Маршал Победы Георгий Жуков

 
Мы ждали долго, пять журналистов и около дюжины гостей, разместившихся в небольшом зале недавно отреставрированных палат XVII века, где Российское военно-историческое общество (РВИО) решило провести презентацию книги «Георгий Жуков», которую должна была сегодня представлять дочь маршала.  Собравшиеся скучали, зевали, смотрели в цокольном этаже  выставку    лаковой миниатюры (Палех и Мстера), где особое внимание привлекали две красочные шкатулки с изображение маршала Жукова на белом коне. Некоторые листали изданную книгу, пытаясь возобновить в памяти «дела давно минувших дней».

И вот по залу пробежал шепот: «Идут, идут!» В растворе дверей появилась элегантная дама без возраста, одетая в брючный костюм приятного бордового цвета с георгиевской ленточкой, приколотой на лацкане. Ее сопровождали двое представительных мужчин, явно не секьюрити,  в строгих  костюмах  и при галстуках – предстояло значимое мероприятие.  Один из них был и.о. директора РВИО Андрей Назаров, второй  –  издатель из «Комсомольской правды» Алексей Антонов. Все трое устроились за столом, на фоне флагов: государственного российского и флага общества, призванного сохранять и изучать военную историю России, а также  воспитывать подрастающее поколение в духе патриотизма.

Назаров  прокашлялся и сказал: «Здравствуйте, простите за опоздание – в Москве пробки. Позвольте вам представить Эру Георгиевну Жукову, дочь легендарного Маршала Победы». Все с энтузиазмом зааплодировали. Жукова кивнула и деликатным жестом руки показала – довольно. Она сидела, выпрямившись, худенькая,  с узкими плечами. Волосы ее были идеально уложены, светлые глаза, видевшие в жизни многое, и хорошее и плохое,  невозмутимо и спокойно смотрели в зал.

Она заговорила, и голос ее прозвучал на удивление твердо: «Я рада вам представить книгу «Георгий Жуков», недавно выпущенную издательством «Комсомольская правда» в серии «Великие полководцы России», одна из глав которой была написана мной. У моего отца была нелегкая судьба военного,  которую частично разделили и мы, его близкие». Она говорила негромко, четко выговаривая слова, приподнято держа книгу тонкой  рукой. Все слушали, затаив дыхание. Меня же неожиданно охватило сильное волнение, и на глазах выступили слезы.  Передо мной дочь Жукова, свидетель жизни великого полководца, которого знает весь мир.

Во время войны он проявил недюжинное мужество, талант  и твердость воина, бестрепетно посылая свои армии навстречу смерти, но –  во имя будущей Победы.   Припомнилось, что любимая соседка Алла Александровна, давно вышедшая на пенсию, зачитывалась мемуарами Жукова. Она восхищалась Сталиным и Жуковым, не переставая повторять, что именно благодаря их мудрому руководству и стойкости наших солдат  мы победили.

Родившаяся после войны, я победу воспринимала как данность,  но память о войне  была в моем сердце всегда - мои родители-фронтовики передали ее мне. Отец закончил войну в звании майора,  мама, военврач, участвовала в обороне Сталинграда.

Эра Георгиевна о войне говорила мало, больше об отце: он был очень занят, редко бывал дома, но когда приезжал –  это был праздник для дочерей, которых он любил и баловал. Он был человеком общительным, контактным, в компании любил петь, да и в пляс пуститься тоже мог под настроение.  Когда его назначили начальником Генштаба, а с началом войны  членом Ставки Верховного Главнокомандования, характер его изменился – крутой нрав, которым он был известен, сформировало крутое время. Как военачальник он был требовательным к своим подчиненным, но и справедливым. Если поступала более достоверная информация, он открыто признавал, что был неправ.

В разлуке дочери очень тосковали без отца, с которым привыкли советоваться обо всем. Будучи членом Ставки, Г.Жуков ездил по фронтам, откуда его часто вызывал в Москву Сталин. Благодаря этому дочери иногда виделись с ним.  Отца Сталин направлял на самые ответственные участки войны, это – оборона Ленинграда, битва за Москву, за Сталинград, Курская битва, во время  подготовки к которой он получил контузию, Белорусская операция и, конечно же, сражение за Берлин. Однажды, когда отец был командующим  Ленинградским фронтом,  семью посадили в самолет и через пару часов дочери уже обнимали отца. Когда немцы подошли к Москве, он настоял, чтобы семью отправили в эвакуацию в Куйбышев.

Как военачальник он стал известен после разгрома немцев под  Москвой. Отец был требовательным к себе и к другим, старался окружать себя людьми деловыми, толковыми, честными. Сталин бросал Жукова на самые трудные участки войны. Отец был награжден всеми высшими государственными наградами: орденом «Победа» (в 1944 и 1945 гг.), двумя орденами Суворова 1-й степени, орденами Ленина и другими, а также высшими орденами многих иностранных государств. В 1944 и 1945 годах он получил вторую и третью медали «Золотая Звезда» Героя Советского Союза, четвертую – в 1956году в связи с 60-летием. В 1943году после прорыва блокады Ленинграда, ему первому из советских генералов в годы Великой Отечественной войны  было присвоено высшее воинское звание Маршала Советского Союза.
 
