Продолжение
СТЕПНЫЕ ДОРОГИ
(в новой редакции)
ЧАСТЬ - 5
СВЕЖИЙ ВЕТЕР
5.1. ВОЗВРАЩЕНИЕ
1954 год.
Челябинск.
В самом начале 1954 года Степан Зарудный был освобождён из лагеря «подчистую», как искупивший свою вину. В справке, которую ему выдали на руки, значилась совсем другая фамилия, имя и отчество. Так как при допросе записал офицер «Смерша» из его же невнятных и противоречивых показаний. Но это не огорчало и не угнетало Зарудного. Если речь и слух с годами стали приходить в норму, то память предательски подводила его, то вспыхивая яркими бликами, то затухая, высвечивая лишь отдельные эпизоды в его жизни.
Терзало другое. Сильные головные боли приходили к нему в середине ночи и тогда тоска на несколько дней захватывала его сердце. Но потом вновь появлялось желание жить и радоваться окружающему миру, а нахлынувший прилив сил заставлял идти вперёд уже в новую жизнь.
Наверное поэтому в пустом пассажирском купе он открыто делился своей судьбой с единственным своим попутчиком. Немолодой мужчина слушал его не перебивая, а заодно и проводил параллели со своей судьбой. В минувшей войне он тоже потерял семью, а теперь, как и Зарудный, плыл по течению жизни, не противясь её гримасам.
Когда поезд остановился на станции Челябинск и они сошли на перрон, попутчик Зарудного сделал ему предложение:
- Знаете что, Степан, я приглашаю вас на пару дней к себе в гости.
- Как-то не совсем удобно, зачем вам эти заботы? – замялся Зарудный.
- Вам надо отогреться, отдохнуть, привести себя в порядок, а уж потом и поедете дальше. Соглашайтесь, - настаивал мужчина.
- Хорошо, Николай Сергеевич, я согласен, - улыбнулся Степан и они пошли в город к автобусу.
Большая трёхкомнатная квартира была хорошо обставлена, убрана и, согревая домашним теплом, располагала к отдыху. Но у хозяина был иной план и прежде чем сесть за стол, он приготовил ванну и сказал:
- Степан, снимайте с себя всю вашу тюремную одежду и складывайте её вот в этот бумажный мешок. Пока вы будете мыться, я её вынесу на мусор. Только так можно покончить с прошлым и начать новую жизнь.
- А что же я одену на себя? – улыбнулся Степан.
- Для вас у меня есть совершенно новый мундир старшего офицера. Вот только надо снять с него погоны и ордена. Нижнее бельё для вас уже лежит в ванной комнате. Тапочки вот стоят у двери.
- От меня вам только одни заботы и убытки.
- Какие же это заботы, а о тратах даже говорить не стоит. Я вам ещё дам комплект сменного белья и добротный чемодан, а ваш рюкзак вместе сапогами тоже бросайте в мешок. Всё это годится только на свалку. Возьмёте у меня новые хромовые сапоги, как раз будут вам под форму.
- Вы меня как на свадьбу готовите.
- А чем же вы не жених? Мне бы ваши годы.
- Спасибо вам за доброту, - засмущался Зарудный.
- Да. Возьмете, конечно же, шинель и шапку, они тоже у меня почти неношеные. Зато приедете домой как приличный человек, порадуете домашних. Мне, скажу вам откровенно, тоже будет приятно.
Пока Степан мылся, хозяин квартиры накрыл приличный стол. Когда сели, он разлил по рюмкам коньяк и поднял руку для тоста.
- Давайте, Степан, выпьем за наше знакомство и ваше освобождение.
- Спасибо. Я даже не знаю, как мне вас благодарить.
- В этом нет никакой необходимости. Ведь я тоже прошёл всю войну и видел там всякое. Скажу вам больше, я потерял на фронте жену и своего единственного сына.
- Я искренне сочувствую вам, Николай Сергеевич. Давайте и за них тоже выпьем.
- За всех кто не вернулся с этой войны, - добавил хозяин квартиры.
