Золотая рыбка. Версия 2. 0

                Золотая рыбка. Версия 2.0

                Пролог.

   Это должно было стать еще одной историей про старика и море, историей поучительной, полной интересных жизненных наблюдений и с логичным финалом: что вот, значит, так оно хорошо, а вот если так, то очень даже и плохо. Не поступайте вот так вот и эдак и тогда минует вас кара сия и не надо будет таскаться вдоль берега морского, опуская очи долу и не зная, что, собственно, со всей накопленной мудростью делать. Мудрых стариков у нас много, а морей не так чтобы, потому герой у нас будет обычный, знающий жизнь ровно настолько, чтобы жить по совести и не пытаться учить других. 

                I

(Здесь мы увидим те места, где возможно еще не бывали, а может никогда и не побываем.)

                Часть 1. Симеон. Настоящее.

     Жил да был теремок, был не низок не высок, два балкона, ставни в ряд – безупречный на мой взгляд. Словом, на берегу замечательно синего моря (не будем говорить какого, чтобы не обижать остальные моря) стоял себе домишко. Не так чтобы большой, но и не маленький, а, пожалуй что в самый раз. Крепко сбитый из потемневших от времени бревен, прогретый солнцем и просоленный морским ветром до той самой вкусной свежести, от которой возникает желание жить долго и непременно счастливо. Резные балкончики на втором этаже, кресло-качалка на крыльце, старый корабельный фонарь над входом. И если кому покажется, что может покосился дом, так разве что самую малость, чтоб удобнее было, чтоб ни ветер, ни бури уж точно, как ни старались, не смогли бы наш домик сдвинуть с насиженного, обжитого до полной уютности места. А перед домом лужайка, забор имеется, больше для виду правда, вокруг все равно свои; сети рыбацкие на кольях для просушки развешены, сарай лодочный, рядом весла новые сложены. Собака в будке дремлет, одно ухо востро держит – бдит. Куры по двору болтаются, кудахчут озабоченно. Два кота, сонных до одури блаженной, в тени лежат. Греют пузо, требухой рыбной набитое, щурятся солнцу. Нескончаемый шелест волн, крики чаек, да пожалуй что и все. Поодаль, вдоль берега, такие же дома стоят, ничем принципиальным не отличаются. И если кто мне предложит бросить городскую суету и уехать в далекие далека в поисках счастья, то лучше места и не сыскать. Определенно.
    Беспечно дремавший до этого собакерик, вдруг открывает глаза, вскакивает, встряхивается, от души, с подвзвизгом зевает и перемещается поближе к крыльцу. На котов внимания не обращает. Те на него тоже. Тут, возле моря, не до глупостей. Открывается дверь и сорвавшись с места, кобелек несется к хозяину, скачет на задних лапах, радуется. Симеон, а именно так зовут нашего героя, морщится. Из приоткрытой двери все еще доносятся обличительные, то есть несомненно надуманные упреки жены, неплохой в общем женщины, но до всяких глупых домыслов охочей. Ну да все мы не идеальны.
    Симеон осторожно ставит на крыльцо миску, до краев заполненную густой мясной похлебкой, куда тут же, почти по самые уши зарывается его четвероногий друг. Рядом пристраивает тарелку с жареными рыбьими головами и, наконец, закрывает дверь, отрезая от такого чудесного утра бесконечные женские причитания. Лицо его, напряженное доселе, разглаживается, заполняясь добрым, светлым теплом.
    - Как мы ее, а, Сильвер? – оглянувшись на дверь, он треплет за ухо кобелька, - буянит там вхолостую, а мы и не слышим.
    Сильвер довольно урчит, повиливая задом, не отрываясь, впрочем, от еды, - твоя мол, правда, хозяин, здорово мы ее уели. И вообще я тебе так скажу - ну их, этих женщин, разве нам с тобой вдвоем плохо? Замечательно! Я так полагаю. Жен этих вообще надо отменить за ненадобностью. Котов оставим, пес с ними. Пользы, конечно, ноль, но и вреда никакого. Да и привыкли мы к ним. А насчет жены ты подумай, - продолжает он, сыто отдуваясь и глядя на хозяина преданными глазами.
     Еще раз потрепав донельзя довольного Сильвера, тот как раз закончил с похлебкой и перешел к рыбе, Симеон направился к креслу-качалке, на ходу доставая из карманов прочных брезентовых штанов кисет и трубку. Высокий, стройный, он вполне мог считаться молодым, если бы реже хмурился. Но видимо у него были на то причины. Так что если привыкнуть, то и не заметишь. Доброта тоже бывает хмурой. Она от этого еще сильнее. Набив трубку душистым голландским табаком, запыхтел, окутался клубами ароматного дыма. В окне мелькнуло и исчезло недовольное лицо жены. Пусть ее. Чего спрашивается портить глупыми обидами такое прекрасное утро. Леони, она не всегда такая. Телевидение, интернет и чересчур много по мнению Симеона свободного времени не шли ей на пользу. Людская глупость, лень, чванство и зависть, день за днем льющаяся с экранов и мониторов, временами делали его жену такой же дурой, как и выдуманных героинь ее сериалов и блогов, которые она с таким упоением читала. Не тех видимо читала. Не на тех наверное равнялась. Стройная, гибкая, с точеными запястьями, Леони была настоящей красавицей. Жаль, что в последнее время лицо ее часто портила гримаска обиды. Взалкала Леони красивой жизни. Простого житейского счастья ей оказалось мало. «Тут целый мир с ума сошел, так чего от жены требовать, - вздохнул про себя Симеон, - самому бы человеком остаться». Проблема жены, считал Симеон - заключалась в том, что у нее не было проблем. А откуда им взяться, если все есть. Он и дом мог новый купить, а зачем, если в старом так хорошо и удобно. Для чего? А вот жена его считала иначе. Дом это так. Предлог. Не стильно жил Симеон и все тут. И дом старый, и сам он немодный. Потому утро получилось действительно выдающимся. Однако долго терпеть женские капризы Симеон не собирался. Солнце забиралось все выше, день обещал быть хорошим, но лучше провести его подальше друг от друга. Ничего особенного он на сегодня не планировал, а значит - в море. Успокаивает лучше всего. Возьмет кувшин вина, сыра, зелени, мяса копченого, удочки и книгу. Это будет его личный выходной. Заслужил.
    Выколотив трубку, поднялся, собрал вылизанные Сильвером до зеркального блеска миски, положил под крыльцо. После, набрав еды и снастей, спустился к причалу, где на легкой волне покачивалась его небольшая «флотилия». Причал, катер, небольшой баркас и несколько лодок – все они были его собственными, чем Симеон втайне гордился. Вся их деревушка кормилась рыбным промыслом, но мало кто имел больше одной лодки, а некоторые и вовсе арендовали, отдавая часть прибыли хозяину. Симеон всегда старался жить так, чтобы ни от кого не зависеть. Помочь другим – это запросто, а вот просить самому - не хотелось. Не привык. Да и плавать на своих суденышках, понимая, что всего достиг сам, было гораздо приятнее. Да. Всего добился сам и надо сказать добился немалого. А по-другому Симеон не умел. 

Часть 2. Симеон. Прошлое. Печальное.

   Давно, в другом времени и другой жизни, когда Симеон только-только шагнул в тот возраст, когда мальчишек начинают называть юношами, его отец, сильный, улыбчивый мужчина ушел в море и не вернулся. До этого нормально жили. Дружно. Не хуже и не лучше других. Отец уже брал Симеона с собой. Помогать вытягивать тяжелые сети. Мать с двумя младшими сестрами занимались разделкой улова, починкой сетей и прочими важными в хозяйстве вещами. А в тот день небо начало хмуриться с самого утра. Симеон остался дома. Отец так решил. Поплыл сам. Баркас был хоть и старый, но крепкий, а там кто его знает, что случилось. Может рыбы много в сетях было. Зачерпнул бортом, хлебнул воды и все. Ни отца, ни баркаса. Ничего.
   Мать тяжело переживала его уход. До этого была легкой, не шла по земле – парила. Встречала рассветы, провожала мужа в море, дожидалась его возвращения и они долго гуляли по берегу, покрытому густыми закатными тенями. А дни пролетали в приятных хлопотах. Готовка, сбор трав, починка снастей, дом и хозяйство, обучение дочерей тем хитрым вещам, что составляют потаенную женскую суть. Да много ли надо, если счастлива. А как она пела. Как смеялась. Далеко-далеко разносили шальные ветры хрустальный звон ее голоса. А как не стало отца - мать замкнулась. Не озлилась, нет. Что толку роптать и гневить Бога. Таков удел живущих у моря. Не он первый, не он последний. Но она так и не простила отцу, что ушел без нее. Полосой лунного света, туда, где небо сливается с морем. Обрезали крылья, летать перестала, спустилась на землю, вобрала в себя тяжесть. Редко теперь улыбалась. Но когда улыбалась, будто солнце второе светить начинало. Этой улыбкой и жил Симеон первое время. Ей и спасался.
  А Симеону пришлось становиться взрослым. Грусти не грусти, но когда на твои плечи ложится забота о трех самых дорогих твоему сердцу женщинах, тут уже не до жалости к себе. Некоторое время вертелся на берегу. Помогал разгружать улов, смолил лодки, выстругивал весла. О горе, постигшем его семью, знали все, деревня маленькая. Но ни о какой жалости, ни тем более вслух – речи не шло. На берегу моря все проще. Радовались нынешнему мгновению, жили здесь и сейчас. Помощь Симеона ценили, а платили тем, чем сами зарабатывали. Рыбой. Симеон от платы не отказывался, знал, что честно заработал. На жизнь хватало.
   Спустя месяц отправился в город. Завербовался в матросы, сроком на два года. Матери сказал, что так надо. И больше ничего не добавил. Мать промолчала. Решимостью сын был весь в отца, разве что хмурился больше. Хотя это как раз понятно. Ничего не сказала, лишь перекрестила перед уходом и рухнула на кровать, вцепилась зубами в подушку, чтобы не закричать, не разбудить спящих дочерей. Когда те проснулись, все было как обычно, мать готовила завтрак. Объяснила, что брата некоторое время не будет. Для себя же она решила, что долг морю их семья выплатила сполна. А если небо считает иначе, то и жить тогда незачем, потому что верить не во что. И раз еще ничего не случилось, то и думать об этом стоит. Но каждый вечер она выходила на крутой обрыв, подолгу стояла на краю и шепот ее сливался с шепотом волн. Молилась наверное. А может разговаривала с кем-то. Впрочем, кто его знает. А Симеон работал. Благословленный морем, матерью и отцом, который конечно все видел. Иногда, в конце рабочего дня он замечал, как расходятся тяжелые тучи, посылая ему последний лучик солнца. Это отец. Он знал это точно.
    Работать приходилось много, но работы Симеон не боялся, а платили неплохо. Дни пролетали быстро. Деньги делил на две половины. Одну сразу отсылал матери. Пусть живут нормально, пусть не пригибает нужда. И пусть прошлое остается в прошлом. Симеон не терял надежды, что увидит, как мать снова начнет парить. Вторую половину снова делил на две части, одну из которых тратил на всякую мелочь типа серег, украшений и прочих безделиц, которые так радуют женщин. Все это с любой удобной оказии пересылал домой. Сестрам. Пускай девчонки побалуются. Не стоит им привыкать к грусти с самого детства. Это еще успеется. Последняя часть исчезала неизвестно где. На себя Симеон не тратил ничего. У Симеона был план.
   Команда траулера поначалу относилась к новичку с недоверием. Вина не пьет, в кости не дуется, в шумных посиделках не участвует. Свободное время проводит или на палубе, глядя в море, хотя чего на него глядеть, спрашивается, море и море; или в маленькой корабельной библиотеке. И в самом деле, где это видано – в день получки вся команда гурьбой несется в порт, в кабачки, в объятия легких женщин, а этот побродит по берегу, заглянет в магазин, на почту и обратно на корабль. Зато после выходных все хмурые, злые, лица зеленым отсвечивают, а запах над траулером стоит такой, что даже бывалые чайки в сторону шарахаются, а этот свеженький, как огурчик. Тягает лебедку, ворочает бухты тросов и уписывает обед в три горла, на который после бурных возлияний большинство смотреть просто не в состоянии. Однако со временем недоверие исчезло. Команда приняла немногословного, налитого какой-то внутренней, уверенной силой парня. Не раз выручал при авралах, всегда был готов подменить на вахте, чаще других дежурил на камбузе. Кока на корабле не было, готовили посменно. А стряпню Симеона хвалили все, даже капитан.
    - Правильно живет парень, - сказал как-то боцман, перекатывая в зубах изгрызенную трубку. – Молодой, но неиспорченный. И в отличие от нас, у него есть шанс. Сказал, выразив общее мнение. Команда была согласна.
   Когда срок контракта подошел к концу, Симеон ко всеобщему огорчению продлевать его не стал. Они здорово сдружились за эти два года, но он четко знал, что делать дальше, а этот этап уже пройден. Боцман опять кратко и емко выразил мнение большинства: «У парня есть шанс вырасти хорошим человеком». И с этим опять же были согласны все и даже те, кто этот шанс уже упустил. Хотя дело тут скорее не в упущенных возможностях. Так для себя решают тогда, когда все более или менее устраивает и человек смиряется. Нельзя понять, почему люди делают тот или иной выбор. И не нам их судить.
   Вернувшись домой, не стал рассиживаться. Поговорив с рыбаками, приобрел старую, но крепкую лодку (теперь понятно, куда уходила четвертая часть жалованья). Несколько недель возился с ней, смолил, шпаклевал, перебирал мотор. Поставил небольшую надстройку. Вот так. Была широкопузая моторка, а получился крепко сбитый рыбацкий катерок со своим капитанским мостиком. (Не будем придираться к надстройке.) С таким судном, даже при среднем шторме Симеон гарантированно добирался до берега. Теперь можно было начинать свое дело. Мать вздыхала. Сын все больше напоминал ей мужа, разве что улыбался реже.  Ну это нормально.
   И ничего. Работа спорилась. Симеон швартовался у причала (тоже своего, тоже сам строил), сгружал рыбу и ящики с крабами, а мать и сестры принимались за дело. И далеко вдоль берега разносились их звонкие голоса и смех.   

