Утро сырое. Мурашки бегут по телу от холодного сквознячка. Ежась, напрягаю мышцы, и с дрожью всматриваюсь в удочки. Колокольчики свисают над молочным паром озера. На леске свисают капельки росы, да и на самом удилище тоже.
Завораживающая картина. Легонько дотронулся до лески, и эти капельки сбежали на пальцы, колокольчик качнулся, "вздохнул," и, "позевывая", снова погрузился в свою дрему.
Заставляю себя встать. На часах еще пять. Солнце тоже, наверное, только потягивается после сладкого ночного сна, как и я, просыпаясь, открывает глаза, из которых свет еле-еле освещает своим белым светом горизонт.
Как ни хочется проверить насадку на крючках, но останавливаю себя от этого, понимая, чтобы сорвать червей с крючков, рыбе нужно было хорошо постараться. А если колокольчики последний час, после их очередной проверки, как и всю ночь проспали, то нечего туда и лезть, вдруг напугаю подплывающую к ним рыбу.
Аккуратно переступаю ногой через обе удочки и, всматриваюсь в свободное место на воде, справа от меня у камыша, туда думаю нужно забросить третью, последнюю удочку, так и не разобранную мною поздним вечером. Ночной воздух становится прозрачнее и прозрачнее.
Но, пока не тороплюсь этого делать. Трогаю собранные вечером ветки, лежащие на земле, мокрые. Но это не беда, в рюкзаке хранится березовая кора с горсткой щепы. Силенок костру, который сейчас разведу на них, вполне хватит высушить и разжечь сырой хворост.
Защебетала мухоловка. Ее юркое серое тельце порхает по камышиным зарослям в поисках спящих мух, комаров и бабочек. Я выкладываю рядом со своим спальным мешком березовую кору и обсыпаю ее щепками. Огонь со спички, ярко осветив мои пальцы, набрасывается на толстую древесную кору, и с сильным тресканьем начинает ее поедать.
От его аппетита аж слюнки потекли, и невольно посмотрел на бутерброды, спрятанные в целлофановом кульке. Видно, пора и самому подкрепиться. Но сил у огонька оказалось недостаточно, чтобы начать также с аппетитом разбираться с сырым хворостом. Огонь присел, дымок, кисловатый на вкус, пошел по веточкам от чего, раздувая его, морщусь, а вместе с тем и теряется у самого желание съесть бутерброд с колбасой на белом хлебе со сливочным маслом.
И вот наконец-то, через некоторое время костер ожил, огонь, поднявшись, затрещал, раскидывая искорки в стороны. Аккуратно подкладываю в него толстые ветки, улавливая раскрытыми ладонями поднимающийся жар, который потихонечку поднимается к локтям, согревая тело.
Один из колокольчиков раскачался со стороны в сторону. Но не так, как происходит при поклевке. Причиной этому стала плавающая рядом с ним лысуха со своим семейством, выплывшим из камыша на озерную гладь. Бултыхаются в воде, громко крича от радости, плещут друг в друга водой.
Вот шалуны! Затаив дыхание наблюдаю за ними. Лысухи как дети, прямо! Мама вокруг них плавает, нервно покрикивая на каждого своего отпрыска, щипля то одного, то другого. А те резвятся, уплывая от нее и еще больше крича.
Наливаю в жестяную банку воды из бутылки, принесенной на рыбалку с собою, и подвешиваю ее над костром. Дым от него, потянувшийся по воде, прячется в легком молочном пару и теряется, рассасываясь. Красное солнышко, наполовину вылезшее из воды, тоже не торопится вставать, наверное как и я наблюдает за лысухами, и улыбается, покрывая красно-бурым золотцем туман, который тихонько с озерной глади начинает сдувать легкий ветерок.
Вода быстро закипела по краям банки. Пора доставать кружку, сахар с заварными
подушечками и бутерброд. Проголодался. Пора и самому подкрепиться, а то скоро начнется время утреннего клева.