувствовал расположение Афонасия, а его приподнятые настроения селили в таёжном госте уверенность в полной безопасности приютивших его мест.

   Баня обдала Барда жаром, и неопытный "мойдодыр" отпрянул от вырывавшегося пара, уткнувшись в смеющегося Афоню.
   -Смелей, смелей! - надсмехался над боязливым гостем Василий. - От пара банного не бегают. Банька - чистилище для души! Вперёд, не тушуйся, жар не выветривай!
   Бард жестом пригласил Афонасия пройти первым, тот усмехнулся и вошёл, пригнувшись под пар.
   "Надо входить! - обречённо осознал своё недалёкое тяжёлое будущее Бард. - Настоящий медведь ни в чём, никогда, не должен уступать! Иначе легко лишиться звания вождя, а в самом худшем случае - упасть до грязных медведей в глазах сородичей. Если человек выдерживает такой жар, то и ему это запредельное тепло горящей тайги не принесёт смертельных увечий. Должно быть, это испытание какое-то, человеческий ритуал, проверка на прочность: что-то вроде первого сражения за медведицу, которое молодой медведь почти всегда проигрывает. Но я уже не молодой медведь! Я должен, обязан победить этого тшедушного человечка! Продержусь, вытерплю"! - набрался Бард решительности и юркнул в парилку вслед за хозяином, тут же упал на пол, на корточки, спасаясь от густого жара, режущего лёгкие.
   -Закрой рот ладошкой! - усмехнулся над "бананом"-неумёхой опытный парильщик. - Вставай! Вставай, давай! Залазь на полок! Будь мужиком!
   Бард поднялся с колен как показывал ему Афоня - прикрыв лицо ладошкой. Разгибался неспеша, с опаской начал подъём под потолок, в надвигающийся жар, ведомый одной лишь мыслью: "Медведь не вправе уступать ни при каких обстоятельствах"!
   "Как в тумане"! - неверно определил Бард свои банные ощущения. Он действительно окунулся в туман: те же расплывчатые образы, с трудом узнаваемые объекты, открывшие вдруг все свои таинственные стороны; приглушённые звуки: далёкий звон банных тазиков, играющий морзянку далёкого Космоса. Глухой голос неумолкающего Афони - будто филин из дупла. Всё как в детстве когда-то, в берлоге. Замкнутый мирок. Сказки мамы о далёкой Арктике и дядьях - белых медведях...
   А потом Афоня стал ни за  что бить разомлевшего и обессилевшего гостя берёзовыми ветками. Наверное, хотел доказать своё превосходство таким наивным способом.
   "Да и бей! От меня не убудет, - мычал расслабленный вконец Бард, распластавшись на горячих досках. - С ответом пока повременю - лень. Вот выйдем с бани, поквитаюсь непременно! Меня медведи били - терпел! Волки кусали! Чем ты захотел меня испугать? Похлопыванием? Ух! Ах! Бей, бей! Мне не больно! Хорошо даже! И вот здесь! Ага! И сюда, пониже"!

   А потом они сидели в беседке, увитой плющом, и пили колодезную воду. Воздух был необычайно свеж и вкусен.
   Афоня подал Барду чьи-то белые шкуры (не медвежьи, точно!) и показал, как следует их одевать. Шкуры приятно обложили тело, словно подпревшая листва, и даже нежнее того. В них было удобно сидеть и греться, но передвигаться они будут мешать, скорее всего. "Недолго снять"! - решил Бард по поводу одетых на него кальсонов и предался блаженству, отринув посторонние рассуждения.
   Бард не чувствовал тело. Впервые он расслабился под действием банного массажа и освободил мышцы от постоянного напряжения. Всегда готовая к опасности, мускулатура дикого обитателя тайги впервые в жизни получила послабление. Тело Барда, чистое и прозрачное, едва держало душу, и та, учуя свободу, стремилась прорвать телесные преграды, взмыть ввысь, как это ей и предназначалось изначально.
   Это какому гению пришли в голову подобные озарения: сделать себе плохо, чтобы потом хорошо стало?!

   Для полного счастья Барду не хватало теперь только еды. Голод уже давно пытался завладеть его чистейшим существом. Мысли чистейшей воды никогда не насытят голодного, да и сама ключевая вода без сытного обеда не заставит живое двигаться.
   Ладонь у раскрытого рта - любимейший жест ленивца: поспать, да поесть. Кричащие напоминания о еде больше не позволили Афоне оттягивать обеденное время:
   -Скоро уже пойдём, откушаем. Вот только остынем ещё немного после баньки. Каша - кормилица наша! Давно уже в печке томится.
   -Каша - кормилица наша, - впервые выговорил Бард человеческое слово. Чисто так! Чем порадовал гостеприимного хозяина: "А из него выйдет толк"!

    Афонасий решил приютить Бориса. Дом нуждался в мужских руках, коих было только две и те застарелые. У мужа не случилось сыновей. Трое невест вышло с его дома. Четвёртая дочь, Анфиса на выданье, гостит с матерью в городе, неделю как уже проведают сестёр-дочерей, всех по порядку объезжают. Пока всех не объедут не наворкуются.

   Ученье давалось Борису тяжело. "Не приступай к трапезе без молитвы благодарственной"! - поучал дремучего приживалу Афонасий. Бард вырывал горячий казанок с рук подающего и не подпускал хозяина к столу, пока сам не насытится.
   -Каша - кормилица наша! - рычит дикарь. Знал бы Афоня, чем это всё кончится, не учил бы! Ест без ложки, пачкается! Никакие наставления во время обеда до него не доходят!
   Афонасий стал готовить гостю отдельно, чтобы самому не оскоромиться случаем.

   К работе Бориска был охоч, хотя обучался с большим трудом. Казалось бы, что может быть проще земляных работ? Лопата уже ни одно тысячелетие служит человеку наравне с оралом и мотыгой. За это продолжительное время этот древнейший земледельческий инструмент сросся с натруженными руками.
   Осень - самая пора для обучения. Земля не привередничает особо, когда её готовят к зимней спячке, укрывается снегом и не вскопанная. Если же лопата коснётся уставшей за лето, выжатой земли, весенняя живородящая благодарность её станет безграничной.

   Борис с энтузиазмом хватался за лопату, облечённый доверием, но скоро бросал её и раскидывал землю руками, как учили его ранее медведи: копал ямы, норы.
   Афонасий доверял Борису: на учение нужно время, ученик же этот - убогий, к труду не приспособленный. Работе тоже необходимо учиться, и обучение это самое тяжёлое для человека, ленивого от роду. Обучение труду требует большого прилежания и упорства, не меньшего, чем для божественного учения, обучения письму-грамоте.
   Время терпит. Время всё перетрёт, всему научит. Тут главное не сорваться не накричать, не разрушить ранних достижений, не расколоть достигнутого взаимопонимания между наставником и учеником. Полученный рабочий навык легко стереть недоверием.
 

                Глава V.

                Первая страсть.

   Женщины всегда появляются неожиданно. Делают они это неосознанно. Слабому полу необходимо растормошить мужчин, обратить на себя внимание вечно занятых не тем чем следует, самовлюблённых зазнаек.
   Женские перепутья непредсказуемы, точный график их путешествий составить невозможно. С женщинами в дороге постоянно что нибудь, да случается: то задержка вдруг какая непредвиденная, то наоборот - оказия попутная, удачная. Поэтому они никогда не прибывают на встречу с близкими вовремя: то опаздывают, заставляя беспокоиться за них, думать настойчивей о их неотразимости; то появляются раньше срока, сюрпризом, заставляя мужчин терять самообладание, виниться в несуществующих грехах.

   Женская половина таёжной семьи Корнейчуков спешила в родные лесные покои с особым нетерпением: уже месяц как гостили мать Лукерья с Анфисой по дочерним семьям, в городах бездушных, суетных. И случай подвернулся спешащим женщинам, возвращались они домой раньше срока.

   Афонасий с утречка пораньше нацелился в тайгу попытать счастья с ружьишком, решил побаловать свой любимый женсовет свежатинкой какой, что на фарт охотничий заклюнет.
    Тайга не Сахара, её интернет-паутиной не окутать, поэтому новости здесь приходят с опозданием - когда ещё сорока долетит до адресата! По той причине и остался наш охотник без радостной вести о заблаговременном приезде любимых женщин. Да и тайга не отпустила Афонасия к запланированному часу. Тайга - та же женщина, не любит она строгих графиков, и время здесь течёт, как кому заблагорассудится - то летит подстёгиваемое страхом, то застывает в волшебных мгновениях, привеченное красотой да откровениями.

   В тот день Бард приводил двор в порядок, выполнял хозяйские указания, прибирал налетевшую осеннюю листву и собирал её в компостную кучу. Подготовка дворового хозяйства к строгой женской проверке проходила с переменным успехом. Непослушный лист разлетался озорно по ветру, цеплялся на метёлку, всячески избегал уготованного ему места на заднем дворе.
   Осерчавший дворник зло замахал на безмозглый лист метлой. Та пошла у рассерженного блюстителя порядка вкруг, над головой. Как и ожидалось, метёлка слетела с черенка, и Бард зачертил по дворовой дорожке бесполезной палкой; сломал и её, в конце концов.
   Бард не смирился с неудачей: "Мы не привыкли отступать"! Настырный дворник стал собирать листья руками, по одному. Дело пошло - ручной труд оказался результативным. Смекалистый работник пошёл дальше в своих рационализаторских находках: Бард начал собирать листья за пазуху, постепенно превращаясь в растолстевшее огородное чучело.

   Охотничьи псы, оставленные Афонасием приглядывать за Бориской, смотрели очумелыми глазами за удивительными метаморфозами своего нового товарища.
   Бард  скоро нашёл общий язык с Бобиком и Шариком - настоящими таёжными псами, которые легко загоняли вепря. Псы с должным уважением отнеслись к понятливому собеседнику, а разнюхав его лидерскую натуру, признали Барда вожаком. Теперь у состоявшейся дворовой собачьей стаи были свой хозяин - Афонасий, и вожак Бард.
    Учуяв изменения в вожаке, псы решили опробовать того на зуб: а вдруг удастся понизить того рангом? Вдруг возможно будет заставить этого самозваного Бориску загонять дичь да миски собачьи подлизывать да блеска?

   Грозные челюсти клацнули с правого бока Барда, разорвав на нём рубаху. По двору посыпались листья вместо ожидаемой крови. Второй рык и скрежет - мимо! Не так просто взять бывалого таёжника! Бард - не безмозглый боров какой. Медведь, как-никак! Всё встало на свои места: вожак оставался в победителях, псы-загонщики покатились по двору визжа от ушибов и неудачи.
   Собачьи настроения меняются скоро. Бард быстро прочувствовал псиный норов и легко научился подчинять их помыслы под себя. Он взвизгнул щенком и перевернулся в кульбите вслед улепётывающей своры. Бобик с Шариком застыли в пыли, притормозив сходу, и звонко залаяли почуяв надвигающуюся игру.
   Всё смешалось - люди, собаки, лай и визги, рык и гогот! Из клубка пыли вылетали поочерёдно хвосты и тела, ноги и лапы! Рубаха на Барде разорвалась на полоски, развевалась, словно на Страшиле, раззадоривая псов своим полосканием. Листья снова разлетелись по двору, покрыв всё своей неуместной желтизной, как было задумано ранее ветрами. Щенячий восторг захватил всю округу. Даже птицы слетелись на представление со всех сторон и расселись по заборам и садовым деревьям, поддерживали соревнующихся щебетаниями и чириканьем. Сороки стрекотали по заслуженным, подбадривали вылетавших из свары.
   Было весело.

   Женщины подошли в самый разгар драки. Они уже были наслышаны о необычном госте, что приютил Афоня в их отсутствие.
  Мама Луша всё порывалась прекратить всё это безобразие, опасаясь ненужных увечий, как с той, так и с другой стороны: "Добром это не кончится"! Дочь противилась: "Давай посмотрим! Это так весело! Они же играются, мама"!
   Женщины попытались скрыться за кустами, но поздно: Бард заметил постороннее движение на заимке, и ринулся защищать вверенную ему территорию. Афоня говорил Бориске, что к вечеру должны быть гости, но эти - разве они люди?! Бард впервые видел женщин, и они ему не нравились - не подтянутые, расплывчатые какие-то. Бард рявкнул на незваных гостей и оскалился в рычании, призывая тех покинуть запретную зону.
  Псы узнали хозяек и рванули их встречать, преградили Барду дорогу к хозяйкам, весело запрыгали с приветственным лаем.
   Бард встал оторопело: вот эти - гости?! Спрятали недостатки за несусветными шкурами, обрюзглые! Как они в них двигаются? Падают на каждом шагу, по ходу!
   -Здравствуйте! - приветствовала Анфиса приживалу, веселясь с неожиданной встречи, прыскала со смеху в кулачок.
   -Ум-м-а! - промычал ответное приветствие Бард.
   -Да он немой! - пояснила дочери Лукерья.
  -Знаю! - ответила матери Анфиса, приседая гостю в "книксене".

   Женщина одним своим присутствием способна запороть мужское дело. Если кому вдруг приспичило до зарезу рассыпать зачинающиеся дела - он ставит над мужчинами женщину начальником.
   Бобик, поприветствовав хозяек, направил презрительную струю в сторону Барда - битый вожак проиграл схватку, прервал её первым. Победил в драке Бобик - на подтверждение свершившегося акта и судей не надобно! Поддержка женщин тому порука. Бобик забегал по двору, отмечая границы отвоёванной территории. Шарик преданно следовал за вожаком, обнюхивая и запоминая новые метки.

  Бард всё стоял на разбросанной листве, не смея двинуться. Он понял вдруг, что не может оторвать взгляда от женщин. Их облик становился для него..., - милым, что ли. Такого притягательного чувства медведь ещё ни к кому не испытывал.

                ***

   Интерес Анфисы к Бориске креп с каждым днём. Такой необычный парень! Молодой лесовичок. А глаза! Смотришь в них - не оторваться! Непонятный, милый паренёк.
   Немой, не немой? Не мой (хи - хи)! Он учится говорить, чисто выговаривает отдельные слова. Это так смешно! Словно ребёнок, путает значения слов, и выводы его всегда неожиданны: смешные, и любопытные в то же время.


   Интерес Барда к женщинам был не меньшим. Он никогда ещё не был так предан кому либо, желание помочь этим созданием стало для молодого ценителя женских прелестей повсеместным. Бард становился неотлучным спутником у женщин, и это переходило уже все разумные пределы.

   Женщины ходят в баню по второму пару - так заведено в семье Корнейчуков. Недотёпа Бориска потащился в парилку вслед за женской половиной: как они там без него? Кто их под парком веничком отхлещет? Ведь женщины ничего не смыслят в банном деле, в чём поднаторел их неотлучный друг.
   Не пустили... Борис не понял причины своей опалы. Видать, провинился где-то. Надо будет исправляться.
   Преданный Бориска ежеминутно стучался в банное окошко, заглядывал - в порядке ли там всё? Помощи никакой не требуется?
   Женщины визжали вначале на надоедливого гостя, гнали прочь. Позже смирились: от осмотра с них не убудет. Не знает паренёк, видать, о правилах поведения, не знаком с традициями; из лесу вышел, для него стыд наготы не ведом.

   Барда впервые посетили сомнения в том, что он не совсем медведь. Ведь незря же его не привлекают медведицы.  Симпатия к женщинам - хорошо ли это? Ведь звери никогда не спариваются с особями разных видов. Законы продолжения рода - самые строгие в тайге. Их никогда не нарушают, да и в голову такое распутство никому не придёт, чтобы лиса с волком (?)!
   "Всё ли в порядке со мной? - мысли о собственном здоровье приносили Барду всё большие беспокойства. - Я всегда был непохож на медведей. Раньше самобытность укрепляла мой статус, я стал вожаком. Неужели я больше не буду медведем? Кто я? Человек? Почему именно он? Нет! Не хочу"!

   Корнейчуки вставали с рассветом - факт далеко не удивительный. Однако Бард умудрялся просыпаться первым: если хозяев будили первые лучи, гость просыпался по зову леса.
    Пока хозяева совершали свои утренние моционы, обязательные утренние работы по двору, Бард пристрастился спускаться к реке, увлёкся рыбалкой на зорьке. Речка хорошо промывает сны, а свежая мысль способна довольно точно составлять планы на день.
   Афонасий научил наставника пользоваться удочкой. Бард быстро вник в секреты рыбалки с бережка, но у него не хватало терпения следить за удой. Нетерпеливый рыбачёк крепил удочку в рогатине, сам же пробирался к камню на быстрине, садился на корточки и застывал в ожидании.
   Никто не обучал Барда рыбалке гризлей. Каким невероятным образом он приобрёл навыки ручной ловли, неизвестно, но ни одна рыбина не проплывала мимо застывшего на камне рыбака. И малая и большая рыбы , взмывали над рекой, пролетали метров десять и продолжали своё плаванье уже по суше, в траве, так и не поняв, что совершили свой последний полёт.

   Анфиса встречала свои дни-предвестники прятками в утреннем тумане.
   Много потеряли женщины, кто не испытывал на себе эту девичью речную затею: соблазны тела утренней росой, утренней прохладой, волнительной наготой.
   Казалось, никто в этот час в таёжной глуши не догадается прильнуть взглядом к разгадкам девичьих секретов. И всё же за девушкой всегда наблюдали, спрятавшись за прибрежным ивняком, из-за шуршащего речного камыша. Анфиса чувствовала на себе взгляды лесного зверья и птиц, стыдилась, спеша в самые густые туманные затяги, прячась за встречными берёзками, в холодной осенней воде, которая ещё не успела застыть, готовясь одевать ледяные одёжки. В воде, однако, Анфисе уже никак не спрятаться от рыб. Здесь свой девичий стыд девушке приходилось скрывать брызгами, в разгоняемой волне, в быстроте движений.
   И даже если весь этот речной мир был глубоко надуман, и нагое девичье тело нисколько не интересовало лесных обитателей, Анфисе надо было придумать эту сказку, чтобы надвигающийся день заполнился событиями, не пропал даром в бездействии и лени.

   В это утро, первое за долгое отсутствие в родном доме, за Анфисой и впрямь подсматривали. Восхищённо взирали на призрачную девичью наготу пара озёрных мальчишеских глаз. Бард смотрел на это речное чудо, не веря, что так бывает в этом мире, что всё это девичье сияние, мерцающее сквозь туманную пелену - явь, доступная и ощутимая.
  Смотрела на всё это кричащее речное молчание Лукерья. Мать вышла вслед за дочерью вспомнить молодость, окунуться в осенние воды, если позволит застарелая решимость, загнать свой ледяной страх куда подальше.
   Строгая материнская натура сразу распознала первичные флюиды, заискрившие между молодыми. Утро ожиданий для Лукерьи рассыпалось на тревожные сомнения: "Что может выйти из этого союза? Да ничего хорошего"!