               
II

   (Теперь, когда все стало более или менее понятно, вернемся в наше утро, к нашему повзрослевшему Симеону и проблемам, которые с таким усердием создает его капризная жена, ибо она еще не знает, что бывает если искать «добра от добра».)
    Мотор басовито гудел, катерок резал мелкую волну, солнце сияло вовсе уж беззаботно и чем дальше они удалялись от дома, тем светлее становилось лицо Симеона и сам он становился легче, будто впитывая в себя свежесть чисто вымытого неба. Выйдя на мелководье, заглушил мотор, не спеша расчехлил удочки, наживил, забросил, надвинул широкополую шляпу плотнее, набил трубку и задумался. Да. Леони не всегда была такой. Ровесница и подружка его сестер – Симеон знал ее с детства – со временем из голенастого гусенка превратилась в прекрасного лебедя. Легкая, грациозная, смешливая. Глазищи, что омуты – глянешь, вмиг голову потеряешь. Вместе росли. Вместе взрослели. Шло время и Леони стала приходить уже не к сестрам, а к Симеону. Влекло к нему легкую бабочку, тянуло к его рассудительной, спокойной силе. А потом как оно бывает. Сыграли свадьбу. Гуляла вся деревня и как гуляла. И мать снова улыбалась. И сестры рады - была подружка, а стала своя. Родная. В таких случаях добавляют, что жили они долго и счастливо, но это не про нас. Насчет долго – не знаю, не нам решать, а вот насчет счастливо – это как раз и пытался сейчас понять для себя Симеон. Об этом и размышлял. Медовый месяц, как водится, был прекрасен, а потом наступила жизнь, в которой счастье уже каждый сам для себя отмеряет. Симеон был счастлив, а почему нет. Любимое дело, жена-красавица, густые закаты и небо огромное над головой. А что же Леони. У Леони было мало забот, чересчур много свободного времени и интернет безлимитный. Муж с утра в море, а Леони сериалы смотрит. Муж сети тяжелые ворочает, жена в социальных сетях выкладывается не щадя себя. Жизни чужой завидует, своей хвастается. Так у них там принято.
   Тесно ей стало в их домике уютном, мало стало обычного счастья, жизни чужой и красивой захотелось, чтоб «как там», как на картинке. «Молодая еще, - вздыхала мать, перебесится, - родить бы ей». Симеон был согласен лишь отчасти, считая, что пусть уж сначала перебесится, а потом уже рожает. Не хватало еще, чтобы один ребенок другого ребенка воспитывал. Все эти мелочи расстраивали конечно, но в целом жить было можно, у всех первые годы совместной жизни сложными бывают. Но сегодня Леони разошлась не на шутку. Встала не с той ноги, вычитала про очередную свадьбу очередной поп-звезды, насмотрелась на наряды гостей и понеслось. Зудила и зудила, что перемены им нужны и что нет у Симеона ни капельки честолюбия, и что не хочет она в этом болоте жить, и запаха рыбы она больше выносить не может. Не выдержал Симеон. Брякнул, что рыба эта всю его семью кормит. И что благодаря этой рыбе кое-кому заняться нечем и оттого много мыслей в голове лишних. Сказал и тут же пожалел. Узнал Симеон, что эгоист он и самодур (без честолюбия зато), и что лучшие годы она на него потратила (целых полтора, ага). Еще много чего Леони наговорила.
    Так что стоял сейчас Симеон, облокотившись о леер, глазел на поплавки и ломал голову над вопросом - как быть дальше. То, что перебесится, дело ясное, а сейчас что делать. Слишком мало забот у Леони было, слишком мало горя. Из под отцовского крыла под его перепорхнула, как птица-несмышленыш. Хотя какая там птица. Птенец. Красивый и, как выясняется, достаточно бестолковый. Вот и вздыхал Симеон, вытаскивая машинально мелкую рыбешку, бросая в специально для этого заготовленный бак с водой, меняя наживку и вновь забрасывая удочки. Спустя пару часов вконец успокоился и решил, что шут с ним. Жене больше перечить не будит, пускай шумит вхолостую. Захочет уйти, держать не будет. Если одумается – вернется. А не вернется, значит судьба такая. Значит не твой это человек. И нечего тут думать.
    Внезапно одна из удочек изогнулась такой дугой, что едва не вылетела из держателя, едва успел ухватить в последний момент. Удилище ходило ходуном, а Симеон, отбросив все посторонние мысли, широко расставил ноги, пытаясь удержать и грамотно подсечь добычу. Добыча была настроена решительно и так просто даваться не собиралась. Он не знал, как долго еще выдержит леска, поплавок мотало из стороны в сторону, вода бурлила,  а он не мог понять, что же такое попалось ему на крючок. Если крупная рыба, так ей эти крючки всосать и выплюнуть. А не срывается. И сачка большого с собой он сегодня не брал. Внезапно сопротивление стало ослабевать. «Вымоталась, - удовлетворенно подумал Симеон», - умело подсек и потянул на себя. Только вот что он выловил. На крючке болталось нечто настолько яркое, что слепило в глазах и Симеону показалось, что он изловил маленькое солнышко. А потом солнышко засмеялось.
    Не на крючке. Прямо над крючками, обхватив леску плавниками, заливисто хохоча болталась рыбка такой нестерпимо ярко-желтой расцветки, что Симеону тут же захотелось нацепить солнечные очки. «Откуда в ней такая силища, она же чуть удочку не сломала, - мелькнуло в голове, - и почему она смеется, - запоздало обалдел он». Долетев до катера, рыбка ловко отцепилась, плюхнулась в чан с остальным уловом, где тут же принялась шебуршиться, нарезать круги, не переставая при этом весело хихикать. Симеон смотрел на тучу брызг, поднятую чересчур деятельной гостьей и не мог вымолвить ни слова. Он ничего не понимал. А ведь полагал, что знает всех здешних обитателей дна морского. «Не иначе радиация, - мелькнула в голове спасительная мысль». Это бы все объяснило.
    Рыбка тем временем успокоилась, легла кверху брюшком и озорно глядела на Симеона, слегка пошевеливая в воде плавниками.
   - Ты кто, - спросил Симеон вслух и, скорее себя, потому что где это видано, чтобы рыбы разговаривали, хотя смеяться видимо уже научились.   
    - О, злой гений, - возопила вдруг рыбка, - повелитель снастей и владыка спиннингов, пошто поймал и заточил меня в эту сырую темницу, долго ли будешь тиранить в узилише, не губи душу молодую, неистовую, не бери греха на душу. - Симеон так и сел, ноги не держали. – Да, грешна, - продолжала нудить рыбеха, - искусилась наживкой твоей распрекрасной, дала судьбинушка трещину, покатилась жизнь под откос.
   «Наверное солнечный удар, - последнее, что успел подумать он, проваливаясь в спасительную темноту». Очнулся от морской воды, стекавшей по лицу. Рыбка, опершись грудными плавничками о край бадьи, набирала полный рот и методично поливала  Симеона.
   - А, ожил атлант, - сказала она уже более спокойно, - ты чего такой ранимый, а еще моряк. Ты это брось.
   - Станешь тут спокойным, - раздраженно огрызнулся Симеон. – Не каждый день улов хамит. Тебе чего вообще надо?!
     - А поговорить, - рыбка устроилась поудобнее. – Скучно мне, дядя, - доверительно продолжала она, - тебе смотрю тоже не очень весело, дай, думаю, поддержу хорошего человека. Подбодрю. Кто ж знал, что ты такой впечатлительный окажешься.
   - Тьфу. – Симеон встал, прошелся по палубе. Все было спокойно. Солнце светило все так же ясно, мелкая волна шелестела о борт, сам он чувствовал себя вполне сносно. Завтракал как обычно, все было свежее, симптомов отравления не наблюдалось. Однако - он оглянулся на рыбку – та уже достала невесть откуда сигарету и сосредоточенно чиркала зажигалкой.
   - Не горит, - резюмировала она, - отсырел порох в пороховницах. Мужчина, - рыбка послала Симеону томный взгляд, - а-а-ааааганьку не найдется?
   Не зная как поступить в данной ситуации и ощущая себя распоследним идиотом, Симеон достал зажигалку, дал прикурить рыбке, заодно вытащил кисет и принялся набивать трубку, пытаясь успокоиться. Руки дрожали и табак просыпался. Докурив, рыбка поболтала хвостом, опять же неизвестно откуда извлекла смартфон, поводила плавничком по экрану и довольно кивнула.
   - Эй, служивый, - она не оставляла его в покое.
   - Что? – Симеон поднял голову, мысли скакали и путались. Мало ему жены с утра было, теперь рыбка пытается с ума свести. Если события и дальше будут развиваться в таком вот духе… не хотелось бы, чтобы сейчас допустим крабы на борт полезли, нудя о приземленности помыслов, а следом за ними прочая живность. Не рехнуться бы. Если еще не уже.
   - Давай-давай, - не отставала рыбка, - дуй сюда, опустись сзади меня, чуть пониже и влево, та-ааак, - щелкнула вспышка и Симеон зажмурился. – Заливаем в инстаграмм, - продолжала как ни в чем не бывало засранка, - хештег: «На Рыбалке. Те же и Симеон».
   - Обалдела?! – Симеон наконец вышел из себя и его уже не волновало, что он ведет беседу с рыбкой, - имя уже знает. Ты откуда на мою голову свалилась вообще?
   - Скучно мне Сим-Симыч, - вздохнула рыбка, - тебе как родному, вот каждый раз одно и то же. Ладно. Перейдем к официальной части. Так слушай же меня, букашка, - внезапно рявкнула она громовым голосом, да так неожиданно, что у Симеона, который еще не отошел от группового селфи, вновь подкосились ноги, - явилось тебе диво-дивное и чудо-расчудесное, попалась в твои тенета золотая рыбка и теперь ты, смертный, имеешь право на три желания, кои будут исполнены немедленно. А может и на четыре, - не сдержавшись, снова хихикнула рыбка, - как пойдет. И продолжила обычным голосом, - я тебя давно заприметила. Живешь правильно, берешь у моря сколько нужно и никогда сверх меры. Сам отдаешь, сколько можешь. Думаешь не знаю, что ты улов перебираешь и мальков всегда обратно отпускаешь. А весной к тебе приезжают цистерны с рыбных хозяйств и ты всю рыбу в море сливаешь. Плаваю, вижу грустит человек, а я как раз совершенна свободна. Что, приятель, утомила тебя жена? Давай думать, как проблему решать.
    - Спасибо, конечно, за предложение, - усмехнулся Симеон, - только я со своими проблемами привык как-то сам справляться. Так что плыви себе с Богом. - Он сложил ладони ковшом, опустил в воду, аккуратно вынул рыбку из чана и выплеснул в море.
   - Ну гляди, - рыбка завертелась в воде, пытаясь поймать собственный хвост, - кажется мне отчего-то, что мы еще встретимся.
   - Ну это вряд ли, - встречаться с такой разносторонней и любознательной натурой больше не входило в его планы, - как зовут то тебя, незнакомка?
    - Мадмуазель Электра, - снова захихикала рыбка. – Изольда Таврическая. - Быть серьезной у нее не получалось, - Рыжая Бестия.
   - Плыви уже, бестия, - не выдержал, улыбнулся в ответ Симеон.
   Вернувшись домой, жену не застал. Записка холодно сообщала, что она в городе у подружек, ее можно не ждать, ей нужно развеяться. Все понятно. Засядут в кафе, будут весь вечер сплетничать всласть, воображая себя истинными леди. Бабы. Хотя многие мужики сейчас не лучше. Ну и ладно. А Симеон возился по дому. Починил клеть для омаров, наведался к матери с сестрами, которые жили неподалеку. Он построил для них новый дом, оставив себе отцовский, в нем уютнее. Тихо бормотал телевизор, в кресле дремал Сильвер и все было так хорошо, что Симеон решил для себя, что рыбка ему привиделась. Не стоило в такую жару выдувать целый кувшин вина. А не привиделась, тоже не страшно. В любом случае со своей женой он сам разберется.


