Василий Петрович сидел дома в воскресенье, вздыхал, скучал и думал, чем бы ему заняться. Он задумал погладить белье, но потом вспомнил, что это обязанность жены и белье, соответственно, уже поглажено. Даже нижнее. Сама жена ушла на целый день к подружке заниматься утешением: от подружки ушел муж. Куда ушел, жена не сообщила. Наверное, пошел за хлебом и не вернулся - сейчас это очень модно.
В общем, заняться целиком и в частности Василию Петровичу было нечем. Оставалось последнее средство: сосед Афанасий Терентьевич, добрейшей души человек. Выпить, правда, любил - но с кем сейчас этого не бывает?
- Все пьют, - рассуждал Василий Петрович, поднимаясь к Афанасию Терентьевичу, - было бы гораздо хуже, если бы он пил, скажем, спирт... Или беломор курил. А он не курит.
Поднявший на девятый этаж и остановившись перед обшарпанной дверью, Василий Петрович задумался, правильно ли он поступает. Ведь Афанасия Терентьевичa могло не оказаться дома, или, что еще того хуже, он сейчас мог заниматься употреблением спиртных напитков и вполне присовокупил бы к этому делу и самого Василия Петровича. А самого Василия Петровича это не устраивало: он пил только по большим и не очень праздникам. Например, отъезд тёщи Клавдии Никитичны был большим праздником, а Новый Год - не очень.
Вот такие думы одолевали Василия Петровича, пока он стоял перед дверью и раздумывал, позвонить ему или нет. Раздумья Василия Петровича прервал сам Афанасий Терентьевич, вышедший вынести мусор в мусоропровод.
- Петрович! Вот так встреча! - обрадовался Афанасий Терентьевич, с радостью тряся руку соседа, - я вот сейчас говорил Мише - нам бы третьего! А тот мне - ну где ты найдешь третьего в два часа дня в воскресенье? А тут ты! Наверное, это судьба, ты не думаешь? Да ты заходи, Петрович, не стой столбом, там уже все ждут!
Василий Петрович тоскливо подумал о том, что его самые худшие предположения сбываются и квартирника с соседом ему не миновать. Рассудив, что судьбе лучше знать, пить ему или не пить, Василий Петрович вытер ноги о коврик и вошел в квартиру.
Все на кухне действительно ждали: это были племянник Афанасия Терентьевича Миша, молодой человек неопределенной технической ориентации, а также полуторалитровая, чуть початая бутылка водки на столе, которая приветливо смотрела на Василия Петровича и словно предлагала ею воспользоваться. Племянник нервно курил Петра и все время заглядывал в свою рюмку, словно опасаясь найти там зеленых чертиков.
- Дядя Вася! Вот так встреча! - воскликнул племянник, не вставая со стула и протягивая руку, - какими судьбами? А мне дядя Фоня только что говорил, что третьего никак не найти, а я ему говорю, что искать надо хорошо, а тут вы, а это так к месту, ну вы присаживайтесь, дядя Вася, в ногах правды нет...
Слова лились из молодого племянника Афанасия Терентьевича как вода из неисправного крана в ванной. Василий Петрович в ответ лишь учтиво поздоровался и присел на табуретку.
А тут и хозяин вернулся после встречи с мусоропроводом.
- Никак, знаете ли, не мог крышку закрыть, - объяснил он сидящим за столом и тоже сел на табурет.
Возникла неловкая пауза.
- Ну что, Миша, наливай что ли, - сказал хозяин, тяжело вздохнув и посмотрел в упор на бутылку, отчего та, как показалось Василию Петровичу, нервно дернулась.
Племянник разлил водку по трем рюмкам (строго выверяя каждую дозу, чтобы, не дай бог, никого не обделить), Афанасий Терентьевич тепло посмотрел на водку и произнес:
- Ну что, други... За встречу, как полагается!
Они чокнулись и выпили водку залпом. Василий Петрович ощутил продвижение резкой жидкости по пищеводу и нестерпимо захотел подарить желудку еще и соленый огурец. Но поползновения Василия Петровича в стоявшую под столом трехлитровую банку пресекла большая добрая рука Афанасия Терентьевича.
- После первой не закусывают, - объявил он и мягко, но твердо отодвинул банку.
Василий Петрович еще более тоскливо подумал о том, что прихоти судьбы разнообразием не отличаются.
* * *
Домой Василий Петрович вернулся уже к вечеру, потому что ни за что не мог пропустить новости на канале НТВ. Афанасий Терентьевич и его племянник настойчиво просили остаться его еще на пару-тройку часиков, предлагали даже два телевизора, но Василий Петрович был непреклонен: не мог же он смотреть новости без жены! Племянник Миша заикнулся было о том, что женское общество было бы очень кстати, но его дядя так на него посмотрел, что Миша быстро забыл о своих словах и не вспоминал о них больше.
- Ты где был, Василий Петрович? - строго спросила его жена, вяжущая носок на левую ногу и сидя в своем любимом кресле в углу.
- Маму навещал, - сообщил Василий Петрович, и с первыми его словами комнату наполнили чарующие ароматы девяностошестипроцентного спирта.
- Не знала, что твоя мама так любит выпить, - ехидно заметила жена.
- Что поделать! - вздохнул Василий Петрович, - всякий раз, когда папу забирают в милицию за хулиганство, мама напивается и приглашает меня за компанию. Не могу же я отказать маме!
- Ну вот что, Василий Петрович, - еще строже сказала жена, - хватит нести ерунду. Я действительно зря оставила тебя одного. Больше я такой глупости не совершу, а чтобы загладить нашу обоюдную вину друг перед другом, иди на кухню ужинать. Я утку по-пекински приготовила.
Василий Петрович сидел в одиночестве на кухне и наслаждался уткой по-пекински. Из комнаты доносилось невнятное бормотание телевизора, мерно стучали спицы жены, которая начала вязать второй носок на левую ногу, а Василий Петрович думал. Думал о том, как повезло ему с женой: и знала ведь, что он выпил, да не ругала его.
"Хорошая у меня жена!" - с теплотой подумал Василий Петрович и взял из банки большой маринованный огурец.
(c) Miguel "Stormax" Stingl, 2004