   Мимолётные взгляды молодых становились всё явственней для опытных родителей.  Мнения взрослых по поводу внезапно вспыхнувших чувств меж неокрепших ростков совпали:
   -Дикарь из леса никак не может претендовать на руку их неподражаемой дочери, достойной более высокой участи - городской. Да и не совсем чиста эта первая любовь - на чувствах, построенных без выбора. Пока не поздно, необходимо это всё пресечь!

    Афонасий провожал Барда у лесной опушки:
   -Придёшь когда? ( Бард кивнул). Заходи, не забывай. Ты стал нам дорог. Куда пойдёшь? На восток? Или туда? К предгорным степям? Или в сторону Колдун Камня?
   -Колдун Камень, - повторил Бард непонятное ему словосочетание.
   -Ну, прощай! - обнялись подружившиеся люди, которым необходимо стало вдруг расстаться по необъяснимым причинам. Афонасий показушно отвернулся, смахивая несуществующую слезу. Бард замелькал за стволами берёз размахивая заплечным мешком, который собрали ему в дорогу предупредительные хозяева. Направился на поиски Колдун Камня, не понимая до конца, что это за место, куда его послали так неожиданно.


                Глава VI.

                В поисках Беловодья.


   В переплетенье уходящих горизонтов, на рубежах далёких стран, лежит долина полная восторгов, покоя пристань, ветра стан.

                ***

   О заветном Беловодье Борису поведала Лукерья.
   -Там, далеко, куда и Афонасий не захаживал... Если выйти по мунгальской тропе между Иртышом и Аргунью... Если удастся пройти степи, охраняемые злыми киргизами-сарымсаками... Если не сгинешь в неприступных горах, одолеешь непролазные кручи... Там, за высокими горами, за туманными облаками, ледниками и снегами..., там, в заветной долине, раскинуло свои священные воды Белое Озеро - предвестница Беловодья... За озером тем, Белым, простилается Божья Земля с чудодейственными валунами, что излучают свет и тьму, тепло и холод. В озеро впадает река, неприступные истоки которой таятся в небе. Река та полнится млечными водами, поэтому и носит название, Беловодье. Своими чудотворными водами река кропит земли благодатные, которые щедро плодят жизнь богоугодную.
    В долину ту высокогорную нет доступа злу и корысти. Не следили по кисельным берегам млечной реки хищники, закрыта долина жизни от насилия и убийств, нет в тех местах работы для смерти. Живут там люди святые, близкие Богу. Жизнь их светла и праведна. Счастливые люди со светлыми мыслями.

     Борис слушал чарующий голос женщины, и воображение его полнилось таёжными грёзами, местами, где ждут его, где он нужен; где много дичи, а жизнь привольна и желанна. Он не понимал слов женщины, ему были доступны только образы, что пыталась довести до внимательного слушателя Лукерья. Борис "слышал" рассказчицу глазами, чувствами, разгадывал интонации; и решил, что она рассказывает о месте, уготованном для каждого создания на Земле. Место, где он должен жить.
   Борис ловил знакомые слова и вздрогнул, когда услышал о "млечной реке". Он знал о ней всегда, столько, сколько помнил себя. Откуда - неизвестно.  Только знал он реку "с молочными берегами". Ошибка? Может, поэтому он не мог так долго отыскать своё место в жизни? Теперь он точно знал, что искать, и поиск его обязательно закончится удачей. По другому просто быть не может! Любое животное должно иметь своё место, любимый лес-кормилец.

   Бард разделся и спрятал одежду, подаренную Афонасием, остался в нижнем белье. Ему нравилось прикосновение тёплой ткани кальсон, к тому же эта мягкая ткань не сковывала движений, как остальная одёжка. Он оденет одежду, когда вернётся. К этим добрым людям Бард вернётся непременно, несмотря на многочисленные предупреждения об опасностях, сопутствующих общению с человеком. Бард вернётся, потому что Афонасий просил его об этом. Вот только сходит к Колдун Камню, найдёт Беловодье и обязательно вернётся. Расскажет о своём далёком путешествии и поделится таёжными новостями.
   Бард освободил рюкзак от трёхдневного пайка и тут же съел его зараз: так проще нести пищу - в себе. К тому же на съеденную пищу никто не позарится. Он оставил себе в дорогу только рогатку - отличное подспорье на охоте. Афонасий сделал "пацанскую хулиганку" ради смеха, но Борис изрядно преуспел в стрельбе из этого древнейшего оружия. С рогаткой в дальней дороге для путника не будет проблем с питанием.
   Тайга не была для пытливого путешественника страшна, она взрастила его, накормила, научила жить. Путь Барда был далёк и долог, ни на одну смену погоды, но он был уверен в своих целеустремлениях, знал, куда и зачем идёт: найти себя в этой сложной жизни, которую просто необходимо понять - зачем она, и почему вокруг всё так красиво и интересно.

                ***

   Бард вышел к Колдун Камню в самый разгул морозов, когда тайга отдыхала от беспокойного года под снежным покрывалом, похрустывала деревьями в блаженном сне. Забыла тайга о своей высочайшей обязанности, пригляде за жизнью, и зверьё выживало само, кто как приноровился к морозам и скудному питанию.
   Заснеженная ложбина, закрытая со всех сторон высотами, открылась Барду ледяным сверканием, слегка оттенённым бедной зеленью сосен и елей; открылась вся разом, с холма, без утайки. Хрустальное озеро в глубине зачарованной долины смотрело в небо немигающим взглядом и зазывало путников вызывающей красотой: "Заходите летом"!
   Бард узнал об этом месте интуитивно, когда Афонасий посылал его в поиск. С какой целью - этим вопросом Бард не задавался. Надо, значит надо. Главное - найти это место, а там видно будет.
   Здесь не было никаких камней, не было ни скал, ни утёсов. Глинистые холмы защищали девственные леса от случайных алчущих взоров. Не было и Колдун Камня, Бард понял это словосочетание по своему. Он не знал, что значит "камень", сакральное понятие "колдун" для законченного материалиста вряд ли когда будет осмысленно во всей своей чудодейственной сути.
   
   Три дня Бард плутал по окрестностям в поисках источника притяжения этих мест. Бил зайца, птицу..., горностая один раз для разнообразия меню. Съедал добытую пищу тут же, пока тушка не успевала застыть на морозе, пока кровь жертвы оставалась горячей и могла хоть немного согреть.
   В первую ночь таёжник выкопал себе в снегу нору и залёг в ней без просыпу на все восемь часов кряду, оттаял во сне снега до самой земли, до самой прошлогодней травы, скрывающей под прелостью зелёный подшёрсток. Сны снились...

   На второй день Бард набрёл на горячий источник.
   Ручеёк, чудесным образом появляющийся из сугробов, неустанно приглашал путников окунуться, привлекая затягивающим журчанием.
   Бард не первый раз видел незамерзающие ручьи и подошёл к источнику без приветствий, нисколько не удивляясь живой воде средь мёрзлого снега и льда. Выпил с ладошки. Вода оказалась не питьевой и просилась наружу, зато теплота её и мягкость невероятно ласкали руки.
   Бард наступил в ручей и согнулся в поклоне, погрузился руками по локоть - не хотел двигаться, затянутый журчащим притяжением. Он стоял так, в неудобной позе, пока с рук не начали отмокать застывшие кровяные коросты от запёкшейся жертвенной крови.
   Рассеяв телесные сомнения по поводу сырой воды и сухого снега, Бард всё же влез целиком в приветливый ручей и разлёгся вальяжно на его илистом дне, расслабился в блаженстве и мечтаниях.

   Привиделась Барду добрая Лукерья, пахнущая надёжной сытостью и тёплым домом, где не надо никого и ничего опасаться.
   Виделась ему Анфиса в волнительном непристойном виде - улыбалась всё лукаво, за собой зазывала.
   Не пристало взрослому медведю задумываться об особях чужого рода! Подобных межродовых запретов не встречалось среди суровых таёжных законов, влечений к немедвежьим особям попросту не существовало. Даже о росомахе, этой самой ближайшей медвежьей родственнице, никто не помышлял. Связь бурого с белой или гималайкой - куда ещё ни шло! Но чтобы с росомахой, вечно заплетающейся, несуразной, пьяной юлой...! Да никакой самый грязный медведь!
   "Грязный медведь и росомаха... А тут девушка человеческого роду! Полный идиотизм! Недопустимая непотребность"!
   И всё же мысли об Анфисе не отпускали Барда. Запреты строгой тайги всё больше будоражили юное естество: "Ведь не видит никто. Не узнают"!

   Бард уснул возле тёплого ручья, опять в неположенное время. Он просыпал все недосыпы тревожных ночей. Тепло от ручья и его монотонное журчание убаюкивали. Время было, и Бард дрых десять часов, а то и более того.
   Он просыпался пару раз, мечтал на звёзды и заказывал сны. Сны были только добрые, о друзьях, о маме, любви; о местах неизведанных, желанных, где жизнь привольна и неопасна. Сны Барду выдавали, заказы на мечту молодости выполняются безукоризненно.

   Бард выспался и переспал. Ему необходимо было взбодриться и он поднялся с бережка потягиваясь, уложил свою сонливую лень в сторонку: "Не уходи надолго"! Прыгнул сходу в морозный снег, в покалывающую свежесть холода. Окунулся в мир неприветливой зимы прям из весёлого весеннего журчания. Запрыгал по сугробам то влево, то вправо, словно заяц какой несуразный.

   Искателям приключений всегда благоволят риски и удача, неожиданные встречи и случайные находки.
   Проголодавшийся Бард позавтракал тетерей. Он просто подкрался под ветку, где пряталась от утренних морозов тетеревиная семейка, и свистнул неожиданно, они и попадали все разом, со страху. Двое поднялись. Один, бардовский, остался лежать бездыханным. Глупая птица, но вкусная!
   Бард выглядел колоритно на открытой поляне, сидя в подтаявшем снегу, без шубы, в крови и перьях - урчал по-медвежьи, удовлетворённо.
   Ласка забегала вкруг, замелькала меж деревьев, приноравливалась к возможности украсть разбросанные птичьи кости с остатками мяса. "Чего уж там, поделимся", - насытившийся Бард освободил столовую поляну для новых едоков.

   Хозяйственные белки зацокали одобрительно нежданному незнакомцу. Красуются рыжие! Туда же их! Какие шубки, какой мех! Какие переливы от них на снегу! "А у вас такого нет! Надо было загодя готовиться"!
   Можно было надолго оставаться здесь, с разговорчивым рыжим семейством, да идти пора, искать новых знакомых, выглядывать встречи, причины для жизни.
   Причины нашлись скоро - в стороне от намеченного Бардом пути повеяло вдруг родимым. Запах шёл такой явственный, что Бард свернул без сомнений. Знакомый парок над сугробами - берлога.

   Полез! Любопытный! А как же иначе - столько лет без мамы! Соскучился, и никакие предостережения инстинктов не смогли остановить авантюрных порывов Барда. Полез...
   Непрошенный гость настроил свои чувства на доброжелательность. Чего-чего, а подлизаться к медведице Бард мог! Двухсоткилограммовая туша только хрюкнула во сне на появление постороннего: "Будешь безобразничать...! Ты меня знаешь! Веди себя спокойно"!
   В берлоге оказались трое любознательных медвежат, которые чрезмерно обрадовались неожиданному гостю: кому ещё из малышни подвернётся такая удача - увидеть в берлоге такую большую игрушку, человека шевелящегося.
   Повозились, одним словом. Пошумели по малому. Мама даже глаза открыла и рыкнула незло. Медвежата скучковались и прильнули к большой маме - все здесь! Бард свернулся калачиком в сторонке: "А что я? Я молчу. Больше не повторится". Медведица успокоилась и закрыла глаза.

   Бард тоже уснул. Опять. А что ещё делать зимой медведям? Спать, спать... Сон - наше богатство.
   Тепло в берлоге! Уютно. Барду снилась мама, братья-медвежата, тёплая мамина шкура и её сытные соски. Но прильнуть к чужой шкуре Бард не решался. И так всё хорошо. Тепло и спокойно.

   Наутро Бард проснулся полностью разобранным с пересыпу: ни мыслей ясных, ни движений устойчивых. "Надо идти"! Он освободился осторожно от насевшего медвежонка (ошибся мамой спросонья) и потихоньку покинул берлогу.
   Солнце ещё не показалось, и всё вокруг окрасилось розовым, даже голубой снег. Щадящий мороз заводил Барда на новый день аккуратно и надёжно, накачивал его уверенностью и бодростью.
   -Пора в путь! - зацепился Бард за ветку, раскачиваясь и рисуя ногой на снегу круги. - Хорошее место, да не моё. Будем помнить! До встреч!

                ***

   Бард искал своё Беловодье около полугода. Излазил все окрестные горы в поисках Белого Озера, спускался в долины по руслам рек, и снова поднимался в заоблачные выси. Далеко не уходил. Он знал, что место это где-то здесь, неподалёку, на Алтае.
   Всё чаще его посещали сомнения - медведь ли он? Почему ему снятся женщины, а медведиц он воспринимает просто как добрых существ - не более того? Почему его так тянет к людям, хотя он видит и ощущает всю разрушительную силу их влияния? Почему он выполняет их целеуказания и безоговорочно верит человеку?
   И почему, наконец, он так отличается от медведей? Облезлый весь, без шубы. Весом до Хозяина не вышел. На четвереньках бегать никак не научится, хотя такой бег во многом надёжнее его ошалелых прыжков с ноги на ногу. Мутант какой-то - и не медведь, и не человек.
   А почему не человек? "Вот только не я! - ужасался Бард от такой перспективы - быть человеком. - Хуже грязного медведя"!

   А потом он нашёл Ай. Бард так и не научился обращаться к Наташе, как принято среди людей. Такое имя хорошее - Ай! Она так прелестно представилась - немного растерявшись и стыдясь мимолётного испуга. Покраснела враз, глаза в сторону - прелесть! "АЙ"! - такие очаровательные нотки в голосе, тембр, эмоции!
   "Ай! Ай, Ай! - повторял Борис с тоской, вспоминая своё высшее счастье в жизни. - И почему его так мало выпало, всего на один день?! Почему столько много, соразмерно разлуке? Когда же уравновесится всё в этом мире? Когда наступит время встреч"?

   Ай послала его в тот день к Колдун Камню. Борис понял просьбу девушки, как желание жить совместно именно там. Это было недалеко, какие-то там 300 километров по знакомой тайге. Он преодолел этот путь за два дня. Устроил всё, договорился со зверьём. Набрал малины - такой ягоды не растёт больше нигде в тайге! Вкус, запах - неповторимые! Борис нёс ягоду любимой девушке в ладошках, всю обратную дорогу, более двух суток! Девушки на месте не оказалось...

   Борис смирился с именем, что дали ему люди. Он прождал любимую до осени. На заимке появлялось много людей, Ай среди них не было.
   Да, он - человек! Нет смысла терзать себя сомнениями по этому поводу. Ошибка какая-то вышла. Сбой в законах природы? Его сделали связующим звеном между тайгой и людьми? Жестокий эксперимент! Лучше бы убили сразу! Живи, борись! С кем? За что? И кто придумал эту жизнь? В каких изощрённых целях?

                ***
   
   Борис провёл следующую зиму в поисках Беловодья. И вот весной...
   Он зашёл сюда на звук голосов и музыки. Шум водопада сливался с шелестом листвы, свист ветра в ущельях провоцировал камнепады. Вся эта какофония постепенно затухала и переходила в ласковый шелест волн, обрамляющий спокойствием песни птиц.
   Голоса людей не гармонировали с музыкой. Наверное, так было надо. Женские вздохи передавали высшее наслаждение, не несли в себе ни толики смысла, рождались на одних эмоциях. Борису были знакомы эти звуки: так звери зачинают потомство, так орут лосихи и коровы в  хозяйстве Афонасия. Мужчины молчали сосредоточенно, отдаваясь наслаждениям любви словно волки, без видимых эмоций.
   Что-то непотребное виделось в этом, необходимом, казалось бы, для жизни действе - совокуплении. Всё проходило в соответствии с законами природы: женщины подчинялись, мужчины верховодили. Не было таинства - понял Борис свои сомнения. Открытая любовь без тени смущений. В голосах женщин чувствовалась некая наигранность, казалось, они во многом преувеличивали свои желания наслаждения.
   Борису надо было бы уйти отсюда. Он чувствовал, что нельзя смотреть на это распутство, но не мог двинуться с места. Ватные ноги не подчинялись слабовольным приказам. Слабая волна неповиновения и распутства поднималась от паха, через лёгкие, сбивала дыхание, затмевала мозг.
   "Это всё так необычно, - Бориса захватывали пораженческие мысли. - Но ведь и Беловодье полнится чудесами, непривычными для простых людей. Для того и приходят сюда, чтобы понять необъяснимое. Жизнь в вечном своём продолжении? Размножение - вот самый сильный и желанный инстинкт. Почему же на этот двигатель жизни наложено столько запретов? Стало быть, истина здесь? Значит, это и есть Беловодье? Нашёл, наконец"!
   Борис заметил одетых людей за столиком в беседке и ещё больше уверился в своих правильных выводах: "Эти - ученики. Точно Беловодье! Жизнь в бесконечном обновлении. Вечное блаженство на полной свободе и раскрепощённости".

  Дыхание Бориса вдруг спёрло. Случайный зритель оргии начал оседать, в глазах потемнело, и он потерял сознание.             
 

                Глава VII.

                     Дикая цивилизация.      

