Яко печать... ох, уж эти камни

      

               
   
                ГЛАВА  81.  ОБАЯНИЕ ЗЛА,  И - ПРИВЕТ,  СИЗИФ!

После защиты кандидатской диссертации у Юрия в душе навсегда остался гаденький осадочек от несправедливых злобных и мелких нападок «учёного академика», бывшего к тому же ещё и председателем Учёного Совета, на котором защищался Юрий. Противно вспомнить. Так что перспектива очередной второй защиты весьма не привлекала. И он, сколько мог, оттягивал эту почти необходимость для преуспевающего в научном мире специалиста с первой учёной степенью.
Некоторые коллеги и соратники давно уж стали докторами наук, а Юрий всё  ещё пребывал в двусмысленной позиции «без пяти минут доктора». И хоть воспринимался он своим окружением в этой сомнительной ипостаси  лет с 35-и,  минуты вытягивались в  часы, дни,  месяцы, годы. И лишь  к пятидесятилетней своей зрелости  или около того он сам по количеству накопленного  им материала и уровню его осознания  твёрдо ощутил себя на докторском уровне.

Под напором жены Милы и собственного понимания необходимости снова пройти унизительную процедуру формального «доказательства того, что ты не верблюд» примерно в это же время он и стал компоновать материал в докторскую диссертацию. Очень разные обстоятельства, в частности, подготовка и сдача в печать  трёх монографий, болезнь и смерть мамы, Арктическая эпопея, а главное, отвращение к этой казуистике (он именно так воспринимал диссертационные дела) надолго затянули этот процесс.
Чтобы нагляднее представить обстоятельства (их количество и разнообразие), бывшие помехой для  диссертации, как, впрочем, и для собственно научной деятельности, но составлявшие содержание самой жизни, обратимся к документам последнего предзащитного периода, а именно, к  соответствующим цитатам из дневниковых записей Юрия.

                1978
  28 июля. Ростов. Всё так стремительно меняется в нашей жизни, и даже возраст и пришедший с ним опыт не уберегают от внезапной боли. Приехал в Ростов 24-го и застал заболевшую маму. Невыносимо тяжело быть бесполезным свидетелем страданий дорогого человека. И ещё труднее бороться с безнадёжностью. Но нужно. Бывает, что только надежда спасительна
17 октября. Занимаюсь предзащитной вознёй. Ритуал этот оскорбляет своим архаизмом и,  я бы сказал,  дикарской изощрённостью и формализмом, несмотря на недавние усовершенствования. Жалко сил, невосполнимых волнений – на тлен. А  настоящее дело всё ждёт. Вытекает уважение к себе, как из худой посуды.
.
                1979
11 января. Опять ( уже который год подряд!) с головой зарылся в новую монографию. Организовал более 20 человек для участия в ней. Завершаем многолетние работы по Карымской структуре. Далеко не всё гладко. Со скандалом ещё год назад ушёл Селянгин. Сейчас изо всех сил пытаюсь не опоздать со сдачей монографии в редакцию… Устал. С отвращением думаю о необходимости продолжения предзащитной игры после сдачи монографии.               
27 апреля. Вчера вечером и сегодня утром – телеграммы. Сначала тревожно, потом отчаянно, а в 9 утра  раскололось коротким и окончательным: «мама умерла игорь». И её уже не было, а телеграммы всё летели и взывали, и дрожь, как судороги, взвинчивала ночь, наступившее утро и следующий за ними день… А тяжесть давила и было болезненно жалко немыслимо родную любимую до мучительства мамочку. Она уже знает, что такое смерть – ещё недавно не знала, как все мы, страшилась и ждала, звала и отчаянно отталкивала. Теперь знает и молчит, молчит навсегда».

28 июня. Скитаясь по сухим полынным обрывам около Одессы, по поросшим чертополохом развалинам Танаиса и вслушиваясь в сладостную тоску, возникающую от запахов известковой степи Херсонеса, я понял, что связан длинными нитями поколений своих предков с Причерноморьем. И захотел написать об их множестве как о единой личности, вечно пребывающей в борениях, страданиях, надеждах и взлётах на этой благостной земле. Я не только я.  Я это ещё и другие мои я, воплощённые в мужчинах и женщинах, детях, старухах и стариках, которые прошли по степям и берегам прекрасного моря и сделали его таким, как сегодня – несравненно более добрым, но задыхающимся и тревожно вглядывающемся в будущее. Это должно быть повествование о Вечном Духе, о превращениях и эволюции гена.

 29 июля. Каждую ночь вижу маму. А днём  обязательно вспоминаю о ней. Особенно остро и болезненно всплывает её образ где-то на грани ночи и дня в момент пробуждения – видения сами по себе обыденные, но раздавленные тяжким предчувствием беды или окрашенные ощущением невнятной тревоги, несчастья, невозвратной потери. Увижу её,  и сердце замирает, как будто падаю в бездну. И окончательно пробуждаюсь с бьющимся сердцем и с ужасом случившегося – ЕЁ  НЕТ!
9 августа. И всё - таки сомнений быть не может. Почти поверил – атаман Илья Зерщиков – мой родственник. Одиннадцать поколений – с ума сойти!
Этим только и занимался. Из головы не выходит, что эта находка закономерно венчает начавшееся ощущение встречи с предками, о чём писал 28 июня. На развалинах Танаиса, у крепостной стены Азова оно рвалось из сердца предчувствием прикосновения к Таинству Родины.

15 августа. Форму диссертации все предполагаемые оппоненты решительно отвергли. По существу,  замечаний нет совсем. Стал переделывать форму. Ну, как тут удержишься от содержания! В связи с этим безнадежно опаздываю к предзащите (назначена на 1 сентября!). Зато вытащил из кавказского материала чудную вещь – динамику кольцевой структуры вокруг Эльбруса и Казбека. А ведь она дремала века, и никто никогда не знал о существовании этих кольцевых структур. Никто. Никогда. Может  быть, только Бог или Абсолют? Теперь я их вытащил на свет божий, и они так хорошо подтверждают общую картину, выявляемую по камчатским кольцам. Время потеряно не напрасно, следовательно – не потеряно.

27 сентября . Работа обрыдла. Копаюсь в истории. Вновь и вновь волнует и привлекает судьба казачества. Даже Шолохов сказал об этом очень мало. А ведь тема неоглядная.
Порыв и свобода прекрасны. Но как она, эта свобода, понималась тогда, а, главное, осуществлялась! «Достать зипуна». Кровь, воровство, нежелание труда.
Демократия – это просто здорово, Но во что это выливалось! Произвол и капризы толпы, банды, шайки; хитрость, стяжательство и предательство атаманов; ненависть к «хамам», кастовое чванство; холуйская служба царю.

14 ноября. Встреченный в аэропорту в Москве Лёва Балаев рассказал о своём преуспевании в жизни – академик (ВАСХНИЛ), директор института, снимает квартиру для любовницы (посещение – один раз в неделю), трижды был в США, сейчас вернулся из Югославии, едет в Тбилиси на юбилей коллеги и везёт в подарок Богемскую вазу, пьёт по-прежнему, борется с анонимками и кознями между замами и в филиалах и т.д. и т.п. Матерится часто и без повода, к слову и не к слову невпопад. В конце спрашивает:
- Как с защитой? Пришли автореферат.  Напишем. Можно организовать отзыв от МГУ. – А Юрий в ответ на это размышлял в самолёте: «Сколько же у меня законченных характеров, с которых можно писать колоритных и значимых людей?
1.Балаев – Аверьев. 2. Космачевский. 3. Иванов. 4. Федотов, 5. Егоров.  6.Горицкий. 7. Будзинский. 8. Сотников. 9. Волынец. 10. Богоявленская. 11. Гущенко. 12.Брайцева. 13. Огородов. 14. Тетя Лиза. 15. Баба Варя. 16. Флоренский. 17. Драчёв».
 
                1980
10 мая.  Опять погрузился в Булавинское движение. Как всё не просто! Сложнейшее движение народных масс с разными мотивами, заинтересованностью и незаинтересованностью. И какая примитивная трактовка этого события и Соловьёвым, и Лебедевым, и Пронштейном! Надо совсем не так. Сначала отыскать все факты. Потом их соединив, реконструировать логику и мотивы поступков и побуждений участников этого движения. Уже сейчас кажется, что Булавин, Некрасов, Драный, Голый, Хохлач, Зерщиков и другие участники и причастные не столь однозначны и, порой, вовсе не заслуживают принятого распределения ролей и повешенных на них ярлыков.

  12 мая .  Может быть, сделать это в виде исследования (реконструкции) мотивов и исторической роли событий в судьбах России. Сопоставить деятельность Петра (в том числе война со шведами и Полтава) с антидеятельностью казачьего движения. Что  здесь прогресс, что «контрреволюция». Булавинское движение, как и всякое стихийное крестьянское или рабское, социально бессмысленно, а потому враждебно историческому ходу. Оно ведь не имеет реальной программы и направлено конкретно против «плохих» царей, господ,  немцев, елинской веры и т.д. Оно – реакция (бессмысленная, жестокая, беспощадная) на несправедливость и жестокость системы. Но заменить или улучшить систему оно не может. Поэтому объективно оно реакционно. Реакционно ещё и потому, что противится прогрессивным эволюционным преобразованиям. А последние – на благо только потомкам и на выгоду только отдельным классам и группам. Большинство современников от этого прогресса бегут и стонут и восстают против него.

И всё-таки в этом восстании – сознание несправедливости, обделённости не историческим ходом событий, а конкретными деяниями. В этом протесте – непосредственная животная боль, непосредственная животная жажда собственного счастья, непосредственный здоровый эгоизм живого – дай мне жить! Ему наплевать на историю, судьбы России (а так ли уж был необходим  этот жестокий прогресс столь высокой ценой? Не было ли это просто самоутверждение Петра?), наплевать на саму Россию (Некрасов).
Вот и выходит, что пока движение протеста не имеет перспектив, оно может играть даже реакционную роль, потому что мешает естественному ходу прогресса и потому что, как правило, излишне и бессмысленно кроваво – порождает жестокость и безнравственность.
Но народ поэтизирует своих недалёких вождей и чернит их вразумителей. Он готов простить своим вождям их чудовищные кровавые бани, потому что они дают им на мгновение ощущение свободы и справедливого мщения! Но какой ценой!
Как несправедлив народ: чем ближе к нам это совершается, тем делается понятнее бессмысленность акций протеста  в виде террора (А. Ульянов) или необходимости идти другим путём (В. Ленин)
Может быть, стоит пересмотреть истинные роли участников булавинских событий? Пересмотреть приговор истории, народа? Может быть, кто-то заслуживает оправдания?

Крайности прогресса и крайности реакции на него – вот  горький путь человеческих скитаний по пути истории. Страстные натуры вождей – какова их роль? Может быть, лучше вожди трезвые и холодные или просто не склонные к крайностям: «героизму», исключительности? Иван Грозный и Пётр – очень горячие и позёры. Алексей Михайлович прост и тих, но так, но так ли уж он незначителен для судеб России? Вот и Булавин – не поднялся до кровавого размаха Разина или Пугачёва – может быть тем и лучше!
А эта дрянь - сердце опять просит нитроглицерина.               
13 мая .  Как и следовало ожидать, врачи воспротивились моей поездке на Эльбрус – большая высота, кислородное голодание, нагрузки. А Вы три месяца назад перенесли стенокардию напряжения да и, честно, при нагрузках у вас обнаружена скрытая коронарная недостаточность. В общем, явная ишемическая болезнь – на Эльбрус нельзя!
Я взмолился. Завтра будут делать повторную кардиограмму при нагрузке. Что она покажет?!..
А в мыслях – варианты отступления. Составлю детальную программу, всё распишу, покажу на карте. Им останется только хорошо выполнить. Конечно, это - не то. Никто из них не был на Кавказе, никто не представляет задачу в полном объёме, никто не видит все возможности и пути её решения. Но всё же нельзя срывать экспедицию. Надо её провести хотя бы на уровне рекогносцировки. А я останусь здесь и займусь Булавиным (рука судьбы?!). Может быть, здесь в библиотеках есть кое-какие материалы.

Сначала надо составить картотеку всех известных участников движения. О каждом надо знать факты их поведения, косвенные (неподтверждённые) сведения, мнения о личности современников. Может быть, использовать исследование-оправдание потомков? Исследование-диалог, исследование-монологи? Зерщиковы – кто они? Пусть они сами говорят о себе, общаются друг с другом и с современниками. Рассказывают о своём понимании времени, себя, людей. Цепь поколений и встречи в наиболее ярких событиях от петровской Руси, через революции, Великую Отечественную Войну доныне. Мужчины, женщины, дети. История фамилии, история человеческого духа. Пути прогресса. Проклятые вопросы. В основе – булавинский бунт,  записи тёти Лизы и своё детство (или вся жизнь).

