Ballade vom Klassiker
Fr;he schon zum Klassiker berufen
f;hlte sich der J;ngling Emil Bums,
nahte, Gott im Busen, sich den Stufen
des Appoln geweihten Heiligtums.
Selten sah man wahrlich einen Dichter
so von herer Streberei beseelt,
bald schon sah er sich vom Chor der Richter
als des Volkes Liebling auswerw;hlt.
Niemals gab er sich die kleinste Bl;;e,
wich vom Pfad strengster Tugend nie,
sang von Gott und nationaler Gr;;e,
was ihm ungeheuren Ruhm verlieh.
Leider war dem Hochpflug nicht gewachsen
dieses Edeldichters schwaches Herz,
und auf einer Vortragsreise durch Sachsen
ward er krank und schwang sich himmelw;rts.
Eine Trauerfeier ohne gleichen,
der Bedeutung des Moments sich voll bewu;t,
schm;ckte mit des Vaterlands Eichen
des verewigten S;ngers Heldenbrust.
Industrie, Finanz, Beh;rde, Presse
stand ergriffen um das offne Grab,
Gerhard Hauptmann warf und Hermann Hesse
eine Schaufel voll Papier herab.
Unter andern herrlichen Troph;en
in des Volksmuseums Heiligtum
sieht man seine Schreibmaschine stehen,
sonntags viel bestaunt vom Publikum.
Nie wird dieser alte Mann vergessen werden,
Deutschlands letzter Klassiker vielleicht,
denn f;rwahr, es findet sich auf Erden
keiner, der ihm nur das Wasser reicht.
Ja ich selbst, der ich den Bums erfunden,
der ihm Namen, Ruhm, Gestalt verlieh,
beuge mich besch;mt und ;berwunden
vor so viel Talent, so viel Genie.
Und so wallt des G;ttlichen Ged;chtnis,
von der rauhen Wirklichkeit befreit,
seines Volkes edelstes Verm;chtnis,
durch Jahrhunderte zur Ewigkeit.
БАЛЛАДА О КЛАССИКЕ
С юных лет некто милый Эмиль
Тяготел к формам классики вечной,
Остро чувствовал ритмику, стиль
И размерность строки безупречной.
Гений то или воля богов –
В нём гнездилась уменья основа
Выделять среди сонмища слов
Драгоценное вещее слово.
Людям он откровенья свои
Бескорыстно и бескомпромиссно
В тоге ментора, квази-судьи
Доносил как извечную истину.
В заключениях истов и строг,
Соблюдая приличья и нравы,
Утверждал, что единственно Бог
Сохраняет величье державы.
Этим славе своей отворил
К знаменитым согражданам дверца,
К тем, которым так щедро дарил
Пыл ранимого слабого сердца.
И оно, голубиный полёт
Обращая в сонеты, эклоги,
Надорвалось, найдя окорот
На ухабах Саксонской дороги.
Оборвалась словесная вязь
Что вилась неподкупно, сурово
И поэтья душа вознеслась
Над пределами отчего крова.
Речи, что у надгробья текли
Прорываясь над флёром печали,
Мэтром слова его величали,
Выдающимся сыном земли.
Властью, прессой решался вопрос,
Как оставить векам имя это…
Герхард Гауптман, взяв Buchen-Gross,
В раритеты музея занёс
Псевдоним дорогого поэта:
Герман Гессе…
Печатный станок –
Пальцев раб, инструмент вдохновенья,
Тиражируя эхо мгновенья,
В том музее нашёл уголок.
Гениальнобезумный старик
Волей горних светил небосвода
Проявил небожителя лик
Над землёй, на земле и на водах.
Сам избрал я себе псевдоним…
Предо мной, вознесясь над толпою,
Он ведёт меня светлой тропою
(Я едва поспеваю за ним)
Морем истины без берегов
К Парадизу от юдоли грешной…
Так вскипает величье богов,
Оторвавшись от яви кромешной,
Чтобы длить Ариаднову нить
Прошивая вселенскую млечность,
Чтобы классику наций хранить
Пронеся сквозь века в бесконечность.