III


(Время идет и становится понятно, что золотые рыбки (а это была именно она), как и счастье всегда сваливаются на голову в тот самый необходимый момент, когда их совсем не ждешь, но очень нуждаешься)
    Однако лучше не становилось. Вкусила Леони прелестей сладкой жизни, пошла вразнос, выжимая максимум удовольствий из их более чем среднего достатка. Она теперь не вылезала из города, где проводила время в компании таких же утонченных аристократок (читай – пустоголовых сплетниц). Их шустрое общество перекатывалось из спортзалов в клубы, из клубов в бутики и напоминало стаю болтливой саранчи с плохими манерами. С сестрами Симеона она рассорилась, заявив, что будет теперь общаться только с людьми своего круга. А когда человек становится пленником условностей и стереотипов, плохо дело. Нет человека. Мать только головой качала, но с советами не лезла. Сами разберутся, не маленькие. А Симеон что. Симеон с головой ушел в работу. Спасаясь от жены и от дурацких мыслей, что надо было согласиться и принять помощь рыбки. А в это воскресенье Леони вернулась под утро. То пьяно бормоча что-то о пенной вечеринке и афтепати, то без перехода попрекая Симеона несоответствием современным идеалам. Плюнул Симеон, поплыл рыбачить. И Сильвера с собой взял. «Вернусь – выгоню, - подумал устало, - люблю ее, но ту, прежнюю Леони». И то правда. Всякому терпению приходит конец.
   Бросил якорь, налил Сильверу воды в мисочку и только забросил удочки, как поплавок сразу же повело. Подсек и на солнце знакомо засверкало. Уже ничему не удивляясь, лишь тяжело вздохнул.
     - Ну что, друг любезный, как поживаешь, - рыбка сделала пару изящных пируэтов и вылезла наполовину из воды, опершись плавниками о край бака. – Судя по осунувшемуся виду, не очень. А гляди чего у меня есть, - Электра (или как там ее на самом деле зовут) снова нырнула и игриво помахала хвостом, на котором красовалась татуировка в виде бабочки, - в ногу со временем идем, понимать надо. Итак, рыцарь без страха и упрека, что с женой делать будем? Созрел коварный план? Только на мокруху я не пойду, не то шьешь, начальник, - возопила вдруг она дурным голосом, - а впрочем это из другой оперы, - тут же успокоилась снова, - не пугайся. Жду дельных предложений. Спешите, количество желаний ограничено. Ты, кстати, первый, кто отказался. Буду честной, - продолжила рыбка, - мало кому из согласившихся желания на пользу пошли. Тут ведь надо точно знать, что ты хочешь, точнее нужно ли тебе именно это. И что тебе потом со всем этим делать. Бойтесь, когда мечты начинают сбываться. Для некоторых лучше пусть так и остаются мечтами. Но у тебя конечно случай особый. А то, помню, попалась я одному, - затуманилась сладкими воспоминаниями Изольда, - молодая была, глупая. А он пират, борода до пупа. Классический такой тип. И пожелал он тут же, чтобы вот прямо не сходя с места, набила я его шлюп золотом доверху. Сказано – сделано. Как получил, так и пошел ко дну. Вместе со всем своим золотом. Не выдержал утлый челн такого обилия радости. Ну и ладно. Дрянь был человек, между нами говоря. Лежит теперь вместе со своим золотом на дне. Скучает. А ты мне нравишься. Потому я тебе просто хочу помочь, но формальности должны быть соблюдены. То есть ты сам должен пожелать.
   - А можно вернуть все как было? – спросил Симеон, - когда Леони была нормальной, а не дурой.
     - Можно, - но очень быстро она опять станет нынешней. Ну вот, я не должна тебе подсказывать. Умолкаю.
    - Хорошо, решился Симеон, - как там говорят, клин клином? Мне ничего не надо. А она… Сделай так, чтобы Леони получила, что хочет. Может тогда станет наконец счастлива. А с ней и я.
    - Ладно, - рыбка с любопытством глядела на него. Да будет так. Что ж, удачи. Что-то подсказывает мне, что мы еще встретимся.

Богатые и знаменитые.