6 ноября .  Потихонечку ухожу в XVII – XVIII вв. от институтских дрязг и мелочности.
12 ноября . Всё время думаю об отъезде, обсуждаю это с Олегом и Милой. Куда? Неведомо. Хотелось бы, конечно,  к себе и хотелось бы бросить проклятую геологию, чтобы остаться наедине с собой. Каждый человек старше 70 лет должен писать свою жизнь (кажется, Уильям Сароян!). Но ведь можно и раньше! Если не каждый, а некоторые. Кому это особенно надо.
22 декабря.  Вернулся из Хабаровска. Был там 17 – 19 на сессии Учёного Совета, подводящего итог пятилетия. Зачитал институтский отчёт. Никого не взволновал. Но мой доклад был отмечен Ю.А.Косыгиным как оригинальный и свежий, делающий понятным награждение Института  орденом. Это, конечно, приятно. И вообще хабаровские дни освечены солнцем, праздничным морозом, успехом и надеждами…

                1981
4 января. Сел за диссертацию. Основательно забыл её, поэтому хочется делать иное. Медленно вчитываюсь в старые строки. Но кое – что всё же нравится.
Ожидание перемен составляет стержень нашего существования. Если даже перемены грозят ухудшением, всё равно все только этим и живут. Так вот и с реорганизацией в Институте, обещанной директором накануне Нового Года. Все ходят по кабинетам в надежде на новую информацию – может быть, началось?!

5 января. Подвели итоги соцсоревнования. По раскладу получилось, что Симбирёвская лаборатория впереди. Но она не в фаворе. Боря восстал, настаивал на присуждении первого места музею. Грозил, топал ногами, демонстративно «умывал руки». Комиссия провалила его предложение. Особенно активны были Арсанова и я. И он вынужден был открыться – неудобно ставить первой лабораторию, обречённую на ликвидацию. А почему, собственно, её надо ликвидировать, если она лучшая?! Какой-то грязный политес!

7 января. Состоялась дирекция (расширенная, то есть в присутствии среднего звена – зав. Лабораториями), на которой директор зачитал приказ о реорганизации. Математиков моих забрал в отдел геофизики, обещая сохранение нашей общей с ними темы. Петрографов «усилил» всяким «сбродом»: Кутыевым, Селянгиным, Цюрупой. Создал отдел физико-химических методов во главе с «незаконным  сыном»  академика Смирнова – Округиным. Это большая хохма! Очень изворотливый парень, хорошо знающий, чего хочет. Далеко пойдёт. Расформировал лабораторию Симбирёвой, а народ вместе с с нею перевёл к Гусеву – это всё равно, как меня перевести бы к Юрию Александровичу, если бы у нас в конец были испорчены отношенимя. Олега – к Белоусову. Поразительно, но Олег не расстроен, хотя было время, когда считал Белоусова  олицетворением человеческого зла. Симбирёва сопротивлялась, но в одиночестве. Мы все воды в рот набрали. Реорганизацией ошеломлены, а главное, обескуражены сроками – завтра хочет подписать приказ.

8 января. День потрясающего провала директорской линии поведения. Открытое партсобрание по поводу перспективного плана развития на 81 – 85 гг. Всё пошло по руслу внутренних накипевших дел. Главная затравка – вчерашняя реорганизация и недавнее письмо сотрудников на Дудченко. Единодумное впечатление многих (10 – 15 человек) об одном: научные планы не обсуждаются, научная организация труда отсутствует,  психологический микроклимат отвратителен, Дудченко груб и волокитчик, реогрганизация – без обсуждения и  несправедлива (снятие Рудича, Симбирёвой, неоправданный перевод людей и т.д.).
Сугробов, явно с наущения Федотова, некрасиво и несолидно оправдывался и подавлял критику. А сам Федотов вообще всё погубил окончательно: «а критики кто? Шанцер был месяц в запое, Симбирёва совершила плагиат, Рудич древний старик». Что тут началось! Заорали с мест: Шанцер – неправда! Симбирёв -  закрой рот, с тобой надо говорить иначе! Симбирёва (спокойно) – Это ложь, как Вам не стыдно?
Директор был раздавлен, и собрание закрыли.

9 января. Институт не работает. Все ходят по кабинетам и обмениваются впечатлениями. Раскованность. Никто уже не боится директора. Все говорят в открытую. Это как революция (в стакане воды, но и она необходима людям для освобождения от деспотизма и унижения).
Действительно, это была полная потеря лица,  полное разоблачение своей сущности, полное отрицание прав других на достоинство. Такое могло случиться только при абсолютной потери связи с внешним миром, при мании величия, достигающей патологических размеров. Симбирёвы, Шанцер собираются писать письма и формируют сообщников.. А Боря не подписывает приказ о результатах соцсоревнования – первое место ведь за Симбирёвой!
Какой у него был вчера доклад -  апофеоз глупости и ограниченности, дешёвого провинциального актёрства и самолюбования!
15 января. Все возбуждены слухами об уходе директора, о новых вероятных кандидатах на это место, о выпадах, па, пассажах, позах и возникновениях в этой сложной и недостойной игре главного и неглавных действующих лиц.
Сегодня …сравнительное затишье. Весь день сидел над правкой диссертации…
Василевский после странных выпадов на одной из дирекций сегодня прибежал просить прощения и лыжи прокатиться в субботу. Высказал ему своё мнение без всяких церемоний.

16 января. Днём до обеда работал над диссертацией (немного) и обсуждал отголоски  институтских событий с разными посетителями…Вечер просидел над выписками из Подъяпольской, Лебедева, Пронштейна, Соловьёва о Зерщикове. Что же это за фигура? Ясно, что он был за сохранение казачьих привилегий, ясно, что он был осторожным и предпочитал добиваться своей цели чужими руками. Ясно, что он уступал обстоятельствам, но всё же  проводил тайно свою линию. Но что за всем этим было? Карьеризм, алчность, ненависть, любовь?
17 января. В 11-25 стал на лыжи и отправился при сносном скольжении, ярком солнце и белом снеге к вулканам…Встретил Василевского, который так и не явился за лыжами. Дальше шли вместе. Он щебетал за спиной и шумно восхищался окружающим…(Потом он отстал. Это было их последнее  общение. Он сразу же уехал  домой в Ленинград и скончался там почему-то в гостинице! – Ю.М.).

23 января. С сердцем опять дрянь. Не тянут сосуды, коронарная недостаточность. Не даром все последние дни оно побаливает. На бюллетене. Надо ездить на уколы ежедневно…
 Директор сделал гениальный ход: собрал «расширенную» дирекцию на свой десятилетний юбилей и заставил тем всех присутствующих говорить в свой адрес хорошие слова: кто же на юбилее станет говорить юбиляру гадости?! Этим он нейтрализовал действие письма против себя и все антидиректорские настроения. Молодец. Правда, некоторые вывернулись из хора похвал нейтральными тостами: за вулканы (Гущенко), за коллектив (Масуренков), за энтузиастов математизации (Горицкий) и т.д.
25 января. …весь день брюзжу на телевизор и его героев, газетные новости, наши «успехи» в сельском хозяйстве и новые веяния, за которые два десятка лет назад предали бы анафеме – игры с личным хозяйством. Как это всё неглубоко, несерьёзно в такой великой стране! Американцы уверены, что мы падём на длинной дистанции в гонке вооружений и экономическом соревновании – мы. Ничего у них не выйдет. Кто же ещё в мире может так долго и невыносимо терпеть, как ни мы?!

26 января. Самочувствие неплохое, но уколы врач отменила по телефону - будет приезжать сестра. Анализ кардиограммы неутешителен. Тонус заметно понизился. Мрачно оцениваю перспективу. С 78 года идёт очень заметная деградация. Если так пойдёт дальше, то рассчитывать на XXI столетие не приходится. А хочется. Надо решительно перестраивать образ жизни. Правда, остаётся мало параметров, которые ещё можно менять… И уйти от так называемых дел. Последние два месяца я был слишком захвачен институтскими событиями. К чертям этот Институт, геологию и всё, что с ним связано. И диссертацию!
27 января. Блаженная дрёма вперемешку с С.М.Соловьёвым. Почему же так притягательны эти ушедшие давно события, люди?! Откуда доносится этот зов? Куда он влечёт и зачем? Что мне в сумасбродствах Аввакума, в кровавых разгулах Разина, в сабельных метаниях Петра и тихих преобразованиях Алексея Михайловича? Зачем надо вникать в путаницу взаимоотношений Булавина, Зерщикова, Некрасова? Что мне от казачьих дел XVII века и от политики царского правительства, в шведских делах? Может быть, кому-то это нужно?

31 января. Почему  исполнение биологических функций и обязанностей (сон, еда и прочее) доставляет радость и удовольствие, а обязанности нравственные почти всегда столь тягостны? Значит, они не столь необходимы, если не стали жизненной потребностью. И действительно,  многие из них меняются с изменением социальных условий, а биологические – неизменны.
4 февраля. Почему слушая музыку или читая историю или глядя на пейзажи какой-то страны или народа, ты ощущаешь глубокую забытую привязанность или удовольствие? А при столкновении с другим народом или его страной – только недоумение или неприязнь? Не память ли здесь предков, зашифрованная в тебе под наслоениями  твоей личной жизни и под жизнями предшествующего тебе поколения?

6 февраля. Мила сегодня пообщалась с Симбирёвой…и та…рассказала о жуткой…системе травли, которой была подвержена в течение четырёх лет…Всё началось с выступления Симбирёвой против выдвижения работы по Толбачику на Гос. Премию. После этого директор предложил Симбирёвой уйти из Института. Она отказалась. Тогда он сказал, что  это неправильное положение и у неё будет возможность убедиться в этом. За четыре года, отобрав людей у неё и расформировав лабораторию, показал, что слов на ветер не бросает.
8 февраля. Весь день – в солнце и тихой боли. Что-то накопилось и вечером  прорвалось. У Милы отчаяние от своей никчемности в работе, от её ненужности и бесперспективности. У меня тоже от исчерпанности всех отношений, от травли, от неудовлетворённого желания делать другое дело. Плакались друг другу и бредили  о перспективной смене образа жизни и работы. Но здесь же и понимали, что это отчаяние, депрессия, что никуда мы не денемся, что всё останется по-прежнему. Болото, старение, деградация, вытеснение из жизни. И снова – отчаяние от отсутствия перспективы, и тоска. Наелись валерьянки.   
               
22 февраля. Обуревают фантазии. Поднял свои тридцатилетней давности дневники – поездка на Витимо-Патом в Ченчинскую партию. Надо бы сделать из этого небольшую  гражданскую повесть «Полевой сезон».
Против сытости, мещанства, озлобления и отчаяния людей. За романтику свободы от материальных потребностей. Слишком много сейчас говорится об удовлетворении этих потребностей. Будто ничего в жизни нет более. А там есть совесть, наивность, задор и даже глупость. Но это лучше мудрости черепахи…
2 марта. ..Узнал о том, что  приказ об отторжении у меня химлаборатории подписан. Вот сволочь директор – ведь обещал больше против меня ничего агрессивного не предпринимать1 Паршивец!. .  Вечером зашёл Олег и сообщил, что теперь он поверил, что  директор меня боится и поэтому не хочет моего усиления. Это он понял из разговора с Белоусовы. А почему - не понимает. Явно, основа не научная, так как Федя – проходимец от науки.

6 марта. Вспомнил давнишнюю мысль – почему, собственно,  когда изображают умирание, говорят (пишут) о наступившей тьме? А может быть, это свет или нечто такое, о чём и сказать невозможно – принципиально новое для человека свойство – не жизнь и не смерть в нашем,  ничем не обоснованном понимании. В связи с этим – Бог это то, ранее бесконечно познаётся нами, но никогда при жизни не будет познано. Разве мы в состоянии осмыслить понятие бесконечного! Это тоже Бог!  Наши представления о мире смехотворно малы. Колесо, спичка, космос, радио.  Но почему за гранью знаемого мы оставляем место только для материи, а ещё и не для Духа?! Потому что мы не соприкасаемся с ним в своём скудном познании мира? Да, полноте, неужели не соприкоснулись? А вера, а сама идея Бога, а неистребимость добра?..

10 марта. День начался с Огородова. Вызвал его поговорить о договоре (с «луноходцами», арендующими вертолёты через нас и обеспечиваемыми  нами подходящими для их целей площадками для испытания лунохода – Ю.М.)
 Почему, спрашиваю, в договоре не упомянута наша Лаборатория в качестве стороны, обеспечивающей работы.
- А как это сделать?
- Вставить научное руководство со стороны завлаба. – Лицо недовольное, молчание
- Чем недоволен?
- Я хотел бы, чтобы вы всё это дело отдали мне, чтобы я сам был научным руководителем.
- Этого я сделать не могу, потому что по уставу Академии наук всеми работами Лаборатории руководит только её заведующий.
- Делайте, как считаете нужным, я высказал своё желание.
- Желаешь лишнее.
- Я устал от договора.
- Устал, могу заменить, желающие найдутся.
- Нет, я конечно, хочу заниматься договором, это выгодно.
- Тогда тебе придётся подчиниться моему руководству. – Вот такая произошла беседа. Очень неприятная, но мужик наглеет и садится на шею. Надо ставить на место.

