Вечером у Семена Крылова разболелся зуб. Так окаянный стал ныть, хоть на стену лезь. Настрадался Семен в сорок лет с этими зубами - хлебнул горюшка. Был он мужик крепкий, плечистый, в молодые годы подраться любил. Все село в кулаке держал. Да и кулаки его трудно назвать кулаками – как кувалда. Если кого угостит такой ручищей, враз сляжет. Две недели хворать будет, а то и больше. С годами, правда, немного утихомирился, но все равно, по пустякам да с глупостью не досаждай его, не тревожь душонку. Озлобится, посмотрит из-под бровей косо и пошлет на три советских. А коли кто и этих слов не поймет, поможет своей пудовой гирей. И неважно сосед ты ему, родственник какой или начальник. Хоть министр. Никого не боится. Но лет шесть назад выяснилось, что это не так. Есть и у него слабое место. И этим местом оказался кабинет зубного врача.
Как подумает Крылов, что нужно к стоматологу идти, аж в пот бросает. Стоит только на секунду представить, как войдет он в кабинет, как усядется в кресло, и как начнут наболевшийся зуб сверлить, да еще иглой убивать нерв - плохо становится. Трясти начинает.
- Дай еще одну, - Семен обратился к жене, что лежала на диване и листала какой-то журнал. Та проигнорировала. – Тамара!
- И так уже три выпил. Потерпи.
- Таблетку!
Женщина, отложив журнал в сторону, ушла на кухню, принесла обезболивающего и стакан воды.
- На! Больше не проси. Не дам.
От супруга лекарства Тамара прятала, потому как знала, что дай ему сейчас волю, он за час всю упаковку употребит. С каждым разом таблетки все меньше помогали.
- Мужик тут с ума сходит, а ей хоть бы хны. Лежит-полеживает, журнальчики листает.
- Что же мне перед тобой плясать?
- Начинается. Я ей про Фому, она мне про Ерему.
Тамара присела на диван.
- Сколько раз тебе говорить, что не лекарства мне эти жалко, а о тебе дураке забочусь. Чего ты их одну за другой глотаешь, словно аскорбинки?
- Я на тебя посмотрел бы, - обиделся Семен. – Легко языком чесать, когда ничего не болит.
- Нечего и смотреть. Я бы до последнего не сидела, ни ахала и не охала. А пошла бы и вылечила зуб. Протянул кота за хвост, теперь мучаешься.
Тамара ушла на кухню. Семен, придерживая челюсть, прилег на диван. Хотел было уснуть, но не вышло. Не-ет, с этой болью ему не справиться. Все перетерпеть можно, но это…. И ногу, и пальцы, и ребра ломал – терпимо. Тут же – крохотулька такая, с ноготь величиной, а ноет, стреляет так, словно душу режут. Глаз еще левый разболелся. Так всегда, только зубы заиграют, сразу и в ухо и в глаз отдает. Зараза. И сколько раз не обещал сам себе Крылов, что все, завтра в больницу, но наступает это самое «завтра», ничего уже не тревожит, и никуда не идешь. Хотя знаешь, знаешь прекрасно, что через несколько дней снова же этот зуб даст тебе «дрозда». Так заноет окаянный, хоть в гроб ложись.
В сенях послышались, чьи-то шаги. В дверь постучали три раза, и в избу вошел Игнат Тепкин.
- Хозяева дома?! – послышался с порога его веселый и наглый бас.
- Где ж им быть? – Тамара, вытирая полотенцем ладони, вышла в прихожую.
- Не выручите ли спичками, соседи?
- Чем?
- Шучу, - Тепкин улыбнулся. - Пару сотен не одолжите до вторника?
Тамара пристально посмотрела на соседа.
- На бутылку?
- На ее родимую, на ее.
Женщина ушла в комнату за деньгами. Семен с дивана наблюдал за Игнатом. Ждал, когда тот что-нибудь скажет. Этот без шуточки обойтись не мог. Недолюбливал его Крылов за орлиный нос и игривый характер. Седина на висках, а все хихоньки да хаханьки. Не понимал Семен, когда взрослый мужик ведет себя словно дите малое. Смотреть противно. Потому-то, бывало, и получал Игнат от соседа по худой шее. Но это так… больше для профилактики, чтоб не лез. Хотя и это словно вилами по воде. Сколько не ругайся с ним, сколько не води кулаком перед носом, все нипочем. Не понимает. Дурак он, видно, и есть дурак. Зато бабам его прибаутки нравятся. Но с этими тоже все ясно. С их парами извилинами только и дело, что смеяться не пойми над чем. Покажи палец, со смеху лопнут.
