(вот хтой-то с горочки спустился)
((чем дальше в лес, тем больше ананасов))
Скрипящей лирой слух ваш нежный
не стал бы беспокоить я,
но - жало в сердце безмятежном
у друга нашего, Змея!
Молчать не в силах мы и вот -
поема к свадьбе в Новый Год!
Конотопский рецидивист
В начале зимы прошлого года,
когда за окном мела непогода,
прошла у Андрея к запорам страсть.
Увял товарищ - хоть в гроб покласть.
Карты и водка, работа - дрек...
И вот разлагаться стал человек.
Нет интересов, желаниев нету:
подохнешь, пока доживёшь до лета!
А тут - отпуск! Мячков-соблазнитель
сманил в кавголовскую обитель.
Сначала - санки, фанера и "джек",
а вскоре - слалом и... Алибек.
Гуднул гудок, поехали оба,
друзья заказали доски для гроба...
И долго вослед семья рыдала
на опустевшем перроне вокзала...
Цветок на снегу
("Злой чечен ползёт на берег,
точит свой струмент...")
((Пропали кунаки, пропали абреки
с тех пор, как Змея завелась в Алибеке))
Над горой туман кантуется,
под горпою - трасса.
Элей Чубарев любуется;
эх, асса!
Рядом с ней толпа могучая,
ухажёров масса.
Ох, горька ты, ревность жгучая!
Эх, асса!
Ревновал Чубаров Элю,
напивался квасу,
только в квасе мало хмелю...
Эх, асса!
Палку взял Андрей сердито,
говорит басом:
"Вся душа моя изныта.
Эх, асса!
Заколю сначала Савченко,
отведаю мяса,
а потом расправлюсь с Марченко.
Асса!
Нужно действовать смелее:
на вокзал и - в кассу.
В Ленинград вернусь я с Элей,
ну, а там - асса!"
Но...
Укатил, забыл зазнобу,
точит с Любой лясы...
У Пяти Углов сугробы,
и - с другой "асса"!...
Кожа и скалы
Майский праздник! Майский праздник!
Дома чахнуть можно разве?
К счастью, Скалы есть на свете:
посетю-ка Скалы эти!
Там - природа, лес зелёный,
звонкий воздух: нюхай тонной!
Там костёр горит, дымя...
Как же Скалы без меня?
Солнце греет, ёлки пахнут...
Эх, под ёлкой румку трахну!
Ёлки-палки, лес густой -
был Андрюша холостой!...
Лучшие люди слетались на Скалы,
видел Андрюша знакомых немало...
Влруг Андрюша разинула рот,
сердце задёргалось, выступил пот.
С нижней террасы с улыбкою сладкой,
мелко юля и хихикая гадко,
Савченко с Марченко бодро идут,
Элю под руки галантно ведут...
Тут
душа
заколдобилась резко,
словно её ковырнули стамеской!
Элю Чубаров берёт поперёк,
мелкою рысью бежит наутёк...
И сказал Чубаров ей:
"Ты - Эля, я =- Андрей.
Будь ты Эля, будь хоть Оля,
ты мне - краля, я те - дроля!"
Эля молвит: - Это дельно.
Не могу ходить отдельно! -
"Не могу один и я.
Подружу с тобой, Змея?
Кожу дай твою поглажу
и вздохну, пожалуй, даже.
Фигу хахалям твоим:
вместе их опохмелим!"
Савченко и Марченко уснули вечерком,
а кралечка и дролечка - за руюмочку! Тайком...
Ай да Скалы! Что за Скалы!
Только жалко - ночки мало!
Задрожал, как от ножа я -
дай ещё пообожаю!...
Светит месяц, дует ветер -
только двое есть на свете...
Словом, в Скалах этих вновь
разгорелася любовь.
Случай в каюте
Как примус, пылает любовь
отчаянная,
распространяет запах и чад.
Андрюша
брызжет любовью, как чайник,
чуть не распаивается
сгоряча.
"Эстония" волны режет лихо
грудью крутою своею,
в каюте Чубарова томно и тихо,
в каюте Андрюша
млеет.
Андрюша
млеет на тоске таяния,
жар любовный всё нарастает...
Таял, таял -
растёкся лужей...
Что для мужчины может быть
хуже?
Краля в испуге: был дроля и -
нету?...
Притянут её за это к ответу!
Лужу скорее тряпкой сгребает,
в сосуд небольшой её выжымает.
Чтоб не случалась с Чубаровым
амба,
сосуд с содержимым
тянет на камбуз
и в холодильник ставит живо:
пусть затвердеет его
содержимое!...
Весь теплоход ржал до упаду,
когда лепили из ЭТОГО бабу.
Бабу слепили - вдохнули душу.
Так
появился новый Андрюша.
Все надеялись -
новый Андрюша
будет чище, искоенней, лучше,
что будет он не житрою клизьмой,
а человеком
из коммунизьма...