        Гулкие басы удалого диско Симеон услышал задолго до того, как в закатной дымке показались знакомые очертания. Хотя знакомые ли. Грохот музыки разносился вдоль всего побережья, а он тер глаза, пытаясь понять куда его занесло. Этим маршрутом он плавал всю жизнь и заблудиться не мог. Берег тот же. Только его Симеон и узнал. Не было больше его уютного причала с настилом из полированных волной и ветром досок. Не было маленькой сторожки, где он держал всякий полезный рыбацкий инвентарь и бухты канатов. Не было фонаря на мачте. Как и самой мачты впрочем. Не было ни его лодок, ни баркаса. А высилась на этом месте монументальная громадина бетонного пирса с широким причалом, системой швартовки, кранами и рядами слепящих прожекторов на прочных металлических конструкциях. Далеко в море выдавался волнорез. Какие там лодки. Здесь им даже пристать негде. И некуда. Вдоль всего причала стояли двух, трех, четырехпалубные красавицы яхты. Некоторые даже с вертолетными площадками. Несмотря на сгущающиеся сумерки, на яхтах вовсю кипела жизнь. Суетились, бегали по трапам матросы. Сновали с подносами официанты. Хохотали какие-то девицы, кто в символических купальниках, кто так. «Хорошо ночи теплые, не простудятся, - подумалось мельком Симеону». Девиц вальяжно обнимали разные пузаны с сытыми, лоснящимися, хозяйскими физиономиями. Судя по накалу страстей, праздник начался давно и останавливаться, похоже, не собирался. В дальней части причала, освещенной уже не так ярко, стояли несколько огромных рыбацких судов: сейнеров, траулеров и даже один плавучий завод. «Дрожь китобоя», «Гордость и глубинное предубеждение», «Слеза русалки», Симеон читал названия, выведенные громадными буквами на высоких бортах кораблей и только головой качал. Здесь тоже не скучали. Работники в резиновых сапогах и комбинезонах грузили ящики со свежей и мороженной рыбой, рядом в небольшом бассейне разевали зубастые пасти парочка акул. Ревели моторы отъезжающих фур. «Симеон Энтерпрайзис» прочитал он на лоснящихся боках рефрижераторов и просто поплыл дальше. Удивляться чему-то еще было уже выше его сил. Пока выбирал место стоянки, совсем стемнело. Бросив якорь в самом дальнем и наименее освещенном углу – швартоваться среди шикарных яхт он постеснялся, да и причал там был не рассчитан на такие маленькие суда, как его катерок – Симеон побрел в сторону дома, гадая о том, остался ли дом вообще. А то вон что с пристанью произошло.
   Раньше от пляжа вела тропинка, по которой он поднимался в гору и попадал прямо на задний двор своего хозяйства. В духе нового времени тропинка преобразовалась в широкую, посыпанную гравием аллею, по ней Симеон сейчас и шагал, стараясь лишний раз не выходить из тени. Аллея заканчивалась у ажурных ворот (еще утром на этом месте была обычная калитка в изгороди), по бокам которых ливрейными истуканами застыли швейцары. Все остальное скрывалось за высоченным забором, из-за которого и неслась музыка, которую он услышал еще в море. Подойдя к воротам, замешкался, не зная как вести себя и что сказать, но швейцары синхронно распахнули перед ним створки и склонились в поклоне. «За гостя приняли наверное, - решил Симеон, - хотя в этих штанах вряд ли». Сильвер освоился быстрее. Понюхал кованое железо и задрал лапку. Симеон замер. Ни один мускул не дрогнул на лицах привратников, в глазах читалось молчаливое одобрение. «Ладно, - проворчал Симеон, - пошли дальше, малый». Прошел в ворота и обомлел. Хорошо, что забор был таким высоким, иначе он никогда не осмелился бы сюда зайти. С домом случилось то же, что и с причалом. Его не было. А стоял на его месте то ли замок, то ли дворец, так сразу и не скажешь. С кучей балконов, пристроек, флигелей и прочей нужной в хозяйстве дребедени. Перед дворцом (будем называть его так, пятиэтажный домина с кучей башенок – чем не дворец) располагалась большая лужайка, по которой слонялась куча народа, занятая самыми разнообразными делами. «Раньше по двору куры болтались, а теперь значит вот оно как, - подумал Симеон, оглядывая все это безобразие, пардон, великолепие». Вон ди-джейский пульт, за которым с важным видом разглядывает пластинку на свет какой-то заморыш в шлепанцах, плавках и огромных наушниках на кудлатой голове. Дополняют комплект солнцезащитные очки, очень актуальные в это время суток. И все. Ничего лишнего. «Сегодня свой сэт для вас играет звезда Ибицы - Жорик Добриян», - горделивый плакат пояснял происходящее для тех, кто не в теме. Тут же кучковались в такт поклонники Жорика. Отплясывали, визжали и чуть на голове не ходили. С другой стороны лужайки виднелась вторая сцена, на которой полуголой задницей голосила певица - знакомая Симеону по телевизионному экрану. Нашлись почитатели и ее таланта. Но если у Жорика бесновалась в основном молодежь, то здесь зрелые мужи оценивали выдающиеся и хорошо оформленные достижения начинающего дарования. Еще один центр притяжения образовался около большого бассейна. Там тоже жизнь била ключом. Верещали девицы, которых по-хозяски хватали за разные места щекастые пузаны с цепями на бычьих шеях. Кто-то то и дело плюхался в воду, поднимая кучи брызг. Орудовал бутылками бармен, сноровистыми муравьями разносила коктейли прислуга. Симеон смотрел на все это, разинув рот и его не покидало ощущение, что он попал в один из бесконечных сериалов, которые так обожала его супруга. Интересно тут было. Уютно.
   Из размышлений о том, куда бы понезаметнее приткнуться на этом празднике жизни, его вывел знакомый голос.
   - Симон, - послышалось позади него, - Симон, мон шер ами, - он обернулся и охренел еще раз, хотя казалось куда ж еще больше-то. Да. На этом празднике куриц Леони безусловно была главным попугаем. Судя по всему происходящему, сбылось действительно все, о чем она мечтала. Так себе мечты, если честно. Невысоко летала подруга. Курица и есть.
   Одетая в нечто непонятно-розовое, то ли платье, то ли пеньюар ночной. Жеманная походка, томный, с поволокой взгляд…да она даже руки к нему протягивала, как отчаянно переигрывающая актриса.
  – Господа, - воскликнула жена, - выключите наконец музыку, - это она уже обслуге. Шум в мгновение ока стих и Симеон, оглушенный внезапно наступившей тишиной заежился под несколькими сотнями пар глаз. – Господа, - продолжала Леони, - видно было, что пребывание в центре всеобщего внимания доставляло ей неизъяснимое удовольствие, - рада представить моего любимого супруга Симона, и так хорошо известного многим из вас. - «Почему она произносит мое имя на французский манер, - подумал Симеон, - наверное в их окологламурном обществе так принято. Показывать все не так, как есть на самом деле. Тоже мне. Леди-***ди». – Моего кумира и спонсора нашей сегодняшней встречи, - она сделала плавный взмах рукой, явно балдея от происходящего.
   - Ура Симеону, виват Симеону, - в дружном реве слышались пьяное обожание и почтение богатеев к кому-то еще более богатому чем они. А судя по творившейся вакханалии Симон, тьфу, Симеон был очень богат. До чрезвычайности. Вокруг тотчас же образовался круг почета. Его всячески тискали, тормошили, жали руку и выражали радость от такой чудесной встречи. Сильвера бы не задавили, спохватился Симеон. Однако Сильвер освоился быстрее чем он. При Леони оказались две визгливо тявкающие болонки, тоже, видимо, признак статуса и Сильвер бочком-бочком перемещался поближе к этим красоткам с целью познакомиться поближе. Снова загремела музыка и Симеона оставили наконец в покое. Перевел дух, схватил с подноса, проходившего мимо официанта, фужер с шампанским, выдул одним глотком, не чувствуя вкуса, вытер испарину, огляделся. Веселье снова набирало обороты, небо расцветилось сполохом салютов. Поймав за рукав кого-то из слуг, спросил где тут можно прилечь. «Вам – везде», - сделал большие глаза халдей. Решив дать отдых растрепанным нервам, захватил с собой пузатую бутыль коньяку, бармен только зажмурился, выразив восхищение таким роскошным поступком. «Пыльная почему-то, подумал Симеон, - тоже мне, сервис. Орешков бы еще каких на закуску.» После его отвели в какие-то шикарные покои, где он, не включая свет, выгнал прислугу, которая все порывалась помочь ему раздеться, сказал лишь, чтоб принесли Сильверу поесть и попить, посбрасывал прямо на пол одежду и башмаки, быстренько накидался и полез под одеяло. На сегодня впечатлений достаточно. Хватит. Свернувшись клубочком, тихо сопел в ногах Сильвер…
     Проснувшись, сладко потянулся, открыл глаза и сразу пожалел об этом. Он все вспомнил. Теперь, при свете дня он смог хорошо рассмотреть место, куда его определили на постой. Комната поражала объемами и подавляла роскошью. Кровать, на которой вчера уснул и, кстати, отлично выспался, размерами напоминала небольшую спортивную площадку. За горизонтами одеял начинались холмы подушек. Что там дальше, он еще не смотрел. На этой кровати вполне свободно можно было бы разместить пятерых Симеонов вместе с женами. Хотя может как раз так и было задумано. И на краю всего этого великолепия лежал и тихо сходил с ума Симеон. Ладно. Пора на разведку. Сполз с этого ложа любви, осмотрелся. Одежда, которую вчера оставил на полу – исчезла. Сильвера тоже не обнаружилось. «Если что сделали с собакой – прибью», - сделал себе пометку Симеон и пошел оглядываться дальше. Обстановочка, хоть ты в музей не ходи. На стенах ковры, на коврах холодное оружие. Здоровенная плазменная панель соседствует с баром, который упирается в антикварный секретер красного дерева. Угу, хмыкнул Симеон, значит все-таки спальня. В которую вбухана куча денег в попытке компенсировать отсутствие вкуса. Открыл бар, оглядел разномастную шеренгу бутылок, узнал свой коньяк вчерашний. 