Выпили и снова стали говорить о войне и тех трудностях, которые пришлось пережить, а в самом конце хозяин заявил:
- Извините меня, Степан, но я как военный врач хочу вам сказать следующее: вам надо серьёзно лечиться. Как надумаете, приезжайте, я вас устрою в хорошую клинику.
1954 год.
Оренбуржье.
Районный центр Степное.
Районный центр встретил Степана трескучим январским морозом. Редкие заиндевелые деревья выглядели сиротливо. Окна домов померкли за причудливыми ледяными узорами. Посёлок словно вымер, убаюканный монотонно гудящими от мороза проводами. Зарудный точно знал, что от станции надо идти туда, где сходятся все дороги. Там в закусочной можно отогреться, попить горячего чая и определиться с дальнейшими шагами в новую жизнь.
В просторном помещении было хорошо натоплено, но в эти ранние часы посетителей ещё не было. Они, как правило, подтягивались к полудню и потом уже шли и шли до самого позднего вечера. Это обычно были шофера, трактористы, приехавшие в райцентр селяне или просто местные мужики, пожелавшие согреться спиртным и отвести душу по случаю получки или случайно подвалившего «калыма».
Взяв стакан чая и два куска чёрного хлеба, Зарудный сел за крайний столик в углу. Буфетчица всё это время пристально наблюдала за ним, а потом смело подошла и сев напротив, заговорила:
- Мы с вами не встречались на фронте? Вы очень похожи на нашего начальника штаба майора Петрова?
Зарудный поднял на неё удивлённые глаза и устало улыбнулся:
- Нет, мы не знакомы, вы просто обознались.
- Какое удивительное сходство! - заволновалась буфетчица. Ну, тогда извините, за беспокойство, - и отошла к прилавку, ругая себя за необдуманный поступок.
Но тут же, успокоившись, выпалила:
- Не мудрено и ошибиться, ведь сколько лет прошло, как закончилась война!
- Конечно, это мой мундир, - подумал Степан, - он и сбил с толку эту дамочку. А может просто ей захотелось познакомиться с новым посетителем, вот она и нашла для этого повод.
По всему было видно, что здесь, в закусочной, буфетчица была королевой. Безукоризненно белый передник, ажурный кокошник на голове, приколотый к волосам дорогой брошью. Яркие припухшие губы, золотые серьги и кольца, всё это освещало закусочную, придавая ей блеск и торжественность.
Степан понимая, что он стал причиной конфуза и сам подошёл к буфетчице.
- Извините меня. Скажите, как вас зовут?
- Зовите меня Клавой. Буфетчица, кокетливо прищурив глаза, улыбнулась и пожала плечами.
Только сейчас Зарудный увидел её красивую фигуру, которую подчёркивал идеальный крой и точная посадка белой блузки и чёрного жилета с юбкой. Погасив нахлынувшие чувства, он снова обратился к ней:
- Скажите, где можно остановиться хотя бы на время?
- А что, вам некуда идти? – удивилась она.
- Пока некуда, поэтому и спрашиваю, – не стал вдаваться в подробности Степан.
- Ну, тогда я смогу вам кое-что предложить, – стала размышлять буфетчица. Видишь ли, тётя Дуся одна убирает столы, моет посуду, все помещения и ещё таскает уголь, чтобы топить котёл. Это там с улицы, - махнула она рукой куда-то в сторону.
- Так что, вы здесь работаете только вдвоём? – удивился Зарудный.
- Нет, есть ещё официантка, но она сейчас болеет. А повар, сам понимаешь, отвлекаться на другие дела не может.
- Так в чём тогда будет заключаться моя работа?
Клава, немного подумав, быстро сформулировала ему обязанности:
- Будешь топить котел и поддерживать порядок в тарном складе. Там есть чистый уголок с топчаном и водой. На первое время, я думаю, хватит, чтобы обжиться. Ну, а потом что-нибудь ещё придумаем.
- Хорошо, меня это устраивает, – ответил довольный Зарудный.
- Только вот что, – в глазах у Клавы блеснула тревога.