   -Ну и зачем ты его сюда прёшь? - Виктор Семёнович отдыхал в беседке после дел суетных и был очень недоволен своим охранником, который тянул за нестриженные волосы тело какого-то оборвыша. - Что с ним? Опять убил нечаянно? Я же предупреждал - больше никаких трупов! Отмазывать тебя я больше не намерен.
   -Живой, - заверил босса Джокер, бычара за центнер весом. - Придушил немного, чтобы не брыкался. Подглядывал за гостями. Любопытный мальчик-онанист.
   -И какого..., ты его сюда притащил?! На месте не мог разобраться? Устроили тут бомжатник! Я же распоряжался уже, чтобы на километры в округе ни одного вшивого бродяги не наблюдалось!
   -Убрали всех, даже рыбачков деревенских отвадили! - виновато оправдывался охранник, униженно сжимая метровые плечи словно школяр провинившийся. - Этот пришлый, - ткнул носком рокерского сапога обездвиженное тело Бориса.
   -Тащи назад эту заразу! Развели тут смрад-грязь, прислужники хреновы! Сами ничего решить не могут! - махнул рукой в сторону леса впредел осерчавший босс. - В реку его, что ли, выбрось! Пусть сам отчаливает с этих мест - как пришёл, так и отошёл! - рассмеялся своей же шутке.
   -А ну стой! - тут же окликнул Джокера, передумав. - А почему он голый? Раздевался? Возбудился с наших любвеобильных гостей?
   -Не знаю..., одежды его не видно.
   -Как не видно? Получается, он вот так, нагишом, всю зиму проходил? Бомжи, они ведь своим шмотьём не разбрасываются, враз замёрзнут. Кто это такой вообще-то? - заинтересованный босс снизошёл до безродного гостя, выйдя из беседки, и рассматривал с нескрываемым любопытством искорёженное шрамами тело. Джокер только плечами пожимал, не зная ответов на посыпавшиеся от Виктора Семёновича вопросы.
   -А давай-ка сделаем вот что, Джок! - принял решение босс. - Тащи камеры! Все, что есть, снимать будем. Кто у нас оператор заштатный? А, ну да... - посмотрел на шкаф Джокера и безнадёжно махнул рукой: "Какой художественный смысл может быть в охране"? - Всех зови! Повеселимся!

   Присутствующие начали подтягиваться, заинтересованные новой затеей. Ублажение плоти успело всем приесться. Посыпались предположения по поводу возникновения Бориса:
   -Смотрите, он весь осколками поранен! На мине подорвался. Участник Чеченской.
   -Нет! Для Чеченской этот слишком молод. С Украины, видать. По лесам скрывается. Досюда уже добрались!
   -Террорист. Выжил после подрыва. С дурки сбежал. Точняк! Не стрижен вон - смотрите!
   -Ты бы его хоть ублажила! А, Зойка? Помоги искалеченному!
   -Ни за какие...! С ума сошёл? Кто я, а кто - он! Сифилисный, судя по всему. Заразу от него подцепить, что клиенту подмигнуть. Меня депутаты заказывают! Думать можешь? И вообще - какая я тебе Зойка-Зинка? Сколько раз повторять: зовут меня Зизи!

   -Оживляй! - отдал босс команду Джокеру. Охранник окатил Бориса водой, и тот открыл глаза, поднялся с натугой и начал постепенно прояснять своё неожиданно возникшее мироощущение, обозревая окруживших его зрителей.
   Джокер леванул на Бориса дополнительную порцию воды из ведра. "Ух"! - принял всем торсом живительную влагу человек из леса. Передёрнулся по-собачьи, разбрызгивая во все стороны радугу от себя, завертел головой, раскрутив дугой мокрую шевелюру, улыбнулся в удовольствие - процедура ему понравилась. Борис ткнул себя кулаками в грудь и рыкнул удовлетворённо: "Давай ещё"!

    Безупречное тело Бориса, гениально слепленное дикой природой, не могло не восхищать своей статью. Виктор Семёнович успел приметить огонёк в глазку Зизи, прежде чем искорка та затухла за презрительной кривой улыбочкой. Не пристало восхищение дикарским совершенством и для остальных туристов, новоявленных князьков, что вылуплялись немеряно на рубеже веков из грязи. Эти рушили свои высокие эмоции сарказмом, глупыми шутками и хихиканьем.
   -Ну как Зоя? Решилась? - подначивал босс смелую женщину на непотребности.
   -Ни-ког-да! - в голосе проститутки появились нерешительные нотки. - Ни за какие доллары! - попробовала она выразить свои условия девичьим отказом, для кого "нет" порой означает "да".
   -Да, да - Зизи, - поправил себя Виктор Семёнович, уступая вздорной женщине. - Ну что ж - нет, так нет. Насильно мил не будешь - это противозаконно. Попросим Вивьен. Она девушка сговорчивая, и ей доллары нужны, в отличии от тебя, крошка. Так что - попросим? - обратился босс к гостям. Все разом заскандировали - кто "Зизи", кто "Вивьен"; захлопали в ладоши.

   Всегда первая, Зизи зло посмотрела на нерешительную Вивьен и смело шагнула к улыбающемуся Борису: "Помойте его"!
   Со всех сторон на Бориса водопадными струями полилась вода. Сырости перепало и Зое, что нисколько не раздражало разгорячённое тело, а наоборот - придало ей прыти.
   Зизи знала своё дело не по книжкам, не по фильмам. Дикой кошкой коварная соблазнительница приближалась к Борису. Тот застыл, завороженный женским напором, изящной решительностью.

   О стыде в коллегии проституток принято не вспоминать. Зизи красовалась перед зрителями и особо - перед камерами. Пробоваться в роли порнозвезды случая ей пока не представлялось, да и глянцевые журналы почему-то не привечали особо не самую последнюю из красавиц.
   Виктор Семёнович мог многое, его обещаниям должно было верить. Эти съёмки обязательно станут для Зои прорывом в известность, её звёздным часом, и она не собиралась упускать свой шанс.
   Неподражаемая, на взлёте, шаг в разножку, Зизи напирала на замороженную жертву - Бориса. Вся мокрая, в миллионах искр, расщепленных из солнечного луча, она не оставляла трусливому мужчине шансов на отступление и бегство.

   Первое касание случилось выверенным - женской рукой снизу, глаза в глаза. Борис вздрогнул, и всё переиначивалось: вся женская наигранная напыщенность враз схлынула, мысли иссякли, заработали инстинкты. Всё встало на свои места, время побежало по естественной стезе, законы природы стали незыблемы. Мужчина взял на себя руководство в важнейшем деле по продолжению рода.
   Высокомерие в Зизи вмиг пропало. Женское её существо осознавало - игрушки кончились, всё по настоящему! Дикое соитие - без городских ужимок, без профобуча, без советов подружек по бизнесу. Женский стон вырвался непроизвольно, из утробы - непривычный для Зойки низкий голос с мягкой хрипотцой. Такого тембра от неё ещё никогда не слышали. Голос поднимался до меццо-сопрано и снова опускался в контральто, гласные сливались в легато: голоса новой жизни, чудесная музыка обновлений.

   Босс смотрел на весь этот театр реалий, на пик человеческих эмоций, и ничего, кроме коммерческого удовлетворения не ощущал. Его торгашеский слепой гений оказался, как всегда, прав. Чутьё не обмануло Виталия Семёновича, когда он принимал решение о съёмке распутства с гостем из леса.
   Вивьен не могла скрывать завистливых взглядов с ласковой парочки. Удача пролетала мимо. Те же чувства наблюдались и в остальных жрицах любви: готка Адель, вечно смурная и нетрезвая, и восточная красавица Замри.
   -Готовься! - указал Вивьен босс, проверяя картинки с экрана через плечо самозваного оператора. Вивьен воспряла - ещё не всё потеряно!

   Зизи откинулась в изнеможении, вся выпотрошенная за раз. Борис склонился над ней нерешительно, с застенчивой улыбкой; пытался прикоснуться к измотанной женской плоти и отдёргивал руку, словно не мял только что всё это достояние любви без всякого огляда на бережливость и осторожность.
   -Покормите его! - дал очередное указание босс охране, забывшей о своих непосредственных обязанностях.
   Борис за один присест проглотил литровый контейнер с шашлыком, чем очередной раз заверил босса в правильности затеи со съёмкой.
  "Это я попал, куда мне надо, - подытожил Борис анализ здешних мест и нравов, - здесь мне рады. Всё тут знают о наших прихотях, и всё сделано для нашего вольготного существования. И женщина нужная нашлась - даже бороться за неё не пришлось; и пищу подают - охотиться не надо. И всё это потому, что я - вожак! Я лучший, самый достойный! И попал, куда следует: нашёл своё Беловодье"! - возгордился вконец Борис-медведь.
   " А этой что надо от меня? - заметил Борис Вивьен, которая, приближаясь, играла грацией и плотью, пытаясь скопировать и затмить Зизи. - Но у меня больше ничего не осталось (Борис показал Вивьен пустой контейнер из-под шашлыков). Так ты вон по какому делу! Ну и нравы"! - догадался Борис о намерениях Вивьен.

   "Это надо же такое удумать! Ладно, смотрят они, как правильно потомство заводить - учатся, - Борис с любовью оглянулся на удаляющийся зад Зизи, вихляющий по тропинке к реке. - Или они считают, что можно бесконечно повторяться на ошибках, не дожидаясь результата? Волки позорные! Это те сбиваются в обезумившие стаи, собачьи свадьбы в коллективчике устраивают! Мы, медведи, животные высшие, и всё у нас проходит как надо - по законам тайги, традиционно, безукоризненно"!
   Бард рыкнул на Вивьен, пока по-доброму, без острастки: "Уходи! Не позорься"!
   Вивьен беспомощно обернулась на босса. Тот молча указал на объект обольщения: подвязалась, доказывай свой профессионализм. Сам же Виктор Семёнович ушёл в свою стихию - среди купюр, что посыплются на него после продажи всего этого разврата.
   -Каков дикарь! - восхищался босс Бардом. - Такой сюжет не придёт в голову ни одному сценаристу! Этот фильм взорвёт индустрию порнофильма, сорвёт напрочь все былые пристрастия любителей "клубнички"! - Босс забылся в мечтах, подсчитывая будущие барыши , полученные от продажи фильма о дикарской любви.
   Вивьен тем временем повторила попытку обольщения. Это была уже другая женщина - профессия проститутки несёт в себе артистические навыки. Готовая на всё ради денег, Вивьен встала на четвереньки и заскулила пискляво, полностью принизившись перед силой и мужеством.
   Борис занервничал: "Что непонятно? Ты мне не нужна, женщина"! Он взревел, уже грозно, обнажив голосом свои звериные нотки, вскочил резко и прыгнул на ластящуюся Вивьен, всем своим видом изображая крайне возможную агрессию.
   -Мамочки! - вырвался у Вивьен запоздалый крик помощи, обращённый к забытому в материнском непослушании. Она вскочила и бросилась без оглядки в сторону леса, страшному ещё недавно, ставшему в одночасье защитником и приютом от зла.

   -Поставь это чмо на место! - выдал босс Джокеру. - Впредел быдляк распоясался! Он что, немой? Мычит всё и рычит. Точно придурок!
   Джокер пожал плечами, не опасаясь особо показаться сам немым и недоумком, быстро, по-ковбойски, вытащил откуда-то пневматический пистолет и выстрелил не раздумывая, без ненужного прицеливания.
   Борис дёрнул ногой и присел от боли. Действия Джокера для него стали ясны и понятны. Удар пули нисколько не испугал Бориса, наоборот - всё для него встало на свои места, поведение людей прояснилось: борьба за самку. Теперь Бард знал, что делать - драться!
   Джокер - самый большой и сильный среди людей: до медведя не дорос, но превысил вес Барда раза в полтора. Джокер несомненно был вождём, как определил Бард. Это большая удача для Барда, что первая схватка для него представлена столь высокопоставленным противником! Видать, люди тоже распознали в нём вожака.

   Бард признал источник, откуда в него была запущена жалящая боль - игрушка в правой руке Джока, этакая усовершенствованная рогатка. У Барда есть почти такая же: простая в употреблении и надёжная, бьёт без осечки!
   Бард запрыгал по укрытиям,  счастливо уворачиваясь от резиновых пуль, и успел сделать ответный выстрел в ногу противнику. Отомстил однозначно!
   Ему не объяснили правил поединка, Бард знал одно - в битвах за самку следовало избегать смертельных приёмов, и он решил быть предельно аккуратным с жизнью. Подтверждали гуманный настрой соперников выстрелы в ногу - самые безопасные. "Побеждать надо честно"! - решил звериный вожак. Вождь людей придерживался другого мнения.

   Бард приближался к противнику короткими перебежками, неожиданно отпрыгивал в стороны по-заячьи, интуитивно увёртывался от пуль. Удача ему сопутствовала: Джок расстрелял весь свой боезапас, на перезарядку у него не оставалось и мгновения. Бард точно распознал заминку в боевом настрое противника и прыгнул на Джока, вцепившись тому зубами в ухо.

   Откусывать уши во время драк среди зверей не возбраняется. Такое несущественное увечье практикуется среди многих животных, у медведей - в том же числе. Для жизнедеятельности эта потеря небольшая и в то же время - заметная отметина для проигравшего. В этот сезон таковой безухий боец больше не вправе будет вмешиваться в благоприятный ритм событий в зародившейся семье.

   Джок взвыл не слабее Барда, он нанёс вцепившемуся противнику увесистую оплеуху и легко откинул восьмидесятикилограммовое тело на пяток метров вместе со своим оторванным ухом.
   Бард понял, что поединок не окончен, противник не отступил, не показал спину согбенную позором. Джок оказался человеком, достойным уважения - настоящий вождь, боец.
   Поединки вожаков - это не стычки щенков, кто сильнее из них. В настоящих поединках всё серьёзно, это настоящие битвы, на кону в которых стоит самое ценное - продолжение рода.

   Бард принял боевую осанку, подбоченился и издал боевой клич; пошёл на противника открыто, без тени страха перед возвышающимся впереди громилой.
   Джокера затмила злоба вкупе с кровью, хлещущей из половины сохранившегося уха. Ему было не до условностей, руководила им одна лишь ненависть, призывающая рвать и метать. В руках озверевшего монстра появился электрошокер.

   Борис очнулся от боли. Пошевелиться не удалось - он оказался связанным. Руки и ноги его затекли, а боль поднималась из сломанного ребра.
   Отрезвляющую боль причинила Борису Вивьен, непроизвольно надавливая на повреждённое место. Женщина ёрзала по скованному Борису, орала в экстазе от наигранного блаженства. Настырная! Её же предупреждали - так нельзя!

   Бард хотел огрызнуться на назойливую женщину, но не смог: рот его был забит кляпом садо-мазо. Наивные люди! Они хотели заткнуть медведя игрушкой из сексшопа! Бард легко рвал зубами сырое мясо, челюсти его тренировались не на манной каше. Шар рассыпался под нажимом чугунных зубов, словно яйцо неокрепшей курицы. Дикарь впился зубами в плечо позорившей его проститутки. Раздался ужасный женский вопль, распугавший всех окрестных ведьм и кикимор.

   Барда побили. Он приходил в себя однажды: по его избитому телу пластались женщины - облизывали, обсасывали всего. Противно до рвоты! Бард спугнул проституток движением, и на него снова посыпались удары.
   Люди обезумели от разврата похлеще дикой собачьей стаи, отравленной запахом созревшей самки. Жажда наживы отравила человеческую мысль, и доллар закрыл им глаза своим символом "Unkle Sam".

   -Не жилец! - констатировал Джокер, осматривая дикаря. Ухо охранник успел перевязать и теперь выглядел не так дуболомно, как прежде - марлевая повязка отбеливала его "лицо кирпичом" клоунской чертой. Хотя звериные повадки в изувере оставались: он услышал слабое дыхание Барда, но оповестил всех о смерти своего недавнего противника.
   -Отнеси его в Чёртов Лог! - отсоветовал Виктор Семёнович. - Там стая волков появилась. Угости соплеменников (зло подшутил над Джокером). Сбрось тело, сними с себя убийство! А был ли мальчик? И что бы ты без меня делал, волчара неотёсанный?! Давно бы уже своим толстым задом тюремные шконки отжимал! Век тебе мою доброту помнить!  Долгов не забывать!

   Сознание в очередной раз вернулось к Борису, когда Джокер скинул его тело на поляне, чтобы передохнуть в пути с изнуряющей ношей.
   Так случается всегда - последние метры пути всегда предстают ходоку непреодолимыми, хотя путь его изначально обещал быть из лёгких. Нельзя отдыхать в конце пути, как нельзя делать привалов в горах на подъёме!
   Не всем подвластен последний рывок, не каждый приучен руководить своим организмом, соблюдая правила движения к цели. Не дано это мужественное качество и Джокеру: "Ничего не случится, если присесть ненадолго, перевести дух. Ни к чему рвать жилы и лезть в "красную зону". За достижения сегодня не кормят - только за подхалимаж".

   Борис незаметно приоткрыл глаз, проследил за Джоком. Скрытность ему удалась - блеск глаз прикрывал хороший синяк, да и всё лицо неугомонного вояки было покрыто одним сплошным кровоподтёком.
   Джок сидел на траве, прислонившись к молодой берёзке; руки заложил за голову, прикрывая свою любимую "жевалку-едалку" от корявой бересты. На огромном бицепсе рельефно пульсировала жилка. Подмышечная артерия отбивала сердечный такт фиолетом.
   Бард впился взглядом в артерию Джока: как она была нужна сейчас! Как недоступна! Но добраться до этой жилки жизни необходимо! Кровь из носу - надо изловчиться и кусануть во что бы то ни стало этого беспокойного червячка на вражеском теле! Иначе - позор на всю оставшуюся жизнь! Статус жертвы, смертельный проигрыш!

   Возможность вцепиться во врага предоставилась Барду, когда Джокер решил продолжить путь и наклонился к своей жертве, чтобы поднять безвольное тело на плечо.
   Джокер взревел, распугав не только птиц, но и настырных комаров - заставил кровососов покинуть родные пенаты навсегда. Боль была невыносимой (болевая точка, как-никак), хотя не смертельной. Передних зубов у Барда не оказалось, и он ошибся укусом, разодрал клыками нежную подмышечную плоть, оставив нетронутой артерию, несущую соки жизни.
   Обезумивший от боли Джок наносил разрушительные удары по разбитому вдрызг телу Бориса, пытался заставить полутруп ослабить смертельную хватку.
   Бард на последнем издыхании вцепился пальцами в нависший над ним кадык противника и вырвал трахею из ненавистной плоти.

                ***

    Волчьи укусы не вернули Барда к жизни: звери тянули его бездыханное тело за руку, но рука уже не выдавала себя болью. Прояснил разум искалеченного вожака предупредительный звериный рык: волчица отогнала своих щенят от распластанного Барда.
   Волчица облизывала Барда. Живительный волчий язык примял отёки на глазах, и Бард увидел повзрослевших щенят, рвущих тело Джокера острейшими волчьими клыками.


                ГлаваVIII.

                Созревшая месть.


   Лес - лучший лекарь. Зелёный гигант излечивает одним своим хвойным дыханием: лечит хворь, тоску, злобу; вдыхает веру в униженных и сбивает спесь с гордыни.
   Для особо приближённых, для тех, кому он стал домом родным, лес держит свою лесную аптеку. Оплату за лечение лес принимает знаниями и благодарностью.