11 марта. ..Сегодня прочитал такую  гнусную, злобную, завистливую и несправедливую заметку Иванова и Селянгина на нашу монографию и особенно на мои разделы. Опустились руки от омерзения. Эту заметку Иванов пытался всучить членам комиссии перед обсуждением  завтрашней сессии выдвинутых на премию работ. Наша монография выдвинута  на премию по настоянию соавторов. А докладывать - мне. А состояние, конечно, отвратительное – не та у меня сейчас форма. Но бороться надо, иначе будет хуже – совсем обнаглеют. Вот положение!
До глубокой ночи готовил завтрашний доклад, а вот ответ на записку не подготовил. Правда, организовал соавторов на отпор…
13 марта. …получили вторую премию.   
               
17 апреля.   Институт тянет в мелочи, повседневку,  из которой  нет выхода и которая не радует, а только травмирует – нет контакта с дирекцией и некоторыми в лаборатории и Институте. Институт – только неудовольствие, только огорчение, т. к.  не чувствую себя в нём комфортно: и сам не любим и редко кого люблю. Институт это  мои цепи, моя тюрьма, моё наказание за огромную зарплату, за бесконтрольную жизнь, за безотчётное существование.
                С другой стороны – потребность рассказать о брожении внутри себя, потребность отплатить людям за своё существование, жажда сделать кого-то хоть на минуту добрее и счастливее, потребность, ставшая почти обязанностью. И неуверенность в возможности этого второго воплощения, и рабство в первом, и невыносимость раздвоенности, раздёрганнсти, растерзанности. Где же выход?!
  И затеял ещё на будущий год договорные работы с Управлением по Использованию Глубинного Тепла. А ведь там надо работать. Правда, при этом  есть надежда стать конкретно полезным. Но это ещё более жестокий плен, ещё большее раздвоение, т. к. я уже не могу выбросить из себя потребность писать не только и не столько про геологию и вулканологию».


В июне вместо завершения диссертационной возни погрузился  в другое: а что если в «Полевой сезон» (задуманная повесть! – Ю. М.) ввести размышления о запредельном и общении с ним – немножко фантазии. Если признать мир конечным, то от идеи Бога никуда не деться. Но если допустить, что он бесконечен, то мы опять неизбежно должны будем попасть в Его объятия. Ведь бесконечность существования предполагает и бесконечность в познании мира. Как бы долго мы ни продвигали границу познанного в область незнания, всегда за нею останется бесконечность непознанного. В этой бесконечности может быть место всему, чего мы не знаем, в том числе и Богу.
Наше знание, якобы противоречащее идее Бога, нельзя (!) экстраполировать в эту бесконечность, потому что как бы велики и сколь бы полезными и кажущимиеся абсолютными  наши знания ни были, все они – бесконечно  малая и потому не представительная для бесконечности незнания величина – по существу ничто сравнительно с непостижимой бездной тайн, ожидающей, но так никогда и не дождущейся  нас на пути нашего познания.

Если даже допустить бесконечность процесса познания, то и тогда объём непознанного останется безграничным, беспредельным и бесконечным, как и  в начале нашего пути познания. Но раз у этого пути было начало, значит будет и конец, и следовательно, знания наши окончатся вместе с нами, и Великая тайна Мира останется для нас Непознанной тайной. Так что же это такое как ни Бог!?
Ведь мы постоянно с Ним взаимодействуем, и Его воздействие на нас адекватно нашему поведению. Когда мы соблюдаем Его установления (законы природы и постулаты нравственности) – Он добр, одаривая нас комфортом и благополучием. Если мы грешим, нарушая Его установления, Он наказывает нас природными катастрофами и кровавыми войнами, не противодействуя их возникновению от нашей жадности, глупости и подлости. Так что вправе ли мы считать окружающее нас мироздание, вселенную, бесконечный космос холодной безразличной к нам материей?  Отнюдь!

Этот Мир к нам добр в той мере, в какой мы вписываемся в Него, в какой мы служим Ему и не противоречим Его установлениям. И эта Его реакция на нас порождает представление о Его Духовности и Нравственности – категориям, находящимся за пределами атомов, молекул, электронов, позитронов, электромагнитных волн, гравитации и прочих атрибутов  материи, то есть мира наших знаний, нашей науки. И следовательно, общение с окружающим и пронизывающим нас Миром нельзя осуществлять только с помощью знаний. Представляется, что другой сферой общения с Ним является пока что только вера.

При чём здесь вера, подумает иной. А при том, что она представляет нечто высшее, чем знание. Ведь знание ограничено, его содержание постоянно меняется, углубляется, совершенствуется, никогда не достигая предела. А вера исходит из подсознания, она вкладывается в нас не только из нашего опыта, но, по-видимому,  исходит ещё и от какой-то запредельной для нас области незнания. Но ведь отрицать её мы не можем – она просто  или есть или её нет. И именно вера обладает значительно большей нравственной и жизненной силой, чем знание. Знание порождает печаль, а вера оптимизм, идеологическую несокрушимость и счастье. Ведь не даром же она возникла так давно, что мы даже не знаем когда это произошло с человеком разумным, и именно она создала великолепный иллюзорный мир мифов, легенд, сказок и породила неведомо зачем и почему великие религии – вершины человеческой нравственности.

Можно ли связывать подсознание с Богом? Не знаю. Но, видимо, это та область, где только и возможен контакт с человеком непознанного, неведомого, неочевидного. Чтобы ближе подойти к предощущениям, предчувствиям предвосхищениям непознанного (слова Бог надо, видимо, избегать как дискредитированного в глазах некоторых народов!) следует поставить себя в такое положение, где контакт с обыденностью, насыщенной материальной и духовной деятельностью (практикой и знаниями!) максимально снижен. Где воздействие на аппарат подсознания сил непознанного может быть максимально уловлено. Это контакт с природой, уединение ( не потому ли монахи удалялись в пустыни?!).      

В сентябре начались неприятности с Огородовым: задержал у себя шофёра с машиной настолько, что срывались полевые работы другого отряда, на радиограммы не отвечал. Юрию пришлось пригрозить ему – опять никакой реакции . Подготовил рапорт об отозвании его и шофёра с машиной с полевых работ. Огородов в нарушение приказа прислал щофёра без  машины. В общем – закусил удила! Всё это пока сходило ему с рук: у завлаба фактически власти нет, а директор на его  информацию внимания не обращает.

«5 ноября. Позвонил Дудченко и, выяснив, что у меня никого нет, поднялся ко мне. Рассказал, что 28 октября при  возвращении из Козыревска Огородов с компанией сделал посадку вертолёта на дороге. Их засекла милиция и изъяла у них 40 кг икры и шкуры оленей. Прекрасная история. И как вовремя! Выходит, я выступал в кабинете директора в роли Пифии: говорил о своих подозрениях относительно грязных махинаций Огородова и ленинградцев. А директор, восприняв это как факт, грозил ему заочно всяческими репрессиями. Смешнее всего, что  директор  теперь наверняка решит, что я уже тогда всё знал. Чудеса просто!

Дудченко от меня позвонил Федотову. Тот велел до праздников держать язык за зубами и ничего не предпринимать. Дудченко же ликует: этой историей он явно хочет рассчитаться с Ивановым, полагая, что они  с Огородовым в этом деле связаны…»
И дело на этом заморозилось в Институте на три недели. Лишь 26 ноября в дневнике у Юрия – такая запись:
«В конце дня из поездки в Халактырку (местный аэропорт) вернулся Дудченко. Привёз сведения о том, что  дело с посадкой вертолёта на дороге у р.Половинки попало к прокурору…, по нему создана комиссия народного контроля… а в авиации обсуждается вопрос о лишении пилота Воробьёва прав на два года или навсегда. Нам надо действовать. Написал на моё имя официальное письмо от имени директора о факте нарушения правил посадки вертолёта  с просьбой расследовать обстоятельства (икру, рыбу, шкуры и почётных гостей не упомянул, так как это, якобы, не наше дело).
Я вызвал Огородова, зачитал письмо и потребовал объяснительную записку. Тот сразу же «навалил в штаны», потом захорохорился и понёс на Дудченко. Но писать не отказался».

Далее в соответствие с рекомендацией директора «расследовали обстоятельства» (комиссия в составе Сугробова, Дудченко, Масуренкова, Пашенко и Малкина). По этому поводу в дневнике Юрия записано:
«9 декабря…Так устал от этого дерьма, и хочется бросить всё и заняться настоящим. Но разве притормозить хищника – не настоящее?! Небольшое дело, но очень нужное. Браконьер, халтурщик, очковтиратель, паразит, хам, бездарность, дебил в науке, ловкач, вернее – ловчила, воинствующий потребитель с психологией лавочника. Разве этого мало? А главного обвинительного документа всё нет…
14 декабря. Заседали с Огородовым. Но сначала – Литасов и Балуев. Врали оба и путались. А с Огородовым выяснилось такое глубокое падение, такие недра грязи, что просто – классика. Я думал о нём лучше, хотя думал о нём очень плохо. Он ещё и мелочен и алчен. Приписки, фиктивные ведомости, заявки – всё есть. Капнули в его финансах, и всё полезло наружу. Брал везде, где можно было. От копейки до сотен. Вертолётное время расходовал, как хотел, но уже не помнит, как и когда именно…
Дудченко, как ищейка – весь сама страсть охоты. Малкин и Пашенко тоже увлеклись ловлей. Я удовлетворён в высшей мере, хотя ещё и не торжествую (не известно, чем кончится). Всё идёт к разгрому полному. Улики бесспорные. Сугробов склонился на нашу сторону…

15 декабря. Слушали Б.Иванова, но не как зам. директора, а как свидетеля и участника огородовских дел. Спесь сбили. Голос дрожал от волнения или от страха. Как вчера у Огородова. В общем – явное содействие Огородову и попытки устранения от дел меня. Говорил с Огородовым: тот пожаловался, что деньги брали не в карман себе, а для дела: в частности. по заказу самого Дудченко – 600 руб.
Присутствовали Огородов, Литасов, Григорьев, Шанцер. Последний вступился за них.
16 декабря. В.М. Дудченко признался мне и Пашенко (говорит, что и директору тоже) в тех деньгах, в которые он превращал «нештатку» с помощью Огородова. Правда, он их ещё не взял, лежат они у Надеждинского (350 р, а 150 – пошли на гаражные мероприятия). Вследствие всех этих махинаций решили всё же тормознуть слегка огородовские художества по части ведомостей и полевых. И пригрозили ему: мол и без этого тебе  свети немало – увольнение, а при вскрытии финансовых махинаций – ОБХСС.

17 декабря. Готовил с Дудченко окончательную редакцию «акта о нарушениях». Сдали  директору. Он собрал нас. Спрашивает меня:
- Как твоё мнение?
-Увольнять!- Все высказались за это же. Относительно Литасова – сражение. Директор за увольнение, я против. Меня поддержали Дудченко, Сугробов, Вакин, Гущенко…. «Сторговались» на: лаборант на три месяца…
18 декабря. Утром состоялось партбюро…Задавали ехидные вопросы Иванов, Богоявленская и Таракановский. Будто обвиняемыми были члены комиссии, а не Огородов …его самого даже не осудили – как быть дальше?... поговорили с Огородовым. Он хочет уволиться «по собственному желанию», но с гарантией, что не передадим дело в ОБХСС. Гарантию такую не дали. Решили пропустить через Учёный Совет, где  даже Иванов, Белоусов и Богоявленская голосовали за увольнение».

                1982

«5 января. Общался с Дудченко по поводу огородовских дел (почему застопорилось увольнение) и «соучастников»: ему звонил директор, торопил с «соучастником»  Ивановым. Но в этой новой комиссии нет меня, поэтому так быстро и много у них не выйдет. Иванова надо бы выставить, но с этим делом у них едва ли получится. Не буду стараться и я, отойду…
Храмов не ходит опять (очередной многодневный запой –Ю.М.). Буду безжалостным. Это мой долг. Хоть немного уберечь родину от разграбления. Симпатичными бесстыдниками и ворами. Надо браться и за Храмова. Даже Краевая сказала: "удивляюсь вашему долготерпению".