50 лет выдержки. Теперь понятно почему бутылка была пыльной. Валялась небось все эти годы в незнамо каких подвалах. Чтобы быстрее освоиться, машинально накапал себе рюмашку, но передумал. Неизвестно где он, кто он, неизвестно вообще ничего. Голова должна быть свежей. Продолжаем экскурсию. Одежу старую утащили, зато в шкафу не протолкнуться среди костюмов. Внизу тусклой изморозью отсвечивает длинный ряд туфель. Зато ни джинсов, ни кед хоть каких. Дожили. Принакинув пиджачок, с брюками пока решил повременить, в своем он доме или нет, Симеон открыл дверь опочивальни и сунул нос наружу. Опа. Симеон очутился в коридоре, который в плане оформления мало чем уступал спальне. Широкий ковер на полу, полностью скрадывающий шаги, канделябры на стенах перемежаются со светильниками, стилизованными под факелы. В нишах стоят рыцарские доспехи. Выглянув в окно, Симеон понял, что находится на самом верхнем этаже. Пятом или шестом, вчера пересчитывать было как-то недосуг. Увидел вчерашнюю лужайку, где ничего не напоминало о вчерашнем разгуле. За ночь убрали все: и гостей, и мусор. Только садовники копошились на клумбах. А нет, не всех убрали. Возле бассейна уже загорали несколько девиц. Надутым павлином разгуливал спасатель. Ишь ты. Вернемся в коридор. Помимо двери его спальни, рядом располагалось еще несколько, но Симеона в данный момент интересовала та дверка, на который красовался бы жизнеутверждающий мальчик с брызгалкой. В туалет хотелось очень. И спросить не у кого. Будто вымерли все. Симеон рванул на себя ближайшую ручку, сказал: «Ой» и очень пожалел, что не надел брюки. В роскошной гостиной было очень культурно и многолюдно. Сияли софиты. Суетились телевизионщики. Змеились шнурами микрофоны. В центре, за столом, попивая чаек восседали его незабвенная супруга и чрезвычайно известный ведущий множества популярных ток-шоу, таких как: «Пусть завидуют», «И снова здравствуйте», «Едим и смотрим». А тут Симеон без штанов. Интрига. Его появление восприняли с интересом. Своей простонародностью он несколько оживил картину изыска и глянца. Оператор споро принялся поворачивать камеру в его сторону, но супруга, извинившись, встала и попросила пятиминутный перерыв. Ведущий откинулся на спинку дивана и начал что-то черкать в блокноте, вокруг него тут же принялись хлопотать гримеры и ассистенты. Леони в этот момент выпихивала в коридор Симеона.
    - Как это понимать? – набросилась она на него, - ты же знаешь, что у меня съемки, приглашены серьезные люди, а тут ты. Вваливаешься в совершеннейшем дезабилье. Неужели так трудно было надеть брюки.
     – Надел бы, - огрызнулся Симеон, - если бы нормальную одежду не утащили в неизвестном направлении, оставив только полный шкаф парадной сбруи.
     – Господи, - жена закатила глаза, - ты как маленький. Позвал бы слуг, помогли бы. Ты славен своим либерализмом, но есть же какие-то границы.
     – Про либерализм потом. – Симеон переминался с ноги на ногу, как боевой конь, - где тут в плане поссать.
   Супруга вздохнула, нажала какую-то кнопку и из ниоткуда возник раззолоченный субъект в пудреном парике. «Проводите, - велела Леони, - меня не беспокоить, - это уже Симеону, - видишь, как я занята».
       В ванной присел на краешек джакузи и задумался. Итак. Он богат и богат сказочно. Спасибо, рыбка, в плане финансирования не поскупилась и Симеон теперь не просто рыбак со средним достатком, а царь морской, олигарх океанский. Леони здорово поглупела и абсолютно счастлива. К рыбке, получается, претензий нет. Вопрос в том, что дальше делать. Ладно, посмотрим. Для начала неплохо бы штаны раздобыть, а там видно будет. Наученный небольшим, но горьким опытом звездной жизни, Симеон осторожно открыл дверь и сначала оглядел горизонт, а уж потом высунулся целиком. Никого. Только этот важный дворецкий невозмутимо стоит рядом.
   - Послушай, дружище, - обратился Симеон к этой строгой личности, - тебя, э-ээ как зовут?
   - Альфред, сэр, - чопорно наклонил голову слуга.
   - Это ты тут всем заправляешь, по хозяйству там и вообще? – робко осведомился Симеон.
    - Мажордом вашей светлости, - изволил согласиться с такой вольной трактовкой своей профессии Альфред.
     - А вот скажи мне, - Симеон тушевался все сильнее, боясь показать слабое знание предмета, - я, понимаешь, слегка устал и запамятовал, что у меня в планах на сегодня, да и вообще. - «В конце-то концов, кто тут хозяин, я – или он, - вспомнил Симеон». – Хочу, значит, провести ревизию жилья и прилегающих окрестностей, - продолжил он уже более уверенно. – Что тут у меня творится, как дела идут. Только без всяких этих бухгалтерских выкладок и отчетов. Небольшое такое, легонькое обозрение. Чем живем и все такое прочее. Поможешь или дела у тебя может какие, тогда пришли заместителя какого-нибудь.
   - Почту за честь лично услужить вам милорд, - ответствовал дворецкий. – Мне нужно пять минут, чтобы  отдать необходимые распоряжения и я целиком к вашим услугам. А пока не желаете ли позавтракать? Куда прикажете подавать: розовая гостиная, личные покои, рабочий кабинет?
    - Давай чего попроще, типа перекуса на свежем воздухе, - есть в этом доме Симеону не хотелось. Давит.
    - Завтрак на траве, - понятливо кивнул Альфред. – Рассветная сюита. Все будет исполнено.
    - И это, - добавил Симеон, - брючата бы мне.
     Спустя полчаса он сидел на лужайке за столиком, ломящимся от холодных и горячих закусок. Ветерок трепал белоснежные скатерти. Симеон вкушал. Альфред ждал, не выказывая никаких эмоций. В небольшом отдалении застыла пара слуг. Джинсы он все-таки получил. Искусственно состаренные и жутко фирменные. Ладно. Не со стразами и на том спасибо. Ботинки тоже были всем хорошо. Из чьей кожи Симеон старался не думать. Чтобы лишний раз не расстраиваться. Подкрепившись, стал задавать вопросы, Альфред обстоятельно отвечал. Постепенно туман неясностей рассеялся и перед новоиспеченным олигархом открылись такие сияющие перспективы, что пришлось таки налечь на винишко, чтобы несколько уравновесить закружившуюся от успехов голову. Узнал Симеон, что является он владельцем заводов, газет и пароходов. И что главный он морской олигарх олигархович. И заводы у него консервные и целый флот траулеров рыболовных. И даже в плане публицистики развернулся неплохо. Его корпорация выпускала такие издания, как газета: «На утренней зорьке», для закоренелых романтиков; «Капитанский мостик» - это уже серьезный глянцевый альманах для обстоятельных мореманов. Раздел юмора был представлен журнальцем: «Стремительный домкрат». Трогательная забота об одиноких морских волках отображалась двумя богато иллюстрированными изданиями: «Морской огурец» и «Большеротая Жизель. Приключения русалки или - глотай!».
    И что жена его, Леони – большой меценат, благотворитель и законодатель мод. Участница всевозможных показов и конкурсов. А Симеон как бы при ней. Присутствует и все это участие оплачивает. «Действительно, получила все, что хотела, - подумал он, прожевав какой-то особенно скользкий деликатес, - больше желать уже кажется некуда». Помолчали. «Хорошо, - сказал Симеон спустя несколько минут, - а кроме глобальных светских мероприятий я еще чем-либо занимаюсь?» Оказалось, что особо ничем. Дела ведут управляющие, работа спорится, а Симеон ко всему этому вроде как и отношения не имеет. «Ладно, - зашел тогда с другого конца Симеон, - будем ближе к людям. Что запланировано конкретно на сегодня?» Альфред деловито зашуршал бумагами.
    - Когда ваша милость закончит завтракать, вас ждут на конюшне, привезли новых арабских скакунов, после легкий обед, потом фотосессия для журнала «Богатые и не жадные», затем вы играете в гольф с партнерами по бизнесу, после небольшого отдыха вас ждут в доках, будет проводиться спуск на воду вашей новой прогулочной яхты. Заканчивается все небольшим торжеством по этому поводу. В узком кругу. Человек на триста, не больше.
    - Небольшом? – оторопело спросил Симеон, - на триста? И так каждый день?  - Альфред невозмутимо кивнул. – Пошли, - обреченно поднялся олигарх. – Посмотрим, как замечательно я живу.
    Пока шли к конюшне, Симеон осматривался. Вон сцена, вон на траве суетятся, расставляют шатры официанты. Для вечерних торжеств, надо полагать. А вон бассейн, девок опять полно, спасатели мускулами играют, блестят на солнце. Не дом, а санаторий – определенно. «А раньше по двору только куры, да коты шлялись, - с тоской подумал он». Кстати! А где Сильвер? Альфред почтительно ответил, что Сильвер встал пораньше, был выведен погулять, накормлен, а сейчас им, как и мадмуазель Зизи; так оказывается звали одну из двух болонок, с которыми вчера не расставалась Леони; занимается личный парикмахер. Шандец тебе, Зизи, повеселел Симеон, ну хоть Сильвер хорошо устроился. Это радует. А тут у нас что? Кухня. Нет, тут точно кормится целый пансионат, вон одних поварят суетится человек тридцать. Английский сад и садовники при нем, все как на картинке. А вот и конюшня, которая больше напоминает ипподром. Ржали лошади, конюхи таскали сено, какие-то бабы уже разъезжали по кругу, красуясь белыми гетрами. Арабские скакуны были прекрасны, правда на кой черт они нужны, вон и так целый табун лошадей, но, видимо, так надо. Скакуны били копытом, косили глазом и показывали норов. Понимали важность момента. Рядом бил копытом конюх, восторженно рассказывал о какой-то совсем уж умопомрачительной родословной, тряс бумагами с гербовыми печатями и выглядел так, будто сам и являлся отцом этих скакунов. После заглянули в гараж. В полумраке матово блестели полированными боками ряды авто. Бригада механиков была при деле. Кто спал, кто в карты дулся. Значит все в порядке. За гаражом виднелись еще два опрятных безликих зданьица. Пожарная часть и служба безопасности, любезно пояснил Альфред. Охренеть можно. Симеон голову мог прозакладывать, что спроси он о наличии боевых водолазов, нашлось бы и такое подразделение в его вотчине.
   Что там в расписании? Обед. Давайте подкрепимся, а то от обилия впечатлений аппетит разгулялся.  В доме есть не хотелось, попросил чтобы подавали на малость уже знакомой лужайке. Снова хрусталь, крахмальные скатерти, куча незнакомых столовых приборов и обилие деликатесов. Но уже немного освоившийся Симеон решил не робеть. Смело сел, слуг прогнал. Альфреда усадил рядом. Есть одному, да еще под надзором нескольких десятков пар глаз? Увольте. Не в ресторане. Я у себя дома, поэтому ем как хочу. Альфред даже за столом спину держал прямо, к еде не притрагивался. Так не пойдет. Взял вино, разлил обоим по бокалам. Давай, Альфред, бери чего не жалко, не знаю, как было раньше, а теперь будем без церемоний. Помощник ты дельный, так что давай запросто. Симеон выпил, хватанул на тарелку сразу половинку цыпленка, обложил салатами, украсил все это каким-то желе. Из ближайших кустов выскочил завитой и напомаженный Сильвер. Следом волоклась определенно счастливая Зизи. Сильвер, старый приятель. Бросил ему цыплячью ножку, тот только зубами клацнул. Вот это по-нашему. Сейчас мы тут половину яств уговорим, а ты, Альфред, не робей, новые времена идут. Рассказывай дальше.