- Не связывайся с пьяными мужиками. Они здесь бывают разными и особенно те, что едут на целину. Они могут по пьянке ножом пырнуть, или насмерть порешить финкой. А вот местные мужики, они у нас толковые и с ними можно дружить.
- Поживем, увидим, что здесь у вас за мужики. Я ведь тоже разного люда насмотрелся.
- Да ещё. Вот тот крайний столик в углу будет твой. Придёшь к обеду, я что-нибудь придумаю, в общем накормлю. Ничего, что я с тобою на «ты»?
- Нет, я не обижаюсь, а к вам я всё-таки буду обращаться на «вы».
- Обращайтесь, я обожаю учтивых мужчин, - засмеялась Клава. Но только скажи мне, как тебя зовут, чтобы я поменьше тыкала.
- Как-то нехорошо получилось, я даже не представился, - засмущался Зарудный, - зовите меня просто Степан.
- Запомню. Я кстати тоже Степановна. Пойдем, я теперь покажу твоё жилище, но учти, когда у меня с этой публикой сдают нервы, я бегу туда покурить, чтобы успокоиться. Только не подумай ничего дурного, Степан!
* * *
Вменённые Зарудному обязанности в закусочной были очень просты. Ему выделялся небольшой водяной котел, в котором надо было поддерживать постоянный теплообмен. Такой же склад с пустыми ящиками и пивными бочками, разбитым топчаном и старым умывальником, который тоже требовал хозяйских рук.
Обустроившись на новом месте, Степан пошёл на обед и занял свой крайний столик в углу, что определила для него буфетчица. В это время закусочная была полна народу, и Клава не спешила к нему. Иван тоже не торопился её звать, а наблюдал за публикой.
В основном, здесь был рабочий люд, шофера, трактористы в валенках, стеганных зимних штанах и таких же засаленных фуфайках. Кто-то из них снимал рабочую одежду, а кто-то, прямо так, не раздеваясь, садился за стол. И всё же Клава, увидев Степана, сразу же принесла ему обед.
- Извини, Стёпа, собрала, что могла. Кушай. И убежала.
Вдруг шум в зале затих и все перешли на приглушённый говор. В закусочную вошёл начальник отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности (ОБХСС). Он спокойно осмотрел зал. Кому-то погрозил пальцем, затем вальяжно подошёл к прилавку и, опершись на него одной рукой, стал бегло просматривать меню и накладные.
Клава также с другой стороны склонялась к милиционеру, открыв его взору красивые белые груди и «сверлила» служивого горящим взором лукавых глаз. И, как бы невзначай, из-за витрины пододвинула к нему стограммовый стакан водки и холодную котлету на чайном блюдечке.
Старший лейтенант, опрокинув стакан и быстро закусив котлетой, стал прощаться, выказывая буфетчице своё недовольство:
- Смотри у меня, Клава, я тебя «накрою», будешь потом знать! Не столовая, а чёрт знает что. Настоящий притон для пьяниц и уголовного элемента.
Клава сделала обиженное лицо и не раздумывая бросила ему в след:
- Не волнуйся, Гриша, я исправлюсь! Наведём порядок, только вот помочь некому. Сам видишь, у меня одни бабы!
Степан заметил, что пока начальник ОБХСС стоял у стойки, в это время к прилавку никто не подходил, чтобы не мешать его «работе».
Вечером милиционер опять пришёл в закусочную и они с Клавой снова вели с неторопливый разговор, но уже «по душам», не касаясь работы, а просто так, как старые знакомые. Степана это заинтересовало и он, выбрав момент, когда она пришла к нему покурить, спросил:
- Что этот начальник ОБХСС к вам домогается?
- Да нет, просто страдает. Не по зубам я ему, мой-то работает в райкоме инструктором. Поэтому его угрозы для меня - это игра на публику. А вот тобой он уже заинтересовался. Значит надо ждать проверки. Смотри не подведи меня, Стёпа. Защищать тебя здесь некому.
1954 год.
Терновка.
