(Фрагмент романа «Крепостная герцогиня». Февраль 1723-го года.)
Заутра к особняку купца Шафирова, в коем (но не у коего) Никита гостил, подкатила коляска Томаса Голда. Попросил негоциант слугу позвать Никиту Самохвалова.
Вышел граф и узрел кучера здоровенного с мордой бандитской.
- Неужто образина сия повезёт нас в Курск?! – воскликнул Никита. – Тут не токмо Малашка, но даже мистер Смит перепужается!
- Он-то аки раз рад будет! – воскликнул Томас, но смекнув, что ляпнул лишнее, стал выкручиваться. - … То бишь коли захочет куда-либо съездить, то с мордоворотом Епифаном ни один бандит жутчайший не страшен.
Привёз Томас Голд гостя своего в особняк свой. Был тот роскошнее, нежели у Мойши Шафирова. Сие закономерно, ибо для Томаса жилище сие суть основное, а для Мойши – лишь временное прибежище, где приткнуться можно во время визитов частых из Курска в Питер.
Заметно округлившаяся миссис (а чаще госпожа) Анна Голд была рада гостю и восхищена его чистейшим произношением аглицким. Поиграл Никита с многочисленными чадами и молвил:
- Судя по количеству чад, словно бы к сеструхе Наташке в гости зашёл!
- А судя по качеству их полуаглицко-полурасейскому – словно в семью Смитов, - добавил Томас.
Накормили гостя по-царски. Засим стал Никита отрабатывать съеденное и выпитое, то бишь дал хозяину мастер-класс по шахматам.
Поражён был Томас не токмо вариантами феерическими, но и абсолютно новыми понятиями для него: ограничение подвижности, ликвидация слабостей, лавирование, избыточная защита, кояя, несмотря на название негативное часто к результатам позитивным приводит.
- По какому учебнику шахматному ты занимался? – вопросил Голд.
- По многим, но самый толковый, пожалуй, учебник Мэтью Хогарта.
- Ведаю я учебник сей и даже с самим Мэтью седовласым знакОм, но нет во книге его понятий, о коих ты глаголил.
- В остальных учебниках тоже нет, ибо понятия сии суть разработки Малашки и частично спарринг-партнёра ея.
Не стал Томас уточнять имя партнёра сего, ибо уверен был, что сие суть Роджер Смит, супруг шахматистки гениальной.
- Понимаю, Никита, что чемпионом Курска ты быть не можешь, но не удивлюсь, коли ты на втором месте.
- И впрямь на втором, - согласился граф Самохвалов. – Вот токмо чемпионом града нашего захудалого я бывал, и не раз!
- Неужто Малашку легендарную обгонял?!
- Не играет она в турнирах, дабы мужчин чувствительных не озлоблять!
- Значит, чемпион суть супруг ея? – предположил Томас.
- Был он, помню, чемпионом, а опосля пару раз со мной первое место делил. Но последние годы я его стабильно обгоняю.
- Так кто же чемпионом твоего захудалого, но не в шахматах града стал?
- Упомянутый спарринг-партнёр Малашки. Причём второй год подряд! Но ежели во прошлом чемпионате виктория досталась с трудом немалым, то в нынешнем – результат стопроцентный!
Понял Томас, что Роджер Смит хоть и является партнёром Малашки по постели супружеской, но спарринг-партнёр ея в шахматы некто иной. Посему вопросил он Никиту:
- И кто же сей шахматист даровитый?
- Скорее шахматистка (хоть и играет в основном с мужчинами) … Юдифь Шафирова!
- Младшая сестра Мойши Ицковича?
- Старшая …
- Шустрая бабуся! – воскликнул Томас.
- Вовсе не бабуся! – усмехнулся Никита. – И даже не сестра, а старшая дщерь его. Моя племяшка, ученица Малашки!
Переночевал Никита в доме гостеприимном, а поутру вместе с хозяином в путь отправился.
Выехала коляска на столбовую дорогу, то бишь на большой почтовый тракт.