Комментарий.Эта борьба за спасение Храмова длилсь уже несколько лет. Что только Юрий ни предпринимал для этого: и взял в лабораторию, и предоставил все возможные условия для занятия им его излюбленной темой – стратиграфией сложно дислоцированных толщь Восточной Камчатки, и помогал с полевыми работами (финансы, люди), и посодействовал его участию в изучении Толбачинского извержения, закрыв глаза на его бредовые фантазии о сверхскоростной кристаллизации плагиоклазов в извергающихся лавах и т.д. Но, пожалуй, самым значительным (или губительным? – Ю.М.)  фактором спасения Храмова было долгое прикрытие его бесконечных прогулов из-за запоев. Сначала они сопровождались увещеваниями и «спасительными» беседами, потом постепенно эта бесполезная тактика стала приобретать характер мягкого давления, постепенно перешедшего в  вынужденно твёрдое: личные с завлабом собеседования сменились на беседы коллективные с участием сотрудников лаборатории, потом дело продвинулось до оформления прогулянных дней в виде отпусков без содержания.
В конечном итоге Николай Александрович узрел в своём завлабе не страждущую и старающуюся помочь душу, а злобного врага, преследующего невинную жертву. Это очень огорчило Юрия, отчаявшегося, но не утратившего  глубочайшую симпатию к этому  бесконечно милому, но глубоко и неисправимо несчастному человеку. Но сколько времени, сил и душевного тепла было, похоже, совершенно напрасно потрачено на это горестное дело! Увы.

«6 января.  Почти весь день – с Володей Белоусовым – комиссия. Он «допрашивал» по науке… Опять терзал Литасов: косноязычно искал истину там, где её нет и не может быть. Оправдывал себя за присвоенные деньги. Но ведь нет оправдания! Ивановы в упор не видят. Богоявленская истерично за  них и против меня, будто я затеял всю эту историю, а не сам Боря её спровоцировал!
7 января. Возмутил Ал. Шанцер. Явился ходатайствовать за Храмова. Сам никогда не сделал ни на копейку во спасение  Храмова (более того – сам время от времени уходил в запои! – Ю.М.), теперь же пытается мне внушить: - Надо быть гуманным, надо спасать человека… Иванова тоже надо спасать от администрации, чтобы его место снова не занял Белоусов. Белоусов – зло, интриган, черносотенец. А Боря меньшее зло! – Это был голос наших «сионистов и диссидентов». А Боря нашёл у них покровительство».

Комментарий. Весь январь прошёл в сплошных склоках вокруг этого печального дела. Новая комиссия тщательно и долго собирала факты и мнения по поводу и вокруг, но носило всё это характер сведения счётов одних над другими, в интригах, подсиживании, самоутверждении. Втянут в них был и Масуренков, как ни отпихивался от этого. Вот образчик из его ежедневника: «25 января. Долго беседовал с Володей Белоусовым по поводу подсунутых мне материалов.  Информация близка к нулю, кроме такого: 1. Иванов рассорился с Сугробовым, 2. Набоко начинает сдвигаться в сторону Белоусова (от Иванова). 3. Белоусов весьма зол на Иванова, 4 Федотов хочет довести это дело до результата (какого, не ясно: снятие Иванова?).

27 января. Опять заходил Белоусов. На это раз прямо с вопросом, буду ли я  реагировать на записку Иванова (с обвинениями в адрес Юрия – Ю.М.)…попросил написать ответную записку. Я пообещал подумать.
12 февраля. Беседа с Белоусовым. Он объяснил причины задержки в работе комиссии тем, что этим делом занялось партбюро. Вакин, якобы, мутит, видимо, хочет поддержать Иванова….Беседа с Дудченко. Объясняет: Огородов предъявил полевой дневник и телеграмму от Жаринова (Началник Ключеской вулканостанции – Ю.М.), оправдывающую в некоторых его непотребствах.
Оправдания сомнительны. Дневник отмёл сразу – явная подделка, противоречащая его же заявлению: дневника не вёл. А телеграмму надо бы проверить.
Вообще не понравилась позиция Дудченко: он явно хочет смягчить дело Огородова. Рыло в пуху? Спасает себя!!

15 февраля. …рожал докладную по поводу полётов Огородова в странные совсем ненаучные места (предварительно посидел в бухгалтерии над авансовыми отчетами и заявками на полёты). Получилось 19 рейсов на 22 тыс. руб. Это в ответ на новые попытки Огородова сбросить с себя обвинение в незаконных полётах «налево».
Дудченко поддаётся, а мне нельзя. Надо ему предъявить обвинения, от которых ему бы не отвертеться.
16 февраля. После раздумий решил отдать свою докладную в дирекцию с риском навредить себе докучливостью.
Говорил с Дудченко, Белоусовым, с Сугробовым и Вакиным. И понял, что такая опасность существовала. Не уверен, что докладная предотвратит её, но всё же она весьма убедительна. Дудченко несколько растерян, позиция его не ясна. Белоусов живописал партком, где наши уважаемые коммунисты выгораживали Иванова и сваливали всё на меня, даже не познакомившись с материалами. Вакину всё это «до лампочки» - лишь бы отстоять Иванова от нападок дирекции. Сугробов печально и тяжело дышит.

17 февраля. Сроки подпирают (поездка в командировку! – Ю.М.), поэтому развил бурную деятельность: беседовал с Сугробовым и Белоусовым. Витя, как всегда, невнятно мычит, но рапорт о командировке держит у себя. Белоусов подробно рассказал о партбюро и показал конспект, который он составил после него. Одни  эмоции и определения, одна необоснованная фактами тенденция выгородить Борю, а следовательно – утопить меня. Активны: Боря, Евдокия, Будников, Вакин, что –то вякал и Таракановский. Но это не помогло – только вредят глупостью и эмоциональностью.
Подкинул идею об открытом институтском собрании, куда следовало бы вынести вопрос об Огородове. Со всеми фактами. Надо самим формировать общественное мнение открытым честным путём, а не кулуарным шёпотом.
Но моя докладная, как замедленная бомба, всё изменила.

18 февраля. Так ни черта и не сделала вчера комиссия. Что  Сугробов, что Белоусов – не из шустрого десятка. Да и Дудченко приходилось подталкивать в прежней комиссии. А теперь это делать некому.
21 февраля (воскресенье). На лыжах. С такой неохотой вышел, но сразу же утонул в блаженстве солнца и снега. И пахнуло чем-то первобытным ледниковым. Какие-то лабиринты среди ледяных нагромождений, ледяные  пещеры с капающей водой и …(неразборчиво) очагами… Весёлый ветер, насыщенный запахом  талой воды, первых ростков блекло-зелёной травы в проталинах и дыма. Родной домашний запах из ледникового периода!
 Ты всегда в стороне от Европы. С её крестовыми походами, инквизицией и ущербной культурой. Тебя всегда что-то отделяло от неё: то язычество, то православие, то татары. То наша дремучесть и непохожесть, то революции. Но ничего, коммунизм объединит! Тебе недостаёт, Европа, нашего здоровья и свежести и простодушия.    

Комментарий. Конец  февраля и  март – командировка в Москву. Помимо рабочих дел, главное занятие – обследование всех букинистических магазинов в поисках книг по истории России и казачества XVI – XVII вв.      

23 марта.   …столкнулся в коридоре с Федотовым – затянул в кабинет, стал расспрашивать об огородовских и ивановских делах. И о моих. И настаивал, чтобы я  в апреле прошёл через Учёный совет для оформления бумаг к защите.

Комментарий.  Проявив внимание  к Юриным диссертационным делам, Сергей Александрович и удивил его, и порадовал, чем несколько затушевал зреющий в течение многих лет в душе у последнего негатив к нему. С этого момента началось не то, чтобы сближение, а некое душевное оттаивание Юрия, сменившее недоверие и подозрительность его к директору. Для этого процесса, помимо проявившегося вдруг внимания начальства, была и более фундаментальная основа в их одинаковом отношении к диссидентствующей публике и в их русофильской настроенности.

24 марта…Совещание у Сугробова о конкурсе научных работ. Многие халтурят: подают одну и ту же работу второй раз: после отчёта – монографию..или статьи, считая, что это нечто иное. (Подоплёкой такой халтуры, как и вообще всякое участие в конкурсах было не только и, быть может, не столько тщеславие, сколько солидное денежное вознаграждение победителей –Ю.М.)

Комментарий. Кстати, о конкурсах и наградах. Выше было сказано о том, что Юрина с соавторами монография по Карымской структуре получила вторую премию на Институтском конкурсе. За неё полагалась приличная сумма денег, львиная доля из которых предполагалась её основному участнику и руководителю – Юрию. Но он категорически отказался её получать, как ни уговаривали его сотрудники. Этот отказ, как и отказ Юрия лично участвовать в конкурсах был продиктован его принципиальным отношением вообще к конкурсной системе. Он считал и считает, что она напрочь лишена объективности, и всецело зависит от личного,  далеко не научного и сугубо субъективно-предвзятого отношения членов конкурсных комиссий к конкурсантам по принципу: нравится – не нравится, люблю – не люблю, симпатичный – противный, мой – не мой, хороший – плохой и т.д. Это впечатление сложилось у него по собственной первой его защите диссертации и по участию во всех конкурсных процедурах в качестве члена конкурсных комиссий, где проходило обсуждение работ и голосование. Там он насмотрелся и наслушался разных «оценок» разными «доброжелателями».

Никогда он ни ранее, ни впредь,  не выставлял никакие свои труды, будь то научные, поэтические или прозаические или свою персону (на звания и должности: профессор, заслуженный деятель, академик и др.)  ни  на какие конкурсы, как бы заманчивы они ни были. Исключение только для второй защиты диссертации – докторской. Потому что в этом исключительном случае добивался и добился объективной оценки своей работы у заслуженных и уважаемых деятелей науки. Но об этом – ниже.

26 марта…С Пашей (Токаревым) говорили о диссертациях. Надо бы завершать! Намечается какая-то активизация. Невольно захватывает. И кажется порой, действительно разумно сбросить это иго, преодолев его.
9 апреля. …На Учёном Совете утвердили темы диссертаций Токарева, Мелекесцева и моей. И утвердили меня ответственным исполнителем темы ГКНТ.

21мая (Москва, командировка). Поехал в Институт Иммунологии на Каширку (после очередного отёка Квинке – Ю.М.). Сначала всё шло хорошо, сами предложили  лечь мне на обследование. Потом всё рухнуло, так как для иногородних надо направление от Минздрава СССР. А где мне его взять?! Впервые как-то материально ощутил своё ничтожество в мире бумаг, титулов, положений. Может быть, и надо было форсировать защиту?! И становиться доктором, профессором, член-корром?!
А Мила всё кашляет. Звонила Вере. Та рассказала ей, что Петров, её папа, вновь получил от Иванова пасквиль на меня. Не унимается дурак!...

Комментарий.   Больница (май – июнь) по поводу задолбавшей его аллергии.   
Ленинград (июль до 12). Там посетил лабораторию математической геологии по договорённости с А.Б. Вистелиусом и М.А. Романовой. Сдал им анализы камчатских вулканитов для матобработки, услышал высокий отзыв о своей монографии «Вулканы над интрузиями». И, конечно, с Геной Сотниковым и Леной – по музеям и красотам Ленинграда: красотища вечная и несказанная!

Поле (конец июля – начало сентября) за Корякой у Милиных нарозанов вместе не только с Милой, но и с Катей, Риммой-Рамзиёй, ставрополцем Саней Мануковым, математеком Николаем Николаевичем, студенткой-практиканткой Леной и нашими камчатцами Мишей Пузанковым и Наташей Перетолиной (с дочкой Верой). Здесь было всё: ураганные ветры, срывавшие палатки, непрерывные заливающие дожди, непроходимые туманы и блистательно яркие дни с окружающей непомерной красотой.
Возвращались в город по частям (кому когда надо было вернуться на основную работу или учёбу) через перевал. Последний раз с мокрой, валящей с ног  пургой, истерикой у Лены, дикой усталостью и промерзанием до слёз у  девочек, с ужасающим, как вторая голова,  флюсом у Миши и торжеством преодоления всего этого.
А Рамзия Курмашова после этого поля окончательно и на десятилетия  стала Катиной и Юриной подружкой и почти что родным членной их семьи.

 Однако 82-й год этим полем не завершился. Юрий решил дополнить наблюдения, сделанные  в закорякских маршрутах, наблюдениями с противоположной стороны . 13 сентября  он записывает в ежедневнике: «Договорился с Мишей о мероприятиях по продолжению полевых работ… Отловил Храмова и предложил ему составить нам с Мишей компанию. Согласился. Вид у него удручающий. Стало его жалко». Для этого уже на исходе полевого сезона он вместе со своими сотрудниками Николаем Храмовым и Михаилом Пузанковым был заброшен  вертолётом на южные склоны гряды вулканов Арик-Ааг-Коряка. Здесь ими «под занавес» была прожита надолго запомнившаяся короткая и яркая полевая жизнь. Вот выдержки из Юриного ежедневника.

