ВЛАДИМИР ВЛАДЫКИН
ГОРОЖАНИН В СЕЛЕ
Есть на Донщине хутора при крупных колхозах. Эти хутора не очень большие, ну, от силы шестьдесят-семьдесят дворов. И расположены они от города по-разному: какие близко к центральной усадьбе колхоза, какие дальше, а третьи так и вообще удалены на приличное расстояние. Но как бы они не располагались: далеко или близко от города, а вывод напрашивается один: любой горожанин приезжает от своего производства не по своей воле в колхоз и невооружённым глазом заметит, что народу в селе катастрофически не хватает. Это для него не составляет затруднения взглянуть на самого себя. Почему он здесь оказался?
Между прочим, такой вопрос в колхозе он может вовсе и не задавать себе, а лишь довольствуется тем, что уже наблюдал, что здесь происходит на его глазах. Ему достаточно даже и то, что он видит себя в колхозе, и потому вывод сам напрашивается. Но он такой вопрос себе не задаёт, дескать, почему не хватает рабочей силы… А он, например, (если это дело имеет место по весне) выйдет из своего общегорожаножития и пройдёт этак вальяжно по хуторской улице. «Как тут тихо»! – скажет он про себя, а потом вечером заглянет в клуб, где и отдохнуть можно, фильм там какой-нибудь посмотреть или ещё как-нибудь по-другому отдохнуть. Если бывают танцы, то почему бы и не потанцевать с местными девушками. Да ему, собственно, и отдыхать-то не хочется, ему главное познакомиться с жизнью тружеников села. Ну, как тут все живут, может, ему узнать не совсем интересно? Да нет, ему и это интересно повидать. В дом в первый попавшийся, например, заглянуть. Но горожанину интересно ещё и то, как здесь люди проводят вечера и выходные? Хотя в свободное от работы время он видит, что у хуторян забот своих немало: телка с поляны привести и напоить, травы на огороде корове надёргать, дров нарубить для баньки. И вдруг он узнаёт, ему и косить свободно не дают, и делает он это украдкой, и даже дров нельзя привести, издавна корма хуторянин тут добывает сам. А потом выясняется: в колхозе он корма получает по разнарядке на заработанный рубль. Но их ему на всю зиму не хватает. Про эту заботу горожанину одна баба рассказывала, с которой однажды скоротал вечер на скамейке перед её двором. Она его и молоком парным угостила, и квас домашний выставила. Это тут лучшее лакомоство! И он с ней согласен.
А почему горожанин начинает так думать? Он здесь не встречал ни столовой, ни чайной, ни кафе. И даже не найдёшь подобных заведений не на всякой центральной усадьбе. Ну, кафе это для хуторянина роскошное заведение. А вот простой чайной или столовой, где можно было бы побеседовать и о житейских делах поговорить, или о чём-то другом, почему бы не иметь такого уютного места? Но об этом «другом» он видит, да и уже слышит, когда подходит к магазину, или, как это по-сельскому звучит – сельмагу.
Мужики после работы соберутся возле него, то есть за углом этого сельмага. Ну и соображают на троих. И по трое здесь сидят на траве по нескольку кучек людей мужского пола. Ну и соображают. Уже булькает то там, то тут. Конечно, и слышится ругань и мать-перемет в бога и в чёрта мужики кроют бригадира, как тот над ними измывается.
Но есть кто-либо и по-хорошему, тихо соображают на троих и, довольные собой, сидят с осоловелыми глазами. А потом бредут, покачиваясь, домой, а в руке сумка полотняная или авоська с остатками обеда, что жинка клала на обед. А может, и без него, так как все остатки пошли на закуску, для того, поди, и оставляют чуток. И вместо съеденного обеда в сумке или авоське две или три буханки городского хлеба на ужин и корове в пойло.
Хуторяне давно свойский хлеб не пекут, на это прошла мода. Что было, то было, да, жизнь в селе меняется.
А кто же у этих сельмагов околачивается после колхозной работы? Механизаторы, как и доярки встают очень рано, ещё солнце не встало, как они идут в бригаду. А доярки где-то собираются посреди улицы и в ожидании машины, обсуждают свои дела. И рано выгоняют на пастбище своих коров, которых пасут по очереди двумя дворами.
Так что возле сельмага собираются механизаторы, сеяльщики, плотники, шофера, разнорабочие, скотники. Да мало ли кто здесь кучкуется. Домой-то после все идут! Идут осоловелые, но идут своими ногами. Не валяются под забором. А может, и совсем тёпленькие и распевают некоторые песни.
Надо сказать, в хуторе мало что случается, а зачастую вообще ничего не происходит важного. Горожанин это знает, что по-разному в хуторе жизнь не идёт. Здесь редко какая баба изменяет мужу, все на виду. Разве где в укромном местечке какая-нибудь одинокая женщина спаруется с женатым, да и то, чтобы никто не узнал. Хотя чаще всего слухи грязные ходят.
У горожанина в городской квартире тоже бывает по-разному: то жена пьёт, то муж дерётся, то дети хулиганят. И горожанин уже знаком с каким-нибудь Иваном Ивановичем, идёт по его приглашению к нему домой. Иван Иванович знает, что горожанин не каждый раз бывает в деревне, надо ему своё хозяйство показать. Худосочный к себе не поведёт, справный – пожалуйста. Горожанин в подробностях не знает то, как живёт этот сельский труженик Иван Иванович. А если он читает газеты, в его распоряжении телевизор, радио и они талдычат о проблемах села, и по этим источникам информации знает, что и сельчане в материальном смысле не уступают уже горожанам.