   Борис быстро поправлялся и скоро встал на ноги, хотя до полноценного охотника ему было ещё далеко. Он заслужил признательность леса многолетним почитанием его диких законов, активным поиском в познании, неспокойным нравом. Лес открыл свои тайны человеку-медведю, своему любимчику.
   Бард знал про лес много, больше своих наставников медведей. Медведи не признают инородцев, Бард перенимал и копил жизненный опыт всех знакомых ему зверей.

   Мудрость леса помогла Барду выжить. Отстояла у смерти искалеченного юношу и его новая знакомая - волчица Ая. Бард дал матроне-волчице имя, созвучное имени женщины - самой лучшей, которую знал; женщины желанной и недостижимой по необъяснимой, высшей, непонятной несправедливости.
   Ая защищала своего неожиданного питомца, ведомая не отмершим материнским инстинктом: волки из её стаи все являлись её детьми.
   Так случается в мире животных - любая особь наделена своими отличительными чертами характера. Не знающие о сострадании, жестокие волки, бывают подвержены сентиментальным настроениям: поют на луну, умиляются забавами своих щенков. Из таких волков, скорее всего, и вырастают собаки, заболевшие неуёмным любопытством и непонятной тягой к людям.
   Так бывает - жизнь выворачивается наизнанку. Злейшие враги Барда, волки, стали неожиданно для него избавителями. Люди же, к которым он, оказалось, принадлежал по роду - беспощадными убийцами.

   Бард заметно поправлялся под неусыпным надзором своих врачей: прошли кровоподтёки, зажили ушибы, срастались рёбра, позволяя глубже дышать. Волчья забота залечивает раны, но не спасает от голода. Не принято среди волков делиться пищей. Никому из зверей и в голову не взбредёт странное человеческое стремление поднести больному глоток воды.
   Вездесущие глупые мыши своим неистребимым любопытством не дали Барду изголодаться до полного истощения. Мыши - не самая лучшая еда для таёжного охотника, но на безрыбье и мышь сойдёт за скудный ужин.
   
   Щедрая осень окутала Барда добротой, напичкала выздоравливающий организм витаминами, задержалась с морозами ради больного, позволив ему не растрачивать лишние внутренние резервы на борьбу с холодом.
   Всё в округе встряло за жизнь человеческую, и Бард поднялся к первым снегам: пошёл осторожно, придерживаясь за предупредительные деревья, которые встали рядком по пути больного, дабы тот не упал невзначай, ослабевший и отвыкший от прямохождения.

   Пришло время отдавать долги. К первому снегу Бард уже сносно перемещался, сносно - для престарелого бодрячка. И всё же участие в делах стаи откладывать больше не представлялось возможным. Надо было начинать бесконечную иерархическую борьбу, встревать в споры-раздоры, доказывать свою необходимость при стае. Иначе - изгнание. У нас, волков, трутней не бывает, приживалы-лизоблюды нам не нужны.
    Стая пребывала в ожидании охоты. Охота по первому снегу, когда жертва вязнет и теряет скорость, не в силах убежать от смерти. Для волков рыхлый снег тоже не сахар, но они преодолевают вязкие преграды лучше жвачных, для которых долгий бег не в жизненную необходимость - этим надо бесконечно пережёвывать и переваривать грубую зимнюю пищу, ольховую и осиновую поросль.
   Волчья охота не требует подготовки, в кровавых загонах руководят волчьи инстинкты и опыт альфа-самки, Аи. Всё произошло выверенно, по традиционному многовековому планированию волчьих гонов.

   Стая отрезала от лосихи молодого телка и погнала его по сугробам, на измор. Участь лосёнка была предрешена, он был рождён жертвой, и борьба за жизнь, за продолжение рода не была включена в его функции жизнедеятельности изначально.
   Волки гнали телка уверенно, не спешили к финишной расправе, выжидали, когда жертва выдохнется, перестанет бороться за жизнь. Бывает, что и урождённая на откорм особь доказывает своё право на жизнь, повстречавшись со смертью лицом к лицу. Каждая букашка должна иметь свой шанс - таков закон.

   Бард не участвовал в погоне, был ешё слаб для продолжительного бега. Он безошибочно выбрал номер и вовремя выпрыгнул из-за поваленного дерева навстречу убегающему лосёнку. Тот встал от неожиданности и испуга, волки враз нагнали жертву и окружили её, беззащитную. Охота окончилась.

   Мизерное участие Барда в охоте всё же дало ему право на присутствие при диком пиршестве, где каждый тащил из пасти соседа, рыча и разрывая плоть.
   Бард не мог разжёвывать сырое мясо с потерей зубов. Он обсасывал кровь с доставшихся ему кусков и выплёвывал их, не в состоянии проглотить. Наконец ему достался нежный мозг лосёнка, немного - на ладошке, и это всё, что успел заглотить Бард до окончания пиршества. От телка остались рожки да ножки.
   Голодный Бард чисто интуитивно насобирал сахарных костей, удалился в одиночестве и стал дробить их камнями, доставая и высасывая удобоваримый костный мозг.

   Волки снисходительно смотрели на прибившегося соплеменника: что с него взять? Последний из волков, из самой низшей касты. Даже убивать его - чести немного. Да если бы не мать-волчица...!

   Позже Бард научился отбивать куски мяса между камнями, так их можно было прожёвывать. Занятие это из опасных: приходилось воровать мясо, прятаться, чтобы не отняли. Среди волков не принято отделяться во время трапезы, все жрут над общим трупом.
   Несмотря на массу преград, жизнь Барда налаживалась, он угадывал верное поведение, предпринимал правильные действия. Мясо в его рационе присутствовало, силы постепенно возвращались, повышая шансы на возврат лидерства.

   Всё хорошее заканчивается когда-то. Стая распалась к весне, и Бард остался один со своим унизительным статусом жертвы. На него стали нападать звери. Упёртые  кабаны достали постоянными набегами на его израненное тело. Что им надо от было от человека? Бард - не дуб, жёлуди на нём не растут.
   От кабанов легко укрываться на дереве. Нападения диких свиней в коей то мере даже были полезны для Барда в качестве катализатора бодрости. Сбежать от медведя почти невозможно - этот косолапый, неповоротливый, на первый взгляд, зверюга будет преследовать свою жертву, куда бы она не залезла.
   Нападение медведя на Барда представлялось невозможным ещё год назад, и вот годовалый юнец, ещё не познавший азарта битв за обладание медведицей, решил испробовать свои силы на самом слабом, кого повстречал на своём небольшом жизненном пути.

   Шансов против забияки у Барда не было, оставалось одно - побег. Миша оказался настойчивым и резвым. Потерявший сноровку и реакцию после болезни, Бард зримо проигрывал сопернику в скорости. Беглецу ничего не оставалось, как запрыгнуть на дерево, памятуя об опыте бегства от кабанов.
   В ловкости лазания Миша проигрывал, соперник медведя быстро уходил от преследования, скрываясь в густой кленовой листве. Плохо было одно - путь наверх был тупиковым.

   Бард примерился к прыжку с верхней ветки и сиганул вниз, зацепившись за мишкину шкуру, чем изрядно разозлил своего преследователя. Миша никак не мог достать свою жертву лапами, которыми держался за ствол дерева. Разъярённый медведь мотал мордой, выкручивался шеей, силясь зацепить повисшего на нём человечка, и даже кусанул себя в безумной ярости до боли.
   Бард понимал, что рано или поздно медведь достанет его, и его опасная выходка предсказуемо закончится медвежьим удовлетворением, смертельной трёпкой. Бард отцепился от медведя и полетел вниз, замедляя падение ветками, цеплялся за них то руками, то ногами, то задом - чем придётся. Медведь поскользил вниз вслед за убегающей жертвой.
   Пока Миша кувыркался на земле после падения с дерева, старался сориентироваться, Барду удалось пробежать метров двести.
   Выносливость Барда была далеко не пиковой после болезни. Медведь догонял его, и погоня уже скоро должна была закончиться в пользу Миши. Схватка медведя с безоруженным человеком редко заканчивается выигрышем последнего, несмотря на разницу в сообразительности и завышенную человеческую амбициозность.
   Бард принял опасное решение, рискованное до смертельной черты.

   В стороне от беговой дорожки, по которой Бард соревновался в стайерском беге с Мишей, лидеру гонки повстречалась небольшая яма, заросшая густым кустарником. Бард сиганул туда, особо не раздумывая, и затаился, поджидая наседающего на него медведя.
   Беглец откинулся на спину и сосредоточился, устремив взгляд в бесконечность небесного свода, ограниченного верхушками сосен.
   Да! Это решение единственно верное. Даже если ему удастся сегодня убежать, он будет после бегать всю жизнь, ото всех! Былая привольная жизнь не вернётся, если не доказать свои права на неё. Тайга не прощает слабостей!
   Он обязан стать сильнее медведя, этого мальчишки, не познавшего нежности самки. Это не факт, что сила заключается только в большом теле. Против силы слепой ярости, безумной мощи стальных рычагов, можно противопоставить силу духа, веру в свою высочайшую предназначенность.

   У Барда нашлись секунды на подготовку к риску. Он подгадывал момент по слуху, интуитивно: анализировал приближающийся топот и хруст, злое сопение упёртого медведя-салажонка.
   Напряжённый Бард вылетел из своего укрытия распрямившейся пружиной и заголосил военные кличи, вкладывая в них веру в свою непобедимость и безграничное презрение к противнику.
   Миша заскользил от неожиданности на задних лапах - приказ на остановку передних пришёл раньше. Движение, непривычное для медведей, не позволило Мише долго сохранять равновесие. Он завалился на спину, кувыркнулся и припустился прочь, разбрасывая задними вихляющими лапами вонючую медвежью неожиданность.
   Бегство не является для медведя бесповоротной причиной для позора. Внезапная медвежья трусость - один из факторов выживания в суровых таёжных условиях. Нет ничего зазорного в неконтролируемом испражнении - это своеобразная самозащита, перенятая у скунсов. Естественное не безобразно, если только злые языки не разнесут минутную слабость мишки по свету.

                ***

   Нападения на Барда продолжались. Позор, принятый от людей, изменил его сущность и навис над униженным и побитым дикарём зримой неизбывной ношей, ядовитым, далеко разносимым запахом. Отмыть от позора может одна месть, позор смывается кровью!
   Вожак людей, самый здоровый из адова чертога - развязного сборища, был убит; но остались ещё женщины-бесовки, что высосали из Барда честь, напитали его ядом. Из всех этих кикимор к жизни осталась достойна только Зизи: она сделала всё правильно, и должна была выносить потомство Барда, если на эту новую жизнь снизойдёт благословение Тайги.
   Остался ещё один средь людей, что мучил совесть Барда более всех его врагов вместе взятых: это тщедушный человечек из беседки, что говорил больше всех, лебезил перед вожаком и подсказывал Джоку, как изощрённей продолжить издевательства над человеком из леса. Виктор Семёнович лично не участвовал в унижениях Барда, но от этого недочеловека веяло такой гадливостью, породившую ненависть у Барда, которую он в жизни ещё не испытывал, даже к волкам когда-то, в детстве.

   Замри, одну из проституток, истязавших Барда, он чувствовал лучше всех других своих врагов. Её корни были здесь, на Алтае, и невидимые связующие нити, тканые ни одно поколение алтайцев для своей родины, были глубоко ощутимы Бардом, выросшим и вскормленным здешней тайгой.
   Отец Замри был таджиком. Он ушёл с Алтая к своим среднеазиатским корням, когда его дочка ещё не понимала, как важна память о каждой ценной прожитой минуточке. Отец не оставил Замри качеств народа, обладающего красивейшим языком - фарси. А может, и одарил отцовской памятью на генетическом уровне, только качества эти не проявились, загубленные продажным временем, потерей истоков в грубости и извращении.
   Древний род Замри, черпающий силы и стабильность с Алтая, взрастил ни одного шамана. И эта девчушка-ягоза явно была одарена здешними местами, пока..., пока не наступило это дикое время, время торгашей и эгоистов, презревших все накопленные человеческие духовные ценности, заменив их на ценности финансовые, непрактичные и противочеловеческие. Гермес - иностранный божок, победил всех таёжных идолов, победил Будду, Мухаммеда, пришедших когда-то в алтайскую веру; победил Ленина и Сталина, победил жизнь, выстроенную не за одно тысячелетие свободолюбивыми алтайцами.
   Замри пошла в проститутки, чтобы выжить, чтобы накормить мать, вырастившую дочь без отца. Пошла, потому что эта профессия стала модной, престижной; самой выгодной и надёжной профессией - ублажение мужской плоти.

   Бард нашёл Замри у дороги, недалеко от города - места для лесного обитателя запретные, чёрные пятна, разрушающие дух. Месть не бывает чистой, и если приходится в жизни прибегать к этой грязнящей необходимости, очистится от неё не удастся больше никогда.
   Замри не поняла, что умерла, не поняла отчего. Она не увидала своего убийцы и не успела испугаться смерти. Всё прошло безболезненно - без криков и цепляний за никчемную жизнь.
   Убийство не принесло Барду никаких эмоций, кроме удовлетворения от предстоящей сытости. Он умел убивать и давно привык к виду этого непонятного действа - перехода от жизни к пище, к мясу.

   Бард скрылся в кустах, в кувете, недалеко от дороги. Он весь испачкался в крови, высасывая её из прокушенной вены под мышкой у задавленной женщины. Теперь же отбивал между камнями мясо, вырванное из груди - самое нежное и легкодоступное.
   Подъехавшая машина разбудила округу скрежетом тормозов и светом фар. Хлопнула дверца. Бард затаился, выжидая. Машина отъехала тут же, но на обочине кто-то остался - Бард чувствовал присутствие человека, и присутствие это показалось ему знакомым. Он подкрался осторожно и увидел в тусклом лунном свете... Зизи.

   Женщина, научившая Барда многому, Зизи не оставила ему потомства, она не познала материнства, её грудь не наполнялась молоком. Всё это было заметно по несостоявшейся женщине. Так бывает, и Бард не держал зла на Зизи.
   В тот день любовь Зизи и Барда не достигла результативного окончания - только наивысшей точки блаженства. Всё было сделано неправильно тогда. Самку выбирать должен самец, а никак наоборот - это закон! Закон не подлежат проверкам и пробам - это опыт, выстроенный на множественных ошибках и единичном результате.
   Ничего страшного не произошло у них с Зизи после той замечательной встречи, омрачённой последующим позором. Надо бы запомнить ту минуту счастья, и просто не повторять больше подобных ошибок.

   Бард открылся для Зизи и поманил её вниз - поговорить, пообщаться.
   Зизи встряла в ступор от вида голого мужчины, испачканного кровью. Приглядевшись, она узнала Барда, но только ещё более потерялась от перехода из неестественного страха в реальный ужас - было отчего. Дрожала заметно, пыталась закричать, но голоса не было  - только шумное дыхание.
    "Голодная, наверное, - распознал состояние знакомой женщины Бард. - Тяжело найти пищу в городе. Людей слишком много".
   Он оторвал локоть с запястьем от Замри и протянул мёртвую руку Зизи. Та пошатнулась, успела присесть каким-то образом и завалилась на асфальт в спасительном обмороке.
   "Уснула", - определил прозорливый Бард. Его братишка медвежонок когда-то в детстве был так же, как и Зизи, подвержен повышенной сонливостью. Засыпал в самом разгаре игры, неожиданно. Спал находу, под деревом. Братья-медвежата махнули на соню ушами - пускай спит себе, нам и без него весело. Растоптали соню кабаны. Не надо было спать где попало. Такие долго не живут. Жизнь привечает активность.
   "Хорошо, что эта не оставила потомства. Наша связь точно была ошибочной. Это опыт", - сделал Бард окончательный вывод о Зизи.

   Предавшись детским воспоминаниям, Бард увидел, как он шаловливым мальчишкой нашёл когда-то волчью переднюю лапу и пугал ею своих братьев-медвежат - чесал их свалявшиеся шкуры пястными костями, постукивал их по головам, смеялся, шутил.
   Он размахнулся рукой Зизи и раздвинул густую траву - для очистки пути сгодится! Бард взвалил труп женщины на плечо и вошёл в лес по направлению к волчьему зову, на запах волчицы Аи. Долги надо отдавать, и свежее мясо женщины будет своевременным подспорьем в новой семье волчицы.
   Идти недолго - каких-то километров 200-300 - пару дней пути!
   Бард высвистывал птичьи трели и бодро шагал по весеннему лесу, готовому к лету. Страшная ноша нисколько не мешала оптимистическому настрою - это была пища, хороший запас.
   Всё должно сложиться у Барда хорошо. Начало мести положено, и жизнь должна вскоре возвратиться на круги своя. Может, изменится что, очернит месть светлую юность; но звери должны будут уважать своего вождя как и прежде. Так должно быть.


                Глава IX.

                Дикий город.

                И снова о маньяках.
            (N-ский рабочий за 3ноября 20.. года.)
   За последнее лето в городе совершены три зверских убийства. От рук неизвестного маньяка погибли молодые девушки, ещё не познавшие жизни. Одна из них, Виолетта Катышева - подающий надежды молодой педагог. Аделаида Саулите - музыкант от Бога. Эта женщина смогла бы посеять в наших детях душевную гармонию, показать нам красоту звука. Замри Акбарова - связующая нить времён, хранительница наследий и традиций нашего замечательного Алтайского края.
   Три женщины, искорки Алтая. Кому они могли помешать? Какой извращённый разум посмел поднять руку на красоту и молодость?
   И когда, наконец, начнёт работать наша доблестная полиция?! Доколь наши женщины будут чувствовать себя беззащитными в нашем городе, некогда безопасном, полном добрососедства и любви?!
   Представляем стихи Аделаиды. Какого гения мы потеряли по попустительству наших расхваленных стражей порядка!
         Смерть - время перепутий, в страну надежд рывок.
         Страх высший перед смертью мы разбудим
         И нанесём на жизнь закрытия мазок.
         Жизнь, полная ошибок, событий круговерть - тоска.
         Разрушим жизнь! С сомненьями поветрий
         Мы простимся! И станет лодкой нам дубовая доска.

                ***

   Борис вошёл в город одетым. Одежду он снял с убитых им Вивьен и Адель. Он предполагал, что в городе не ходят без одежды. Неприличность наготы среди людей   Борис познал ещё от Афонасия.
   "И к чему они одевают эти тряпки"?! - негодовал Борис, путаясь в женском белье. Везде всё жало, сковывало движения! А эти обутки для ходьбы на цыпочках - только ради того, чтобы казаться выше, отпугивать встречных? Неустойчивость при ходьбе, спотыкаешься постоянно, ногу подламываешь! Нет! Того не стоит!
   Одёжка Афонасия была намного удобней. Но это была та одёжка, в которой Борис собирался посетить Тёплый Дом. Пускай лежит до лучших времён. Пускаться в гости приниженным Борис не желал.
   Месть предполагает мучения и самоотверженность. Что поделаешь, придётся попотеть, двигаться как-то. Борис вздохнул обречённо и поплёлся к городской серости - месту запретному, губительному, грязному.