- А ты чего барином разлегся? – не вытерпел все-таки Игнат.
Крылов промолчал. Вернулась Тамара.
- Вот, держи. Ольге только не говори, где взял.
- Что я совсем что ли, - сказал сосед и кивнул на Семена. – Чего он у вас, захворал что ли?
- Зуб разболелся. Вот и мучается.
- Зуб? Ха. Так ведь есть одно очень хорошее старинное средство. Вмиг вся хворь уйдет. Как рукой снимет.
- Что за средство? – поинтересовалась Тамара. Семен прислушался.
Игнат прошел на середину комнаты ближе к больному, и остановился.
- Нужна длинная нитка, а лучше леска. Один конец я привязываю к дверной ручке, а другой… слушаете? Внимательно сейчас. А другой, Сеня, тебе в рот, вернее к зубу. Ты глазки закрываешь, я дверью оп, и зубик твой у меня на ладони. Вот и весь фокус.
Тепкин подмигнул Крылову глазом и расплылся в улыбке.
- Я тебе сейчас… - Семен приподнялся с дивана.
- Угомонись! – прикрикнула Тамара и поспешила выпроводить гостя за дверь. – А ты нашел время шутить.
- Так ведь… - Игнат что-то хотел сказать в оправдание, но соседка закрыла перед самым его носом дверь.
Семен по-прежнему, придерживая ладонью челюсть, кряхтел и стонал.
- Завтра же вырву его, к чертям собачьим, - со злобой прохрипел он. – Хватит.
- Давно пора, - поддержала жена.
- Лишь бы только Андрей Евгеньевич отпустил в город. У него ведь, сама знаешь, семь пятниц на неделе.
- Никаких городов, - возмутилась Тамара. – В нашу больницу пойдешь.
- Ага, щас! Разбежался.
- Надо будет, побежишь как миленький.
В город, в платную поликлинику Семен ездил уже четыре раза. Каждый раз тянул резину до последнего, пока зуб не раскрошится как грецкий орех. Залатают его там, запломбируют опытные стоматологи, и будет зубик сиять белизной, как новенький. Но и возьмут за такую работу чуть ли не весь Сенькин аванс. В тот момент Семен готов отдать и две своих зарплаты, только попроси. В эти страшные для него минуты, находясь в кресле с открытым ртом, сидит он не живой не мертвый. И хотя зуб со всех сторон обколот уколами, страх не покидает его бедное сердечко до последней секунды, пока он с онемевшей челюстью не окажется на улице. Никогда бы не подумал Крылов, что будет чего-то так сильно, с таким безумием бояться. Все-таки каждый человек по-своему слаб. Вроде, и крепкий на вид, ничем, казалось бы, не возьмешь, ан-нет, и у него есть тайное окно – слабое место. У каждого свои страхи.
Когда Крылов залечивал первый зуб, то ли заморозка попалась слабая, то ли брак, а только как коснулись иглой оголенного нерва, словно током ударило. Чуть из кресла не выпрыгнул. И теперь каждый раз, открывая в зубном кабинете рот, Семен ждет этой резкой пронзительной боли. И пусть полчелюсти онемело с языком, все равно, он знает, он ждет – будет больно.
- На эти деньги мы лучше пылесос возьмем. А зуб и у нас вырвут. Не переживай, - сказала Тамара. – Еще за это платить. Не аристократы.
- Какие мы умные, - возразил Семен. – А про Шпаликова ты уже позабыла? Сколько раз тебе говорить, что к нему я ни ногой.
- Что он тебя там съест что ли?
- Съесть не съест, а, поди, только и ждет, как я к нему приду, сниму шляпу и сам усядусь в его капкан. Здрасте, мол, Владислав Арсеньевич, а вот и я, собственной персоной. Делайте со мной что хотите, - Крылов на секунду приумолк. – Он ведь мне там, через рот, всю душу изувечит.
- Нужен ты ему больно, - изумилась Тамара. – Все село ходит и ничего. Даже хвалят.
- Ты не забывай про его хиленький носик, - упомянул Семен. – Я у него давно в черном списке. Только вопрос времени – когда!
- Поди позабыл уж про тебя десять раз, - сказала супруга. – Это, во-первых, а во-вторых, он же врач и давал клятву Гиппократа.
- Кому?.. Я тебя умоляю.
Семен взялся за челюсть, зажмурился. Зуб выстрелил новым зарядом боли. И на этот раз обезболивающее помогло ненадолго. Совсем не берет. Так, отпустит на немного, и вновь заноет с новой силой, хоть челюсть выдирай. Видно изошло все его время, пришла пора. И как бы ни было тяжко, Крылов понимал – нужно идти в больницу.
