Утомленные прошедшими суматошными днями встреч, торжества и всего из него вытекшего, мы успокоились в своих креслах, как только стальная белая птица оторвалась от взлетной полосы и начала набирать высоту. Гул моторов не мешал нам отрешенно воспринимать ту обстановку, которая царила в салоне, в небе за бортовым иллюминатором, все смешалось в одно пространное сонное погружение мыслей и тел, мы просто тихо и мирно уснули…
Небольшая тряска самолета, уже скользившего своими колесами по взлетно-посадочной полосе аэропорта города-героя на Волге, оторвала нас от сладкого спокойного состояния и вернула в реальность событий. А они, реальности, были таковыми, что за бортом, по словам голоса из салонного динамика, было ни много, ни мало, плюс тридцать пять в тени. Опять жара, духота, испарение и безветрие, плавящийся асфальт и жажда, неумолимая жажда во рту, в теле, во всем сознании человеческого состояния…
У нас оставалось пару часов свободного времени до отхода автобуса в западном направлении, но не смотря на жару и духоту, царившие вокруг нас, я повел свою Любимую показать хотя бы центр города, находящийся недалеко от вокзала. Мне хотелось показать ей Вечный Огонь и Аллею Героев, центральную Волжскую набережную с ее фонтанами и цветочными клумбами, красивым видом на речной вокзал и саму Волгу, широкую, статную, несущую свои стремительные воды с нашей малой Родины и далеко на юг, в Каспийское море. Я показал Оле тот фонтан, в который три года назад бросил трехкопеечную монетку, ни о чем таком не думая, но, все-таки, надеясь вернуться, город и работа в нем тогда мне очень понравились, и почему-то захотелось в нем побывать вновь. Моей супруге он тоже понравился, она Влюбилась в его аллеи и парки с первого взгляда, с первого дня нахождения, с первым посещением памятных мест города Боевой Славы. Тогда, уходящим летом восемьдесят восьмого года, мы и не предполагали, что город-герой Волгоград станет местом нашей жизни на долгие два десятка лет, а для кого-то и вечным пристанищем, но это потом, только спустя время…
Немного узнаваемая акватория техучастка, путь вверх по Дону на обстановочном судне проходил гораздо быстрее, чем до этого в караване судов, приближение самого земснаряда, спускающегося с работой вниз, ближе к дому, палящее солнце, выгорающие береговые массивы и цветущая вода за бортом – снова работа, неминуемо преследуемая работа, необходимая для счастливого существования взрослого человека и его семьи, но вполне достаточная для сердца и души. Через пару дней пути мы прибыли на мое судно, мирно работавшее на одном из перекатов вблизи станицы Новогригорьевской, расположившейся на высоком правом берегу Дона, станице со своей богатой казачьей историей и традициями, паромной переправой и крупным рыбозаготовительным цехом, суда которого промышляли в Цимлянском водохранилище. Команда была все в той же, эйфорийной поре, работая только в светлое время суток и успевая при этом наломать дров, как на перекате, так и на самом земснаряде. Механик Паша злился на поломки, мешающие спокойно работать, умудряясь при всем притом еще и выпить в свое удовольствие. Вообще, командир принял необычную технологию дноуглубительных работ, говоря, что команда должна дней восемь-десять в месяц расслабляться на отдыхе, а потом «кровь из носу» давать тот самый месячный план, который нам утверждался производителем путевых работ и неукоснительно должен был быть исполненным. Вот так мы и работали.
Опуская все перипетии работы и околорабочих неурядиц, деньки стояли приятные, уходящее потихоньку лето дарило яркие солнечные лучи, тихую безветренную погоду и мы с Олей днем уезжали на лодке отдыхать на какой-нибудь желтый песчаный островок, земснарядом же намытый. Там мы пытались восполнить долгую полугодовую разлуку наслаждением друг друга, понимая, что медовый месяц будет меньше месяца календарного, а за ним придет она, опять разлука со своей свитой – тоской, одиночеством и ожиданием. К самому концу августа моя Любимая должна улетать обратно в Москву для продолжения учебы, а я остаться ждать зимы, холодной и снежной зимы, окончания навигации, когда смог бы к ней поехать. Оля наслаждалась рекой, красивыми видами вокруг, приятным донским течением, обволакивающим и ласкающим тело. Купалась, принимала солнечные ванны, и полностью отключалась от дум об учебе, а, может, только делала вид, не впуская меня в свои женские мысли. Мы просто были счастливы, счастливы вдвоем на берегу Тихого Дона…
Ближе к концу августа травы и деревья вдоль Дона стали принимать желтоватый пожухлый вид, палящее солнце делало свое жаркое дело, иссушая все вокруг. Прибрежные посевы убирались комбайнами и перепахивались тракторами, сады с поспевшими фруктами потихоньку опустошались жителями станиц и хуторов, доспевали арбузы и дыни на бахчах, наливался на лозах виноград, везде чувствовалось приближение золотой южной осени. В это самое красивое разноцветное и плодоносное время нас привели в затон для подготовки к слипованию, где мы узнали, что ремонт будет проходить в Волжском, городе спутнике областной столицы, на все работы до буксировки туда экипажу дали пять дней. А у моей Любимой через неделю билет на самолет и я должен был проводить ее до аэропорта. По приходу в затон я съездил к начальству и показал свидетельство о браке, на что руководитель заявил меня со стопроцентной уверенностью о предоставлении осенью однокомнатной квартиры, в чем я поспешил уведомить свою Любимую. Мы должны были получить свое жилье, свое…
День выхода из затона до судоремонтного завода отделял отъезд Оли на два дня. Вроде, рано ехать в Волгоград, негде приткнуться в незнакомом городе на эти дни, а оставаться на судне опасно, можно на канале попасть в «пробки» и простоять где-нибудь, на внешнем рейде, долгое время и вообще своевременно не явиться в аэропорт, расстояние до которого всего ничего – сто километров. Дилемма была не из простых, но командир нам спокойно подсказал решение:
- До одиннадцатого шлюза за сутки точно дойдем, а там и автобусы рейсовые ходят на город, всяко уедете.
- Часто ходят они? Точно успеем, а то самолет ждать не будет? – беспокоился я, задавая новые вопросы.
Я не из праздного любопытства их задавал, потому, как на канале еще ни разу не был и не знал, как оттуда добираться, долго ли и на чем.
- Ничего, за день несколько раз ходит, мы утром по рации на шлюзе спросим, доберетесь, не беспокойся, - успокаивал он меня, - попросим, шлюзовики помогут…
На рассвете следующего дня караван, ведомый все тем же «Плесом» вошел в знаменитый и многострадальный Волго-Донской судоходный канал, а командир, родившийся в годы войны в здешних местах, стал рассказывать о его истории…