Время неумолимо неслось вперёд, прессуя в памяти не только радости, но и боли. После войны уже прошло почти десять лет. Затянулись раны, а фронтовики уже сражались на мирной ниве. Но сердце матери по-прежнему страдало по своим сыновьям. Где-то на Украине в далёком селе над Днепром в братской могиле покоился Андрей, а Степан вновь и вновь приходил в горячих воспоминаниях о прошлом.
А этой ночью Оксана снова увидела его во сне, как он, промёрзший в холодной ночи, открыл калитку, прошёл во двор и остановился у входной двери. Но почему-то не постучал, а стоял и ждал, когда ему откроют. Оксана соскочила с кровати и босиком побежала в холодные сени. Действительно за дверью кто-то стоял. Затаив дыхание и, став на цыпочки, она посмотрела через отверстие в двери.
Снова, как и тогда в церкви, над двором висела полная луна. Её синий холодный свет, сливаясь со снегом, растворил темень ночи. А у дверей, задрав вверх голову, стоял огромный серый волк, В его пытливых глазах застыла боль и холодный расчёт выжить любой ценой. Почуяв за дверью человека, он неспешно, без боязни пошёл вдоль конюшни к реке, где раздавались голоса его голодных собратьев.
Отпрянув от двери, Оксана зашла в переднюю и встала на колени перед иконой.
- Господи, что же это за наваждение? К чему все эти лунные страдания и терзания моей души. В чём моя вина перед тобой, Господи? Просвети мой разум и дай мне силы всё это пережить!
* * *
Рассказу Оксаны гадалка нисколько не удивилась, словно речь шла об обычном рядовом событии. Но всё равно задумалась, словно пытаясь связать в памяти какие-то невидимые нити. А потом вскинула вверх брови, как бы прогоняя кого-то от себя, безразлично махнула рукой и твёрдо сказала:
- Он рядом, а ты его не видишь. Его тебе приведут чужие люди.
- Кого бабушка? – побелев, всплеснула руками Оксана.
- Как кого!? - возмутилась Ганна. Твоего Степана, кого ещё! Ты же за этим пришла ко мне?
- Наверное кто-то из нас сошёл с ума, - прошептала Оксана и, тяжело ступая, направилась к двери.
- Как же так! – развела руками старуха, - здесь без веры никак нельзя. Только вера и терпение, это и есть наш спаситель.
1954 год.
Оренбуржье.
Районный центр Степное.
Несмотря на морозы, Степана часто можно было видеть на улице у входа в котельную, где он просто стоял, всматриваясь в кипучую жизнь посёлка, и о чём-то думал, провожая прохожих своим настороженным взглядом.
Поскольку Зарудный сразу же попал в поле зрения местной милиции. То уже в конце недели к Степану на склад вошёл старшина Маркин. Сразу было видно, что он был из фронтовиков. Тёмно-синяя милицейская шинель застёгнута на все пуговицы и перетянута ремнями.
На поясе висела кобура с тяжёлым пистолетом «ТТ» и кожаная офицерская сумка с документами. Прямые хромовые сапоги начищены до блеска. Из-под чёрной кубанки, надетой по-казачьи с наклоном вправо и сдвинутой назад, выбивался непокорный, смолистый чуб.
- Здравствуйте, товарищ. Прошу предъявить ваши документы, - козырнул старшина и протянул вперёд свою руку.
Взяв справку, он переписал её содержимое себе в амбарную книгу и потом уточнил:
- Из документа видно, что вы вернулись в наш район из лагеря.
- Да, именно так, – подтвердил Зарудный.
- А где вы конкретно жили, здесь не сказано.
- Да именно здесь я и жил, – торопливо начал Степан, - но где, точно не помню.
- Ты что, контуженный? – удивлённо посмотрел на него старшина.
- Да, я был несколько раз ранен и контужен, – признался Зарудный.
- Тогда всё понятно. Придется делать запрос в лагерь, возможно, они помогут нам разъяснить эту ситуацию. Ладно, пока живи, но пора уже эту справку обменять на паспорт и приписаться.
- Подскажите тогда, как мне это сделать? – попросил помощи Степан.
- Ладно, что-нибудь придумаем. Но вот у меня какой вопрос. Что-то я не припомню такой фамилии у нас в районе. Посмотрю ещё в картотеке, Иван Тимофеевич.