Но, оказалось,Чубаров тот же:
длинный нос, тривиальная рожа,
так же хитрит и так же юлит...
Словом, всё тот же Иезуит.
Душный туман
То ли светит фонарь, то ли гаснет,
на дома навевает дрёму...
Город спит, но каждому ясно,
что Чубарова нету дома.
Ох, сердечко Андрюши заштопанное -
дай пришью ещё одну латку!
Хоть дорожка любви и протоптана,
но любовь не бывает гладкой...
И наводт темень Андрюша:
как под мышкой у негра темно!
И тоскливо ему и душно,
но ему уже всё равно...
Лето целое не было свету -
лишь мозги набекрень да туман:
за любовь благовонную эту
шёл Чубаров на подлый обман:
то, мол, встретился с Кисой где-то,
то - в работе "сплошной завал"...
Мы же знали: всё вреия это
он на Охте панель шлифовал!
Кандидат на Пряжку
Ох, ты,
Охта!
Взгляд-то,
вздох-то!
Видит Охта,
как иссох ты.
Каменная Охта
помирает с хохота!
Даже камни над ним хохочут:
"Эй, продай свободу дороже!"
Расставаться Андрей не хочет
и жениться боится тоже.
Взять супругу?
Влезть в упряжку?
Мысли кругом -
хоть на Пряжку!
Нет, не буду дилетантом,
пообиыслю варианты...
Взять, хотя бы, Любу с Валей.
Чем не крали! Чем не взяли?
Валя с Любой - обе любы,
обе нравятся сугубо.
Не податься ль, в самом деле,
к Вале с Любой? - Что мне Эля!
Выбор сделать не пора ли -
Эля, Люба или Валя?...
Чёрта ль мне до всех троих!...
Маком! Я вам не жених!
Шипяший плач
В день Седьмого ноября
постаралась я не зря:
я сосиски покупала
в день Седьмого ноября.
Вдруг ко мне Андрей приходит...
Я принюхалась тайком:
то ли водкой пахнет, вроде,
то ли - просто коньяком...
Я ему сказала : "Рожа!
Как не стыдно, троглодит?
Ну, на что это похоже!
Фи, постылый, уходи!"
А Андрей ответил бодро:
- Провались ты, сатана!
Лучше буду я своболным,
ты мне больше не нужна...
Он ушёл и хлопнул дверью
и любовь порушил, тать...
Как же буду жить теперь я?
Может, Савченко позвать?
Нет, пожалуй, съезжу в Таллин,
там у Линды постою...
Там мы с ним вдвоём мечтали,
там он мне сказал "люблю".
Там он, нежной страстью млея,
робок, тих и нежен был,
там, смущаясь и краснея,
эскимо мене купил...
Павиан неаккуратный,
ты попляшешь у меня!
Прибежишь ещё обратно:
ведь недаром я - Змея!
Страсть в тебе я разбужу
и вконец приворожу!
Собственно вещь
Ковши круговые, запенясь, шипят,
киряют любезные гости,
пьют "столичную" и коньяк:
а вдруг не останется после!...
Румян, напыщен, важен жених,
довольство бродит по роже,
а рядом между друзей и родных
шелестит известная кожа.
Глазки у Эли победно горят,
язычки мельтешат со свистом...
Эх, бунтовал ты, Андрюша, зря,
зря дёргался и неистовствовал!
Бурными были сцены те,
но, позже - задумался густо.
Свобода? Да... Но, на сердце - тень,
как в бочке темно и пусто...
Приехала Эля, обидой горя,
и сразу, в первый же вечер
Андрей задёргался, как маньяк,
запрыгал, как кузнечик.
Ползал в ногах, волосы рвал,
упорно ручку мусолил,
потом щёчку поцеловал,
и Эля растаяла: "Дроля!!!"
Дальше всё было мило и гладко.
Момент поудобней высмотрев,
Год Новый отметил последней погадкой:
подбросил "подмётные письма"...
Ладно, Андрюша, мы не в обиде.
Кончилось тёмное царство!
Теперь тебя ждут в наилучшем виде
любовь, почёт и богатство.
Жену на руках ты будешь носить,
детишки появятся малые...
Что будет дальше, можешь спросить,
хотя бы, у Лёхи Шувалова.
Появятся кресла, диван, кровать,
сервант и эстампы невинные...
Что будет дальше - можешь узнать
хотя бы у Вовы Шилина...
Жене нужны туфли и платья,
чулки, гарнитуры фартовые...
Что будет дальше, хочешь знать? -
Спроси у Гордеева Робы.
Всё, Чуцбаров, не наша вина,
что песня ивоя допета,
Выпей же с нами стопку до дня
за счастье семейное это.
Давай, любимой "столичной" нальём
и стопками чокнемся звонко.
Выпьем, серьёзно, за счастье твоё,
жены...
А также ребёнка!