   И ничего. Отлично пообедали. Альфред если и был обеспокоен какими-то переменами в хозяине и его ходьбой в народ, то виду не подавал, а после и сам немного расслабился. Мимо со своей свитой куда-то проследовала Леони. Послала воздушный поцелуй, Симеон в ответ помахал вилкой. Леони опять закатила глаза. Ничего, пусть привыкает. Слуги потащили к ней сонную Зизи, ну понятно, Сильвер времени зря не терял, вон лопает в три горла. Кости грызет, перемалывает без остатка. Что уродится то интересно от такого мезальянса. В любом случае будет весело. Тем временем вся кавалькада погрузилась в авто и умчалась в сторону города. Спа-салон и шопинг. Развеяться, - предупредительно пояснил Альфред. Отлично. Еще меньше вопросов. Что там у нас после обеда? Гольф? Не надо. Поспать надо после такого обеда. Пускай сегодня погольфируют как-нибудь сами. А сообщи-ка им, Альфред, что я сегодня не могу. Я работаю с документами. А мы спим.
    Проснулся, когда солнце клонилось к закату. Нажал кнопку, Альфред объяснил систему вызовов, расторопные слуги уже волокли смокинг. Как же, яхта, много прессы, особенно из тех гламурных журнальчиков, которые так любит Леони. Еле отбрехался. Сошлись на темных джинсах, туфлях и темной же рубашке. До машины добрался сам, дорогу уже помнил. За руль? Куда там. По статусу не положено. Шофер привезет. А ты сиди. Смотри в окно, кури трубку. А табачок хорош. Лучший, надо полагать. В доках уже толпился народ. Сверкали вспышки, дамы блистали. В центре, ясное дело, жена. То там, то сям из толпы доносились взрывы смеха. Появление Симеона вызвало бурю оваций. Вряд ли он к этому сможет когда-нибудь привыкнуть. На стапелях возвышалась красавица-яхта. Правда называть это яхтой можно было с большой натяжкой. Скорее уж средних размеров лайнер. Ну да, как раз для их «узкого круга». Задав пару вопросов, Симеон выяснил, что эта «яхта» у него уже седьмая по счету. В их семье кто-то определенно страдал гигантизмом. Ах все согласовывалось с Леони? Ну тогда все ясно. Брызги шампанского из разбитой о нос корабля бутылки, яхта заскользила вниз, миг и вот она уже покачивается на волнах у причала. Крики, опять шампанское, но уже в бокалы, снова бесконечное сверкание вспышек. Еще вечеринка для своих? Нет уж, увольте. А спальня со звукоизоляцией? Отлично! Как раз то, что нужно. Пошли, Сильвер. Об остальном я подумаю завтра.
    Проснулся в тишине и на том спасибо. Уже привычно тыкнул кнопку звонка. Явившемуся слуге дал задание насчет одежды (попроще) и завтрака (полегче). Прошвырнулся в ванную, а когда вернулся, одежда: джинсы и рубаха были аккуратно разложены на убранной кровати. За дверью топтался Альфред.
   - Позавтракаем? – спросил Симеон, зашнуровывая ботинки, - поведаешь, что день грядущий нам готовит.
   За завтраком выяснилось, что день грядущий приготовил увеселительную прогулку на яхте, традиционный бизнес-ланч в компании особо отличившихся менеджеров и прочих лучших работников месяца, выступление на презентации новой рыбной консервы: «Завтрак пирата» и легкий ужин. Ну с этим все ясно. Опять гульба до утра. «Скажи, Альфред, у меня все дни такие, ммм…- Симеон неопределенно покрутил в воздухе бутербродом, - насыщенные и бесполезные?» Альфред невозмутимо кивнул. Леони как обычно отсутствовала. Хорошая жена. И день интересный….
     ….Спустя месяц такой сладкой жизни Симеон готов был завыть от тоски и безысходности. Окажись на его месте кто другой, наверное был бы счастлив, как и Леони, а она была счастлива, рыбка свое обещание сдержала. А у Симеона не получалось. С утра до вечера он ни черта не делал, однако целыми днями был безумно занят. Он спускал на воду линкоры и катамараны. Присутствовал на всех мало-мальски значимых выставках, открытиях и прочих мероприятиях, большую часть которых к тому же сам и оплачивал. А как иначе. Ведь Леони у нас меценат и благотворитель. На мужнины деньги. Он открывал кафе и рестораны, скупал картины и антиквариат. Делал смелые заявления в различных ток-шоу, выступал перед деловыми людьми, рассуждал о политике и давал свою оценку по поводу необоснованного повышения тарифов на чего-нибудь и где-нибудь. Собственно только на тех самых выставках он жену и видел. Там и еще на фотосессиях, где они успешно изображали успешную пару. Он устал от вспышек и лицемерия. Он устал быть бесполезным. Зато вся обслуга в нем души не чаяла. Пару раз он, откровенно наплевав на свои не такие уж и обязательные обязанности, прихватывал пару ящиков хорошей выпивки и закуски и заваливался в дом, где квартировал персонал. Дымил в бильярдной, чесал языком на всякие житейские темы и просто отводил душу. Из разговоров понял, что простой народ и так в общем хорошо к нему относился, ценил за близость к корням, а потому особых перемен в хозяине и не заметил. Из тех же разговоров узнал, что жена его замечена в интересных отношениях с садовником и уборщиком бассейна. Вот те раз. Можно представить, какими фильмами руководствовалась Леони, остановившись на представителях таких творческих профессий. Не хватало только сантехника. Мда. Не совсем этого ожидал Симеон, загадывая свое желание. Хотел жить по совести и другим помогать, а вышло так, что кормит стаю нахлебников. Невелико достижение.
   А посему, черной-пречерной ночью, в самой малоосвещенной части причала, мимо контейнеров с рыбой и ящиками готовых к отправке грузов, скользила темная фигура, кутаясь в плащ и пряча лицо под широкополой шляпой. Но вот в прорехах туч проскальзывает луна, освещая своим зыбким светом происходящее и в таинственной личности мы с удивлением узнаем Симеона, олигарха и всеобщего героического любимца. Что он делает тут один. В такой смутный, неподходящий для богатых людей час шляется непонятно где и без охраны. А это он бежит от своего счастья навстречу неизвестно чему. Да и счастье-то оказалось с душком. Жена превратилась в картинку, сытая жизнь стояла комом в горле. От безделья стал набирать вес, от тоски боялся спиться. Решив, что так дальше продолжаться не может, он прокрался в самый дальний угол пирса, распугав попутно целую ораву кошек; ну а как иначе, если столько рыбы вокруг; нашел свой старый баркас, который покачивался на волнах там, где он его и оставил после своего последнего свидания с рыбкой. Взял весла, посмотрел в черное, с быстро пробегающими тучами небо, плюнул и поплыл, стараясь не производить лишнего шума. Не хватало еще быть пойманным своей же охраной. Поплыл подальше от жены, музыки, пьяных криков и такой беспутной, такой чужой жизни.
    Выбравшись за пределы акватории порта, отложил весла, завел мотор. Пока возился, тучи сгустились, стал накрапывать мелкий дождик. Мотор весело застучал и катерок резво понесся прямо в ночь. Дождь усиливался. Утонуть Симеон не боялся, не та погода, заблудиться тоже не грозит, всю жизнь тут плавал, да и свет маяка служит отличным ориентиром. На маяке Джуз, старый знакомый, свою работу знает, если бы дело шло к шторму, предупредил бы, он многих от верной смерти спас, его прогнозы всегда точны. А в море, пусть и в такую погоду, Симеону сейчас спокойнее чем дома. Да и не его это дом. Как и жизнь он сейчас не свою проживает. Ненастоящую. Больше всего волновался за то, приплывет ли рыбка. Дрыхнет небось где-то под камнем, натворив таких вот «добрых» дел и в ус не дует. Хотя чего он. Она честно выполнила то, о чем он ее попросил. И ничего сверх того. Дождь лил, лупил по плащу, стекал с полей шляпы. Симеон не двигался. Стоял, нахохлившись, ждал. Дождался. Сначала показалось, что там, в густой толще воды появилось какое-то светлое пятно. Пятно становилось ярче, блуждало, рыскало в разные стороны, но уверенно приближалось к нему, Симеону. Здрасте. Мадмуазель верна своему стилю. Электра или как там ее была как всегда на высоте. Одетая в ярко розовый дождевичок, в одном плавничке держала зонтик, в другом фонарик, которым она и светила в разные стороны.
    - Малаа-адой человек, не проводите в библиотеку? А тот тут так темно и страшно, - не сдержавшись, рыбка захихикала, - здорово, СимОн, так теперь тебя, кажется, величают?
   - Тьфу, - Симеон не скрывал радости, у него было такое ощущение, будто встретил старого друга. А может так оно и было. С ней он вновь чувствовал себя спокойно. Вновь становился собой. – Зачем тебе зонт и дождевик, ты ведь и так в воде.
   - Старая стала, - вздохнула Изольда, - сырость плохо переношу. Лапы ломит и хвост отваливается, - она снова засмеялась. Симеон только фыркнул. Приплыла ведь, знала, что нуждается в ней. – Ну, рассказывай, - рыбка направила свет фонарика прямо ему в глаза, - и смотри не врать мне тут, вмиг сгною в казематах пытошных, застенках потаенных, ой, что-то меня опять не туда понесло, ну в смысле, какая она, жизнь олигархическая?
   И рассказал ей Симеон. Все рассказал. И про жизнь свою невеселую, и про жену бестолковую, ставшую вдобавок совершенно чужой. А ведь он любил ее, иначе никогда не решился бы на такой шаг. И что живет он, будто со стороны смотрит. Говорил и не мог остановиться. А рыбка слушала. Она все это знала и так, но бывает, что человеку необходимо выговориться. Есть у него такое право.
   Симеон закончил, рыбка молчала, дождь шел и похоже останавливаться не собирался.
  - А ведь я предупреждала, - сказала Изольда грустным, незнакомым доселе голосом и Симеон внезапно осознал, какой древней и мудрой была рыбка. Знающая наперед все ходы всех жизненных партий. Мудрой и потому грустной. Скрывающая грусть под напускным весельем, потому что когда знаешь абсолютно все, жить с этим бременем невозможно. Потому как незачем. – Я даю лишь то, что просишь и ничего более. Таков закон. А теперь к черту тоску и нытье, давай думать, как все исправлять будем, - рыбка вновь стала прежней: лихой и бесшабашной. Достала блокнотик, карандаш и приготовилась записывать.