- Почему Иван? - вырвалось у Зарудного, - я Степан, это «Смерш» всё мне напутал.
Старшина строго посмотрел на него, так что на его лбу появились морщинки.
- Да, да, я извиняюсь, – заволновался Зарудный и стал что-то искать у себя в карманах, словно там и были ответы на все эти вопросы.
Прошло два дня и старшина снова пришёл к Зарудному. Они поздоровались, словно уже давно были знакомы, и милиционер сразу же стал говорить о деле:
- Знаешь что, дорогой! В картотеке нашего района человека с фамилией Заречный нет.
Зарудный задумался, пытаясь до конца понять сказанное, но старшина продолжил:
- Я уже отправил на тебя запросы во все инстанции. Когда придёт ответ, вот тогда и будем говорить, а пока без моего разрешения отсюда никуда не уходить. Ты меня понял?
Зарудный закивал головой и прилёг на топчан от набежавшего очередного приступа головной боли. Старшина тоже присел рядом с ним и закурил.
- Что совсем плохо? – искренне поинтересовался он.
- Ничего пройдёт, надо только немного полежать.
- Хорошо, ты полежи, а я пойду, принесу тебе крепкого чая, попьешь, станет легче.
Шли дни и недели, а ответа на запросы всё не было и старшина стал беспокоиться, но поделать ничего не мог. Но потом успокоился, так как его подопечный вёл себя достойно и не вызывал никаких опасений.
Больше всего служивого беспокоили целинники, которые постоянно устраивали пьяную бузу, переходящую в мордобой и поножовщину.
Зарудный, в свою очередь, тоже сторонился этой публики, хотя прекрасно понимал, что в этой среде были такие же, как и он сам, прошедшие войну и лагеря. Воспоминания сдавили грудь и набатом застучало в висках.
Немало судеб самых разных
Соединил печальный строй.
Здесь был мальчишка, мой соклассник
И Брестской крепости герой.
В худых, заплатанных бушлатах,
В сугробах на краю страны —
Здесь было мало виноватых,
Здесь больше было — без вины.
Такие виноватые без вины были везде, и в том числе здесь на целине.
* * *
Рядом с его столиком в последнее время ужинали два тракториста, которые приезжали в закусочную на мощном гусеничном бульдозере С-100 и ставили его с работающим двигателем у кочегарки.
Уже потом, в столовой, они подсели к Зарудному.
- Давай знакомиться, служивый, - протянул руку высокий тракторист – зовут меня Виктор, а это Славка, - показал он на небольшого коренастого крепыша, сидевшего рядом с ним.
- Ну а я, Степан, - пожал обеим руки Зарудный.
Разговор продолжил Виктор:
- Ну а ты, как здесь говорят, бывший майор?
- А что же ещё говорят здесь про меня?
- Говорят ещё, что спился, потерял семью и вот теперь живёшь и кормишься здесь в закусочной.
Степан усмехнулся.
– Это только так говорят, а на самом деле я самый обычный солдат. Воевать практически и не пришлось. В первом же бою попал в плен. Потом партизанил. Затем снова воевал в штрафной роте, а потом искупал свою вину перед Родиной в лагерях.
- А как же тогда людская молва? – посмотрел недоверчиво на Зарудного Виктор.
- Добавить могу лишь одно: женат никогда не был и пить не пил.
- Чего ты к нему привязался? – возмутился Вячеслав, - тоже мне выискался ангел во Христе! Расскажи лучше о себе.
- Ну вот сам и расскажи, - огрызнулся Виктор и отвернулся в сторону.
- Скажу, чего же здесь скрывать, - соглашается Вячеслав, - Ну, в общем, мы оба воевали младшими офицерами, Виктор летал, а я был танкистом. Так же, как и ты, после плена отсидели в лагерях и вот теперь приехали на целину в надежде устроить здесь свою жизнь.
- Получается, мы одного поля ягоды, - усмехнулся Зарудный.