19 сентября. Первый день без маршрута. Устроили печку в палатке, наготовили дров. Парни в 15-00 паошли за грибами…Вчера по прилёте в 18-00 - 20-30 ходил по лавовому потоку, поляне, вдоль речки. Ландшафт разный, но везде неизменно хорош. Видел  куропаток, есть заячьи следы, в речке – гольчики, немножко грибов и брусники. Очень красиво. И ещё не холодно. В 15-30 пошёл дождь, крупа. Затопил  печь в палатке. Тепло. Парни явились часов в 17-00. Мокрые, конечно, и счастливые теплу в палатке. Николай приготовил отличный борщ. Дождь перестал в  18-00. В 20-20 пошёл покараулить  зайчика, вернулся в 21-30. Ничего. Тишина удивительная. Редкие писки пичуг, гортанное бухтение куропаток и множество шумов от самого себя.

20 сентября. Поднялся в 8-00. Ясно. Солнце у нас появилось в 9 с минутами. В 10-00 пошли в марштрут в сторону Корякского перевала. Жиденькое, разбавленное белесой мутью солнышко. Прохладно. Хорошо. Шли вдоль края лавового потока. Очень лохматый. Но внизу уже в кедрачах и ольхе. Поднялись до 1400 м. Снега и камни. Контраст с низом. Увидел след зайчика, выследил, подстрелил. Всеобщая радость!
Пошёл снег-крупа и град. Стеной. Всё закрыло. Но успели почаевать ещё до зайца в последних кедрачах. Часа в 4 (16) повернули назад. В 18 были дома.
А здесь дождя нет и не было. Перенесли таган – под тентом мучил дым. Я сходил ещё на засидку. Послушал мир и себя. Хорошо. А в палатке Миша натопил, как полоумный. Дышать нечем.

23 сентября. Штучный день! Проснулся в 7. Встал в 8. Приготовил завтрак (разогрел зайца, сварил кашу, приготовил и чай). Солнце. В 10-30 пошли в маршрут. В ЮЗ цирк Аага-Арика (перевальный). Ветер сумасшедший при ясном солнце. Очень холодно. Всю дорогу боялся за своё сердце. Ничего, выдержало. Сначала, правда, поболело. Вошли в цирк около 12-00 в снега белые, и ветер стих. Стало  очень тепло. Подхватили основание вулкана. И вернулись. В 16-00 чаевали, выйдя из цирка. А в 17-30 я пошёл по полянам долины за куропатками (одну взял ещё при выходе из лагеря). Много их. С удовольствием и не без лихости взял ещё три (двумя выстрелами). Больше не стал. Удержался от излишнего убийства. Парни пошли домой другой дорогой, а я вернулся домой в 19-00. Приготовил ужин – суп с куропатками. Молодая луна и ясное небо. Холодно, а в палатке – Африка.

24 сентября… К утру сильно подморозило и мороз не отпускал долго. В маршрут ушли в11-45.  Наверху оделись в  телогрейки (ребята), я в две штормовки и свитер… нашли контакт аагского комплекса с фундаментом… По возвращении лихо снял крохаля на пролёте королевским выстрелом (вертикально вверх!),  чем потряс единственного свидетеля, Колю Храмова.  Вернулись в 18-40. Стало совсем холодно. Ужинали в палатке.
25 сентября. Камеральный день – непогода. Всё время срывается снег…крупный, как зимой. Поднялся первый в 10-10. Разжёг печку в палатке, костёр под тентом, перемыл посуду. Притащил сухих дров кедрача… Много и вкусно едим: грибы, зайчатина, куропатки, утка, каши, варенье. Еда – ритуал и блаженство. Она некий центр жизни, её средоточие.

26 сентября… ни единого облачка в ясном и голубом небе…Пошли на экструзию…наверху холодно, хватили немного кустов и кедрача , и ольхи… Возвращались по лавовому потоку. Очень красиво: узкие гряды камней и кедра, а между ними столь же узкие (10 – 15 м) проходы, устланные ягелем…собрали три кружки брусники, а внизу – столько же рябины.
27 сентября. Пошли…к маленьким вулканчикам. Их своеобразие и интерес в том, что они разместились на кислых (дациты или липариты) экструзиях А сами оказались базальтовыми.
28 сентября… Утро было смутное, тревожное, крученое: метались листья в меняющемся ветре, зловеще затягивало тучами, срывались капли. А в 11-30 пошёл дождь… Парни ушли за брусникой, я остался по хозяйству: убрал в палатке, почистил ружьё…Да ещё заштопал штаны, заклеил сапоги…В 16-30 дождь сменился снегом. Прищли мокрые и продрогшие мужики. Ничего не собрали, никого не видели….Вечером разговоры о геологии района, кремне- и карбонатонакоплении, вулканизме и т.д. Диспут с Николаем Александровичем. Миша с упоением слушал.

29 сентября. Мороза нет, но облачно, сумрачно. День без добрых перспектив… пошел ставить петли на зайцев…Всю дорогу сопровождал мелкий дождичек. Тепло, даже душно как-то.. Николай приготовил борщ. Отличный борщ….Так наелись, что отвалив от стола, заснули. Под уютный шум дождя. В 16-20 поднялись. Наметилось прояснение. Парни опять пошли на лавовый поток за брусникой своим маленьким деткам. Я остался с намерением приготовить оладьи. Занялся ими в 18-00, в 19-00 закончил. С бруснично-рябиновым вареньем (остатками) это было просто великолепно. А в 20-00 снова пошёл на засидку, но пошёл снова дождичек и я покинул свой пост….в глухой тьме наша палатка, как маленький кораблик в ночи: гордо вдёрнута труба с отброшенной гривой дыма. Бок её светится теплом зажжённой внутри свечи,  в ней уют, жизнь, а вокруг – темень, дождь, непогода.

30 сентября… природа подарила уникальное зрелище: совершенно огненный последний луч солнца из-под чёрной тучи упал на горы, а вокруг него – радуга. Горы, как выкованы из червонного золота и вправлены в перламутровое кольцо.
Останусь один в лагере и между делом не забуду подняться на ближайший холмик, откуда подальше видно: посмотреть окрест, может быть, кто-то идёт! Сколко себя помню, всегда жду встречи, таинственной и прекрасной. И теперь, когда седина и трезвость, всё равно жду невозможной встречи. С кем, с чем? Так и пронизана каждая минута одиночества,  раздумий и покоя подспудным, иногда совершенно осознанным ожиданиям Чуда.

1 октября. Поднял народ в 8-30. Пошли на поток. Они копать шурф, я в маршрут. Прошёлся по миниатюрным полянам, разукрашенным ягелем, красной голубикой, тёмнозелёными кедрачами и жёлтыми сухими травами. Иногда – белыми стволами берёз и всегда – причудливыми нагромождениями чёрных камней.
2 октября. Просыпаюсь. Потолок палатки лежит на голове. Всё ясно - снег! Подъём, борьба со снегом, приготовление завтрака, завтрак, опять борьба со снегом и снова борьба и борьба: наваливается, давит палатку и нас в ней… Перетянули тент, стало поспокойнее….снег перешёл в крупу, крупа в сухой снег с ветром и, наконец, прекратился.
Только вчера в лучах нежаркого, но поистине золотого солнца поляны лежали, как приглашение на пир жизни, а сегодня – другая планета, другое время, другое измерение. Ольховый стланик стряхнул к вечеру снег и стелется по склонам сиренево – корчиневым, а кедрач придавлен сугробами и белеет среди него большими лоскутами. А тундра – в округлых пушистых холмиках,  всё белым – бело.

Комментарий. Вспоминая этот кусочек сезона «под занавес». Юрий проникался благодарностью судьбе за то, что она преподнесла его ему как подарок и как образчик того, как следовало бы жить человеку. Здесь всё было соразмерным и гармоничным и в природе, и в людях, и в их взаимоотношениях друг с другом и с природой.  И, главное, по-видимому, в душевном и физическом состоянии каждого с самим собой.
Работа и досуг, усталость и отдых, активное и непосредственное взаимодействие с переменчивой средой обитания, самообеспечение жизненного комфорта,  потребности и их удовлетворение, удовольствия и огорчения, планы и их исполнение, проза жизни и её эстетика – словом решительно всё или почти всё, составляющее основу нормального (здорового!) человеческого существования и предназначения. Ничего чрезмерного в плюсах и минусах, всё – по силам и всё в меру.

PS. Кстати, именно по результатам этих полевых работ Юрием была сделана рекомендация практического характера, впрочем так и не дошедшая до сознания местных деятелей: «Термогенные структуры и критерии поисков скрытых гидротермальных систем в окрестностях г.Петропавловска-Камчатского». Вулканология и сейсмология, № 4, 1985. В этой статье обстоятельно показано и растолковано, где и как надо искать термальные воды, в которых так нуждается  местная энергетика и жизнеобеспечение.

5 октября. В Институте начал знакомство с забытой своей диссертацией.
6 октября… посидел над диссертацией: вспомнил её конструкцию, намеченную редактуру, продолжил редактирование… снова посидел над диссертацией. Надо сказать, что такое сидение (независимо от конечного результата !)  приводит в равновесие, в хорошее состояние духа.

Комментарий.  «Хорошее состояние духа от такого сидения» продолжалось, однако, не долго. Навалились другие дела. Поступило распоряжение подготовиться к Институтскому юбилею (двадцать лет!) во всём блеске выдающихся достижений. Мне было поручено сделать один из ведущих докладов и, как  и всем завлабам, представить на своём лабораторном стенде в виде фото, графиков и текстов  успехи своего подразделения. Ну как мимо этого пройдёшь! Дружно принялись за изобразительное творчество.
Более всех преуспела Тамара Семёновна Краевая благодаря умению и желанию оформлять всё аккуратно и красиво.

3 ноября.  День заседаний. В 12-00 – дирекция. Сергей собрал весь кагал и говорил о предстоящем сокращении штатов, финансов, строительства. Мне как-то всё равно. В 14-30 – комиссия по морским работам. Здесь было, пожалуй, даже интересно: обнаружили кальдеру у Чирпоя, обследовали фумаролы у Парамушира. В 16-00 – Учёный Совет. Занудство жуткое: отчёт группы (Богоявленская, Иванов, Мархинин) о поездке в Исландию. Иванов, как всегда, порол глупости. Косноязычно и безграмотно.
В паузах между заседаниями занимался стендом…Все толпятся вокруг, но работает больше всех Краевая. Правда, знает об этом и хамит по-немногу.
4 ноября… возился со стендом. Но было пустовато, одна Краевая упиралась.
К вечеру явился Храмов «поддатый» Вот  беда!.. С Шанцером решил не сражаться за место на стенде (хочет много!) и за редакцию его опусов. Так посоветовала Мила. И правильно – себе дешевле.

9 ноября. Со стендом работает одна Краевая… с Лилей и Эдиком – о карте по южному берегу. Она нужна заказчику. Эдька просто невозможен: надменен, груб, бестактен, всё оспаривает, всем недоволен, всё отрицает. Лиля жалуется на него – трудно работать с ним.
Исчез Шанцер. Видно,  запил, отправив Аэлиту в больницу 5-го или 6-го. В общем нет его.
 10 ноября… Мила настаивает на том, чтобы я уже начал хлопотать о творческом отпуске, иначе директор уедет, а без него никто не станет делать это для меня. Она права, конечно, но очень не хочется начинать эту эпопею.
А администрация начала хлопотать о переизбрании месткома: ищет «своего» и солидных людей вместо Таракановского и иже с ним.

11 ноября.  Оказывается, ещё 10-го в 8-30 (по московскому времени) скончался Л.И.Брежнев. А сообщили только сегодня в 20-00 (по нашему), то есть через 26-30 часов! Стало известно от райкома КПСС перед обедом. Велели  собраться к 14-00 для  слушания правительственного сообщения и проведения митинга.
Завлабы уже в 13-50 сидели в кабинете директора перед телевизором. Ничего! Директор позвонил в райком. Ничего. Разошлись по кабинетам. К вечеру трагедия стала обращаться в фарс, а правительство всё помалкивало. Наконец, в 20-00 очень коротко:
«скоропостижно скончался… но имя его не забудут все советские  и прогрессивные люди  во всём мире». И всё! Ни тебе медицинского заключения, ни сообщения о комиссии по похоронам, никаких слов. Только музыка. Недоумение. Или им некогда?!
12 ноября. В 10-00 – траурный митинг. Очень казённо и по скудному протоколу. Выступили подготовленные  от ветеранов (Паша), комсомольцев и рабочих. И ещё от обкома КПСС какой-то шепелявый прочитал по бумажке соболезнования. И всё…

13 ноября. Взял вчера домой работу, но занялся капустой. Она уже изрядно подмёрзла, но, кажется, ничего ужасного. Посолил 2,5 ведра (11 кочанов). Мила занялась стиркой, а я с Юрием Александровичем и Олегом пошли в лес прогуляться. Часов в 15. По дороге разговоры об одном: что теперь будет, куда пойдут события. Олег считает, что должны быть ужесточения. Я тоже думаю, что они даже необходимы. В разумных пределах, конечно.
Коррупция опасна более, чем одиночные спекулянты и валютчики. И падение нравов, и  цинизм, и презрение к работающим (малахольные, психи, юродивые!). Конечно, одни духовные методы воздействия не помогут. Чтобы усилить темп надо  и пряником и кнутом. Не бывает односторонних медалей! Заинтересовать нормальных, заставить нерадивых. А у костра с Ю.А. мечтали о поле на Чукотку.

