1993 год. Приморский бульвар, теплый июльский вечер. Дневной зной отступил, с моря повеяло долгожданной прохладой, пятачок перед Дюком заполнился фланирующей публикой. Вездесущие фотографы, продавцы сувениров, торговки семечками и мелкими черноморскими креветками – рАчками. Гомон южной рЭчи, перемежаемой иноземщиной, детские вопли, солнце, севшее на бронзовую голову градоначальника Одессы и разлившееся в воздухе ленивое блаженство, неторопливый одесский кайф.
Из аллеи Приморского выруливает весьма себе такая колоритная личность. Мужичок метр с кепкой, причем в той самой кепке-аэродроме, в профиль похожий на Юрского в роли товарища Бендера, если кто-то еще помнит эту экранизацию. Мужичок идет, сутулясь, шаркающей походкой, засунув по локоть руки в карманы брюк и воскрешая в памяти всех виденных в кино блатных авторитетов послевоенного периода, в углу рта прилеплена беломорина, он презрительно смотрит на мельтешащий люд и сплевывает через оттопыренную губу. Мужичка сзади, на расстоянии четырех-пяти шагов сопровождают два бритоголовых шкафа специфической наружности, в костюмах и черных очках, о чем-то между собой переговаривающиеся и исподлобья зыркающие по сторонам.
В голове начинает выстраиваться картина того, как некий вор в законе, откинувшись с зоны, вернулся в родной город, и сразу попал в струю новой жизни, вспоминаю имена одесских авторитетов, и гадаю, кто же это такой, представляю всю его жизнь, от первой ходки по малолетке, до сегодняшнего дня, жизнь, наложившую рельефный отпечаток на его морщинистое, задубевшее от магаданских ветров, лицо с резкими складками у рта и здоровенным переломанным носом. Наверняка он сейчас целыми днями отстаивает исконные воровские законы и понятия в борьбе с нынешним поколением бандитов-беспредельщиков, и лишь под вечер, устав от противостояния, может себе позволить прогуляться по родному городу под охраной телохранителей, и вспомнить, что есть еще другая, мирная жизнь, без стрелок и разборок. Что можно вот так вот просто поздороваться с Дюком, постоять на ступеньках Потемкинской лестницы, ловя на себе и своем эскорте испуганные взгляды обывателей, и подумать о том, сколько же еще отмерено той жизни, перед тем как вновь окунуться в в грозный водоворот криминала...
Авторитет дошел до конца площади перед Дюком, и повернул обратно. Но что это…телохранители, разминувшись со своим подопечным, продолжали движение в сторону Воронцовского дворца, а один из них вытащил из кармана руку, в которой почему-то не было пистолета, приветственно помахал двум девушкам, идущим им навстречу и радостно улыбнулся. Шкафы расцеловались со своими спутницами, и в обнимку пошагали дальше.
Вся стройная в своей завершенности картина рухнула, как карточный домик, с глаз упала пелена, я увидел, как мужичок, в котором не осталось ни на грамм ничего зловещего, подошел к щиту, с которого пялились счастливые лики отдыхающих, и начал собирать свои фотографические принадлежности, ворчливо сетуя на нерыбный день…