- Здесь много таких, - перехватил разговор Виктор, - озлобленных и недовольных властью. И эти люди, в основном, фронтовики. Они, пройдя пол Европы, теперь уже другими глазами смотрят на жизнь. Люди хотят перемен и лучшей доли.
- А скажи мне, кому этого не хочется? – посмотрел пристально на бывшего лётчика Степан.
- Есть такие, которые готовы всю жизнь страдать только ради одной идеи. Им воля, хуже, неволи, а властям это лишь на руку, такими людьми легко управлять. А мы для них никто: рабы, да пушечное мясо.
* * *
Степан хорошо запомнил эту встречу с ними, а также поведанные ему драматичные истории из их фронтовой жизни. Потом уже, лёжа на топчане, он не раз воспроизводил их в своей памяти, восхищаясь геройством целинников на войне. А прошедшей ночью ярко и в деталях Зарудный всё это увидел во сне.
В бегущих огненных кадрах они представлялись один за другим настоящими героями. Вначале появился Виктор, он на своём истребителе вступает в бой с большой группой немецких бомбардировщиков и по радио просит своего ведомого:
- Прикрой, Лёша, атакую «Юнкерсы»!
Но ведомый его не слышит. Смертельно раненный, он склоняет окровавленную голову на приборную панель и машина устремляется к земле.
Самолёт ведущего остается без прикрытия, но он всё равно атакует «Юнкерсы». Сбивает один немецкий бомбардировщик, потом и второй.
В это время два «Мессершмитта» заходят к нему в «хвост» и длинными очередями поджигают самолёт. Горящая машина падает.
Лётчик выбрасывается с парашютом и приземляется на позицию немецких войск. Отчаянно отстреливается от наседающих на него фашистов, но в итоге попадает в западню к немцам.
Затем в кадрах появляется второй целинник Вячеслав. На своём «Т-34» он ведёт неравный бой с немецкими «Пантерами». Выпущен последний снаряд, но немецкий танк продолжает стрельбу и поджигает «тридцатьчетвёрку». Лейтенант даёт команду механику-водителю идти на таран:
- Старшина, полный газ. Бей его в борт по гусеницам. Вперёд!
Примкнув к смотровой щели, старшина даёт полный газ и пытается перекричать ревущий двигатель танка:
- Выполняю, командир! Иду на таран в левый борт!
После столкновения немецкий танк теряет ход, а экипаж «тридцатьчетвёрки» погибает. Лейтенант, оставшийся в живых, раненный покидает горящую машину и, пройдя в горячке несколько метров, падает, потеряв сознание. К нему спешат немецкие автоматчики.
К чему этот сон? – терзал себя весь день Зарудный. И успокоился лишь тогда, когда снова увидел трактористов в закусочной. Они были возбуждены, налегали на спиртное и о чём-то негромко переговаривались, явно замышляя очередную пьяную потасовку.
Молодость, энергия спиртного и обида на изломанные войной судьбы делали фронтовиков озлобленными. Порою эта агрессия реализовывалась в междоусобных потасовках, но счёты с властью, которую они считали виновной во всём, оставались для них неоплаченным долгом, вернуть который они были готовы даже ценой своей жизни.
* * *
Как всегда, Клава принесла ужин и присела рядом за стол.
- Степан, сегодня в клубе для делегатов районной партийной конференции будет большой концерт, сходи не пожалеешь.
- А кто там выступать будет?
- Да свои же районные коллективы и будут выступать. По радио уже несколько раз объявляли. Сходи, тем более вход там бесплатный.
- Пожалуй, действительно, надо сходить.
Поужинав, Степан вышел из закусочной и пошёл к кочегарке. У трактора уже стояли и курили бывший лётчик и танкист. Они тоже говорили о концерте, но слышны были лишь отдельные слова и фразы.
- Мы им свой концерт покажем, по полной программе…., там вся партийная верхушка будет,….вот попляшут. Подождём немножко, пусть распоются…
* * *
В это время на сцене клуба вокальный квартет действительно исполнял песню, которая в то время пелась всей странной и особенно была популярной на целине.
Ой ты, зима морозная, ноченька яснозвездная,
Скоро ли я увижу мою любимую в степном краю?
