IV. Кэссэди. 167 42

Лиа Мартен
Белая венецианская штукатурка — блестящая и аккуратная, холодная как мрамор. Большая ванна, в которой можно свободно лечь высокому человеку и окунуться с головой под воду. Сверкающие чистотой зеркала, некогда покрытые плёнкой, чтобы защитить от пыли на время распаковки вещей. Тумбочки из тёмного дерева для хранения косметических принадлежностей и полотенец. Широкая раковина, вытяжка, свет — встроенные лампочки на стенах. И самое главное. Самое важное. Самое мерзкое.

Зеркальный потолок.

Мутный и немного поцарапанный непонятно чем. Наверное, от старых хозяев. Или рабочие как-то задели. Не знаю. Не помню.

Я смотрю на него и подавляю порывы пульсирующей в висках ненависти, преследующие меня как гнилая жижа в желудке и грязь на запотевших ладонях. Он идеальный. Чистый. Пустой. Не как я. Я — заполненная едой (пятьдесят грамм томатов черри и тридцать два с половиной грамма огурца, четырнадцать калорий, которые как бы нельзя посреди голода), излишней жидкостью, жиром.

Включаю воду в ванне. Она пустая. Лёгкая. Прозрачная.

Не как я.

Сидя в холодной воде (десять минут — сжигается больше ста калорий!), я толком и не чувствую температуры. Я привыкла к таким водным процедурам настолько, что они почти не вызывают былую дрожь по телу и желания согреться. А раньше так хотелось поскорее растереться полотенцем, лечь под тёплое одеяло или встать под горячий душ, чтобы почувствовать, как отогреваются замёрзшие части тела...

Мне нужна сигарета.

С ментолом. Marlboro, например. Такие отлично остужают распухшее изнутри после неудачного попытки блёва горло и притупляют ощущение голода ещё на пару часов.

Но у меня только серый Winston, от которого невыносимо мерзко пахнет горящим сеном. И платить за такое четыре евро — кошмар. Не то чтобы у меня были проблемы с деньгами, нет, наоборот, отцу из-за болезни начисляли  — вместе с льготами — дополнительные премии, которые он отдавал мне. Мать в последнее время увлеклась (читайте: «стала одержима»), кроме спорта и совершенствования своей фигуры, отчётами и подсчётом зарплаты на своём бухгалтерском поприще, за что получила от начальника прибавку и стала зарабатывать на двадцать евро в неделю больше. Не особо крупная сумма — ну а что надо для хорошей жизни в маленьком городке? Вот и хватало на все потребности: еда, одежда, счета, еда...

Сигареты.

Думай о сигаретах.

Когда становится совсем холодно и кожа сжимается вокруг костей на запястьях, я вылезаю и долго смотрю в зеркало.

Жирная.

Где скулы? Вот эти красивые впадины на щеках, словно образец холодной аристократичности, которую так преподносят изысканные леди, чуть приподняв подбородок и улыбаясь уголками губ, словно насмехаясь над обычными девушками с неровными «стрелками» на мутных глазах.

Где талия? Изящная, женственная, так прекрасно выглядящая под обтягивающим платьем ярко-красного цвета, как губная матовая помада от «L'Oreal Paris».

Где худоба? Мне не хватало её. Расстояние между бёдрами должно быть больше. Живот должен быть более впалым. Лицо должно быть не такое огромное. Руки должны быть тонкими. Но ничего этого нет! Абсолютно ничего!

Сколько я худею, сколько мучаю себя и свой организм, а в зеркале отражается всё та же пухлая, нет, толстая, нет, жирная девушка с прыщами на щеках, чёрными точками на лбу и носу и жиром, жиром по всему телу, я просто рассадник чёртового жира!

Зеркальный потолок.

Я рыдаю посреди ванной, завернувшись в полотенце, как в одеяло, и смотрю на него. Он чистый. Прозрачный.

Я всё же добиваюсь рвоты и только после этого чувствую себя пустой. Для завершения всего этого принимаю четыре таблетки слабительного «Эукарибон» и вот так, мокрая, замёрзшая, выхожу из ванной, улыбаюсь маме на кухне, желаю ей приятного аппетита и иду в комнату, где меня ждёт такой ненавистный Winston и открытый ранее Tumblr.

Столько худых девушек.

Когда-нибудь я стану одной из них.

Пока я просто взвешиваюсь и снова сдерживаю слёзы.

Сорок два килограмма.