И загорланил кучер Епифан популярную песнь ямщицкую:
- Эх, путь-дорожка столбовая,
Не страшна нам бабёшка любая! …
(Автор понимает, что рифма тА ещё! Именная и с точностью лишь до гласных, НО НЕ СОГЛАСНЫх. НО НЕ СОГЛАСНЫ с мнением автора ни Епифан, ни большинство читателей.)
- Рано хвалишься! – рассмеялся Никита. – Ты ещё страшенную бабёшку Малашку не лицезрел!
- А скажи-ка, Никита, - молвил Томас, - кто суть упомянутая тобой ранее «Лушка несравненная», особливо по сравнению со «страшенной бабёшкой Малашкой»?
- Лукерья сия Потаповна суть баба красы запредельной (аки цена колье Малашки худосочной). Высокая, пухлая, румяная, коса до пояса. Таковую можно заместо Епифана твоего на кОзлы – никакие козлЫ бандитские не страшны! Вот токмо мораль ея не столь безупречна, аки У МОРА, тёзки твоего, Томас. Тот аж на плаху пошёл, дабы блуда внебрачного не допустить, то бишь не сделать его брачным. А сия Лушка, потенциальная шлюшка столь пошлА, что аж на сеновал ночью пошлА, дабы соблазнить соседа приглянувшегося. Тут такая УМОРА началась – для всего Курска, … окромя меня, остолопа влюблённого. Соседа извращённого отнюдь не бабы интересовали, посему заложил он Лушку родителю ея с потрохами. В итоге отведала девка мыслями развратная не органа соседского, а ремня отцовского. Потап Кондратьич не токмо не читал великого педагога аглицкого Джона Локка, но даже не слыхивал о таковом. Посему на своё гОре нарушил сей гОре-педагог заповедь его. Глаголил (и писал) Джон Локк: «Прежде, нежели наказывать, потребно объяснить наказуемому, за какие деяния предосудительные он сему наказанию подвергнут будет, дабы впоследствии не повторял он их, а коли повторит, будет аки рецидивист более суровому наказанию подвергнут!». В общем, не сразу осознала в темноте Лушка, что супостат, тело изнеженное ея ремнём охаживающий, суть родитель ея… Но за прошедшие семь с половиной лет бедняга исцелился от последствий недопонимания сего прискорбного. И хоть Лушка раскаявшаяся ныне являет собой образец послушания, боится Кондратьич слово супротив нея вякнуть, что токмо на пользу климату семейному моральному!… Но вернёмся к событиям на любовном фронте, коий и впрямь полем брани оказался, хотя браниться папаша несчастный не был горазд ввиду поломки челюсти! … Слух о побоище сеновальном по Курску распространился и достиг ушей моих, от стыдобы запылавших. Ворвался я к Лушке, наглаголил ей наболевшее и порвал отношения с изменницей сей. Так негодЯйка сия имела наглость молвить мне, графу высокородному, что приползу я к ней, нахалке безродной, на коленях прощение вымаливать! … Ладно, не будем о грустном. Помечтаю лучше о супруге своей любимой и о чадах любящих!
Решил Томас поразить собеседника рифмой изысканной на тему заявленную:
- Приятно мыслить про любовь
В мельканьи верстовых столбов.
- А их поставили сто лбов!
– «уточнил» Никита.
Долго смеялся Томас. Опосля молвил:
- Быстрота твоя поэтическая токмо с быстротой твоей шахматной сравнИться может … и сравнЯться.
- То и иное суть заслуга Малашки педагогической! – признался честно граф Никита.
За день до прибытия коляски голдовской в Курск получил негоциант Шафиров эпистолу от шурина своего (то бишь брата жены) Никиты:
«Любезный зять Мойша Ицкович! Благодарствую за кров предоставленный и сервис образцовый. На ассамблее государевой скорешился я на почве шахматной с коллегой твоим Томасом Голдом небезызвестным. По меркам курским играет он слабенько, но в захудалом (в шахматном смысле) Питере одним из сильнейших игроков почитается.