Да и в культурном смысле тоже: телевизоры, радио, почти в каждом дворе! Это же почти роскошь. В клубе молодёжь ставит с завклубом художественную самодеятельность, которая не уступает популярным программам «Алло, мы ищем таланты» и «А ну-ка девушки». Пусть в чём-то и подражательно, ведь своих поэтов и композиторов, кроме двух-трёх баянистов и гармонистов, да одного балалаечника в селе нет. Но это же не везде бывают самородки, как «Ярославские ребята».
А уж что говорить о технике, в каждом дворе мотоцикл: если не с коляской, так обязательно двухколёсник «Восход», а то и «Ява». А велосипеды были в каждом дворе, пока не обзавелись мотоциклами. А сейчас сельский народ покупает новенькие «Жигули», «Москвичи». Хоть далеко не каждый удостоен колхозной награды. Но машины имеют и «Запорожцы», и довоенного выпуска «Москвичи».
Так вот горожанин и видит, что и дома в селе есть добротные, кирпичные, мазанки уже отходят, а внутри современная обстановка и телевизор у каждого хозяина, и холодильник, и стиральная машина. И даже газ проведён, но это только в том, какое село ближе к городу стоит, а удалённому приходится по старинке топить дровами. Но в последнее время стали обзаводиться газовыми плитами с баллонным газом под маркой пропан. И стало легче, один раз в месяц машина из района привозит на всех пропан в баллонах. Да что там, горожанин и сам живёт в городе где-то почти на окраине, куда газопровод ещё не протянули. И как ему не понимать селянина!
Но беда для горожанина была в другом. Вот слышит он, что колхоз такой-то и такой-то, да и он сам в таком-то и таком-то, так как названия его не знает. Его привезли со всеми горожанами, вот он и работает, собирает в саду яблоки. А какой этот колхоз ему как бы всё равно. Хотя интересно всё же узнать, как живут в селе.
В другой раз убирали помидоры после дождя, зашли на поле в сапогах. Так вот в том колхозе, кажется, все ресурсы есть, что можно как-нибудь, да, хоть как-нибудь благоустроить и грунтовой просёлок, и сельскую улицу. А то ведь горожанину, приехавшему оказать помощь селу, в своих туфлях как-никак не пройти в распутицу по летней или осенней хляби. А её тут почему-то закваской погоняют, что становится смешно. Народ высмеивает колхозное начальство, в свои дворы асфальт положили. А дорогу только умостили ракушечником. Из-за него дорога получилась волнистая и с ямами. По ней машины не ездят, они с ней рядом проложили вторую дорогу…
Возле дворов в дождливую погоду и в любой сезон не пройдёшь, ноги увязают в грязи по щиколотку и тащатся комья за обувкой. И зло страшное накатывает на горожанина, и кому ему ругать: колхозное начальство или своё, которые послало в село на уборку и надо как-то жить месяц в старом обшарпанном клубе, где одно лето, говорят, табором стояли цыгане. Что они тут делали, кто-то рассказывал. Ходили по дворам и просили фрукты, овощи. И когда им не давали, некоторые горланили: «Хозяйка, не дашь помидор, ночью в огород придём, и всё оборвём». Кто-то их милицией пугал, а кто-то и боялся цыганского разора, приносили с десяток…
Между прочим, вне меньшей степени горожанин зол не на одно начальство, но и на самих селян. За что же он так на них? А есть причина, и она в том, что он, горожанин, находится на поле, тогда как своих дочерей и сыновей у себя не то, что не удержали (это было бы полбеды для горожанина), они их сами выталкивают от себя в город. Разве это не ущерб колхозу и себе? Ещё какой! Но каким бы зло ни было, оно проходит.
Вот и солнышко из-за тучки показалось и начинало греть, а ветерок принялся дружно с ним сырую землю обдувать. Да уж и природа после дождя начала вид принимать помолодевший. Но что там за мысль вдруг пришла, так и не оставляет горожанина в покое? Да всё та же: почему молодёжь не держится в селе? Вот в чём беда для горожанина, что он тут очутился не по своей воле, и куда же при таком раскладе оно, село, пойдёт? Некому на селе работать и всё тут, а ему хоть лопни от тяжести земледельца. Труден этот путь! Но ему и думать уже об этом нет желания: почему молодёжь бежит в город? Одни едут учиться, другие работать.
Завтра горожанин тут последний день. Эта мысль его успокаивает и примиряет со всеми неурядицами, каких тут на каждом шагу полно. Бабы из колхоза несут что могут, горожанин тоже привёз сельских овощей и фруктов. А как без этого, коли так завелось издавна, с чем так и не сладили. И он себе говорит: «Пусть думают те, кто процесс с бегства молодёжи запустил». Хотя они все эти: то ли ушли из жизни, то ли на пенсии.
А вон и тот бригадир шагает, о котором он слышал нехорошие отзывы. Бригадир беспечен к досугу молодёжи, она ещё учится в школе, и пока на гитаре играет на крыльце клуба, который закрыт. Вот так и горожанину думается невесело. А что думает бригадир? Он заинтересован в нём, горожанине, больше, чем в своей молодой поросли. Ведь на будущий год, а может, ещё и в этом предстоит приехать убирать поздние фрукты ему, горожанину. Он всегда понадобиться, а молодёжи один путь - в город.
Вот беда-то какая свалилась на его голову!..
1976 г.