Отцу выпала честь  принять 8 мая 1945 года капитуляцию немецких войск и со стороны СССР подписать Акт о безоговорочной капитуляции Германии. Он также принимал Парад Победы, который проходил в Москве на Красной площади 24 июня.  Первоначально это хотел сделать Сталин, но после того, как во время тренировки его сбросил норовистый скакун, он поручил сделать это отцу, опытному кавалеристу, любившему лошадей. До весны 1946 года отец был главнокомандующим Группой оккупационных войск и возглавлял Советскую военную администрацию в Германии.

В среде военных и политработников, которых отец часто критиковал, у Жукова было много недоброжелателей. Так, когда его в 1947 году отозвали в Москву, и он был назначен главнокомандующим сухопутными войсками, ему выдвинули обвинение в преувеличении своих заслуг в деле разгрома Германии и незаконном присвоении трофеев. Эра Георгиевна рассказала, что они пережили многочасовые унизительные обыски в их квартире и на даче,  что никаких особых богатств она не помнит, что жили они достаточно скромно, и у отца имелись квитанции на все имущество, приобретенное им в Германии. Просто полководец впал в немилость у Сталина, являясь, кстати, единственным из его окружения, кто осмеливался возражать ему по военным вопросам.

С отцом поступили несправедливо. Согласно решению политбюро ЦК он был снят с высокой должности и оправлен в ссылку сначала в Одессу, затем в Свердловск возглавлять военный округ. Второй всплеск памяти: неповторимый Владимир Меньшов в роли Жукова, особенно когда пустился в пляс в пустой казенной квартире, выпив рюмку водки после удачной военной операции.   Речь идет о фильме «Ликвидация», снятом режиссером Урсуляком,  сюжет которого –  послевоенная зачистка Одессы от криминальных элементов, проведенная по приказу  Жукова.  Эра Георгиевна даже не упомянула об этом, хотя, предположительно, смотрела нашумевший фильм. Да и понятно почему: в ее воспоминаниях Жуков был истинным,  а не придумано эффектным, что требовалось для фильма.

После смерти Сталина отец был назначен первым заместителем министра обороны и ему вернули пост главнокомандующего сухопутными войсками.
Эра Георгиевна также рассказала, что отец оказал значимую поддержку Никите Хрущеву в момент его прихода к власти, в результате чего Жукова назначили министром обороны, что он вполне заслужил своими военными подвигами. Однако в 1957 году Хрущев решил от него избавиться как от слишком влиятельного и популярного в народе человека, и никто из военных отца не поддержал.

Более того,  маршал Конев, соратник отца, написал о нем и опубликовал в «Правде» клеветническую статью.  Жукова, прослужившего в армии более сорока лет,   сняли со всех постов и отправили в отставку, стали замалчивать его заслуги и место в истории войны. «Это было очень обидно и отцу, тяжело переживавшему отставку,  и нам, родным. Он был жестким требовательным человеком, но не злопамятным.  Со  временем отец простил Конева, и у них возобновились дружеские отношения».
 
Георгий Константинович занялся написанием воспоминаний о войне, которые писались трудно и долго  –  около десяти лет.  Здоровье его ухудшалось, сдавали нервы, когда множество замечаний и придирок к его рукописи  в определенных инстанциях мешали выходу его книги. Главными противниками публикации отцовских мемуаров были идеолог КПСС Михаил Суслов и главное политическое управление СА и ВМФ.  С приходом Брежнева к власти опала с отца была частично снята, и в 1970 году в Агентстве печати Новости вышла его книга под названием «Воспоминания и размышления». «Мы с ним вместе обсуждали посвящение книги, оно  получилось краткое и емкое: «Советскому Солдату посвящаю. Г.Жуков». Книга была раскуплена в очень короткое время. Через четыре года отец умер от инсульта, живя уже с другой женщиной, которой мы с сестрой были ей благодарны за заботу об отце.

Настало время вопросов. Я  подняла руку: «Помогал ли кто-либо Георгию Константиновичу в написании мемуаров?» «Нет, мемуары были написаны им  самим от начала до конца. Разве что были люди, работавшие в архивах по поручению отца».  К   столу вышла пухленькая девочка, ученица шестого класса одной из московских гимназий, приготовившая подарок для гостьи – буклет проекта виртуального музея Г.К.Жукова. Было заметно, что Эра Георгиевна тронута, но глаза ее  остались сухи – отцовское воспитание. 

Посыпались другие вопросы от корреспондентов  и телеканала, снимавшего встречу. Вскоре мероприятие закончилось, и присутствовавшие стали подходить с просьбой об автографе.  Подошла и я с книгой. «Мне понравился ваш вопрос, –любезно сказала Эра Георгиевна. – Повторите ваше имя».

***
С чувством исполненного долга, правда не знаю перед кем, то ли перед родителями, пережившими страшную войну, то ли перед великим маршалом Георгием Константиновичем Жуковым и его трогательно состарившейся дочерью, прожившей жизнь рядом с ним, я в задумчивости покинула каменные палаты и неспешно пошла вдоль улицы. К груди я прижимала драгоценную книгу, в которой дочь Маршала Победы написала мне ломким почерком несколько дружеских слов.

Сердце полнилось памятью о тех,  благодаря кому мы живы и жива наша Россия. Стоял теплый майский вечер. Через ограду храма, темневшего на фоне закатного неба, мне протягивала ветви-руки буйно цветущая московская сирень.