   Город встречал Бориса безразличием. Суматошный, он пережил столько сумасбродств горожан, что появление ещё одного оригинала нисколько не удивили город, разучившийся радоваться без модных на то указаний.
   Стиляги, хиппи, панки, рокеры - протестные молодёжные движения, призванные тормошить застойную старость, переросли и окрепли во взрослом цветастом полоумии. Люди разучились восхищаться неповторимостью и разнообразием окружающих, каждый возомнил самого себя гением, и больше не признавал чужих талантов. Люди существовали сами по себе, общественные связи рушились.

   Борис бродил по тротуарам негостеприимного города, а прохожие шарахались от его непривычного вида.
   Горожане закрылись от мира за стёклами тёмных очков. Эти шторки для глаз Борис встречал у того человека из беседки, что не отпускал дикарскую душу, вцепившись в неё местью.
   От людей не исходило никакой информации, ничего не угадывалось за их каменными лицами. Борис понимал, почему люди отстранились друг от друга: если выдать на приём поток противоречивой информации от такого большого скопища, беззащитный человеческий мозг вряд ли выдержит эту безумную какофонию мыслей. Сбрендить от всего этого разброда недолго.

   Не всё так плохо складывалось в городе. Здесь Борис услышал новые для себя звуки - плохие и хорошие. Звуки города пробуждали новые чувства. Механические, неестественные, звон и скрежет, - напрягали, предупреждали об опасности.  Отовсюду слышались голоса невидимых людей. Голоса не несли в себе агрессии - предлагали что-то, указывали, направляли.
   Все эти звука были непонятны Борису, но представлялись возможными к изучению. Всё здесь должно сложиться хорошо. Город предназначен для жизни человека, надо просто быть внимательным, и попытаться понять его, научиться жить по городским законам.
   В городе оказалось много животных, но голосили больше птицы. Городские птицы пели не совсем так, как лесные, Борис тут же отметил эту разницу. Видать, звуки города настроили птичьи трели под свой лад. Птицы, они ещё те пересмешники.
   Но что больше всего поразило Бориса из городских звуков - это сопровождение человеческого пения. Представлялось, будто люди принаряжали свой вокал чудесными звуками, и звуки те затрагивали чувства, играли людьми, звали за собой. Борис наполнился радостью с этих звуков. В них не было опасности - только уверенность и доброжелательность.
   "Всё сложится удачно! - уверился Борис.  - Город не может быть убийцей. Ведь не зря же здесь собралось столько людей. Не враги же они себе, думать умеют. Видать, хорошо в городе людям, раз не бегут они отсюда. Буду и я учиться городской жизни. Не глупее других - выплывем, выживем"!

   Борис присел на скамеечке в сквере. По лесу он мог идти по два дня кряду, без передыха. Здесь же неунываюшему пешеходу и трёх часов стало достаточно, чтобы вымотаться впредел. Ещё эта обувь на долгом каблуке, малая к тому же! И зачем её люди носят?! Сами себя истезают?
   -Из чьих будешь? Кто тебе позволил сидеть здесь?
   В мыслях за застывшими ногами Борис не заметил надвигающейся опасности. Пятеро местных пацанов, держатели парка, предъявляли Борису заяву на территорию. Один из них, главарь, был выше Бориса на голову. Остальные - так, мелюзга.
   Борис успокоился враз, оценив возможности банды, и воспрял даже духом - всё, как в лесу! Знакомо всё! Он приноровится к городской жизни, поднимется здесь - это точно!
   -Заглох что? Глухой? Не рубишь, кто говорит с тобой? Язык сжевал? Кто стоит за тобой, спрашиваю! Кого знаешь?  Язык сжевал? Тебе не говорили, что в нашем парке геи не ходят? Ты - гей? Или так - придуряешься? Придурок полный!
   "Говорит много. Понятно - первый гон у них. Ничего, научатся ещё, юнцы неокрепшие". Борис понимал: агрессия пацанов - игра в иерархию. Их драки входят в законы жизни. Всё естественно. Да драчки эти - стычки ни о чём. Так - отшлёпают друг дружку, на взрослых глядючи. Драка - это хорошо: так лучше узнают друзей, сбиваются в стаи. Всё путём, осталось только представиться и - в бой!
   -Борис. Ба-ъа-р-р-д! Колдун Камень.
   -Смотри - огрызается ешё! Рычит, зверюга! Мочи его, пацаны! У-у-у! Придурок!
   Старшой ударил кулаком в скамейку, на которой только что сидел Борис, и сломал верхнюю перекладину - на колья! Пацанский закон - бей первым! - не прошёл. Борис вскочил на скамейку, увернувшись от первого удара, и оттолкнулся, полетев в толпу.

   Не вся молодёжь вышла целой из драки. Раненых с поля боя пришлось выносить:
   -У-у - бомжара! Гнида-вошь вонючая! Надо было его кончать! Не узнал бы никто! Кто он такой? Был и не стало! А ладно! Сдадим его Валету, пускай сам разбирается. Бомжи - бомжам!
   Победа осталась за местными: Борис лежал под своей скамеечкой в разорванной одежде, сражённый электрошокером и отбитый пацанскими футбольными бутсами; лицо разбито вкровь - как и положено.
   Проигравший бой Борис поднялся в срок, кряхтя, с хорошим настроением. Он вышел из драки живой и не оставил противника без отметин. Теперь его знают, и вес его среди горожан чего-то значит.
   А ещё он узнал много нового, выучил слова, и понял, где и в каких случаях их надо применять. Незнакомых людей принято окликать - "гнида", "вошь", бомжара. Нехорошие слова. Борису они не очень понравились. "Сучара" - вот слово красивое! Словно синичка поёт. А его ребята назвали - "гей". В этом добром слове таится любовь. Не такая любовь, как к женщине, а другая - волнительная какая-то, запретная. Как может быть любовь с запретами? Непонятно! Любовь, она предвещает самое важное в жизни - её продолжение. Тайга всячески способствует любви и превозносит её. Какие могут тут быть запреты? Не понять этих людей! Долго ещё придётся изучать городскую жизнь.
   Это штука с молнией. Надо бы научиться бороться с нею. Многому, многому ещё придётся учиться.

   Позднею осенью стемняет рано. Смеркалось уже. Борис потянулся на своей сломаной скамеечке и хрякнул с удовлетворением. Встал размяться. Драка принесла ему ещё одно облегчение: разорванная одежда уже не так сковывала движения. Туфли разорвались вдрызг. Освободившиеся ноги набирали кровь и грели промёрзлую осеннюю траву, обманывая ту весной.
   Захотелось есть. Перед тем, как войти в город, Борис поел на три дня - в неизвестности всё могло случиться, не до еды. В городе же оказалось так же, как и в лесу, и расслабившийся в безопасности организм запросил пищи. Запасливый организм не беспокоит желание хозяина нажраться впрок. Пришло время, желудок освободился от непомерных трудов и запросил продолжения банкета. Организм умеет просить - ещё тот попрошайка.
   Всё представилось не так, как ожидал Борис - в городе оказалось много пищи. Запахи манили отовсюду, дразнили, затмевали мозг ненужной информацией: где и какую еду можно найти.
    Борис повёлся на просьбы нутра и побрёл на запах: к дверям гостеприимной кафешки, что пряталась в глубине парка под вётлами. Почуяв посетителя, хлебосольная кафешка очнулась от дрёмы и брызнула светом из окон, подсветив Борису парковую дорожку в живой изгороди.



                Глава X.
               
                Порядок и его блюстители.

    На входе в кафе традиционно стоял швейцар, как и сотни лет назад перед кабаками и ресторанами, зазывал и отбирал потенциальных клиентов. Борис никоим образом не подходил под клиента, фэйсконтроль у потенциального здоровячка пройти ему не удалось бы ни при каком раскладе: слишком экстравагантный наряд носил наш неунывающий таёжник: разорванное в клочья женское платье, неумытое лицо в запёкшейся крови; весь в шрамах, с нечёсаной, никогда не стриженной шевелюрой. Дикарь - он и в городе дикарь.
   Швейцар отогнал назойливого бомжа стеком, брезгуя прикасаться к немытому телу. Борис ловко перехватил нацеленную на него палку и ткнул ею в солнечное сплетение противника. Добивать не стал, не принято в тайге добивать поверженных: признался в поражениии, лёг на землю, ретировался приниженно - останешься жить на лакейских званиях, пока снова не решился на поединок. Тренируйся пока!

    Борису была просто необходима штука, что извергает молнии: уж больно часто он терпел поражения из-за одной только этой маленькой, злючей безделушки. Он должен был взять эту штуковину под свой контроль, научиться молнией уничтожать молнию.
   У разлёгшегося на ступенях перед главным входом швейцара оказался и электрошокер, и пневмопистолет впридачу. Пистолетом Борис пренебрёг - нет ничего лучше проверенной в боях рогатки! Он с удовлетворительным "хмыком" подкинул в руке удобную железяку, электрошокер, и уверенно прошёл в обеденную залу, на запах.

   На непрошенного гостя тут же насели официанты. Так это всё и предвиделось - за пищу необходимо бороться. Еда не ходит сама по пятам за голодным. Это за ней, за пищей нашей насущной, приходится бегать, словно за женщиной какой несговорчивой; искать её, доказывать права на обладание ею, отбирать у конкурентов, врагов себе наживать.
   "Всё как у нас в лесу"! - с удовлетворением в очередной раз отметил Борис схожесть дикой и городской жизни. Он раскидал по сторонам официантов, не подготовленных к борьбе за выживание, и проследовал к раздаточной - оттуда пахло сильнее всего.

   Не вся пища на раздаче была пригодна к употреблению. "Как такую гадость люди едят"? - вертел Борис в руке синтетическую котлету. Он выбрал из разнообразного меню наваристый суп харчо, настояный на бульоне из настоящего мяса.
   Суп напоминал ему угощения Афонасия, испробованные Борисом когда-то в Тёплом Доме. Вкусности, сдобренные раскольничьим гостеприимством...! Супа на раздаче оказалось много - целая шестидесятилитровая кастрюля!
    Борис взял в руки половник, следуя застольным этикетам, и втянул в себя изрядную порцию живительной жидкости; причмокнул громко: "Каша - кормилица наша"!

   -А платить за тебя кто будет?!
   Охранник - не швейцар, не официант, дракам необученный. Борис даже обернуться не успел на грозный оклик. Из его загребущих рук тут же выхватили половник, скрутили и потащили к выходу, пиная под зад. Голодного! От пищи! Дикого! А-га!
   Борис враз очухался от вкусовой эйфории и ловко вывернулся от профессионального захвата. Охранник заскользил по начищенному кафелю, не в силах уже не только сопротивляться, но и двигаться.
   Борис сжимал в кулаке электрошокер, пытаясь испробовать новую игрушку в деле. Он перекидывал бесполезную железку из руки в руку, подкидывал, нашёптывал в неё: "Бах! Бах"! Никакого эффекта! Закинул, в конце концов, бесполезную штуковину в охранника: "Сломалась". Обессиленный охранник принял удар лёжа, лбом, безвольно закрыл глаза и предался детским сновидениям, в которых он верховодил дворовой бандой и держал в страхе пришкольную округу.

   Освободившийся от опеки Борис вернулся к своей кастрюле и, удовлетворённый, продолжил трапезу. Благо все официантки и раздатчицы сбежали на кухню, испугавшись не на шутку страшного посетителя.

   Обыватели же нисколько не испугались грязного дикаря. Недальновидный народ продолжил чавкать свои оплаченные заказы, восхищённо наблюдая за поведением новоявленного героя дня. Едоки наслаждались неординарным зрелищем - бесплатной добавкой к дорогостоящему угощению от кафешных спекулянтов.
   "Конец был прост, пришёл тягач, и там был трос, и там был врач", - хрипели многоваттные динамики, подкачиваемые забытым, не отключенным тюнером. Голос Высоцкого воодушевил сытость Бориса. Он обвёл взглядом зал, выбрал лучшую женщину, зачерпнул половником остатки супа и гоголем вышел к своей избраннице, капая жиром на безукоризненно чистый пол - угощал: "Каша - пища наша! Ешь, сучара"!

   Конец, предсказываемый Высоцким, и вправду оказался прост: в кафе, невесть откуда взявшиеся, проникли молчаливые человечки; скрутили молодца, не позволив ему оказать почтение шикарной даме, и утащили в неизвестном направлении.
   Добрые люди скрывали улыбки за чёрными масками, не принимали благодарностей, отмалчивались. Они усадили Бориса в машину. Такой чести удостаивались не все люди: Борис видел, с каким апломбом пассажиры усаживались в привилегированный транспорт.
   Покатили! Здорово! Борису понравилось подобное передвижение - плавно, укачивает, и не надо при этом прилагать никаких усилий! Правда, не видно ничего, но это поправимо. Потом пробежимся, познакомимся с городом поближе. Сейчас же и так хорошо. Борис улыбнулся закрытым за масками доброжелателям. Те молчали всё, уставились в одну точку. "Привыкли уже ко всему".

   Добрые люди провели Бориса в тёплое помещение, побили, правда, перед этим. Видать, не могут люди знакомиться по другому, только через драку. Атрофировался у людей нюх напрочь, да и чуйка уже давно не той стала.
   Наедине, в спокойном полумраке, у Бориса появилась возможность поразмышлять, оценить добытые знания, которые он насобирал блужданиями по городу за день.
  Во многом город напоминает лес. Жизнь здесь так же притягивает риски, без коих всё вокруг застаивается, ничего не происходит, мир закрывается серой тоской. И дружба в городе не приходит просто так. Так же, как и в лесу, здесь надо лбами столкнуться, прежде чем знакомство завяжется. За всё приходится бороться, рвать у соседа из пасти, чтобы выжить, доказывать свои права жизнестойкостью и активностью.
   Чем отличается город от леса - в лесу без интереса не выжить. Каждая букашка лесная порождает любопытство окружающих к себе. Лес побуждает к размышлениям, к анализу прошедших событий.
   Суетный город не оставляет времени для размышлений. Мысли здесь просты и практичны. Думы о сущем для горожанина - не обязательное времяпровождение. Здесь всё ясно и благоустроено, не обязательно вдаваться в глубины бытия. Простота отношений вполне устраивает горожанина: "Здравствуй! Как дела"? Никого не интересует какие именно эти дела! Непристойным считается влезать в чужие проблемы, чужие доходы считать.

                ***

   -И что ты собираешься делать со своим подопечным? - майор Огнев совещался с начальником бригады ППС Дроновым по поводу ночных арестов. - От него пользы, как от козла молока. Уложили бы его там же, возле кафешки. Теперь корми его, суди. Одни траты от твоего бомжика!
   -Я думал новичкам его отдать. Пускай юнцы потренируются. Разве спортзал способен злость в удар вложить? Это качество воспитывает только "живая груша".
   Майор усмехнулся на злую шутку подчинённого:
   -Не переусердствуй! Слышал о скандале в соседнем районе по такому же поводу?

   Борис не сопротивлялся, когда его пристёгивали наручниками к стулу. Так и должно быть: он показал себя опасным, его бояться. Пройдёт время, и люди научатся доверять непревзойдённому бойцу, уверятся в его предсказуемости, узнают о других, привлекательных сторонах его характера.
   -Ты кто? Почему молчишь? Какие дела тянешь за собой? Какие люди тебя поддерживают? - Вовчик пришёл в полицию после армии, службу тянул в Таджикистане. Ребята говорили, он мумию своим напором разговорит, хотя старшие друзья по оружию принимали эти утверждения с усмешкой.
   У Бориса не было никой возможности уворачиваться от всех ударов - привязан как-никак. Несправедливо всё это! Учить их надо, воспитывать! Не всё же самому учиться, иногда и учителям стоит указывать на правила поведения.
   Стул для экзекуций был привинчен к полу надёжно. Надёжно для других заключённых, но не для Бориса. Дикие таёжные нравы в людском заточении не учитываются. Здесь думают о людях, всё делается для людей, с заботой о спокойствии заключённых.

   В камеру Бориса завели с медпункта: "Буянил". Сам бы он не дошёл, помогли добрые люди, новые знакомые. На этот раз узника переселили, Борису досталась общая камера. Встречал новосёла старожил: дед с роскошной бородой чаёвничал за столом посреди помещения: старичок-боровичок с завидной внешностью, седой весь, притягательный - не оторваться.
   На столе стоял чайник и железные кружки, одну из которых старичок грел в маленьких ладошках. Пряников и пампушек за столом не наблюдалось, чай был пустой.
   
  -Присаживайся! - указал дед Борису на свободный стул. Представился: - Василий. Для хороших людей просто Васёк.
   -Борис.
   -Ну вот, а говорили, ты немой. Наливай, наливай чайку. Официантов здесь нет. На всём экономят, вертухаи неисправимые! Наливай, пей! Чем богаты...
   Борис с удовольствием отметил открытость деда Васьки. Давно он не угадывал настроений собеседников, их намерения, норов. Скорее всего, люди совсем недавно утратили возможность соприкасаться душами. Старшее поколение ещё способно понимать людей, улавливать радость и горе.
   Дед Васька с интересом смотрел на улыбающуюся физиономию сокамерника, разбитую вдрызг. Это как можно изобразить на побитом лице открытую улыбку, не вымученную?
   -Не приступай к трапезе, не помолясь! - застрочил Борис знакомыми словами. - Каша - пища наша. Смешной такой! Сучара! Я - гей. - сознался он наконец с гордостью.
   -Не говори больше никому! - остопорил дед неразумного отрока. - Забудь это слово! Плохое оно.
  -Плохое оно, - согласился послушный ученик.
   -Ты вот что, Бориска, - держись-ка меня! - расположился сердобольный дед к неотёсанному незнакомцу. - Задерживать здесь нас не будут надолго, прав таких не имеют. Я тебя найду, встретимся. "Видать, паренёк точно в помощи нуждается. Убогий".
   -Держись меня, - согласился Борис.