14 ноября. Совсем неожиданно опять поехал на рыбалку… сразу же она поглотила огромностью другого мира, в котором нет ничего от ежедневности. Сел в машину и будто исчез в другом измерении, а очнулся снова в машине. Только ехала она уже в город. А между этим – полное забвение  абсолютно всего, что есть я и что меня связывает с другими. Только – страсть, азарт, всепоглощающая охота. Удивительное первобытное и блаженное состояние. Даже ни разу не вспомнил о беде нашей государственной, пока ни уселись в машину и ни увидели огни города…
15 ноября. Схоронили Брежнева. Весь трагический царственный ритуал передавали по телевидению… а истинная боль – только у его близких. Жаль его старушку. Вспомнил маму, и стало очень плохо… особенно от того, что это предстоит ещё и мне и всем моим близким…
Был большой шмон с Шанцером и Челебаевой по поводу его запоя. Не хотят писать объяснительную, хотят, чтобы я покрыл это дело. Покрыл.

16 ноября… Федотов потребовал от меня письменных объяснений всех обстоятельств прогула Шанцера. А что я объясню? Что слышал, будто Шанцер запил? Что сам совершил нарушение, подписав его заявление на отпуск задним числом? Чепуха какая-то! Сказал  Шанцеру, что  втянул он меня  в свою историю. А тот ответил: Выкрутишься!
17 ноября… Федотов опять потребовал записку о Шанцере. Конечно, сведения о пьянстве я ему не предоставил, только  вынужденно о прогулах. И на лаборатории прочитал эту записку, чем вызвал возмущение Шанцера: зачем я собрал всех и объявил об этом!?
19 ноября… совещание в дирекции о сокращении… В комиссии – я… Начинают атаку на дисседентов-сионистов. Похоже, нашими с Балестой руками. А зачем мне это нужно? Хоть и следовало бы с ними расправиться, но не распоясается ли «чёрная сотня»!?

20 ноября.  Вечером приехал Юра Орлов, художник из Ленинграда. Протеже Космача, с которым виделся один раз у Печерниковой. Космач, конечно, поразителен: дал мой адрес, по существу, незнакомому человеку
. Словоохотлив. Через час свободно говорил о политике в самом решительном и  однозначном духе: будет либерализация, Лев Копелин и Винник – талантливейшие писатели, вынужденные жить за рубежом, Сталин – злодей, убийца… Рассказал совершенно идиотскую историю о необыкновенных приключениях солдата Ивана Чонкина. Злобный и несмешной пасквиль (по крайней мер, в его передаче!). Остался ночевать.
21 ноября.  Вчерашний гость так долго рассказывал свои занудные опусы, что пропустил последний автобус. Думаю, не без умысла. Рассказал, что  привёз нам сыр из Москвы по просьбе Космача (он якобы узнавал у Кати, что нам нужно!?), но вынужден был скормить его где-то кому-то. Купил ещё мне какую-то книгу, но забыл её в гостинице – ещё привезёт!
Вообще вёл себя как вполне свой и вполне доверенный. А мы с Милой вежливо слушали и ничем не выказывали  своего участия или  своей солидарности диссидентски- семитским рассуждениям. А, может быть, надо было дать отпор и выставить!? Он тогда хотя бы узнал, что не все думают, как тот круг, к которому он принадлежит.
28 ноября.  Печальная передача об Анне Герман. Не стало её. Как жаль, как жаль! Больно.

3 декабря. Что день трудный, понял вечером. Говорил с Кожемякой, Балуевым, Флоренским о договорных работах. Почему я хочу заставить их работать здесь? Наверное, в этом не только желание быть практически полезными (ведь кто-то  же зарабатывает деньги, чтобы кормить нас!), но и нетерпение и стихия, вернее, анархия нашего существования, абсолютная свобода удовлетворять своё любопытство за государственный счёт, сопровождаемые безудержной требовательностью и разъедающим критицизмом, бесплодное отрицание – всё это уже вызывает чувство ненависти. Хочется преодолеть его силой, но сил нет, и приходится ублажать, уговаривать, хитрить. Никто, конечно, не сказал: «хорошо, буду работать!» Все оговорили себе право оставить решение «до понедельника».
4 декабря… настроение угнетённое. Усталость от общения с людьми, от конфликтов, от их неупорядоченности, стихийности. Зачем мне нужно их упорядочивать?! Пусть себе! Но ведь, нет же! «Не могу молчать!»

Комментарий. В этих последних и более ранних записях речь идёт о договорных работах Лаборатории по конкретному научному обоснованию поисков и разведки термальных вод на южном берегу Авачинской бухты – в них очень нуждались все хозяйственные организации и управленческие системы, находящиеся на этой территории. Но подобная работа, мягко говоря, не очень увлекала сотрудников Лаборатории. Им по твёрдо усвоенной привычке хотелось витать в эмпиреях, создаваемых каждым собственной фантазией и фактически безотчётно оплачиваемой государством.
Юрий перед своим отъездом в длительный творческий отпуск назначил руководителем этих работ Олега Егорова и сколачивал коллектив для их выполнения.

5 декабря.  Опять спал долго, но не радостно: мучаясь сновидениями, всплывающими и обступающими обидами, унижениями, страхами, подозрениями. И днём – угнетённость предстоящим отъездом, завтрашними разговорами, суетой, заботами. Зачем живу! Не интересной и ненужной жизнью?! Зачем не могу подняться над всей этой «разножопицей» (кто-то так хорошо о ней сказал!) и обрасти себя?! Вышел сегодня на улицу. Хорошо: белый снег, чистый воздух с морозом, миром и для жизни.
Опять читали «День и час» Георгия Пряхина (Новый мир, №10), Мила плакала,  у меня  пресекался голос. Вечером сидел Иван Кирсанов, жалуясь на сердце, Олега Волынца, Дубика – отошли от него, так как не стал бороться с дирекцией, а они требуют. Обижается.

6 декабря.  Сегодня поразила Краевая. Принесла от Дудченко акт о списании Шанцером полевого имущества (в том числе шести сёдел) в поле. Без моего ведома, без согласования с дирекцией и без доставки его в Институт. Дудченко вопрошает: почему? (Как ему надоели, должно быть, наши акты и наши нарушения хозяйственной дисциплины!)
А Тамара Семёновна мне советует: - Вы скажите, что Шанцер вас поставил в известность! – Я не сразу сообразил, что эта рекомендация солгать мне во имя спасения Шанцера, и отложил акт, чтобы разобраться. И вот разобрался.
Какая наглость в этой просьбе-рекомендации, какое презрение к чужой (то есть моей!) личности! Вот нахалы. И ещё полны негодования по поводу вопроса Дудченко: почему  Шанцер проделал это без ведома, предъявления остатков и разрешения? Как будто Шанцер во всем прав, а Дудченко (долбодуб, сказала она о нём!) не прав. Нахальству нет предела, и ему надо поставить предел.

7 декабря.  Ответил Дудченко, что списание Шанцером барахла – дело самовольное, а сёдла – дефицит, из-за которого была сорвана аренда лошадей в одном из полевых отрядов. Краевая прочитала и выразила неудовольствие: мол неудачные формулировки могут нанести вред всем нам (читай, Шанцеру!)…
Составили с Олегом проект приказа по договору 12 – 82, показали Белоусову. Так тот предложил мне возглавить это дело в роли начальника экспедиции, а Сугробову и самому себе  - роль научных руководителей. Первый шаг навстречу и человек сразу же наглеет, пытаясь вытеснить из дела целиком. Это Белоусов и Сугробов – мои научные руководители! Ну и ну!!!

Комментарий.  Наверное, такое неадекватное поведение у Володи Белоусова возникло оттого, что он, заняв место заместителя  директора Института по экспедициям, преобразился в своих глазах и самосознании, а Сугробову он определил роль научного руководителя вследствие того, что под тем – кресло самого замдиректора по науке. Уму непостижимо.
Далее – командировка и творческий отпуск Юрия, проведённый им в Москве и Питере.. Нелепая и унизительная чехарда с его диссертацией, проводимая с участием и под водительством Олега Богатикова в  родном Юрином ИГЕМе, занявшему место бывшего любимого Юриого шефа Георгия Дмитриевича Афанасьев, что-то в ней не нравилось, но прицепиться он смог только к формулировкам защищаемых положений. Не к содержанию, а именно к формулировкам. И ещё к названию диссертации. Название Юрий быстро сменил, чем, как он считал,  ухудшил его, но удовлетворил Олега, своего бывшего соратника по аспирантуре. А вот с защищаемыми тезисами дело увязло ещё более, чем на год.

20 декабря. В 12-00 приехал в ИГЕМ… Петров Валерий Петрович «обрадовал»: собирается публиковать пасквиль Селянгина и Иванова на нашу книгу с моим ответом. Надо писать ответ!
22 декабря.  Весь день – дома. Сидел над пасквилем. С Божьей помощью закончил свой ответ на него.
30 декабря. Написал новый вариант, короткий и более величавый ( а в первом…я всё же опустился до их уровня – вот такой я ничтожный и мелочный, что…и сам давно подозреваю). Ходил с этим делом к Петрову и снова ощущение того, что он что-то темнит, хотя в разговоре с Борсуком по телефлну он однозначно говорил о невозможности публикации этой грязи.

Комменетарий. Слава Богу, эта грязь действительно не была опубликована. Но зачем Валерий Петрович настаивал на обязательности Юриного ответа на неё, он так и не понял. Но отвлечение от собственно диссертационных дел было стопроцентным и, как он написал в этот же предпоследний день 82-го года,  «в душе, как после пьянки или какого-то грязного дела». А чего добивались своим пасквилем его бывшие соратники и почти друзья, он тоже так и не понял, но, и простил с незлым юмором и предал забвению.
Помимо этой помехи, в жизнь вторглось  выдающееся событие, отвлекшее Юрия от защиты. О нём подробно рассказано выше в предыдущей главе 80.  Здесь отмечу лишь, что  почти весь 1983 год  был посвящён Беннеттскому феномену, оставившему диссертационным делам только конец 82-го и начало 84-го годов.

                1983

15 марта.  Как если бы писатели собирали все свои рассказы, романы, пьесы, стихи и на их основе писали бы  опусы о своих политических, нравственных и прочих воззрениях с аргументацией художественной новизны, актуальности, практической значимости и экономического эффекта и  при защите всего этого навороченного хлама перед другими писателями  получали  от них звания писателя! Или художники писали бы диссертации, излагая в них содержание своих картин,  и рассказывали бы эту чушь своим собратьям, уже прошедшим через эту процедуру. Абсурд. Но почему же тогда учёный должен доказывать именно таким способом, что он не верблюд, будто всё то, что он создал, не является единственным доказательством тому, что он действительно  является учёным!!! Как сильны и устойчивы дураки, как они глумятся над умными и добрыми учёными людьми. Поразительно! 

Комментарий.  О, нет, это отнюдь не дураки придумали такую дурацкую, но чертовски хитрую процедуру. Это придумали и ввели в обязательный обиход умные и хитрые бездарности, потому что именно таким и только такимспособом они могут становиться якобы учёными. У них нет научных трудов, потому что они не в состоянии их создать. Но для того, чтобы получить учёные степени и звания им достаточно защитить диссертацию. А её  можно сделать  либо, заказав за деньги умному, но подлому человеку, либо сфабриковав собственными усилиями из чужих трудов – кто в этом будет разбираться?

Вот в последние десятилетия в капитализирующейся России и происходит подобный процесс: вместо истинных учёных диссертации защищают шарлатаны от науки. Конечно, это происходило и раньше, но нынче в мутной воде общественных отношений это стало явлением настолько  массовым,  что оно угрожает утопить  в своём дерьме не только науку, но и вообще всё общество. Разумеется, это встревожило научную общественность, и как следствие были созданы даже сетевые сообщества по борьбе с этим злом, в том числе такие экстравагантные, как «Диссернет» и «Диссергейт». Они активно и успешно принялись бороться с новыми кознями новых русских и нерусских.