И не введи нас во искушение…


   - Хочу, чтобы исчезла у нее эта болезненная тяга к «показухе». Чтобы умная была, добрая, - размечтался Симеон. – Любила труд и знала его цену.
   - Умная, благочестивая, - строчила в блокноте рыбка и глаза и ее блестели, - если честно, в первый раз вижу, чтоб старались не для себя, а для кого-то.
  - Я для нас обоих стараюсь, - проворчал Симеон. – Ну что скажешь? Нормально загадал?
  - Поживем – увидим, - ответила Изольда рассеянно, думая о чем-то своем, - желание в запасе у тебя еще есть.
   - Да вот хотелось бы уже без экспериментов, - отрезал Симеон. – Просто по-человечески жить хочется.
  - А этого всем хочется, - захлопнула блокнотик рыбка, - удачи тебе, если что заплывай, поболтаем.
   - Ага, и тебе не мерзнуть, одевайся теплее, - вновь не выдержав, улыбнулся он. Не мог он злиться на рыбку и все тут. Хотя чего на нее злиться. Во всех своих бедах чаще всего виноваты мы сами. И наши неправильно понятые желания.
    Домой плыл уже в тишине, пока разговаривали, как-то сама собой стихла, растворилась в воздухе, почти без перерыва бухающая весь последний месяц музыка. И слава Богу.  Приближаясь к берегу, увидел свой старый причал с огоньком на мачте – чуть не прослезился. Будто домой вернулся после долгих скитаний, впрочем именно так оно и было. Знакомая тропка, знакомый задний двор, Сильвер привычно потрусил к своей будочке. Крыльцо и кресло-качалка. Урррааа. Открыл дверь, вошел в дом. Все как обычно. В спальне тихо сопит жена – ну не прелесть? Что-то там в углу мерцает. Ноутбук наверное выключить забыла. А пахнет чем. Духами видно баловалась. Пускай. А теперь спать. Спокойной ночи, Леони.
    Проснулся поздно. Ночное шатание по морям, да еще под дождем, утомляет. Однако. Некоторые перемены все-таки имели место. То, что Симеон ночью принял за свет монитора от невыключенного ноутбука, оказалось чадящей лампадкой, освещавшей внушительных размеров иконостас в углу, откуда на него не мигая смотрели бородатые  святые. Скорбно и неотвратимо. Симеон поежился. Вот и причина запаха выяснилась. Лампадное масло. Помимо запаха в воздухе витало незримое чувство вины. Быстро встал, торопливо, стараясь не встречаться взглядом с суровыми ликами, оделся и выскочил на кухню. Вроде все то же, но не совсем. Опять не протолкнуться среди икон. Жена возится у плиты, одетая в какую-то серую хламиду. На голове черный платок. Пахнет чем-то пресным и несоленым.
   - Здравствуй, батюшка, - повернувшись к нему, поклонилась в пояс Леони. – Как почивали?
   Потянулся обнять, увернулась: «Что вы, батюшка, грех». Ого. Ладно, с грехами потом разберемся. Потянул носом. Есть хотелось очень. Ночные скитания и морской воздух навевают зверский аппетит. Неплохо бы получить чего-нибудь на скорую руку типа яишенки с колбасой. «Так ведь пост же», - строго молвила Леони. Понятно. Поели.
  Получил Симеон в итоге тарелку щавеля с огурцом и миску чечевичной похлебки для Сильвера. «С таким же успехом могла просто воды налить», - подумал он, толкая дверь и выходя во двор. Посидит лучше на свежем воздухе. Под присмотром святых как-то не по себе. Удручает с непривычки. Сильвер сунул нос в миску, чихнул, посмотрел с укоризной и залез обратно в будку. Похрустев щавелем, Симеон отложил тарелку в сторону. Все правильно сделал, Сильвер, поем у матери и тебе захвачу чего-нибудь более съедабельного. Рыбка, засранка, опять оттянулась по полной. Скромности и смирения она отсыпала от души. Не получается у нее в меру. То в одну сторону заносит, то в другую перекосит. Набил трубку, запыхтел, задумался. Зазвенело распахиваемое окно: «Батюшка, - запричитала Леони, - договор же у нас заключен не поганить двор табачищем. Бросали бы вы это искушение бесово». Тьфу. Спасибо, рыбка. Большое, христианско-смиренное спасибо. Ладно. Поплыли работать. Побыл олигархом, хватит. Что-то подсказывало, что в ближайшее время рыбка на глаза ему не покажется. Наслаждается небось произведенным эффектом.
    И потянулись дни. Тусклые, безыскусные, с налетом благочестия. Симеону иногда казалось, что сунули его в чей-то карман, да там и забыли. И проводит он время, изучая суконную подкладку, преуспев лишь в распознавании различных оттенков серости. Целыми днями трудился в море. Сытая жизнь закончилась, нужно было думать и о хлебе насущном, что в принципе нормально. Неясно было лишь почему при всем этом он должен кормить и содержать еще и целую ораву непонятно кого. В доме вечно болтались какие-то черницы и прочие богобоязненные старушки, которые постоянно шушукались, заняв все углы, стращали и всячески настраивали против него Леони. Жрали при этом в три горла и практически постоянно. Во дворе обреталась шелупонь попроще. Маги, экстрасенсы и чародеи разных ступеней посвящения и оттенков магической интенсивности. То тут, то там возникали стихийные спиритические сеансы, били фонтаны энергии и бесперебойно вызывались духи, чтобы разъяснить текущее положение дел и дать туманные прогнозы на ближайшие полчаса. По воскресеньям всей гурьбой таскались в церковь, в остальное время тоже были страшно заняты. То у них пост, то обеты, то бдение всенощное. В общем деньги расползались неизвестно куда, а к Леони по-прежнему было не пробиться. Совсем тихой стала. Как мышка пугливая. И домой, увы, возвращаться опять не хотелось. Он уже стал привыкать к этому невеселому факту. Вдобавок у калитки его поджидали какие-то бородатые попы, истово крестили и заводили волынку о спасении. Кого от кого спасать Симеон так и не понял. Прошел месяц и он все понял. Перехитрила его рыбка. Придется опять на поклон идти. Плыть, если выразиться точнее. Покоя уже не будет. В одном углу кадилом машут, на кухне крапиву отваривают, во дворе колокольню возводят. Поплыли, Сильвер. «Все понимаю, - думал Симеон, - но не дорос я до смирения. Рано мне еще. Мне охота вкусно и вредно поесть. И трубочку выкурить. И с женой помиловаться. Я человек простой. Со своими простыми слабостями. Не идеальный. Ну, рыбка…»
    Бросив якорь на знакомом месте, даже удочки расчехлять не стал. Чувствовал – приплывет. Смеркалось. «Не стало бы традицией», - подумалось мельком. А из под воды уже привычно засияло, хвостатая не изменяла себе. Подплывала к лодке, одетая в епископскую мантию и папский колпак. Над головой сиял нимб. В одном плавнике был зажат суковатый посох, в другом – здоровенный крест, который она воинственно направила в сторону Симеона.
     - Молилась ли ты на ночь, Дездемона? – возопила рыбеха, - в смысле покайся же, нечестивец. Нет желания? – глянула она на него хитро, - а то гляди, я сегодня добрая. Отпускаю грехи, чищу карму, катехизю по мелочи. Изгоняю бесов. Оптом.
   - Ты меня когда-нибудь точно доведешь до греха, - засмеялся Симеон, - и будет у меня на обед жареная болтушка. Ты чего с женой сделала? Она теперь сама как рыба, не в обиду тебе будет сказано. Тихая и холодная. Весь день в молитвах. То нельзя, это не положено, это грех, а это надо еще с батюшкой обсудить. Про плотские утехи забудь, да и про все остальное, если честно, тоже. Что ж тебя так в край то кидает, ты бы поумереннее регулировала заносы. А то все по максимуму и без передышки.
    - Прощения просим, - потупилась рыбка. – Хотела чтоб ты сполна погрузился в пучину событий. Оценил ширину возможностей и простор желаний.
    - А ну-ка хватит мне заливать, - снова улыбнулся Симеон, - пакостишь и довольна. Ты хоть посоветуй, как дальше быть, последнее желание осталось. Не хотелось бы и его потратить впустую. А то нашкодишь опять, а мне это на всю жизнь.
    - Не могу, - вздохнула Изольда и вновь он увидел в ней что-то настолько глубокое и древнее, что на какое-то мгновение его обуял дикий, животный ужас. Лишь на секунду, на миг, но и этого было довольно. А потом он запретил себе об этом думать. Осталось последнее желание и надо сформулировать его предельно  четко.
    - Готова, твое святейшество?
   -  О да, сын мой, - завертелась юлой рыбка, - жги глаголом. Помни, все зависит только от тебя. Я лишь скромная исполнительница.
   - Ладно. Исполнительница. Слушай мое желание.