   -О пытках в камерах узнают по фингалам на твоих бойцах, а не из жалоб потерпевших, - распекал майор Орлов Дронова. - Пацаны! Их девчонки вскоре бить начнут. Чтоб из спортзала не выходили, пока синяки не сойдут.
   А этот Борис - парень не промах. Запрос на него ещё не возвратили? Кто же он, из чьих будет?
   Он что там, с дедом Васьком снюхался? Значит так..., вот что мы сделаем: отпускай-ка ты их обоих. Здесь от них толку не будет. Посмотрим на них на свободе, может, и выгорит что из этого бойца?
   А ты, Дрон, вот что: пристрой к нему Валета. Пусть сам решает, что с ними делать: милостыню просить или в дело пускать. А может, убьёт Валет этого Бориску-самозванца? У нас голова меньше болеть станет.


                Глава XI.
                На дне.

   Борис осваивал городскую жизнь. Он удивительно быстро изучал язык, всё понимал уже, а говорить начинал сразу чисто, без акцента. Неправильно составлял предложения, правда, не умел формулировать мысли. Пока... Учился. Учился разговаривать среди людей и у учителя - Василия.
   Василий пробовал учить Бориса чтению и письму, но пока безрезультатно: рисовать никудышный ученик не то что не умел, он не мог понять, как это - наносить риски и кружочки какой-то там палочкой. Букву "А" Борис произносить научился, но как она выглядит на бумаге, запомнить не мог. Даже простейшую "О" зафиксировал в своей дырявой башке  только после того, когда непробиваемый добрячок Васёк замахнулся на него пустым чайником: "Губы, как дупло у белки - о-о-о! Балбесина"!

   Дед Василий показал Борису, где можно брать пищу, за которую "добрые люди" не скручивают руки. Пищи в городе было полно, и никто за неё не дрался. Горы пищи, складируемые в больших металлических контейнерах были непригодны, однако, для полноценного питания, от пищевой ценности этих продуктов остался один запах. Вездесущие дикие псы и коты не таскали из мусорных баков даже любимейшей ими колбасы.
   Новые друзья Бориса, бомжи, объедались контрафактом немеряно. От голода "придонные человеки" не страдали.
   Борис умел отбирать куски для себя. Непохожего на остальных, привередливого Бориса, не упускающего возможности поплескаться в воде при любой погоде, бомжи прозвали Борька Буржуй.

   Подготовка к зиме в этот год у бывшего медведя, Бориса, прошла более чем успешно. Долгими зимними ночами он грелся у труб отопления. Такой услуги от жизни дикарь ещё никогда не получал.
   За постой Борьке Буржую приходилось платить. Дань с бомжей собирал Валет. Борис сразу невзлюбил мытаря, почуяв его гнилое нутро. Он ко всем бомжам относился с некоторой неприязнью, как к грязным медведям, но презрение к Валету зачастую переходило в ненависть - до такой степени отвратительно этот нежить вёл себя.

   Общественные нагрузки Борису давались легко: сбор стеклотары, металлолом - от силы два часа в день. Его пробовали приучить к попрошайничеству, исполосованная шрамами внешность располагала к состраданию, но уж больно неусидчивым оказался нищий, больно резво откликался на подаяния: вскакивал, кланялся, пытался помочь участливым старушкам.
   Валету не нравился новый приживала: чересчур бескорыстным оказался Борис, исполнительным, безотказным. Нечем упрекнуть, нечем подчинить. Другие пытались утаить доходы, припрятать денежку на шкалик "мерзлявчика". На таких легко распространить своё влияние - наказывать, поощрять за признательность. Борис грамма не пил, не переносил запаха спиртного, словно тот пёс цепной - даже хозяина под хмельком цапнуть норовит. Борис отдавал в казну всё добытое, деньги ему были не нужны.

   Поиск возможности влиять на Бориса встал для Валета навязчивой идеей. Он всё больше бесился от независимости гордого дикаря: "Нужны деньги? Бери и отвяжись"! Никакой преданности - ни в глазах ни в поступках! Никаких просьб и заискиваний со стороны вольнодумного приживалы! И как на него влиять? А ведь на то была установка сверху, от кураторов из полиции: держать новичка в ежовых рукавицах, выдрессировать его до самых жесточайших пределов. Это всё равно, что воспитывать дикую кошку - только через битьё! Бить до смерти, пока гордец пощады не запросит!
   Бить Бориса пока было не за что. Незаслуженных избиений даже бомжи не поймут. Бомжи со старого центра - не какая-то там привокзальная дикая банда. Здесь, рядом с церковью, собралась большая группа нищих с возвышенными взглядами о терпении и добре.

   Борис чувствовал угрозу, исходящую от вожака. Не замечать открытую озлобленность Валета мог только мёртвый, кому уже не до мирских передряг. Маленькие глазки верховодящего бомжа сквозили ненавистью. Ненависть угадывалась в поведении, выплёскивалась через подёргивания, вылетала словами: мат на мате - перемат.
   Борис видел отпечаток смерти в гадливом образе вожака. Видеть смертельную болезнь по глазам, по поведению обречённой особи - приобретённая способность любого состоявшегося зверя. Это чутьё - защита от заразы. Опытный хищник никогда не нападёт на больную жертву, бешенного зверя чуют за версту.

   Бесстрашие Валета держалось на безысходности: "Мне всё равно умирать! Я афган прошёл, две чеченские! - пугал он своих безропотных бомжиков. - Кто я, а кто вы?! Меня моджахеды убивали, негры-наёмники, мусульманские радикалы. Не смогли! Что вы со мной сможете сделать?! Так что, дуйте в трубочку и помалкивайте, пока я вам жить разрешаю! Цыц у меня"!
   Бомжи дрожали перед вожаком, словно листы осиновые, осенние. Кроме Бориса... Кто ищет повода для ссор, найдёт всегда. Если же поводов не находится, их можно подстроить - действо, сродни театральному, желанная для подлой души подстава.

   Борис спустился в колодец к бомжам после утреннего променада: прочищал лёгкие от затхлого воздуха обиталища нечистоплотных отбросов общества.
   Валет собрал вокруг себя униженных, тряс бутылкой с водкой и декламировал что-то трибуном, недовольным властью:
   -О! Заявился! Трезвенник, етит твою! Алкоголик скрытный! А покажи-ка людям, как ты слезу глотаешь! (Бомжам особо приятно, когда их людьми называют). Агнец ты наш! Глотай! Глотай! - открыл бутылку и плеснул водкой в лицо Борису.
   Борис выхватил протянутую к нему бутылку и грохнул её об пол, заставив бомжей застыть в изумлении с уничтожением их божьей росы - водки.
   -Ты что творишь?! - взвился Валет. - Нет, вы видели? И чего он после этого достоин? Изгнания? А по-моему, это чересчур мало для него - уйти от наказания после всего, что он натворил здесь. Водку разбить! Спецом! Нет, вы видели?!
   Валет орал без роздыха. Ему нравилось косноязычить, нравилось, что люди слушают его агрессивное, грязное слово. Только из-за увлечённого красноречия Валета Борис ещё не понёс заслуженного наказания, и у виновника осталось время разобраться в происходящем, подготовиться к отпору.

   Борис понятия не имел о подлогах. В лесу таких подлостей не случалось. Звери не додумались до подтасовок фактов, о возможностях лжи. В лесу ошибочные обвинения случались, как и везде, но несостоятельность их быстро прояснялась. Правда - она видна. У правды есть запах. Правду ни с чем не спутать. Так почему же люди не отличают правду от лжи? Отучились?
   Борис видел, как Валет лезет на рожон. Его враг хотел умереть, смерть стояла у того в глазах. Смерть разрушала организм Валета, и безвольный одиночка, не имеющий под собой жизненной основы, больше не хотел сопротивляться смерти.

   Валет переусердствовал в словоизлияниях, но не забывал о виновном. Приближалось время расплаты. Борис должен ответить - будет ли он безоговорочно подчиняться, или же гордость его станет причиной погибели. Злости Валету было не занимать. Он напрягся в устрашающей позе и был готов к нападению. Убивать Валет умел, делал это легко. Это единственное, что приносило Валету удовольствие - убийства.
   "Всегда бей первым"! - исключительный закон,  которым Валет руководствовался по жизни. Раскланиваться с противником, тянуть время и растачивать лясы Валет более не намеревался. Но не успел...
   Валет схватился рукой за шею - кровь неожиданно хлынула горлом. Противника перед ним почему-то не наблюдалось, Борис стоял в стороне, не в зоне видимости. Злость в глазах Валета сменилась удивлением, взгляд потускнел. Умер он стоя. Упал на пол плашмя, не разобравшись, что же произошло - как и желал, как загадывал. Умер быстро, не успев попрощаться. Да и не с кем было.

   Борис с усилием разжал омертвевшие пальцы Валета и освободил зажатый в кулаке нож; с опаской сжал в ладони поблёскивающую сталь. Борис успел познакомиться с этим грозным изобретением человека - ножом, что подменяет клыки и когти, эффективно помогает раздирать плоть. Борис тайком разделывал ножом мышей и крыс, правда обрезался пару раз. (Бомжи не признавали грызунов пищей и не приветствовали влечения Бориса к этой заразе).
   Он разорвал ни разу не стиранные штаны Валета, добрался до тощего, бледного зада и срезал филейную часть, брезгливо отстраняясь от брызжущей крови. Бомжи оторопело наблюдали за звериными повадками их нового соседа. Борис протянул к ним кусок кровавого мяса, свисающего с ладони: "Есть нельзя"! Обвёл взглядом своих новых друзей и остановился на тщедушном Жорике, протягивая тому мясо:
   -Тебе можно. Ешь!
   Жорик был сифилитиком так же, как и Валет. Взгляд его пошёл поволокой от вида отрезанной части злобного вожака, и он безвольно завалился на пол, не в силах больше держаться на дрожащих ногах. Борис только пожал плечами: "Не хочешь - не надо"! Заставил, однако, Жорика подняться и принести мешки, складированные для сбора стеклотары.

   Невероятным образом Борис заставил Жорика держать мешки, сам же складывал в них расчленёнку, оставшуюся от Валета. Жорик держал мешки в вытянутых руках, отвернулся и закрыл глаза. Стойкий Жорик держался из последних сил, старался не вдыхать нутряной запах ужасного командира, который только недавно ещё мог сделать с безвольным человечком всё, что вздумается - хоть зарежет напрочь!
   "Что не сделаешь для нового вожака? - невесёлые мысли насели на удручённого Жорика. -  Быть приближённым - многого стоит! За это можно и потерпеть чуть-чуть. Мёртвый Валет не обидит больше. Или придёт ещё во сне? Надоест до смерти! Всё не так"!
   Бомжи всё так же оторопело глазели на Бориса, который спокойно, словно скотину какую, расчленял труп их главаря.

   Закончив кровавое дело, Борис отобрал из своей вновь образовавшейся стаи двоих: "Ты и ты"! Не смея перечить новому хозяину, успевшему за короткий срок доказать свою жестокость, неудачливые избранники с отпечатками ужаса на лицах схватились за мешки и потащили их вверх, наружу, вон из колодца!

   -Водка есть? - Борис выразил твёрдость голосом, заставляя бомжей раскрыть самое ценное. Паства молчала, однако: страх смерти - одно, водка же - категория из другой жизни. С этим горячительным напитком даже сам чёрт не в силах разлучить законченного алкаша.
   Борис обводил звериным взглядом всех, вытаскивал душу из каждого, пытая раскрыть тайну клада. "Ты"! - наконец ткнул безошибочно пальцем в одного из своей челяди:
   -Доставай! Доставай, давай! От кого прячешь? Я всё знаю! И впредь все запомните - от меня ничего не утаить!

   Разоблачённый бомжик, Санёк картавый, обречённо поплёлся к тайничку. Куда денешься от ясновидящего?
   Загашник Санька оказался на высоте, на уровне бара. Не падкий особо на алкоголь, запасливый бомжик собирал и утаивал ото всех коллекцию бутылок, в которых купажировал найденные недопитые напитки. В приресторанных мусорках и в парках всегда можно найти, чем похмелиться. Санёк сливал коктейлями найденный коньяк с водкой, вино с пивом - экспериментировал, старался для Валета, зарабатывал себе статус.
   Хитроватый бомжик пытался оторваться ото дна, копировал жизненные уклады погрязших в торгашестве людей. Оттолкнуться ото дна оказалось невозможно: дно размякло и затягивало.  Руки бомжам сегодня никто не подаст. Выбраться из этой жижи самостоятельно - нереально, упавшего туда затаптывают вконец.

   -Я же говорил, что знаю всё. Сколько там у тебя! На всех хватит! Будь добр, и народ к тебе потянется.
   Санёк дёрнулся от неожиданности. Как он ни отпихивался от Бориса (Сам принесу!),  новый вожак незаметно пробрался за бутлегером и раскрыл Санькин тайничок.
   -Лей! - протянул окровавленные руки Борис.
   Санёк уставился на вожака тупым взглядом: как это - водку, да не по назначению?! "Новый точно со сдвигом! Не хорошо всё это". Он вспомнил недавнюю разделку туши Валета и страх смерти затмил прекрасные вино-водочные устремления. Санёк смирился с участью вандала, разрушающего высшие ценности, и полил на кровавые руки небесную слезу; отвернулся от неприемлемого действа и закрыл глаза от непотребности.

   В тот день гуляла вся шобла. Вернувшихся могильщиков, захоронивших разорванные останки Валета, продизенфицировали. Дезинфекцию приняли все, изнутри, снаружи. Водка осталась - бомжи не пьют много. Все валялись навалом, кто как придётся. Сопели, не дождавшись вечера.
   Трезвыми оставались двое. Санёк качался в трансе над своим поредевшим богатством, бормотал что-то непонятное про себя, картавил неразборчиво.
   Борис наблюдал, изучал поведение людей. Готовился стать лидером. Он возвращался в стаю хищников, но чувствовал ещё, что возвышение своё придётся подтверждать, и не раз.
   "Король умер. Да здравствует король"!


                Глава XII.
 
                Вечный зов.

   Город перемалывал Бориса. Некогда живой взгляд его, всё замечающий, полный открытой мысли, тускнел за безразличием, закрылся стеклянной шторкой, застыл в стороне от жизни.
   Так было необходимо - кривить лицо в главаря бомжей. Обучал его власти над людьми дед Василий. Человеком нельзя править как волчьей стаей. Это зверю достаточно раз показать своё превосходство в силе, и победитель надолго останется верховодствующей особью. Человек же постоянно требует подтверждения своей лакейской сущности. Люди тянутся к лидерству даже после принижений. Страх, посеяный в человеке, постоянно нуждается в подкормке из цинизма и лжи. Трудно удерживать быдло в плебейском обличии, лезет и лезет отребье из лакеев в люди!
   За грязной внешностью Бориса стояло стремление к справедливому правлению. Бомжи вздохнули свободней после невыносимого гнёта Валета. В старгородском нищенском сброде забрезжил дух свободы, свободы выпить.

   А в городе тем временем наступила весна. И в города приходит сезон зарождения, сезон счастья, как это не удивительно наблюдать изначально. Город, сотканный из искуственностей, отмахнувшийся от диких законов, погрязший в цивилизации; и вдруг в этом противоестественном сонме - величайший природный зов, влекущий к жизни, к её продолжению. Инстинкт размножения не разрушат никакие постулаты о человеческом совершенстве, его величайшем предназначении.
   Борис захватил весенний навет. Весна подвигла всех к обновлению, завлекла совершенством, красотой. Ветры перемен повсюду разносили красоту свежести. Разум и реальность сдавали свои позиции, воздух дрожал в ожидании чуда, отовсюду шёл запах волшебства.

   Борис не спешил с выбором. Потомство - дело серьёзное. Выросший среди медведей, он был лишён человеческого опыта, приобретаемого с детства, интуитивно, на неосознанных наблюдениях и фиксируемых случайностях. Он не раз уже ошибался с выбором партнёрши. Ошибки разрушают любовь, подавляют влечение. Череда ошибок порождает неверие.
   Любвеобильная весна просто не могла оставить переполненного Бориса без женщины. Он нашёл её. Следил, наблюдал, восхищался.
   Она была не одна. Слабенький неопытный мальчишка прятал свою неуверенность за роговыми стёклами. Да разве он достоин Её?! Как он вообще к женщине посмел приблизиться, не готовый к продлению рода? Что он там хочет оставить после себя? Кто позволил пойти на это величайшее действо мальчишке неотёсанному? Кому он доказывал свои права на любовь?
   С другой же стороны, такой расклад даже лучше - не надо будет определять соперника, постоянно оглядываться в ожидании опасности. Можно будет полностью сосредоточиться на главном - на доказательстве любви.

   Борис выдержал три дня в слежке за своей избранницей. Он был уверен, что не ошибся на сей раз, а время без всяких сомнений указывало влюблённому на сроки представления.
   Борис был готов. Бомжи остригли его острозаточенным ножом (ножниц в несанкционированных апартаментах не оказалось), ножом же побрили, открыв шрамы - мужские украшения. Открылись и глаза, бездонные, готовые утопить своей голубизной любую заблудшую душу.

   Отяжелевший от зимней грязи Борис залез в городскую речку и долго плескался в талой воде меж остатков прошедшего ледохода. Неотлучные от берега рыбаки изрядно удивились новоявленному моржу - таких в Н-ске досель не знали. Разговоров было средь охочих до баек рыболовов! Бориса стали узнавать. Он постепенно выходил из разряда "пришлых", становился "своим", земляком, хотя и с "примочками". Оригиналам всегда легче. Их узнают, принимают, улыбаются лукаво, но и помогают зачастую.

   Бомжи приодели своего главаря к первому свиданию. В грязном тряпье отверженных нашлись довольно приличные вещи: джеггинсы, футболки любых расцветок с немыслимыми рисунками и непонятными надписями: "I manke".
   Борис присмотрел куртку - короткую, не застегнуть. Так он больше был похож на тореодора, которого увидел как-то в витрине магазина. (Или петуха, красующегося средь кур своим вызывающим окрасом).
   Василий подогнал своему наставнику приличную обувь. Почти новые ботинки дедок спёр во дворе цирка шапито, недавно приехавшего в Н-ск. Опытный доставала, Васёк влез туда за мясом, вытащил царский паёк из под лапы спящего льва. А ботинки попались стильные! Видать, пьяный клоун разулся по ошибке во дворе, не дошёл до своей каморки, возвращаясь из очередного похода в вино-водочный. Цветастые, весёлые ботинки с высокими бортами! Великоваты, правда, зато не жмут. Нашлись тёплые стельки, бомжми посоветовали газету вовнутрь натолкать:
   -Не спадут! Зато свободно, не жмёт, и нога мёрзнуть не будет. Вперёд, Бориска! Не сумневайсь! Против такого молодца ни одна баба не устоит! Точно!

