Наедине

Татьяна Косенко
Осень застала меня врасплох. Казалось, еще вчера лето звенело в птичьих голосах, плескалось солнечными бликами в речке возле лесной опушки, пробегало где-то маленьким, шустрым зверьком. Сегодняшнее утро пахло сыростью, дряхлостью. Что-то изменилось и постарело; на полу возле окна лежали скорченные, засохшие ветки и листья, по скрипящим половицам разливался приглушенный рябиновый свет. По привычке боясь подхватить простуду, я подошел, чтобы закрыть окно. Засыпающее дерево кивнуло мне в ответ.
 
Удивительная, холодная пора. Многие чувствуют ее приближение, как старики чувствуют приближение собственной смерти. Обычно, лежа в постели и мучаясь бессонницей, нет-нет да замечают ее легкие, почти невесомые шаги. Первый раз она приходит невзначай, вставая у изголовья кровати, второй - садится чуть поодаль. В конце концов акварель октября полностью вытеснила августовскую темперу - видимо, осень подступилась уже совсем вплотную, глядя в усталые, чистые глаза.

Я приехал в этот городок недавно; здесь провел все свое детство и юность. Иногда что-то случается с нами, и мы вновь тоскуем по старым местам; смутная дымка воспоминаний рисует знакомые картины во снах, воображении. Я вспоминаю жалобные крики птиц, покидающих родные края, курлыканье пестрого журавля и камыши; помню терпкую сирень, заполняющую небольшой соседский палисадник и тусклый оливковый цвет солнца. Тогда время было другое; более явственно пахли луга и перелески, воздух казался чистым и будто звенящим. Может потому, что и сердца наши были шире, а радость и сожаления в тысячу раз острее - мы чувствовали все прекрасное, что нам было дано для жизни. Я снова вижу себя тем ребенком, который думал: все еще возможно и все еще впереди.

Обстоятельства вынудили надолго оставить родные места, а там сами понимаете: скупые письма и телеграммы, пожелания долгих лет жизни...

Слегка сетуя на непогоду, я вышел на улицу. Мне хотелось найти по памяти старый парк. Шаркая по затонувшему в листопаде бульвару, я, наконец, вышел к кованому фонарному столбу. Стекла были разбиты; лампа не горела. Выцветшая краска струпьями слезала со старых лавок. Взъерошенные воробьи ловили кузнечиков и клевали из запущенного мутного пруда; на самой глади плавали жухлые, бесформенные листья. Парк был покинут несколько лет назад.

Напротив меня раскинулся старый фонтан. Это был пожилой мужчина с заплатанным зонтом, протягивающий руку навстречу струйкам воды. Тогда, несколько десятков лет назад, он мне казался высоким и серьезным; подойдя поближе, я заметил чуть удивленную, вполне себе детскую улыбку на лице каменной статуи. Теперь старик протягивал ладони уходящему за горизонт солнцу. Одинокий навсегда, он был по-настоящему счастлив.

Я вышел за поворот. Среди сухих черно-желтых сучьев красовался заброшенный недострой. Когда на этом месте сносили старые квартиры и базарчик, мы, соседи, беззаботно обещали друг другу: дай бог, разъедемся по новым домам, еще встретимся!

Как же. Время летело. Время стерло знакомые лица, а позже и людей. Новые телефоны вытеснили старые, привычные нам домашние; письма приходили все реже и реже. Вскоре и вовсе настал день, когда за целый месяц не пришло ни одной весточки. Ничего, кроме пары брошюрок и сухих веточек.

Вот и пожил. Прямо за руинами старого города, возле леса, находился небольшой погост. Я прихожу сюда, словно на встречу с далекими друзьями; там меня встречают мои мать и отец, с таким же добрым прищуром: ну здравствуй, родной! Эти встречи были необычно теплыми и грустными; приходя сюда раз за разом, я все отчетливее чувствовал глухую тоску и необъяснимую тревогу, впоследстви оказавшейся предчувствием.

Неподалеку от незамысловатых ворот выгравирована и моя эпитафия.

Все проходит. Однажды становится легко и свободно. Однажды окунаешься в сон, будто в омут, и остаешься там чуть дольше обычного: здесь покоится все, о чем ты просил; все, что когда-то разбила жизнь - мечты, надежды. Смерть не оказалась чем-то пугающим, необъяснимым. Все было совсем просто: когда в глазах заканчивается лазурное, покрытое наледью небо, открываются двери. А куда - каждый когда-нибудь узнает сам.

Прощай, мой старый заброшенный парк. Прощайте осенние, закруженные листопадом улочки и бульвары.

Теперь и я по-настоящему счастлив. Я, подобно той навсегда застывшей статуе из детства, протягиваю руки вслед уходящему за горизонт золотому диску.