Надежда

Александр Гринёв
Такое  можно увидеть лишь в начале осени,
когда сонное солнце    нехотя отбрасывает покрывало ночи,
а сиреневые облака у края  земли вдруг становятся её истечением.
И едва  первые лучи  запалят   завесь,
и нескончаемая даль  разметавшись  безбрежным океаном,   
откроет  бездну  мироздания, утренняя зорька и затрепещет   нежной  дымкой, показывая   дорогу новому дню.


 Надька шла по пустынной улице и радовалась восходящему солнцу. Не слепило оно, и глазам не больно.


"Ты, сынок не пропадай надолго, как приедешь, письмецо отпиши, и так, кажен месяц весточку мне  передавай."

От  Ваньки полгода как   нет вестей и спросить не у кого, и не знает в какой стороне  сына искать.
Вот так, как повзрослел и  месяца  дома усидеть не мог. Появится, подправит, что нужно,   порядок наведет в хозяйстве и снова в путь-дорогу, а зачем, куда и не говорил никогда.

- Не могу, мать,  на одном месте, манят меня дали заветные, хочу Мир осмотреть, какой он есть.

А она ждёт его ежедневно, и волнуется; вот, появится Ванечка, а денег мало. Не накормить по-путёвому, ни обновкой какой порадовать. И так, собирает мелкую пенсию в коробку  и держит  под кроватью бумажки  и от своего, и  от чужого глаза.

Сердце все чаще истерику закатывает. Зайдется, трепещет птицей в клетке  запертой  и просится наружу, больно бьется в горле, и голова от этого раскачивается и кружится, кружится...

Соседка-Наташка как-то усмехнулась: «Ты чего головою трясёшь, навроде согласная со всеми?».
А она и не замечала.
 Глянула  в зеркало, а там старуха седая:  кивнет и  в сторону  головой поведет,  так и болтается она  вразнобой, вроде  просит чего и отказывается тут же. Видать, болезнь какая привязалась. 
К врачу  бы, да кто повезет?

- От сердца  помру, - думала Надька,- ну и хорошо, хоть знаю от чего с Тем Светом встречусь. Главное, Ванечку дождаться.

И вот, улица Надьку к храму привела, и купола золотом блещут,  и звон колокольный душу радует, и народ молится, поклоны кладет, и Бога поминает.
Встала она у ворот, руку протянула,  другой крестится неистово  и молитву шепчет.
Отяжелела рука просящая, и  никак   не удержать её, а опустить не решается, хочет побольше взять.  И вторую бы протянула, да неловко, не крестясь, подаяние брать. И вот не выдержала тяжести, да и уронила все.
 Упала на колени, хочет собрать  оброненное, а не получается. Народ  богатство её хватает, из руки последнее вырвать хочет .
Ударила одного, другого, а тут Наташка появилась и тащит её куда-то.
Свалилась Надька   на землю,  в глаза темнотой ударило, и сердце затрепетало больно.

Открыла  глаза: перед ней соседка стоит и за плечо теребит, будит.
- Проснись, проснись, весточку от Ваньки принесли.
Встрепенулась Надька,  сон как рукой, и забыла вмиг, что и виделось, только сердце часто стучит.

Вышла с подругой во двор. У калитки  мужик незнакомый в щетине рыжей.
- Вот, от сына весточку принес,поговорить бы надо.
И тут сердце ёкнуло,  застыло где-то у горла, да и повалилась Надька у завалинки.

Отпоила  её соседка  валерьянкой, в кровати усадила.
Мужик рыжий глазами шастает по дому, ждет, когда старуха в себя придет и как увидел -  румянец на щеках появился, спокойно и говорит: «Ванька жив, работает, да денег много хозяину задолжал по глупости своей. Когда отработает и не знает. Вот,  прислал меня. Говорит, если у матери есть что дать, пусть через меня и передаст, и  через неделю дома будет».
Залилась слезами Надька. И видится ей, как сын в сырой яме грязный сидит  и руки к свету тянет.
Сползла  на пол, под кровать забралась, коробку вытащила, в руки рыжему сует.

- Возьми, сынок, сколько есть, отвези поскорей, а то ведь не дождусь Ванечку, чувствую,  помру скоро.

С  той поры  сердце как-то и успокоилось. И болеть реже стало, а в кровати и   не чувствовала его. Одним и  жила – вот, вот Ванечка приедет.

 Месяц пробежал незаметно, снег пару раз выпал, по ночам морозы крепчать стали, а от Вани   ни весточки.
Грустит Надька, причины всякие придумывает, оправдания ищет и ждет каждодневно.


В то утро буран знатный занялся, видать зима решилась снег надолго уложить.
Окна пушистой ватой залепило, на улице круговерть и калитки не видно.
Ветер подвывает в трубе, шевелит огонь в печке, шумит под потолком  в дырявой крыше, да бьет железом об карниз.

В дверях милиция стоит. Парнишка молодой розовощекий, шапку снял, ну, Ванечка и Ванечка! Похож, да не он.
Представился. Говорит   участковый, мол,  по делу, и  её коробку из-под  денег показывает.

 Коробка  эта стародавняя, еще  посылкой от сынка пришла, лет шесть назад, с Надькиным адресом, а хозяйке и не понять, откуда  она у участкового-то.

 На улице вдруг снег с крыши упал: хлопнул о землю громко, и показалось Надьке – он  на неё  и свалился. Голова закружилась, во рту сухо, сердце запрыгало часто, нарвалось на колючку и никак  с неё  не соскочит!
И видится, как Ванечка в снегу лежит, а участковый у него коробку с деньгами отбирает.

 Тут, Наташка  стакан с валерьянкой к губам подносит, а голова Надькина из стороны в сторону мечется, и никак ей губами  его не поймать.
 Успокоилась кое-как и узнала – коробку-то  у рыжего  забрали. И от того еще хуже ей сделалось.
Как же так,- говорит,- зачем забрали, когда же теперь Ванечку ждать и кто ему деньги передаст.
А участковый поясняет, мол, рыжий этот  бандит и  что  нашли у него  коробку эту с адресом.
-Теперь ясно бабушка, что и вас он ограбил, пишите заявление.

Ох, и худо Надьке стало,   так плохо, что  и колючки в сердце не чует, и  что голова трясется  забыла, и никак лица сына представить не может, и лишь снег кругом, и ветер воет волком белым, и  поземка в глаза бьёт больно...


Через три недели выписалась из больницы, как до дома добиралась  не помнит. Только замерзла шибко и подивилась  калитке открытой. На кухне  тепло, кашей духмянется.

- Ваня, Ванечка, сыночек,- шепчет скороговоркой. И в спальне, и сенцах смотрит, а нет никого.

 Тут Наташка появилась, с выздоровлением поздравляет, а Надьке хоть обратно в больницу, так вмиг  сердце закручинилось.
А та,  письмо ей  сует.

Вот,- говорит,-  сынок объявился, к Новому году жди, с заграницы едет.