   Борис вышел с бомжарского приюта уверенной походкой; прикрикивал на зазевавшуюся городскую живность - расплодившихся кошек и собак, передразнивал пересвистами возвратившихся с зимовок птиц, улыбкой разгонял прохожих, торопевших от необычного вида зачумлённого любовью бомжа. Солнце грело и обещало удачный день. Всё должно сложиться хорошо! Она не сможет отказать! Это не в Её власти.

   Серьёзная девушка Света не разменивала свою молодую жизнь на игры-веселья. Тем более, приближался самый ответственный шаг в её жизни - выбор партнёра. Знаковый период прошёл более чем успешно, выбор состоялся. Саша - ни какой-то там баламут! Подающий надежды молодой учёный, любимчик деканата. Однокурсники пребывают в волнительном ожидании перед защитой, Саша же - уже аспирант!
   Любовь? А она такая? Говорят, любовь бывает разной. Радость от приобретения любимого, от Сашиного согласия, в Светлане присутствовала. А как Саша мог отказать? Противится напору такой... настоящей женщины?! Всё правильно! Всё так и должно быть. Всё, как у всех.

   В тот день они с Сашей должны были ехать на дачу знакомиться с его родителями. Саша запаздывал, как всегда. Вечно он что нибудь учудит, потеряет, забудет, вернётся с полпути! Светлана не отнимала мобильник от уха: "Еду! Еду! Вот уже! Мой трамвай! Нет, не тот опять"!
   Она села на скамеечку, успокоилась. "Куда денется эта родительская дача? Рано ещё". Засмотрелась на памятник: "Ленин. И что его так не любят"?
   "Ленин - такой же беспощадный правитель, как и все, с кровавым шлейфом загубленных судеб за собой. Такая уж участь у вождей - брать на себя грехи своих ближайших помощников-изуверов. Видать, без жертв людских власть никак не состоится. Хоть и ратуют все вокруг о невозможности возврата к старому, об организованном цивилизованном обществе современности, от канибализма ещё на шаг не отошли. Везде требуются жертвы - во имя, за кого-то. Хорошо, что памятник не снесли. Нельзя сносить память - всё одно, что мозги.
   Самый страшный правитель - настоящий. Это его непредсказуемые наказы кидают народы из одной крайности в другую. Это он лжёт нам, выворачивает наше мировоззрение на свой лад, заставляет насильно любить его - единственно честного, стоящего за гражданина, за патриота".

   Этот клоун, внезапно выпрыгнувший из-за спины, сразу не понравился Светлане. Какой-то он неадекватный! "Пристал, зараза! Отвянь"! Светлана чувствовала внимание Бориса по взглядам, улыбке. Противно! И как он смеет смотреть? Что сделать? Камнем отогнать, как пса беспризорного?
   Борис тем временем запел довольно приятным голосом:
   -Звёздочка моя ясная меж берёз и сосен.
   "Он точно ненормальный, - уверенно определила Света. - И как таких выпускают? У него же обострение! Надо звонить"! - решила, но тут зазвонил мобильник: Саша снова докладывал о маршруте - подъезжает.

   А Борис начинал представление, как учили его опытные наставники, бомжи; как выступали звери перед своими завоёванными избранницами, пытаясь понравиться.
   Света фыркнула в кулак от высочайшей наивности и дебилизма клоуна. В глубине души она чувствовала признание его внимания. "Пускай выкаблучивается! Не лезет же. Придёт Сашка, разберётся. Когда-то и ему надо становится мужчиной, защитником".
   Борис тем временем закончил представительную часть своего выступления и перешёл к основному номеру - прыжкам и кульбитам. "Вот я каков! А вы не цените"! Выкрутасам Бориса позавидовал бы заштатный акробат. Клоунские ужимки и выгибы вызывали смех, как это и предполагалось артистом.
   Борис с разбегу прыгнул на ступеньки памятника и заскользил по гладкому мрамору, невероятным образом выровняв падение и сохраняя равновесие. Затея ему понравилась. Он прыгал на постамент то справа, то слева, скользил в присядку, на одной ноге, с перебором! "Вот он я какой"!
   Приноровившись к скользкой поверхности, Борис прыгнул на постамент с целью пробежать по вертикали, сколько удастся, и выполнить соскок сальтом назад.
   Дурной замысел не удался в полной мере.  Нога трейсера соскользнула, и Борис упал на руки, не докрутив сальто, разбил голову вкровь и застыл на холодном мраморе в обмороке.

   -Мужчина! Мужчина! - Светлана подбежала к пострадавшему с неожиданно вскрывшимся чувством сострадания. - Что с Вами? Вам помощь нужна?
   Борис открыл глаза и улыбнулся. Света почувствовала, как её затягивает этот взгляд - омут! Она вся падала в него, в этот синий взгляд. Наяву осталась только невесомость и чувства, немеряно растущие.
   Наваждение... Света дёрнула головой и отвернулась резко:
   -Я сейчас позвоню. Скорая?
   -Не надо! Я в порядке, - Борис облокотился на повреждённую руку и вновь потерял сознание от боли.

   Очнувшись, Борис увидел перед собой вместо ожидаемого светлого лица женщины ненавистные очки.
   -Ты что? Ты кто? Зачем? Кто позволил? - Борис забыл слова, которым учил его Васёк, устрашающие реплики, что следует применять перед дракой. Борис наступал, забыв о боли, с озлобленным лицом, испачканом в крови.
   -Он ненормальный! - визжала Света. - Он убьёт тебя!
   -Всё под контролем, - успокаивал свою девушку Саша, отступая, будучи совершенно спокойным. - Звони в полицию! Я задержу его.
   Прошедший курсы самообороны, Саша знал что делать. Он ловко подцепил здоровую руку противника и завёл её за спину, заставив Бориса наклониться чуть ли не до земли.
   Борис растерялся как никогда при виде отступающего противника. Подобного с ним никогда ещё не случалось. Правильно ли он поступает, вступая в схватку с этим недорослем? Может, следует просто напугать его? Нападение вмиг расставило всё по своим местам. Никакая повреждённая рука не могла помешать Борису вступить в битву за самку. Никакая разбитая голова не могла внести панику в его решимость и уверенность в победе.
   На центральной площади успела собраться толпа зевак. Не каждый день удаётся увидеть подобное бесплатное зрелище - бои без правил. Да ещё так экстравагантно обставленные! Никто из толпы не успел заметить, как всё перевернулось вмиг. Никакой Боливуд не отчудит такого - главный, положительный герой, только вот уверенный в своей безоговорочной победе, лежал на бетонных плитах, беспомощно дрыгая ногами и уворачивая раскровавленное лицо от мелькающих кулаков противника.  Преступный негодяй же рычал устрашающе и с победным видом гнал противника по пораженческой тропе: "Пошёл вон отсюда"!

   Борис не понимал, почему всё так закончилось, почему все ополчились против него. Ведь он же победил! Он уже узнал имя своей избранницы. "Света! Света! - плёлся непонятый отвергнутый герой за плачущей девушкой, протягивая к ней руки. "Мамочки"! - взвизгивала Света в ответ и с ужасом отступала от окровавленного звериного оскала своего неожиданного поклонника. И откуда он взялся?!

   Пресекли разнузданную хулиганку в центре города "добрые люди". И полиция, бывает, подъезжает вовремя, когда это ей надо. Даже раньше "Скорой помощи". Бориса завели в машину, покататься, успокоить. Борис уже знал - сейчас начнут знакомиться.

                ***

   В каждом социуме существуют свои законы. Законопослушные граждане нуждаются в прописанном законодательстве, в справедливости, исходящей из неподкупных судов.
  Элита не может жить по конституционным законам, нарушать кои им приходится чуть ли не ежедневно. У элиты свои законы. Эти законы зачинались ещё при монаршем правлении, в дворцовых интригах и заговорах. Мало кому из приверженцев власти удаётся испить из своей чаши жизни до дна. Даже на смертном ложе сильные мира сего рискуют закончить свои дни от насильственной смерти.
   Есть свои законы в тюрьмах, жестокие и безапелляционные. Даже в среде отверженных бомжей существуют правила которым необходимо подчиняться. А иначе, какое же это общество, пусть - сборище, правила жизни в котором меняются по усмотрениям заинтересованных личностей, как кому взбрендится? Анархия разбежится завтра же, без всяких "здравствуйте" и "до свидания". "Анархия" и "анахронизм" - слова схожие не только по звучанию.

     Полиции необходимы бомжи - это один из доходных факторов полицейских. Основной задачей полиции является защита граждан, от всего, буквально. А какой доход может быть от законопослушного гражданина? Зарплата - это не доход. Не смотря ни на что, приходится выполнять, однако, нашим доблестным защитникам от ворья свои непосредственные обязанности. Следят за ними последнее время неоглядно, заставляют восстанавливать былую милицейскую честь, заслуженную на доверии граждан когда-то в незапамятные времена.
   Самую большую прибыль полиции приносят власть и торговля. Это незыблемая спайка - охрана и капитал - она скована временем, беззастенчивой наглостью, необходимостью ухода от законов справедливого общества.
   Общество нуждается в крепкой основе, в незыблемых связях. Любые перемены привносят в устроенное существование неприятные последствия: передел, склоки, потери. А кому это нужно? Лучше жить в устоявшемся болоте, нежели в поисках лучшей жизни каждое десятилетие передёргивать государство из одних мерзких лап в другие. Поэтому спайка полиции и элиты вечна.
   Социум бомжей необходим в обществе так же, как и торговля, как воровские кланы, не позволяющие ворам скатиться к беспределу.  С бомжами борются политики, устраивают для них социальное жильё, организовывают рабочие места. Борются, но победить не спешат: кто же тогда будет поднимать рейтинги нашим человеколюбивым депутатам?
   Некую дисциплину среди бомжей поддерживает полиция. Как может. Полиции нужна стабильность в этом отторженном стане. Бомжи - это доход в определённых полицейских слоях, возможность выжить для наших дорогих защитников. Защитников от самих себя. Бомжи - это не только нищенский сбор, но и бесплатная рабочая сила, коей не отвыкла гнушаться наша элита ещё с советских времён, времён штабных генералов и их доблестных солдат, подсобных рабочих.
   Бомжи - источник незаконной трансплантации органов, подтасовок в моргах, когда высокопоставленному клиенту подошла необходимость "умереть" за границу, в забвении под чужим именем. Свалка мёртвых бомжей - доказательство для политиков давно прошедших зверств тоталитарного режима.
   Да чем только ещё не могут быть выгодны бомжи! Здесь огромное поле для фантазий, нескончаемые возможности для спекулянтов человеческими жизнями.

   Вот так и вертится вся эта нечисть вкруг праведной жизни. Необходимая дрянь! Без неё никак - доказано! Вертится, и истирает стержень из предначертанного бытия, вбирает в себя справедливость и правду, оскверняет ложью просветлённую жизнь.

      -Это тебе не 90-е годы! - распекал майор Огнев своего подчинённого Дронова. - Избавиться от него собрался! А подумать не пробовал? Или нечем?
   Закадычным конкурентам по теневым доходам в обозримом прошлом не приходилось ссориться из-за какого-то там бомжа. Борис за время своего командования над отверженными развалил всю дисциплину среди порученой ему паствы. Пьяные бомжи валялись под церковью, на центральных площадях города, в скверах, парках. В полицию посыпались жалобы от граждан. Да было бы всё это  полбеды - финансовые потоки от старгородской беспризорной своры сократились до мизерных пределов. Дед Василий, бухгалтер из бомжконторы, только кивал головой виновато. Куда ему, старому, за ответственные дела отвечать. Ему о смерти думать пора, к чему ему дела житейские, корыстные?
   Борис встречал полицию с распростёртыми объятьями, с открытой улыбкой на лице:
   -Братки! Как рад! Как рад! Заходите! Чай? Водка? Пиво? Деньги? Не хватает? Да, понимаю..., жить надо. Приходите завтра. Соберём обязательно.
   Всё это необходимо было срочно менять!
    -У тебя есть замена на место главаря? - пытался Огнев спасти развалившуюся финансовую систему организованой нищенской братии. - Готовь! А этот..., как его? Запрос на Бориса так и не пришёл? Капитан Немо ты наш с затеряных диких островов! Драться, говоришь, любит? Будет ему драка. Каждый день на ринге сражаться будет. Хлеб с наших щедрот бесплатно не подают.
   -Так он же поубивает там всех! И кикбоксеров, и каратистов! Для него никакие мастера боевых искусств не указ!
   -Так поставь Васька рядом с ним! Зверюга ведь слушает его? Вот пускай Васёк и дрессирует своего приёмыша. Сам нашёл, сам пусть и отвечает. Да и ты там следи! А то я тебя знаю: дело сдал, руки отряхнул и - по бабам. Смотри у меня! С тебя в первую очередь спрошу!
   

                Глава XIII.
                Цена мести.

   Борис обживался в городе. У него появился свой дом - небольшая квартирка с открытым санузлом в углу, без кухни. Это был не тот Тёплый Дом, о котором он мечтал в юности. Скорее - берлога. Эту квартиру выбирал не он, жилище ему предложили, за деньги. И плёлся хозяин в свой угол без радости, по необходимости поспать и умыться.
   Борис сыскал себе славу в городе, его узнавали, здоровались, показывали рукой: "Вон пошёл". Выходил из дома, правда, редко, прятал от мира свои незаживающие кровоподтёки, что подновлялись от боя к бою. Не давали ему отдохнуть, подлечить  до конца травмы и ушибы. Ежедневные тренировки по восемь часов и более, медосмотры, изучение противника, схватки, бои - рутина единоборца.
  Василий опекал его и советовал не шляться по увеселительным заведениям, мелькать в толпе. Оберегал, одевал и обувал своего внезапно объявившегося приёмыша, который помог ему невероятным образом подняться со дна, вылезти неожиданно из безысходности на старости лет, не дал закончить безрадостные дни бомжа под канализационным люком.
   Дед Василий принял Бориса как сына. Обделила судьба старого женского угодника детьми. А может, и были они у него, цветы жизни, расеяные вечным бродягой по бескрайней стране от Москвы до Ашхабада.

   Борис ежедневно выходил в город на зачинающийся рассвет. Гнал тоску по родной тайге изнуряющим бегом вдоль речного берега в бетоне, по тропинкам ухоженой лесопарковой зоны. В этот предрассветный час случайные прохожие особо не засматривались на ненормальных бегунов, редких любителей утренних прогулок. Сосредоточенные пешеходы, попав не в свой час, спешили до дому, к мягкому дивану под телевизор. Спешили и не замечали зарю.
   А Аврора смешивала краски и писала свои ежедневные неповторимые картины, чтобы дни не становились похожими, не сливались в однотонные будни нескончаемыми трудовыми неделями, что завивают собой месяцы, годы, жизнь.
   Неповторимый ваятель Аврора разрисовывала начала, и никому после не удавалось превзойти гений утреннего мастера; правки по времени, заносчивые мазки корректоров, делали предначертанный день только хуже.

   На утренних пробежках у Бориса появилась напарница. Он давно приметил эту женщину - спортивная, резвая, бегает красиво..., долго, не устаёт.
   -Молодой человек! - окликнула как-то бегунья подрезавшего её Бориса. - А Вы бы не сопроводили даму?
   Дама представилась Ларисой Николаевной. "Можно Ларисой". Борис отметил на привлекательном лице женщины скрытые отпечатки возраста. Лариса Николаевна неожиданно оказалась старше своего кавалера, и этот факт по необъяснимой причине почему-то обрадовал Бориса.
   -А это что у Вас, гематомы? Вас обидел кто? - запереживала Лариса, разглядев лицо нового знакомого, который не мог предоставить открытую улыбку на представление после вчерашнего боя.
   -Работа.
   -Так Вы профессиональный боксёр? А знаете ли Вы как это плохо скажется на Вашем здоровье в будущем? Слышали, отчего умер Мухамед Али? Видели, во что превратился этот безукоризненный атлет к старости? Я за Вас искренне переживаю, поверьте!

   Они бегали каждое утро. Садились на избранной скамеечке минут на пять-десять, отдыхали, пока Лариса Николаевна не восстановит дыхание. Разговаривали... Потом женщина уходила, а Борис продолжал свои изматывающие бега до предельных возможностей, пока организм не начинал упрямится и показывать мир через сеточку, как телевизор с плохим приёмом.
   Лариса оказалась медиком. Она приносила с собой какие-то таблетки для Бориса, травки, примочки; консультировала его и постоянно беспокоилась о полученых травмах. Переживала, как за родного сына.

   Встречи с Ларисой Николаевной стали для Бориса отдушиной в его незавидной жизни без нормальных человеческих радостей и утех. Он научился общаться с женщинами без оглядки на их привлекательные телеса, умел прятать своё нездоровое влечение далеко за разумными симпатиями. 
   Учил Бориса общению с женщинами всезнающий дед Василий. Лекции на эту тему любвеобильный дедок вёл долгие, задушевные, смачные. Лекции - лекциями, но никакие теории, никакие разговоры и сильные примеры не научат неопытного мужчину спокойствию в женском коллективе, если инстинкты его вовремя не подавлены.
   Как намучился Василий со своим привередливым опекуном! Он водил Борису проституток по одной, потом две-три, табунами. Высокомерный ловелас воротился. Борис не хотел больше совершать ошибок, выбирать женщину должен мужчина - это закон. От одного взгляда на проститутку в нём поднималось отвращение, в глазах вставала Зизи, которая не смогла оставить ему потомства.  В конце концов, Васёк сунул ему веер фотографий: "Выбирай"! - развернулся обиженно и пошёл прочь.
   Не в силах больше совладать с позывами страсти, Борис выбрал всё же женщину, похожую на Зинку. Вера, Вероника (как звали проститутку), воодушевлённая победой над привередливым клиентом (а более того - хорошим гонораром) с присущей женщинам уверенностью в делах немужских, взяла в умелые руки неприступного воротилу. Вероника знала своё дело, всё у них получилось. "Ну что ж, пусть будет так", - обречённо решил изжёваный Борис и продолжил ублажать свою похоть неприемлемыми для естества способами. "Жить то надо как-то". 
 