Боб Марли или как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.


    - Значит так, - сосредоточился Симеон. – Она должна любить жизнь.
    Вспомнив Леони, которая в своем нынешнем образе походила на унылого скворца, передернулся и продолжил, - любить жизнь во всех ее проявлениях. Она должна ценить то, что имеет и радоваться каждому мгновению. Каждому мигу. Должна встречать день с улыбкой и наполнять его светом и добротой. Ну как?
    - Мой герой, - рыбка восхищенно сложила плавнички на груди, - лучше и не придумаешь.
   - Слушай, - вдруг спросил Симеон, - а почему ты мне помогаешь? Я ведь не особенный, никакими талантами не обладаю, таких ведь много. Почему именно я?
   - А почему ты решил, что такой один? – удивилась рыбка. Много вас было. И я сама выбираю. Кому-то являюсь в назидание, кому-то забавы ради. А тебе я действительно была нужна. Только ты пока еще этого не понял.
   Сказала, махнула хвостом и была такова. «Ну да, - закряхтел Симеон, - не было печали». И поплыл обратно к дому. Пока болтали, пока желание загадывал, опять стемнело. Но издали причал выглядел как обычно. С виду все как всегда. Я иду к тебе, Леони, оживай.
    Домой попал уже за полночь. Вроде все на месте. Хотя в темноте много ли разглядишь, ну а с другой стороны что могло измениться – наученный горьким опытом прошлых желаний, Симеон глобальных перемен не просил. Счастья просил. Небольшого. На двоих. Но вроде все тихо. Лампадного сияния не наблюдается, но появился странный запах чего-то горелого. То ли тряпок, то ли пластмассы. Хотя чего удивляться. Раз иконы исчезли, значит их место опять занял ноутбук и жизнелюбивая Леони сидела допоздна. А летом ноутбуки, как известно, здорово греются. Спокойной ночи.
    Просыпался без иллюзий. Последние месяцы приучили быть готовым к любым неожиданностям. И все равно увиденное повергло в такой испуг, что Симеон чуть не выпрыгнул из кровати. Сначала ему показалось, что рядом с ним лежит клоун, которого выгнали из цирка за пьянство. Но нет. Это была Леони. С дредами зеленого и розового цвета, жутким пирсингом где только можно и даже, наверное, там где нельзя и сочным утренним перегаром. Сон Леони был сладок и безмятежен. Отлично! Приключения продолжаются. Спасибо тебе рыбка еще раз. Как раз именно размалеванного попугая в качестве жены мне и не хватало для счастья. Спи, Леони, а я пойду посмотрю, что еще интересного ждет меня сегодня.
    Класс. Любовь к миру и ближнему рыбка создавала с особым чутьем и тактом. Какие там иконы. Всюду вперемешку валялись: гитары, упаковки из под чипсов, полуголые девки, пустые бутылки и мрачные рокеры. Попадались еще пластиковые бутылки, горлышко которых было заклеено фольгой. Теперь понятно почему пахло горелой пластмассой. Компания оттягивались по полной. В соседней комнате тоже спали вповалку какие-то патлатые личности. Пахло перегаром и грязными носками. Какой-то слет студентов-практикантов. Стараясь ни на кого особо не наступить, Симеон пробрался на кухню. Здрасте. Спиной к нему стоял незнакомый хмырь в фартуке, надетом на голое тело и что-то помешивал на сковороде. Пахло вкусно, но созерцание голой задницы аппетита не прибавляло.
    - Здорово отец, - мастер-шеф повернулся к Симеону, - как сам? Котлетку будешь?
    - Пойду воздухом подышу, - попятился от кулинара Симеон.
     Котлетку взял. И не одну, а две – Сильвера покормить. Мда. Во дворе царила вовсе уж праздничная атмосфера, чем-то напоминающая времена его веселого олигархизма. Чем? А толпами непонятного народа. Только если тогда было не протолкнуться от смокингов, то сейчас все стало куда непринужденнее. То там, то сям натыканы палатки разноцветные, между ними натянуты веревки, на веревках сушатся трусы и прочие важные детали гардероба. Из палаток торчат ноги. От нескольких погасших костров вьется дымок. Кто-то уже встал и позевывая бродит кругами. Кто-то тренькает, настраивая гитару. Вот из палатки выбралась лохматая девица и прямо в чем мать родила прошествовала к бочке с водой, где принялась шумно умываться, фыркая и кося по сторонам шальными глазами. Вертеп. Помесь Артека и доброй такой, непринужденной групповушки. «Черт, да это же хиппи! – осенило вдруг Симеона. – Дети цветов, блин». Это все объясняло. И повальную лень, и неразборчивость в одежонке и любовь ко всем и сразу. «Она должна любить жизнь, радоваться каждому ее мигу…», - вспомнил Симеон, как он тщательно втолковывал это рыбке и заскрипел зубами. Ну почему. Почему надо было так извратить все и выбрать самый паскудный вариант из всех возможных. Чем я тебе так насолил, хвостатая, за что ты мне так мстишь?! Плюнул и уплыл восвояси. А дальше уже все известно. Симеон с утра до ночи в море, жить то надо на что-то. А дома неторопливо разворачивался и пускал газы филиал Вудстока. Одни хиппари сменялись другими, весело лопали добытую им рыбу и особо не напрягались. Пытался поговорить с Леони, а толку. Вечно то пьяная, то обдолбанная. Пару раз выковыривал из их с ней когда-то общей постели каких-то укурков. Даже не говорил ничего. И рукой махнул, и сам руки опустил. Сил уже не было. Она действительно любила мир и всех вокруг, как и договаривались. Уговор рыбка выполнила честно, а все остальное уже проблемы Симеона. На нее, рыбку то есть и оставалась последняя, зыбкая, отчаянная надежда.
   Шли дни. Хиппи обживали двор, Симеон пропадал в море, выжидая когда появится рыбка и подскажет что делать дальше. Она и появилась в один из дней. Без веселья и спецэффектов, молча плавала рядом, пока Симеон понуро и отрешенно вытягивал тяжелые сети. Заметив рыбку, бросился к ней, слова не поспевали за мыслями
    - Что ты натворила, - его как прорвало, - говорила, что появилась в моей жизни, чтобы помочь. Вот так ты всем помогаешь? Жена превратилась в глупую, полупьяную шалаву.
   - Ты просил, чтобы она любила жизнь и радовалась каждому ее моменту, - рыбка была печальна и грустна, - она любит жизнь и радуется, разве это не так?
    - Так, - вынужден был согласиться Симеон.
    - Ты хотел, чтобы она ценила жизнь во всех ее проявлениях и наполняла мир светом и добротой, разве ты не получил то, о чем просил?
   - Но не таким же способом! - завопил Симеон.
   - Итак, - продолжала рыбка, не обращая на его крики ни малейшего внимания. – ты получил то, о чем просил. Желание исполнено. Третье и последнее.
    - Не понял, а теперь что делать?! – оторопел вконец от ее холодной рассудительности Симеон, - до конца дней своих терпеть в доме толпу обдолбанных идиотов?
    - А это уже тебе решать. Хочешь - терпи, а хочешь, становись таким же.
    - Твою ж мать, - он не сдержавшись схватил весло и изо всех сил лупанул по тому месту, где только что была рыбка. Не попал конечно. Уплыла рыбка. Вот и поговорили.      
     Ну уж нет. Этого терпеть мы не будем! К черту! Сколько можно вечно прятаться в море от своих проблем. Выплеснув всю только что выловленную рыбу обратно в воду, не до нее сегодня, завел мотор и на всех парах помчал катер к берегу. Пришвартовавшись, так же споро направился к дому. Отлично. Картина ничуть не изменилась. Хиппари вертели Сильвера в разные стороны, неторопливо обсуждая в какой цвет его лучше покрасить. Бедняга только головой мотал, пытаясь укусить за крепко державшие его руки. Увидев Симеона, залаял. Эти болваны опустили собаку на землю, без особого, впрочем, раскаяния и малый со всех ног помчался к нему.
   - Ну что, укурки, - весело сказал Симеон, выламывая прямо из ограды здоровенную жердину. Настроение стало легким, будто сбросил с плеч рюкзак, набитый тоской и неопределенностью последних месяцев, - пришло время познакомиться поближе. Отойди-ка в сторонку, Сильвер. Сейчас мы тут наведем порядок.
   И дело как-то сразу пошло на лад. Пыль стояла столбом, в центре пыли стоял Симеон и орудовал жердиной: то как дубиной вразумительной, то как перстом указующим, шлагбаумом то бишь, направляя особо ретивых в сторону калитки. Хиппари разбегались врассыпную, что твои тараканы. Сверкали в пыли пятки, рюкзаки, сиськи, флаги, штаны чьи-то дырявые. Девки визжали. В хлеву солировали свиньи, постепенно подключаясь к общему веселью. Тявкал Сильвер. Не удержавшись, ринулся в гущу боя, хватал обидчиков за всякие мягкие места, придавал дополнительное ускорение. Прелестная картина получалась. И спустя пару часов все было кончено. Филиал Вудстока сообщал о своем внеплановом закрытии по техническим причинам. Волосатики грустной муравьиной гусеницей спускались к морю и разбредались кто куда. Хлопали на ветру лохмотья драных палаток. Жалобно тренькали пережившие побоище гитары. У ограды покуривал Симеон. Наблюдал за исходом. «Люди они в сущности неплохие, - размышлял он, - ленивые только». С другой стороны те, кто проживал тут во времена его олигархического правления, были ничуть не лучше. Дело лишь в упаковке.
   «А если кому подработка нужна сезонная или помощь – обращайтесь, - крикнул он в спину последним участникам погорелого театра. – Работа всегда найдется. Раскрас только боевой смойте и милости просим». Дети солнца лишь ускорили шаг, чтобы побыстрее скрыться с глаз долой от этого злого дядьки, который долго был сначала добрым, а потом взял и испортил им такую чудесную жизнь. «Мало я вас перевоспитывал, не успел, - вздохнул Симеон, - ну да ладно». Оставалось еще одно незаконченное дело.
   Леони сидела на кровати в одних трусах, курила какую-то вонючую самокрутку и казалось полностью выпавшей из реальности. Схватив свою благоверную в охапку, выволок во двор и окунул в бочку с водой. Хорошо окунул, с головой. Когда через минуту вытащил, Леони судорожно глотала воздух, зато в глазах появилось нечто осмысленное. «Что происходит? - прохрипела она, пуская пузыри». Ах что происходит? Окунем еще раз. И еще разок. Лучше? Прекратил тогда, когда жена перестала трепыхаться, лишь тяжело дышала, безвольно повиснув на его руках. «Считай, заново родилась, - проворчал Симеон, бережно помогая ей выбраться из бочки. Взял на руки, понес в дом.
   Трусы долой, вот тебе чистые, сухие. Рубаху мою бери, укутайся. Сиди на диване, а мы тебе сейчас чайку горячего организуем. С лимоном. Не весь лимон, надеюсь на свои «Маргариты» сраные извели? Все, отдыхай, Леони. Нет. Пива ни-ни! И водки тоже. Знаю, что первые пару дней тебе будет очень плохо. Это похмелье. А я рядом побуду. Вот тебе таблетка успокоительного. Спи. Патлы свои разноцветные расчеши только и спи. А меня, чую, ждет большая уборка.
    Леони проспала весь день и всю ночь. Симеон ее больше не трогал. Да и не до того было. Шерстил, убирал, чистил дом. Сжег во дворе кучу всякого хлама, остававшегося после нашествия богемной саранчи. Выскоблил и натер полы. Лег далеко за полночь. Проснувшись, первым делом проверил как там жена. Как же она исхудала, бедняжка. Маленькая, с большими темными кругами под глазами, она напоминала донельзя уставшую девочку. Дергалась, жалобно вскрикивала, что-то бормотала во сне. А Симеон смотрел и чувствовал, как ворочаясь внутри, раздирает сердце огромное чувство нежности. Это когда тяжело дышать, но легко улыбаться, несмотря на слезы и ком в горле. Сейчас, маленькая. Сейчас все исправим. Слетал в магазин, загремел, завозился на кухне. Рядом вертелся, путаясь в ногах донельзя довольный Сильвер. Слопал уже пару сосисок. Разбудив жену, загнал сначала в ванную, пусть дела свои женские сделает, в порядок себя приведет. После на кухню. Себе придвинул кофе и яичницу с пахучей чесночной колбасой, жене куриный бульон и сухарики. После чаек крепкий, горячий.
  - Что это было, - спросила Леони уже прежним, нормальным голосом, сжимая в руках дымящуюся чашку.
    - Ничего, - ответил Симеон. Ничего не было. Ты спала, а теперь проснулась.
    Ему было невыразимо жалко жену. Каким-то внутренним чутьем он осознавал, что сам виноват в случившемся. И одновременно понимал, что успел вовремя остановиться. Что все еще можно исправить. И что нет в этом ничего архисложного. Стоило ли столько всего городить, чтобы вернуться к пониманию таких простых истин. Видимо стоило, раз по-другому не получалось. Дав жене еще одну таблетку успокоительного (выглядела она гораздо лучше, но пусть еще поспит), сам отправился проверять снасти. Кризис миновал, никакого особого ущерба хозяйству эти дети цветов не нанесли, пора было возвращаться к нормальной жизни. Все образуется.
   Вернувшись вечером, обнаружил жену на кухне.
     - У нас совершенно не осталось продуктов, обернулась она к нему.
     - Ничего, - он шлепнул на стол две тяжелые картонные коробки с пиццей. – Объявляется вечерний пикник. О продуктах подумаем завтра с утра.
    Они спустились на пляж, где он расстелил одеяло, разложил снедь и разлил из термоса кофе. И светили звезды. И небо снова стало огромным, и падало вниз, растворяясь в своей черной, бархатной бесконечности. И шелестел прибой. И они снова были вдвоем. И уходили далеко в море две светлые полосы. Свет маяка встречался с дорожкой лунного света. Джуз не спал. Джуз охранял их покой. И все снова стало хорошо. И Леони улыбалась, глядя на этот переплетенный земной и небесный свет, крепко прижимаясь к нему. Двое не спали. Они остались в своей личной вселенной. В одной из последних августовских ночей такого длинного лета. «Пошли домой, - просто сказала Леони, - я соскучилась по тебе». И звезды взорвались.
   Проснувшись, Симеон сладко потянулся. Сегодня выходной, можно и поваляться. На кухне громыхала жена, пахло чем-то вкусным и доносилось развязное бормотание телевизора. «Когда она успела купить продукты, - лениво подумал он, как вдруг что-то привлекло его внимание - «Прослушайте прогноз погоды на сегодня, 29 мая», - лопался от оптимизма ведущий. - Стоп! Какой к черту май?! 29 августа. Что они там с ума посходили? А ну-ка». Он выскочил из постели и помчался на кухню, там на дверях висел календарь. Тоже 29 мая. Что за чертовщина. Сговорились тут все что ли?  «Здравствуй», - жена обернулась и Симеон сел на табуретку. Ноги не держали.  Леони была прежней. Никакой идиотской прически непонятных цветов. Вообще все стало по-прежнему. И все-таки что-то не так. «Чего глаза таращишь, - засмеялась жена, - марш умываться и за стол. Завтрак стынет». Ладно, как скажете. Изменилось. Все опять изменилось.
   - Знаешь, мне снился странный сон, - сказала Леони, когда они сидели за столом, и Симеон незаметно оглядывался по сторонам, не зная, чего ждать. – Будто глупой я была поначалу. Капризной. А потом богатой очень. А после в монастырь собиралась. А позже вообще завертело меня. И люди, люди. Всегда очень много совершенно незнакомых людей вокруг. И ты. Вроде рядом и вместе с тем очень далеко. Но никогда не исчезаешь навсегда. Не бросаешь. Странный сон. Будто по-настоящему все проживала.
   Поперхнувшись, Симеон отодвинул тарелку подальше. 
   - И что? - спросил он осторожно.
   - И ничего. Мне кажется временами я была такой дурой. Может такие сны даются нам как предупреждение. Какой же я была дурой.
   - Я тоже, милая, - Симеон встал, обошел стол и крепко обнял жену, - я тоже.


                Эпилог.

     И ничего. Зажили теперь. Счастливо, как и хотел Симеон. Он рыбачил. Леони, умница, хозяйство вела. Мать и сестры помогали. Помирились. А по выходным вместе в город. В кино, на выставку, после в кафе или ресторане посидеть. Понимал теперь Симеон, что не так уж много жене и нужно. Внимания капельку, ласки, да потакания маленьким женским глупостям немного. Он одного в толк взять не мог, куда подевались три месяца такой разной, но все-таки его жизни. А рыбка лишь улыбалась, сколько он ее не спрашивал. Да, виделись они теперь часто. Рыбка приплывала к нему так, запросто. Когда он понял, что все наши желания зависят от нас и наша мечта на самом деле гораздо ближе, чем кажется – все прояснилось. Она действительно появилась в нужный момент и появилась чтобы помочь. Пусть и таким сложным, тернистым путем, но Симеон пришел в итоге к своей мечте. А если получить все и сразу – все равно не оценишь. И не удержишь. Поэтому Симеон свое счастье выковал сам. Набивая свои шишки. Потому что чужие, как известно, не болят. И они оба с Леони понимали теперь эту простую истину. Тем трепетнее ее храня. А куда делись эти три месяца ведомо одной рыбке. Остались они только в памяти Симеона. Ну и ладно.
     Он как-то здорово накачался со своим старым приятелем, смотрителем маяка, Джузом и поделился тем, что давно держал в голове. Рассказал и протрезвел мгновенно. Уж слишком нелепо и неправдоподобно это все прозвучало. А Джуз лишь головой покачал, усмехнувшись в густую бороду: «Значит и тебе помогла. Старая подруга. Давно ее знаю. Просто так она никогда не появляется. И плату за свою помощь берет всегда одну. Твой собственный опыт. Потому что нет ничего дороже».
Она еще вернется. Она всегда возвращается.