Этой заразой оказались поражены именно те органы, которые занимают ключевые позиции в присуждении учёных степеней – учёные советы научных, образовательных  учреждений и ВАКа. Большинство представителей  этих учёных органов занялись производством фальшивых диссертаций для депутатов, чиновников и прочих любителей научных степеней  всех рангов и уровней. Их тысячи, если не десятки тысяч,  и посему остепенённое нынче  диссертациями сообщество уже не является научным – оно в значительной, но  неизвестной нам мере замещено и загажено жульём, скрывшимся  под научной личиной.
Так ХРАМ  НАУКИ благодаря придуманному механизму защиты научных диссертаций обратился в скотский хлев, где можно не только питаться, но и гадить.

Не правым был автор дневниковой записи и в оценке профессиональной идентификации в  литературно-художественной среде. Там тоже хитрые и бесталанные придумали механизм приобщения к этой среде путём получения удостоверения члена Союза писателей или художников. Правда, там для этого не надо писать и публично защищать диссертации, но всё таки  надо быть автором неких произведений в соответствующей сфере и иметь рекомендации от двух-трёх  членов Союза. И тут тоже находятся возможности быть принятым в Союз, основываясь не только на творческих достижениях, если они жидковаты или сомнительны, но и  на других достоинствах или недостатках – как кто считает: русофил –русофоб, наш – не наш, свой – не свой и т.д.
А далее – вихрь арктических событий, всецело поглотивший всё внимание, всё время и все желания.

                1984 

Диссертационно-защитная машина, запущенная теперь уже безвозвратно в 83-м году, неотвратимо требовала продолжения дальнейшей работы. И этой работы до защиты было ещё тьма тьмущая. Вот некоторые непосредственные свидетельства из того времени.

5 января. Начинают точить мысли о защите, о разных обязательствах и прочей жизни, которую оставил в связи с болезнью и трансом.
10 января. Вечером обсуждали с Милой диссертационные дела – вероятные отзывы, сроки.
13 января. Защита возможна  лишь 18 апреля или в мае. Узнал от Перцова, что кто-то из наших камчатских говорили ему плохое о моей диссертации. Саня негодовал на Волынца, Колоскова и Селянгина – думает, они.
14 января. Составил список городов, а под ними выписывал фамилии тех вероятных авторов, которые могут стать мне полезными «на предмет отзыва». Насчитал 26 человек. Интересно, сколько я получу отзывов на самом деле?!.(получил 25, см. 28 мая)
16 января. Начал править авторефераты.
17 января. Весь день ушёл на 60 экземпляров, в которых выправил по 7 ошибок.
18 января. …предзащитные хлопоты… договорился о… выборе для меня майского варианта (не июньского, опасного из-за трудности собрать кворум).
22 января. …доделывал остальные 40 авторефератов (10 так и не доделал).

Творческий отпуск закончился. В феврале вернулся в Петропавловск. Там – снова мучительная возня с сотрудниками по поводу договора. У Олега не сложились отношения с Юриными сотрудникам, и он отказался от этого дела. А те тоже не только не хотят над собой Олега, а «…вообще не хотят договора, хотят вольготной жизни. Растолковывал, убеждал – бесполезно. Просто приказал и  пригрозил» (ежедневник от 16 февраля).
Финишная прямая до защиты тоже не была прямой в полном смысле слова. Вот примеры из московского и питерского предстартового этапа:

3 мая. Был в Институте – получил сопроводительное письмо во ВСЕГЕИ. Надо везти работу (на опробацию сторонней организацией – Ю.М.). А состояние вдруг (или не вдруг?!) ухудшилось. Что – то сильно побаливает плечо и отдаёт в грудь. Будто сердце. А может быть и сердце. И состояние неважное – небо с овчинку. А погода хорошая: солнышко, тепло. Утром шли с Милой и думалось: что сейчас самое вожделенное? Не защита, не карьера, Не Москва. А просто река с чистой водой и живой рыбой. Твёрдый берег с зелёной травой. Чистый ветер с запахами  большой и щедрой Земли и всё. И ничего иного не надо…

4 мая. Позвонил Марковскому. Для него мой приезд в Питер с диссертацией – своих хлопот полон рот. Это неприятно резануло. Намекнул на «рыбу». И я засел за неё. Очень плохо пишется. И, конечно, несколько травмирован Бориной реакцией.
Позвонил Федотов. Рассказал, что в Питере Цюрупа. Распускает слухи о том, что в ИГЕМе якобы с удовольствием ждут мою защиту, чтобы провалить плохую работу. И сам Цурюпа оценил работу как дерьмовую!..
Мила, оказывается,  об этом знала, ей рассказала Ирина (Егорова – Ю.М.), которой всё это сообщил сам Цюрупа. А от Милы узнал Балеста и тотчас пошёл к Федотову. Потому Федотов и интересовался составом Учёного Совета, чтобы поговорить с людьми, которых знает.

6 мая. Звонил днём Федотов. Говорил с Богатиковым и Петровым. Они гарантируют успех, не подвёл бы я сам себя своим «наукообразием» (это слова Богатикова!). А Сергей хлопочет за меня!
7 мая. ВСЕГЕИ. Марковский, Ротман, Остроумова, Масайтис, Путинцев, Борисов. Наелся контактами до отвала. Боря  был хорош,  помогал изо всех сил. Ротман кокетничал и вежливо вредничал. Один  Виктор Людвигович (Масайтис) пролил бальзам – читал и монографию, и статьи, в работе не сомневается.
14 мая. Ротман  после знакомства с диссертацией снял свои первоначальные очень сильные недоумения.
16 мая. Борис зачитал отзыв. Основа моя («рыба» - Ю.М.), но есть и сокращения и добавления. Хороший отзыв. Семь человек задали 17 вопросов. Отвечал долго, наверное, больше часа.
17 мая. Документы готовы… Боря вручил мне всё с напутствиями. Ешё раз посоветовал отвечать  только в положительном духе. Нельзя простодушно признаваться, что ты это не  знаешь или не делал. Как-то всё это неприятно: яйцо курицу учит не совсем хорошему – деликатному и тонкому вранью. Или я (курица!) что-то  не понимаю. Но Боря вполне доброжелателен.

24 мая. Позвонил Милановскому. Он успокоил и даже сильно приподнял – работа ему понравилась, замечания несущественны. Значит, моя самооценка не беспочвенна.
Перечитываю доклад. Очень объёмный. Не могу сократить, нервничаю, даже падаю в отчаянии!
25 мая. …уже вложено много, и стало азартно, как в игре. И появился сильный шанс на успех из-за хороших отзывов.
26 мая. И весь день ухлопан на возню с докладом…Дважды зачитал перед графикой. Укладываюсь (при чтении) в 32 – 35 минут. Много. Говорят, в этом Совете нельзя больше – 35. А мне ведь говорить надо, а не читать!
27 мая. Опять сел ужимать и готовить доклад в чистом виде. Зачитываю за 30 минут Хватит жать, буду зубрить самым школьным образом. Но  фразы не встревают в голову. Вот беда с этой старой головой. Куда она лезет?!
28 мая. Получил ещё четыре отзыва, всего десять… По авторефератам 25 отзывов. (Как это удивительно совпало с его прогнозом, сделанным четыре месяца назад, а именно 14 января – 26 предполагаемых рецензентов! Просто какой-то экстрасенс или провидец! – Ю.М.).

29 мая. Никогда (по крайней мере за последние 36 – 40 лет) ещё не зубрил так неистово и бесполезно…Экаю, бекаю, мекаю. Затормозилось и дальше не идёт. Похоже, что гипнотизирует именно регламент. Испытываю только одно – страх перебрать время… прогулялся в усадьбу. Хорошо там, птичий звон просто смешался с зеленью дубов и тополей. И дети в колясках и на шатких ножках….  Волнение совсем прошло, совсем. Как будто завтра что-то будет не со мной, а с кем-то. Читаю «Илиаду».
30 мая. Итак, день начался  в 7-00 с того, что исправил один график. Неточность обнаружил, мысленно отвечая на вероятные вопросы. Волнения нет, даже подъём. Хочется скорее. Не разрядиться бы до начала!...
Доклад отбарабанил за 25 минут (!). С ума сойти! Всё прошло сверх всяких ожиданий. Один Наседкин выступил с каким-то нехорошим оттенком. Очень хорошо выступили Богатиков, Рябчиков, Чухров. Вопросов было мало Голосование: 19 – 0. Все в один голос говорили, что защита блестящая, идеальная и т.д…сразу же уехал домой…

Комментарий. Вот таким скупым  оказался отчёт о защите докторской диссертации в Юрином ежедневнике. Наконец совершилось то, что уже давненько  предполагалось в формуле «без пяти минут доктор», которой  Ю.П.Масуренков некогда обозначался в кругу учёных. Только минуты эти, вопреки прогнозам,  затянулись почти на пару десятилетий.
А что касается скупого дневникового отчёта, то его можно слегка дополнить данными из стенограммы заседания Учёного Совета и воспоминаниями пишущего эти строки.

 Во-первых, небезынтересно отметить, что академическая строгость и сухость процедуры сразу же по её окончании буквально на выходе из аудитории была оживлена появлением Володи Космачевского, явившегося в сопровождении приятельницы по Литинституту грузинской поэтессы Мзии,  Селивёрстова и Шилина. Компания была крайне возбуждена, требовала торжественного завершения, причём немедленного, чем смутила и даже испугала Юрия (недавнее постановление строго запретило завершать защиты банкетами!). На его увещевания и гневные требования прекратить неуместную вакханалию – никакой реакции при полном непонимании смысла требований в совершившихся обстоятельствах, которые,  по их мнению, не  прсвещённому строгими наставлениями вышестоящих инстанций,  следовало увенчать только поздравлениями  и шампанским. Что, между прочим, и проделали: Космач вскрыл бутылку и приятели здесь же её и опорожнили.

Так  В.В.Наседкин действительно внёс в общий положительный хор несколько диссонансную ноту: «Юрий Петрович придал некоторую универсальность своей работе, которая оставила мало места для других моделей петрогенезиса, в частности, кристаллизационной дифференциации» (стенограмма).
Как считал и считает Масуренков и автор настоящих строк, эта самая дифференциация, являющаяся основным элементом учебных курсов по петрографии во всех вузах, на десятилетия заполонила умы почти всех геологов, закрыв дорогу для дальнейшего развития науки. В ответе Наседкину Юрий изложил свою позицию деликатнее: «…предметом исследования в работе был именно механизм плавления пород гранитного слоя, а не процесс кристаллизационной дифференциации. Естественно, что последней отводится второстепенная роль в наших построениях» (стенограмма).

О.А.Богатиков признался: «Первое название работы «Система вулкан – очаг, геолого-петрологический аспект проблемы». Мы предложили изменить название и, может быть, зря потому, что это является веянием времени… диссертант рассматривает все части системы во взаимодействии, что поднимает работу на новый уровень. Думаю, что эта работа найдёт своё продолжение и последователей»(стенограмма).
И.Д.Рябчиков: «Мне кажется, что мы заслушали очень интересную работу, автор которой несомненно, заслуживает докторского звания» (стенограмма).
Академик Ф.В.Чухров: «Нам представлена хорошая, интересная, ценная диссертация. Она будет иметь большое значение для дальнейшей работы в области вулканологии и, несомненно, заслуживает докторской степени» (стенограмма).

Разумеется,  здесь не место приводить более обширные и детально аргументированные отзывы – это для специалистов. Отмечу лишь, что наиболее яркие  хвалебные отзывы прислали доктор из Новосибирска А. Ф. Белоусов и  академик Ю. А. Косыгин (совместно тогдашним кандидатом наук Ю.С. Салиным) из Хабаровска. Этими отзывами Юрий особенно дорожил, потому что они принадлежали людям, мнение которых было для него выше иных формальных высказываний или вялых отзывов от деятелей, ничем особенно интересным в науке себя не проявившим.
Анатолий Фёдорович Белоусов был знаком Юрию по очень интересным публикациям, касавшимся тех областей геологии, которые были близки ему и которые стали  содержанием и его  научной жизни. Это вулканические породы, в которых на основе разработанных Анатолием Фёдоровичем  количественных характеристик их состава выделялись родственные породные группы, его изыскания в области петрогенезиса и ряд других новаторских и весьма нестандартных решений в других областях магматизма и тектоники. Очень оригинальный и яркий учёный! И именно поэтому Юрий отправил ему свой автореферат с надеждой  узнать его мнение о своей работе. Слава Богу, получилось, да ещё как – с очень высокой оценкой.

И с особым волнением он ждал реакцию на свою претензию заполучить учёную степень доктора от академика Юрия Александровича Косыгина. Они были знакомы, и это знакомство было весьма лестно и благоприятно для Юрия Оно состоялось в 1980 году, когда Институт вулканологии отправил его в Хабаровск с пятилетним отчётом в своей научной деятельности. Отчёт готовился, по-видимому, Н.Н.Кожемякой и редактировался и подписывался директором С.А.Федотовым.