    "Как-то", жизнь Бориса теплилась.  Всё было в этой маленькой жизни, не было главного - смысла. Не было продолжения, обновления, идей, детей, и поэтому жизнь  казалась ущербной. Мало какие самостоятельные решения мог принимать Борис, все его действия отслеживались, поступки корректировались. О былом величии лидера, бывшему медведю уже и не вспоминалось. Причина сегодняшнего унизительного положения  вполне угадывалась Борисом - довлела над ним сила застарелая, сила не исполненной мести.
   Он искал обидчика, но всё впустую. Выискивать человека в толпе, где его быть не может - затея нереальная. И всё же Борис постоянно стрелял взглядом по незнакомцам с желаньем встретить ненавистный блеск хитрых глаз из под тёмных очков. Искал, спрашивал: "Мужчина моего роста, постоянно всем советует что делать. На кушетке вот так сидит - развалился"! Как искать человека без имени, без звания, если не знаешь даже где, откуда он?
   И всё же время подарило Борису удачу, к ищущим Фортуна всегда благоволит. С огромного бамера на Бориса призывно смотрел он, человек из беседки.
   -Кто это? - спросил Борис у сопровождающего Васька.
    -Да воротила местный. Владелец сети магазинов "Авоська". Видел когда? Ну да, ты же читать не умеешь, с тобой ясно всё. А этот - Виктор Семёнович Осмолов. Кликуха Смоль к нему ещё со школьной скамьи приклеилась. Знавал его по молодости - прислужник лидера банды с Текстилки, ухарь ещё тот. Это какое дерьмо надо взрастить в себе, что бы в в городскую думу пробиться!

   Борис узнал о своём враге, и теперь поиск его сузился, препятствием для мести оставалось только время - преграда, не страшная для бывалых охотников. И время пришло, враг был найден. Виктор Семёнович выходил из офиса избирательной комиссии, когда зоркий взгляд Бориса засёк его.
    Месть не терпит планов и рекогносцировок, встретил врага - бей! У Бориса всегда в кармане имелась рогатка, излюбленное его оружие. Мужчина должен иметь при себе вещь, приданную защищать честь в нужный момент. Камень, посланый Борисом в небо, был призван сообщить всем окружающим о начале кровавого действа. Пока Борис перебегал к спускающемуся к машине врагу, подобрал по пути с асфальта какую-то железяку, непроизвольно, чтоб было.

   Камень с неба влетел в лобовое стекло машины, заставив охранников растеряться на мгновение. Все разом засуетились, зашарили взглядами  в поисках причин нападения, оставив при этом объект своей охраны без внимания. Когда же они вновь обратились к Виктору Семёновичу, тот уже лежал на ступеньках, красиво разбросав руки. Вместо депутатского глаза на подчинённых теперь смотрела головка болта. Борис вогнал болтяру во вражескую глазницу надёжно, со знанием дела, закрутил внатяжку - чтоб на века!
   Убийца и не собирался убегать с места происшествия. Борис любовался делом рук своих, наслаждался видами исполненной мести. Он легко дал заковать себя в наручники и без сопротивления последовал за приказами прибывшей полиции.

                ***

   Борис не держал обид на собравшихся за клеткой. Люди умные. Поругаются, да простят. Людям надо разобраться, добраться до истины, вот они и сталкивают плохое с хорошим, делят, преувеличивают, месят прожитые Борисом дни. Борис устал от разнящихся мыслей людей и перестал их слушать. Пускай сами разберутся. Люди умные, поймут.
    Борис смотрел телевизор и имел понятие, что есть суд - собрание людей, занятых поиском справедливости. О правовом поле в человеческом обществе он имел очень даже поверхностные предположения. Бориса, как единоборца, в первую очередь интересовали спортивные каналы, а ещё он любил слушать музыку, любую - от рока до классики.
   Люди должны добиться правды. Правда - она на поверхности, её легче всего увидеть. Это ложь выпадает в осадок, её не понять, потому что она неестественная. Борис всегда стремился к правде, учился справедливости. В тайге он лишал жизни только тех, кто не был рождён для её продолжения. Жертву легко возможно отличить, она и пахнет по иному.
   В боях за славу смертельного исхода всегда можно избежать. На смерть в бою отводится столько же шансов, как и в повседневности - в цену ошибки. Это справедливые бои, на которые идут добровольно, в поиске правды, для обретения будущего в лице потомков с генами победителя. То же можно сказать и о единоборствах, в коих Борис снискал для себя признание победителя, уважение от людей.
   В драках участвуют люди достойные, активно участвующие в действе бытия. Доказательства силы - залог здорового продолжения жизни. Особь избегающая прямого столкновения достойна презрения. Лукавство никогда не красит ни человека, ни зверя.
   Люди, привыкшие жить во лжи, на обмане ближних, никогда не обретут тех радостей, что дарит щедрая жизнь человеку с приобретёнными достоинствами. Погрязшие в обманах торгаши и воры продадут всё - честь и совесть, родину и родителя. Предатели, они ради выгоды заложили душу, да и жизни своей они знают цену, легко обменяют её на смерть, если в сделке будет заложена прибыль.
   Нет, эти люди не могут находится рядом со здоровым сообществом. Паразиты - они не достойны жизни. Смоль - один из них. Убийство этого трутня должно встать заслугой для Бориса. Это подтвердил и охранник, который задерживал Бориса после убийства депутата; он шепнул тогда на ухо: "Молодец, мужик! Верно сделал! Уважаю! Ты держись там"!

   Борис обвёл взглядом зал суда. Хорошие люди. Разные. Если бы все одинаковые были, жизнь бы остановилась давно. Думают, рассуждают. Мысль всегда приводит к правильному результату, к правде, справедливости. Человек думающий застрахован от ошибочных решений, всё должно закончится хорошо. В Бориса должны поверить. Он снова станет вожаком, ему можно будет возвратится в тайгу, и он без всяких хвостов, чистым, будет заходить в гости к Афонасию; найдёт свой Тёплый Дом.

   Борис откинулся на стуле и предался мечтам, будто и не был заточён в клети под охрану конвойных. Он оказался в тайге, разговаривал со зверьём, дразнил птиц пересвистом, зашёл на Колдун Камень поплескаться в тёплом источнике. Пришла Ай..., пришла и молчит...
   Борис не ощущал границы между мечтой и реальностью. Уверенность, что он видит Ай наяву, что она зашла в зал суда, приходила к Борису постепенно; реальность приходила вместе с удивлением и приливами счастья. Ай тоже смотрела на него, он любил этот взгляд, любил лицо женщины, образ, прикосновение, которого был лишён ограниченным пространством.
   Борис встал и ткнулся в железные прутья. Металл не пускал его к любимой, но клеть не могла запретить ему разговаривать с Ай. Они разговаривали взглядами и прекрасно понимали друг друга. Борис понял главное - Ай пришла к нему. Лучшая женщина - его! Значит, всё обязательно должно закончиться хорошо! Любовь всегда права!
   
   

                Глава XIV.
                Человек в клетке.

   Непросто досталась Наташе адвокатура. В поиске призвания она перебрала ни одну профессию. Да и муж был против трудоустройства Наташи:
   -Я недостаточно нас обеспечиваю? Общественно полезный труд - не для избранных. Если государство снабжает нас особыми благами только за принадлежность к привилегированному клану, работать глупо. В мире много интересного, Наташенька. Лично я только приветствую твою неусидчивость. Развивайся! Ты знаешь, как я тебя люблю? За все твои прелести и недостатки, за презрение к лени.
   Развиваться, радуя своё тщеславие - такая задача не особо прельщала женщину, нацеленную на результат своих усилий. Наташа желала быть полезной. Совершенство требует отдачи и признания.
   "Защита оступившихся людей от слепой Фемиды" - лозунг, который привёл Наташу на поприще защиты несправедливо осужденных.  Самый опустившийся человек имеет право на снисхождение. В любом из людей должны таиться человеческие начала, которые следует отыскать меж приобретённых зверств, открыть их к надежде. Право на праведную жизнь должно быть у каждого.
   В зрелом возрасте, когда её ровесники адвокаты, уже что-то значили в адвокатских конторах, Наташа только осваивала практику защиты, вела простые бытовые дела, набиралась опыта, не гнушалась учиться на победах и поражениях коллег, набирала вес, известность; строила себе имя, пытаясь заполучить известность, как среди коллег, так и в среде потенциальных клиентов.

   Наташа не могла обойти стороной дело об убийстве кандидата в депутаты Осмолова. Неординарное дело, интересное - хорошая практика для начинающего адвоката. Тем более, Наташа знала о подозреваемом намного больше остальных, хотя лезть в него не собиралась, как в качестве свидетеля, а тем более - адвокатом. Убил депутата Борис - тут доказывать нечего. Убийство это потянет на полную. Защитник на суде в подобных случаях - лицо символическое. Начинающих адвокатов без опыта и накопленных авторитетов здесь кроме поражений и падений ничего не ожидает.
   Бориса можно понять, если рассматривать его, как Барда, оправдать его действия по общечеловеческим законам справедливости. Но ведь так не бывает! Человек - существо такое, что не терпит возле себя непохожее, ворон белых, иноверцев, расу другую. Это на словах мы жалеем обездоленных и потеряных жизнью. На самом деле никто не снизойдёт до них, руки не подаст, обойдут стороной, окинув презрением.
   Наташа вспомнила девочку, воспитанную в собачьей будке. Резонансное дело было. Центральное телевидение, пресса. Вся страна жалела девочку "маугли". Научили ходить на ногах, да говорить, дальше дело не пошло. А была ли она, девочка? Где она теперь? Кому она нужна, "нетакая"? Лучшее для девочки - обратно в будку, в стаю собачью. На дне человеческого общества не выживают.

   Наташа зашла в зал суда одной из последних, присела на дальних рядах в уголке, чтобы оставаться незаметной. Борис... Ба-а-ърд. Наверное, было смешно наблюдать со стороны, когда она пыталась повторить имя этого дикаря. Всё это забыто было давно, отброшено из жизни, как ненужная памятная помеха.
   "Адвокат Николаев. Знаком. Прихвостень прокуратуры. Этот точно позволит засадить преступника пожизненно. Тут гадать нечего".
   У Наташи не осталось к Борису никаких чувств. Её научили на юридическом факультете избавляться от личного на время ведения дел. Никакой жалости - одни голые факты.
   "Увидел. Узнал. Всё тот же бездонный взгляд. Он помнит. Я забыла. Так надо. Всё верно. Надо бы Таю ему показать, чтобы хоть интуитивно чувствовала отца. Попрощаться надо. Навсегда...".

   "Какая Тая? Что за бредовые мысли залетели мне в голову? - корила себя Наташа выйдя из зала суда. -  Совсем сдурела! Любовь первую повстречала. Девчонка вчерашняя! В руках она себя умеет держать"!
   "Это лучшее, что было у меня в жизни. И почему я должна отвергать мои главные встречи, подвергать их забвению? Это случилось, было. Вот так мы и подменяем реальность выдумкой и оправданиями, обманываем самих себя. Жизнь - сказка. Мы - не мы".
   "Будет тебе жизнь сказкой, когда узнают все! И муж будет "как за каменной стеной", и жизнь обеспеченная, и карьера распланированная. Сидела бы ты молчком, да не "гугукала", баба очумелая! На романтику её потянуло, на воспоминания"!
   " Я не имею права решать подобные вещи за дочерью, хоть и маленькой ещё. А кто разглядит, как они взрослеют, что и когда готовы понять в этой жизни, неясной до конца для взрослых? Увидеть отца ей никогда больше не удастся. А вдруг когда случится мне рассказать Тае обо всём? У меня ведь даже фотографий его нет".
   "Фотографии в деле всегда можно будет скопировать. Как поведаешь о нём Тае, так и будешь отвергнута как мать. Хочешь этого, хоть под старость, хоть под смерть - быть отвергнутой"?

   Борис преполнился счастьем, когда увидел Наташу в очередной раз с дочерью.
   "АЙ! Она привела ко мне свою дочку познакомиться! Как я рад, что у вас всё хорошо! Женщина должна прийти к материнству вовремя. Надеюсь, никто не обидел тебя, Ай? Девочка..., какая она..., - лучшая! Ну да -  лучшая. По другому быть просто не должно, раз мама её - АЙ".
   Борис не мог найти определений для Таи. Откуда ему знать такие слова, как "звёздочка", "цветочек", "прелестница"? "Ангелочек" - такого Борис в жизни вряд ли когда осмыслит.
   "Какие глаза! Озёра детской непосредственности! Небесные своды! Моря бездонные! Мои глаза!
   Вот даёт, медведь несостоявшийся! Глаза - его! Ты бы ещё сказал "моя девочка"! Мечтатель! Сравнил дикаря с нежным росточком"!
   "Она пришла ко мне. Пришла показать своего ребёнка, рассказать про себя. Я ей не безразличен, раз делится она со мной самым сокровенным. Ай не забыла обо мне, значит у нас будет совместное будущее. Всё должно сложиться хорошо! Ведь я любим, я - человек! Я обязательно должен быть оправдан, потому что содеянное мной никак не противостоит высшим законам. Убил я нечисть, не достойную к жизни".

   Тая была сегодня сильно обрадована - мама прямо из школы повела её "на работу", показать, рассказать. Как интересно!
   -Я по пути, ненадолго, - оправдалась за дочку Наташа перед охраной "Облсуд". - Заседание открытое и возрастной ценз на этом рассмотрении не определён.
   -Мам, а почему дядя в клетке? - безумолку тараторила возбуждённая Таечка. - Смотри, мам! А дяденька на меня смотрит. Какой дяденька хороший! А можно мне поговорить с ним? Я подойду, мам?
   "Вот натворила делов! - корила себя Наташа. - Чёрт меня дёрнул дочку в суд затащить"!
   -Это артист, Таечка! Ведь ты была в театре? Там дяденьки и тётеньки со сцены не спускаются, оттуда кланяются и улыбаются всем. Вот и здесь так же. Только это - немного другой театр.
   -Мам! - не переставала приставать Тая после посещения суда. - А можно, мы дяденьку из клетки домой возьмём? Его жалко так!
   -Девочка, родненькая! - Наташа еле сдерживалась, чтобы не заплакать, её профессиональная преграда от чувств рассыпалась в пыль просьбами дочери. - Давай мы тебе лучше котёнка возьмём. Раньше не разрешали, а теперь возьмём. Или собачку. Ты кого больше хочешь?
   -Дяденьку из клетки! - раскапризничалась Тая.

                Эпилог.

   Старый медведь Анар умирал.
    Мало кому из медведей довелось умирать своей смертью. Это не только большая честь, такая смерть - доказательство правильно избранной стези, силы и упорства, жизнестойкости настоящего медведя.
    Анару отводилось ещё немного времени для воспоминаний, подведения итогов перед дальней дорогой в никуда, в тёмное царство Большой Медведицы, что постоянно маячит на холодных северах, зазывая и подмигивая своей яркой указующей звездой.
   Следили за смертью Анара дикие псы. Эти особи недавно только объявились здесь, в устоявшемся таёжном мире. Всё течёт, всё меняется, появляется новое и отмирает старое, неустойчивое. Собаки - что волки. Только волки обходят падаль за версту, эти же падки на всё, что пахнет. Волки - санитары леса. Так может, собаки помогут волкам избавляться от заразы, что появилась немеряно в тайге за последние годы?
    Неусидчивые они, эти собаки, неспокойные! Волки на морозе часами могут выжидать, ждать сигнала к охоте. Эти же как на муравейнике! Елозят, да елозят всё!
   "Да сядьте вы, неугомонные! Никак не чувствуют торжества момента! Недолго уже осталось. Сядьте, говорю! - рявкнул не сдержавшись медведь. - Нажрётесь ещё. Куда я от вас денусь! Пока же лапа работает, придавлю до визга щенячьего, мало не покажется. Это я вам точно обещаю! Цыц там"!

    "Всё повидал я в жизни этой. Всё сделал, что медведю настоящему положено. Детей своих жрал? Стыдно? Да какой это стыд срам, когда в медведях заложена эта циничная повадка - избавляться от детей неугодных. А что бы было лучше - чтоб они позорились по жизни, недоразвитые, или же, чтобы их съел кто другой? Так лучше я сам, пока род не опозорили. Всё верно! Всё по высшей справедливости, и стыда никакого за это не чувствую. Значит, так и надо было.
   Вот и всё, по моему, вспомнил, хотя... Ну да! Тот непонятный медведь, Бард, Странный он какой-то. Зачем он был? Весёлый, жизнь тормошил, не давал погрустить перед спячкой. Так-то медведь - не совсем и наш, а с другой стороны... Не знаю. И потомства от него никакого не осталось. Зачем он был? Как эксперимент? Пришёл, ушёл. Погиб, наверное. Да нет - точно погиб! Такие не живут долго - не такие, как все.
   Закон защищает популяцию, похожие на всех особи. Если закон будет для каждого, свой, так что же получится из этого? Бедлам, неразбериха! Как самку выбирать? Как тактику боя составлять, если не знаешь заблаговременно действий противника, чего ожидать от непонятной особи? Нет, закон должен быть для всех, и все должны подчиняться одному закону. Все должны быть похожими, а отличия особи даны только для узнаваемости.
   Вот теперь точно всё! Дождалась свора?! Церберы дикие! Пришло ваше время! Вперёд, к чёрту в пекло! Фас на меня"!

   Тайга закрылась для Анара навсегда.
   Дикие псы окружили огромную тушу, рыча и взвизгивая непристойно - горы мяса! Когда ещё посчастливится такое?. Грубая медвежья шерсть поддалась собачьим пастям, треснула, расползлась, открывая розовое мясо. Кровь брызнула на траву, пачкая зелень грязно-алым. Алчная трава с удовлетворением приняла тлен - свою извечную пищу.

                ***

   -Как прекрасна весенняя жизнь! - Борис отдыхал на скамеечке в парке, сидел под тёплым солнышком и улыбался широко, глуповато, счастливо. - Цветочки расцвели первоцветом. Как их там зовут? Ромашки? Нет, ромашки другие. Эти - весенники крокусы, какие там ещё? Учили ведь! Спросят, опять накажут (испугался и поёжился).
   Хорошо! А в тайге сейчас как хорошо! Люди гуляют, улыбаются солнышку. Хорошие люди! Не дерутся. Добрые.
   А вот эти - злые! Закрылись белыми халатами, выделяются! Умные самые! Сильнее всех?
   Надо бы изничтожить весь этот деспотизм! Вот тогда все хорошие люди стали бы свободными! Все могли бы уйти в тайгу, к своему Колдун Камню, к Тёплому Дому.
   Борис поднялся со скамеечки и двинулся на своих врагов в белых халатах. Он обрюзг за последнее время, мышцы его одрябли. Передвигался Борис с трудом, волочил ногу.

   Санитары захватом завели руки больного за спину, согнули Бориса в поклоне. Дряблый бицепс почувствовал привычный укол, по венам растеклась долгожданная свежесть. Цветной мир закрылся, оставляя приоритеты пространству тьмы, которое завлекает зрителя сполохами света и холодной ленью.
   Завтра будет ещё один день. Всё повторится. Память отказывается фиксировать повторы. Ожидание не принимает одинакового завтра. Завтра не будет.