Оказалось, что в бытность Томаса в Лондоне пересекался он там на турнире шахматном с нашим Роджером. Изъявил ныне купчина расейско-аглицкий желание пообщаться с Роджером и с Малашкой шахматной гениальной, о коей от меня прознал. Приеду я вскорости вместе с Голдом в Курск, а засим приглашу обоих Смитов к нам в гости.
Привет сеструхе и чадам вашим, особливо племяшке гениальной аки Малашка! Твой гр. Никита (не «гражданин», а «граф»).»
В тот же день получил Роджер Смит (бывший Уолтер Гриффит) эпистолу от друга детства и юности:
«Уважаемый бывший уроженец Кембриджа Роджер Смит! Пишет тебе некий Томас Голд, переигравший тебя в дебюте четырёх коней на турнире в Лондоне.
Ныне ученик твой и гениальной супруги твоей Маланьи граф Никита Самохвалов играет на главу сильнее меня (то бишь я играю почти что без главы, а он – с оной!). И культурный уровень его вашими супружескими стараниями впечатление производит. Вскорости буду я по приглашению Никиты в гостях у него и надеюсь лицезреть чету вашу приглашённую там же.
Кстати, привезёт нас обоих в Курск некий неведомый тебе Епифан колоритный. Оказалось, пересекался он ранее с кузеном твоим Уолтером Гриффитом, супротив государя расейского языком трепавшим и на просторах Расеи пропавшем.
Горячий привет ученице вашей самобытной Юдифи Шафировой. Ваш поклонник Томас Голд, негоциант расейско-аглицкий.»
Ознакомился Роджер с эпистолой и жене показал ея. Засим по рекомендации Малашки к Мойше Ицковичу отправился. Тот улыбнулся:
- Рад, Роджер, что принёс мне эпистолу сию.
- Малашка глаголила, что сие потребно осуществить этикета ради, ибо на Вашем месте дОлжно было бы вскрыть конверт над пАром от чайника.
- Поступил я по принципу мудрому, корнями во глубь веков уходящему и императору римскому Марку Аврелию приписываемому: «Делай, что должно, и будь, что будет!» – ответствовал Шафиров. - Вскрытие показало … обоснованность вскрытия конверта сего. (Автору эпопеи сей вспоминается по сему поводу хохма анонимная: «Вскрытие показало, что больной умер от … вскрытия!») Кабы ни пришёл бы ты ко мне, то был бы вызван! Что же вы, робяты, замыслили? Видать,
вознамерился ты ехать за туманом,
коль зовёт тебя туманный Альбион?!
- Шансы мои быть отпущенным на Родину столь же мизерны, сколь во своё время шансы жениться на Малашке, ныне супруге моей возлюбленной!
- Давай-ка, откроем карты, внебрачный баронет Роджер Смит! Для государя не секрет, что ты – законный маркиз Уолтер Гриффит!
- Аки глаголила Малашка моя, сие секрет … Поли в шинели!
- «Полишинель» сей в переводе с языка французского суть «Петрушка», то бишь игрушечный тёзка реального государя нашего Петра Алексеевича…
- А не прийти ли мне к нему с повинной? Может, вышлет меня на Родину с семьёй?
- Тебя-то, может, и вышлет (хотя, возможно, не на Запад, а на Север!), а вот семью твою …
- Ну да, - согласился бывший Уолтер. – Не любит государь кадрами педагогическими разбрасываться.
При словах сих вспомнил он бегство из Расеи ценного педагогического кадра – общей учительницы его и царя Петра Авдотьи Долгорукой-Голд, матери Томаса.
- Ну, что ж, - подытожил Мойша Ицкович, - Пущай приезжает «наш общий друг» Томас, а там решим, аки далее поступить.
Роман занятный (хоть и слегка растянутый) с названием таковым пока ещё не был написан, однако до рождения автора его Чарльза Диккенса менее века осталось.
- Токмо при беседе сей будущей, - добавил диссидент Уолтер-Роджер, - не шибко желательно присутствие иного «нашего общего друга» Никиты говорливого.
***