Черных Ульяна Ивановна, моя мама, награжденная медалью материнства 1-й степени и юбилейной медалью участника в ВОВ
Воспоминания мамы, Черных Ульяны Ивановны
Немцы, мадьяры и итальянцы оккупировали нашу область. В селе Глуховка, в школе у них был штаб. Мне 15 лет, Мария (сестра), Варвара и Иван – младшие. Отца нет. Немцы выгнали нас в сарай, сами в доме. Страшно, мы обняли маму. Все вместе дрожим от холода и страха. Утром нас просят выйти и собраться у школы. Нас отправляют копать окопы, всех, кроме совсем маленьких. Пешком ведут нас на немецкий аэродром между с. Иловка и г. Алексеевка. Со слов матери, немцы относились к нам неплохо, могли по голове погладить или шоколадкой угостить. Видимо, чувствовали себя победителями. А румыны и итальянцы могли и пендаля дать, чтобы под ногами не мешались.
Копаем окопы, а тут наши истребители, советские, со звёздами. Мы радостные, наши, наши, а они стали бомбить немецкий аэродром и нас. Мы в разные стороны и лежим, немцы стреляют по самолётам, наши отбомбились и улетают.
Зима. Наши наступают, немцы, мадьяры, итальянцы всё бросают и бегут. Наши их с самолётов, из артиллерии, из Катюш расстреливают. Все поля усеяны их трупами. Люди их раздевают, одежды-то нет. Они лежат голые, скорченные и замёрзшие. Маленькие дети бегают, подрываются на минах и гранатах, палками, как сосульки, отбивают на морозе писюны и уши у мертвых офицеров и солдат. Оружия навалом, люди собирают и скидывают в колодцы оружие и патроны. Холодина. Немцы отступали, как французы при Наполеоне – кто в лаптях, кто в наших шубах. Бедные, жалко их тоже, ведь люди. А по весне, как только снег стал таять, Боже мой, все поля в трупах, вороны летают стаями, клюют этих несчастных «завоевателей». Мы, и взрослые и дети, сами и на волах таскали трупы в большие овраги. Привязывали к ноге трупа верёвку и тащили. Сколько их там побито – тысячи. Немцы ушли, пришли наши. Спим дома и тут слышу, кто-то урчит – «урр-р, уррр-р». Мария, Варвара и Иван спали со мной. Мне стало страшно, я почувствовала неладное и сразу к маме, а мама уже холодная, мертвая. Я, чтобы младших не испугать, оставила крик в себе, и босиком на улицу, к соседям, и там кричать. «Мама, мама умерла!». Мать похоронили, соседи хотели забрать сестёр и брата, я отказалась и уже в 15 лет стала им мамой.
***
Пришёл твой отец с фронта красивый, видный, в хромовых сапогах, а у нас в деревне все ещё в лаптях ходили. Уже когда вместе жили пошли в лес за грибами. Он, как на фронте: «Стоять!». Я останавливаюсь, он листья убирает, а там провода от мин на солнце блестят. Спас он меня от гибели. Так и прожили мы с ним не расписанные, он Клишин, а я – Черных.
После войны разруха. Голод и болезни. Родила я двойню, прожили они три месяца и умерли. Потом опять забеременела. Поехали на санях кататься, а я уже на восьмом месяце. Праздник, Масленица, все гуляют, и мне дома скучно сидеть, взяла дура да поехала. Сани перевернулись и все на меня навалились. Мертвые родились еще два братика-ангелочка. Отец хоронил, плакал. Похоронил у могилы деда Бориса. Сам два маленьких гробика сделал. Потом еще по одному рожала, жили не долго, не было тогда такой медицины, да и труд был тяжелый. А вот вас шестерых живыми уберегла, наверно ангелочки ваши братики вас берегут.
У мамы всего детей 12 было, мы шестеро выжили. Дважды мама рожала двойняшек.
Спасибо моим родителям!
Воспоминания отца, Клишина А.К.
Мы, разведчики, выходим из окружения и тащим связанного языка-фрица. Уже освободили город Белград, до Германии рукой подать. Мы научились у немца воевать. Бегут они от нас остервенело сопротивляясь. Ползем, немцы открыли по нам миномётный огонь. Мы в яму, которая от взрыва снаряда образовалась, как говорится – два раза в одно место не бьёт. До рощи километра полтора, бежим перебежкой. Слышу крик справа. Сашка бежит в горячке, за живот руками держится. Повернулся, а его нет. Уже в лесу. Собрались. Немец дрожит, Сашки нигде нет. Говорю: «Я видел, наверное ранило». Ползком за ним, смотрю, лежит и так же за живот держится руками. Руки в крови, кишки торчат. Стал его, уже мертвого тащить, а за ним кишки тащатся. Ну я, сынок, собирать в руки эти кишки и в живот запихивать. Руки в крови, думал что мой друг оживет. Бедный, в горячке 20 метров пробежал. Вот что война с нами делала. От холода руки и зубы стучат, по кругу пьём из фляжки, по глотку спирт, и вперед, к своим, тащим своего мертвого друга разведчика.