Вьется дорога длинная, здравствуй, земля целинная,
Здравствуй, простор широкий, весну и молодость встречай свою!
Зал был полон. Здесь были не только делегаты партконференции, но и школьники, учителя, ветераны войны и просто жители посёлка, пожелавшие прийти сюда. Самодеятельные коллективы старались показать свои самые лучшие номера и были вознаграждены горячими аплодисментами. Такие концерты в районе были только по большим государственным праздникам и, как исключение, в дни, когда проходили партийные конференции.
* * *
Ещё раз перекурив, целинники повели свой бульдозер к клубу с намерением устроить там погром.
Машина на большой скорости снесла забор из штакетника и направилась к бюстам Ленина и Сталина, которые стояли на высоких каменных постаментах здесь же рядом с клубом. Увидев эту картину, издали и, предчувствуя неладное, Зарудный сорвался с места и устремился к ревущей машине.
- Остановитесь, ребята! Не надо! Остановитесь!
Несший службу у здания клуба старшина Маркин тоже, выхватив пистолет, бросился на бульдозер с другой стороны.
- Стой! Буду стрелять! Стой!
Трактор сразу же остановился как вкопанный, но затем, резко развернувшись вправо, ковшом снёс постамент с бюстом Ленина, а за ним и Сталина. После этого стал волчком вращаться на площади, прицеливаясь на здание клуба.
Старшина несколько раз выстрелил в воздух, а потом и в сам трактор. Но трактористов уже нельзя было остановить этими выстрелами. Зарудный, тоже, размахивая руками и крича, пытался отвлечь внимание целинников на себя и увести их от беды.
- Назад! Уходите обратно! Назад! Уходите!
Но те уже устремились на милиционера, который пятился к торчащим из мёрзлой земли рельсам пытаясь укрыться за ними.
Рельсовый забор был серьёзным препятствием даже для трактора. Но настывший металл, лишь взвизгнув от удара ковшом, зазвенел оборванной струной и отлетел в сторону.
Старшина, поскользнувшись, упал навзничь и, пытаясь отползти назад, отстреливался лёжа на спине, но пули рикошетом отлетали от надвигающейся стальной лопаты в разные стороны.
- Не пройдёте! Только через мой труп! Не пройдёте! – кричал он надрывным голосом, пытаясь подняться.
- Вот и настал мой черёд, - подумал Зарудный и пошёл навстречу стальной махине. Как «истребитель танков», он знал, что надо делать в такой ситуации. Мгновение и обломанный кусок рельса полетел в катки бульдозеру.
Машина напряглась и, разорвав правую гусеницу, закружилась на месте, развивая обороты, как бы пытаясь вновь ринуться вперёд. Но двигаться она уже не могла и была от этого неопасной, несмотря на надрывно ревущий двигатель.
Маркин, встав на колени, и выбрасывая вверх руки, в истерике скандировал: - Не прошли! Вот вам! Не прошли!
К месту происшествия к этому времени уже подоспел вооружённый наряд милиции. Кто-то из них с ходу сбил Степана с ног и, заломив ему руки за спину, одел наручники. Старшина Маркин, обтирая окровавленное лицо и нахлобучив на голову раздавленную трактором кубанку, размахивая пистолетом, кричал милиционерам:
- Не тронь его, а то пристрелю, сука, не тронь!
Районная власть, пытаясь, замести следы неприятного инцидента, за ночь привела у клуба всё в порядок. Но уже на следующее утро зарубежными радиостанциями будет озвучено сообщение о происшествии в районном центре Степное.
В связи с этим местная газета опубликует небольшую статью с фотографией Зарудного, который пресек хулиганскую выходку пьяных трактористов.
А из областного Управления КГБ в районный отдел поступит шифровка:
«Провести скрытые мероприятия с целью выявления у перемещённых немцев радиопередающих устройств. При обнаружении принять безотлагательные меры, с немедленным докладом в адрес начальника Управления».
Таким образом, «органы» постоянно выказывали своё явное недоверие к переселенным немцам и «отслеживали» их деятельность по каждому значимому случаю.