 Выше под датой 22декабря 1980 года помещены  строки из дневника Юрия, из которых следует, что  отчёт впечатления не произвёл, а Юрин индивидуальный доклад произвёл, да такое, что Юрию Александровичу Косыгину только из-за него  и стало понятно, почему Институт вулканологии получил правительственную награду – орден Трудового Красного Знамени. Это был, конечно, знаменитый косыгинский юмор или, скорее, сарказм. Но оценки Юриного доклада он не касался, так как она действительно была весьма высокой и явилась только предлогом для уничижительной оценки деятельности всего института.
 Но то, что получил Юрий от Ю.А. Косыгина и его соавтора Ю.С. Салина в ответ на автореферат, превзошло все ожидания Юрия., оставив глубокий и благодарный след в его памяти. И наверное, не столько от оценки его собственной работы, сколько от осознания того, что в лице этих учёных он обрёл не только научных соратников, но и единомышленников в значительно более широком смысле.

Хотя это осознание пришло не сразу вместе с отзывом, а постепенно, раньше и позднее.  по мере продолжающегося знакомства Юрия с их деятельностью, считаю необходимым сказать об этом именно сейчас и здесь, в главе о хаотических перипетиях, связанных и , казалось бы, вовсе не связанных с формальным ритуалом защиты диссертации.
О деятельности и мировоззрении этих учёных скажу длинной цитатой из статьи Юрия Сергеевича Салина, посвящённой его учителю и соратнику Юрию Александровичу Косыгину. Мне кажется, что пересказ своими словами был бы здесь неуместен.

«Бывают любители золотых середин, – с одной стороны, вроде бы, оно и так, а с другой стороны немножко наоборот. Но я не верю в существование золотых середин. Все середины – серые, золотыми могут быть только крайности.…
Распознать перспективные направления, почуять новизну, оценить оригинальность непривычной постановки и решения Косыгину и в семьдесят помогала юношеская непосредственность восприятия…

               До самых последних дней своей длинной-длинной жизни Юрий Александрович рос, развивался и расширял свой кругозор, менял парадигмы и перестраивал образ мышления. Окаменелости мышления, так свойственной нашим юным старичкам и очень мудрым академикам, у него не было никогда…обложки его последних книг свидетельствуют об этом. «Земля и время», «Тектоника геосфер», «Среда обитания» к геологии имеют отношение очень косвенное. «Под знаком вечности», «Без нравственности нет культуры» – эти заголовки символизируют обеспокоенность учёного. Уже не геолога. Философа. Мыслителя, для которого главное — душа…

               Наиболее важным в творческом наследии Ю.А. Косыгина мне представляется всеобщий закон сохранения, одинаково приложимый к явлениям природы и общественной жизни. В отличие от законов сохранения энергии, массы, момента количества движения этот закон является системным и затрагивает непрерывность существования некоторой системы…
               Что нужно для сохранения любой системы, допустим, часового механизма? Во-первых, нужно, чтобы оставалось в рабочем состоянии каждое конкретное колесико. Во-вторых, нужен набор запчастей любого вида колесиков, чтобы в случае выхода детали из строя её было чем заменить. В-третьих, нужно сохранение первоначального порядка всех соединений шестеренок, пружин и осей, то есть должна сохраняться структура системы…

               Примерно так, я полагаю, рассуждал Юрий Александрович. И если мы имеем дело с живыми системами, то все эти три принципа сохранения системы становятся инстинктами самосохранения. То есть у длительно существующей системы, находящейся в процессе взаимообмена с окружающей средой и в процессе постоянного самовозобновления, самовоспроизводства должны существовать инстинкт самосохранения индивида, инстинкт самосохранения вида, инстинкт самосохранения её анатомии и физиологии, иначе эта система распалась бы, не возникнув…Только действуя совместно, все три инстинкта обеспечивают сохранение как социосферы, так и всей биосферы. Приходится признать, что Ю.А. Косыгин построил систему взглядов более широкую, более многогранную, объясняющую общественное развитие, да и всю эволюцию, лучше, чем системы человековедения З. Фрейда, П.А. Кропоткина, Ф.М. Достоевского, А. Шопенгауэра, Ф. Ницше…
                Ю.А. Косыгин считал, что биополя, создаваемые отдельными людьми и прочими живыми существами, объединяются в единое биосферное поле, воздействующее в свою очередь на поведение каждого организма…В общем, это и есть идея ноосферизации сознания, если использовать термин «ноос» (нус) в том смысле, как ввёл его Анаксагор – мыслящий дух – и тогда ноосфера и есть карма, духовная атмосфера, совокупность всех индивидуальных атманов, она чёрная, если представляет собой суммирование индивидуальных посылов зла, алчности, духа наживы и конкуренции, или очень светлая, если это накопление добра, любви, бескорыстной заботы и самопожертвования…
                Ю.А. Косыгин даёт простое естественнонаучное объяснение чуду, вмешательству высших сил. Это всего лишь проявление инстинкта самосохранения биосферы. Если всё больше и больше людей начнут отвергать навязываемую нам идеологию алчности и конкуренции, именуемую капитализмом, перейдут на позиции социальной справедливости и взаимопомощи и начнут излучать в космос импульсы добра и любви, то высшие силы будут всё мощнее и мощнее вмешиваться в поведение каждого и… помимо демонических усилий нынешних верхушечных деятелей всё начнёт помаленьку двигаться к выходу из кризиса».

Ни правда ли, красивый ход беспокойной мысли, взламывающей застывшие авторитеты и парадигмы! Мысль неугомонна, её стремление к познанию неотвратимо, но она возникает далеко не во всех человеческих головах. И познание нашего непознаваемого мира совершается только благодаря тем личностям, головы которых осенены подобными, взламывающими косность мыслями.

Автор статьи, цитата из которой приведена выше, тоже принадлежит к таким индивидуальностям. Начав с классической геологии в Институте вулканологии и поняв, что в некоторых её разделах царит неразбериха, он обратился к математике и с её помощью преодолел эти элементы неразберихи. Став соратником и учеником академика Ю.А.Косыгина, Юрий Сергеевич продолжил научный поиск не только в геологии, но и в природоведении, философии и социологии. В итоге (разумеется, не конечном, а промедуточном!) его девизом стала формула: «Всё лучшее в человеке от природы, всё худшее – от цивилизации». Кстати, одним из самых поганых её порождений, по мнению Салина, является капитализм, который может привести человечество только к катастрофе, если не будет заменён более гуманной социальной системой.

Все эти, близкие и подобные им мысли не были чужды и нашему герою, в  чём может убедиться сам читатель, рискнувший погрузиться в настоящие записки. Поэтому мнение таких рецензентов его докторской диссертации как  академики Ю.А.Косыгин, В.Е.Хаин, А.Б.Ронов, Ф.В.Чухров, члены-корреспонденты Е.Е.Милановский, Н.И.Хитаров, Г.М.Заридзе, В.А.Кулиш,  А.Т.Асланян, такие самобытные и талантливые учёные как А.Ф.Белоусов, Ю.С.Салин,  К.Г.Ширинян были особенно значимыми и весомыми. Впрочем, все остальные отзывы тоже были написаны  выдающимися личностями, заметно и ярко выделяющимися из среды «научного фона», так и не  посчитавшего необходимым отозваться на приглашение оценить работу соискателя докторской степени (на 100 разосланных рефератов 75 потенциальных рецензентов   не отозвалось!).

Именно благодаря этим 25-и  плюс официальные оппоненты и стороннее учреждение(ВСЕГЕИ)  стала для Юрия значимой формальная и в известной мере дурацкая процедура защиты диссертации, где ему пришлось не только  доказывать, что  «он не верблюд», а  главное, получить от уважаемых людей свидетельство  значимости созданного им в науке. После этого, по существу, за всю последующую жизнь он так и не услышал не только ничего подобного, а фактически  вообще ничего  о своей научной работе. Как будто вся его деятельность бухнула в безгласную бездну. Как тут ни вспомнить похожесть истории старательных, но бессмысленных  усилий своего мифического соратника и ни поприветствовать его: - Привет, Сизиф!
 Ан нет! Не все воздвигаемые камни скатились к подножию. Если не пирамиды, то холмы  всё таки остались. Уж кто, кто, а археологи (читай: геологи) их понемногу обнаруживают. Немалые свидетельства тому – в Интернете.

           ПИРАМИДЫ – АТЛАНТИДА – БЕЛОВОДЬЕ (ЭЛЬДОРАДО)


Боже, как они материальны эти самые пирамиды! Наверное, это самое большое и самое тяжёлое из того, что сделали своими руками и воображением люди. Впрочем, к ним присоединяются и другие мегалитические сооружения, например,  Стоунхендж в Англии, Караундж в Армении, Тиауанако и Мачу-Пикчу в Южной Америке и др. И пирамиды, и другие мегалиты обнаруживаются  всё в большем количестве. Их множество рассеяно по всему свету, и большинство из них относится к древнейшим доисторическим временам, насчитывая многие тысячелетия, а может быть, и миллионы лет. Они поражают своим величием и совершенством.

Это та чудовищно естественная материальность, которая порождает неизбежные вопросы,  скорее относящиеся к духовной, чем к материальной сфере: кто их соорудил, как и зачем? Удовлетворительных и однозначных ответов на них нет. И застыли эти загадочные сооружения, разрушаемые охватившей их бездуховностью и потому обращаемые временем в прах. Материя – без Духа мертва. Но ведь создавалась-то она, судя по совершенству создания,  высочайшей духовностью. Куда делся породивший её Дух?

Атлантида – от неё нам достались только письменные и устные свидетельства да страстное и необъяснимое стремление отыскать её материальные воплощения. Поиск настойчивый, упорный, обречённый на неиссякаемость,  маниакальный, Зачем это нам нужно и почему это происходит? Эта маниакальность как будто указывает нам на то, что в ней заложена живая энергия атлантов, пытающихся из своей гибельной  катастрофы и тьмы забвения  вернуться к утраченному материальному воплощению. И потому наши поиски, несмотря на череду разочарований, не устают находить всё новые и новые материальные свидетельства якобы бывших фрагментов Атлантиды. И новые разочарования лишь подстёгивают искателей к новым поискам. Может быть, действительно осиротевший Дух ищет своё новое материальное воплощение в  неопределённых  материальных фрагментах, принимаемых за остатки Атлантиды, и добивается возрождения в них своей  бывшей некогда гармонии?

А русское Беловодье и её западная близняшка   Эльдорадо в чистом идеальном воплощении -  мечта о райской и счастливой жизни на Земле. Но эти две мечты существенно различаются.
Эльдорадо это  «мифическая южноамериканская страна, полная золота и драгоценных камней». Она же  -  образное выражение «места, области деятельности и т. п. быстрого обогащения, больших запасов чего-либо» (Википедия). Это «символ несметных богатств, страна-мечта, обещающая счастливую, беззаботную жизнь». http://dic.academic.ru/dic.nsf/dic_wingwords)

У  нас же она облекается в молочные реки с кисельными берегами, где обретаются свободные «духовно продвинутые, просветлённые люди»  и где царит всеобщее братство и благоденствие. В сказаниях о неё написано так:
«В дивных обителях там пребывают лучезарные, кроткие, смиренные, долготерпеливые, сострадательные, милосердные и прозорливые Великие Мудрецы - Сотрудники Мира Высшего, в котором Дух Божий живет, как в Храме Своем .Эти Великие Святые Подвижники, соединяющиеся с Господом, и составляют один Дух с Ним, неустанно трудятся, в поте лица своего, совместно со всеми небесными Светлыми Силами, на благо и пользу всех народов земли. Там Царство Духа Чистого, красоты, чудных огней, возвышенных чарующих тайн, радости, света, любви, своего рода покоя и непостижимых величий...» (http://naturalworld.ru/key_belovode.htm).

 И на западе , и в России по представлениям мечтателей эти страны являлись якобы вполне реальными территориями, которые можно отыскать и на поиски которых вполне решительно отправлялись люди. Таким образом, эти страны-фантазии не были лишь сладостным представлением, пустой игрой воображения, словом их можно было потрогать,  положить в рот, обрести для реальной жизни – надо было только найти.

 Три ипостаси соотношения Материи и Духа. В них мы увидели, что духовное может отделиться от материального и свободно существовать без него, как, впрочем, и материальное, возникающее от духовного. Но это разделение лишь обедняет получившую свободу субстанцию. Разделение бездейственно для каждой субстанции, ущербно для неё и, вероятно, мало содержательно. Поэтому противоположные по свойствам и назначению субстанции стремятся соединиться, в этом соединении они обретают истинный смысл своего предназначения.
Может быть, человек был сотворён именно для того, чтобы в нём  наиболее полно, наиболее гармонично  и прекрасно  соединились  Материя и Дух.