- Ну, хочешь, я сама с Владиславом Арсеньевичем поговорю? Что он не человек что ли?
- Я тебе поговорю! Так поговорю! – Семен из-под бровей глянул на жену. – Не хватало на старости лет такого позора.
- А чего бы и нет? Чай он тоже не дурак и все понимает, что пользоваться своим рабочим положением, это ведь тоже…, извините меня, подсудное дело. Мы закон знаем. И пусть не думает, что откуда-то из лесу вышли, - Тамара стала умничать. С ней это бывало. – Пришел к нему в кабинет и не трясись, как зайка серенький перед волком, а будь умнее. Прикинься грамотным. Сядешь в кресло и так, между словом, ненароком, будто бы завязать разговор, спроси его. Вот же народ интересный в нашем правительстве. Что не день то новые поправки. Не читали, Владислав Арсеньевич, уголовный кодекс в переработке? Что не указ, то новый подпунктик. Этот, естественно, не читал ничего. Сразу в штаны наложит. Поймет, что тебя голыми руками не возьмешь, - сказала Тамара важно. - Пусть нас сами бояться, - и улыбнувшись, подошла к мужу. – Так что, Сенечка, будь умнее. Голова предназначена, чтобы думать, а не лбом гвозди забивать.
Крылов сквозь боль засмеялся. Умела жена его все-таки иной раз удивить. Вот, скажите на милость, откуда у ней эта идея взялась? Как вообще пришла в голову? Ладно бы где в конторе сидела, а то ведь, доярка. Что ей, коровы, что ли нашептали, пока она за вымя дергала? Ох, бабы, бабы, ушлый народ. Насмотрятся детективных сериалов, потом строят из себя Агату Кристи.
- Вот что. Как бы там ни было, а к Шпаликову с разговором не лезь, - велел Семен. - Запрещаю.
- Но и ты у меня в платную поликлинику деньгами сорить губу не раскатывай. Пока дите в школу не оденем и крышу в хлеву не заменим, ты у меня про каждую лишнюю копеечку забудь, - обиделась супруга.
Тамара отправилась в спальню. Семен попросил еще таблетку, но та и ухом не повела, зашла в комнату и прикрыла дверь.
Полночи Семен не мог заснуть. Ворочался с боку на бок - все никак. Да разве уснешь тут, когда болит. Как струна растягивается боль, не унимаясь. А после обрывается – блям! Хоть к потолку подпрыгивай. Вспомнился Шпаликов. Не хотелось о нем думать в эти минуты, но его физиономия крепко засела в памяти после сегодняшних разговорах о нем. Стоматологом он был действительно хорошим. Со всего района ездили к нему люди и хвалили. Просто так говорить не будут, значит, и впрямь, золотые руки в этом деле. Только вот Семену в его кабинет дорога была закрыта. Была неприятная история лет восемь тому назад. Владислав Арсеньевич тогда только из города приехал и устроился в больницу. И так случилось, что в первые же дни их пути пересеклись в магазине, когда Семен пьяный (отмечал День пограничника) разбушевался у прилавка. Владислав Арсеньевич сделал тому замечание, заступившись за кассиршу, за что тут же получил в лоб. Звезданул Семен разок худощавому специалисту и сразу же сломал нос. Отсидел пятнадцать суток, выплатил денег и больше об этой истории старался не вспоминать. Хотя помнил прекрасно, как тот кровавым ртом прохрипел: «Ничего, земля круглая!». Тогда Семена это веселило. Ну что мог этот прыщ в рубашке ему сделать? Теперь же, вспоминая его слова, они не казались ему нелепыми. Оказывается, и этот худощавый, по сравнению с ним, слабый человек, может и ему, при удобном случае, сделать больно. Попробуй, иди, сядь в его кресло, своими костлявыми ручищами он покажет тебе, где раки зимуют, и что земля действительно круглая. В этом Крылов не сомневался.
Утром, собираясь на работу, Тамара вновь спросила мужа, не поговорить ли ей с Владиславом Арсеньевичем.
- Тут времени нет перекурить нормально, а ты больницей своей привязалась, - сказал Семен, надевая рубаху. – Работать надо.
- Опять начинается? Перестал зуб болеть, засиял как лысый на солнце. Снова через два дня плакать же будешь.
Семен улыбнулся, поцеловал жену и покинул избу. Зуб, действительно, уже не болел, и думать о нем в такое прекрасное утро совсем не хотелось.
Антон Лукин