БЭД БИТ

Ольга Молчанова 2
О, если бы человек мог иметь состязание с Богом, как сын человеческий с ближним своим!
(Библия, Иов. гл. 15, пар. 21).

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
НОЧНОЙ КОШМАР
Глава I
Сквозь штору в мерцающих бликах в комнату заглядывала улица. Ночная иллюминация в столь поздний час внезапно проснувшейся Лизе представлялась чем-то нереальным, потусторонним, пугающим. Скорее всего, всё дело в кошмаре, который привиделся и до сих пор не отпускал. Оставалось ощущение, что когда-то ей это уже снилось, когда она ещё жила с родителями, в маленьком провинциальном городке…
Лиза подвинулась на край кровати, потёрла лоб и постаралась припомнить сновидение…
…Отец вёл её по пустынной улице: молодой и красивый, в светлых льняных брюках, полосатой кремовой рубашке, у магазина «Цветы» остановился и стал всматриваться в тёмную витрину, — там, в полумраке, виднелись разноцветные букеты…
Во сне настроение было таким приподнятым! Любимый отец — рядом с ней, живой и здоровый. Вот только руки у отца почему-то холодные. И холод этот словно расплывался, растекался и постепенно заполнял всё вокруг. Так появляется неосознанная тревога, за которой следует панический страх, а иногда и ужас… Когда отец обернулся, это был уже не совсем он: лицо без улыбки, глаза словно стеклянные. Особенно напугал Лизу его перекошенный рот: словно он что-то кричал, но крика не было слышно. Она стала вглядываться сквозь стекло магазина, и здесь кошмар вцепился своими когтями ей в сердце.
На столе, среди цветов, лежала окровавленная рука. Вдруг пальцы зашевелились…и…нестройно, но уверенно сложились в большой смачный кукиш…
«Чушь! Глупость! Какая-то гадость!!!» — Лиза разозлилась, и чтобы не разбудить подругу, накинула халат, нащупала ногой под кроватью тапочки и вышла в коридор.
«Всё из-за этих придурков!» — уже вслух произнесла она. Набрала воды в стакан, выпила, затем ополоснула лицо холодной струёй. Спать совсем расхотелось, тем более что сверху вновь начали раздаваться какие-то странные звуки и возбуждённые голоса. Через минуту вдруг всё стихло, затем послышался хохот и топот: над головой то ли прыгали, то ли приседали, — люстра укоризненно покачивалась.
«Идиоты они там что ли все конченные?! Почему таких в вуз принимают!? — раздражение росло. — Завтра же пойду коменданту жаловаться!».
Утром Лиза будильника не услышала. Очнулась лишь когда Лера тихонько ущипнула её за щёку. Вздрогнула, вскочила, и, округлив и без того большие карие глаза, воскликнула: «Ты чего? Совсем что ли!». «Это ты совсем, — обиделась Лера. — У нас сегодня контрольная. Лучше бы спасибо сказала, что вовремя тебя разбудила».
На занятиях Лизой завладела дремота. Лера то и дело толкала подругу в бок: «Хватит спать! Лизка, на тебя препод смотрит!». В общем, бессонная ночь оставила свой неизгладимый след. И когда на перемене подруга с растерянным видом начала что-то быстро рассказывать полусонной Лизе, та её сначала невзначай оттолкнула локотком, затем убрала его под голову и отвернулась.
— Лизка, когда ты уже проснёшься???
— Ну чего тебе надо?!
— Тут люди пропадают, а ты всё спишь!
— Какие люди? — Лиза наконец подняла голову и внимательно посмотрела на Леру.
— Такие, весь универ об этом гудит. Макса помнишь, над нами живёт? Так вот пропал, уже три дня никто его не видел.
— Подумаешь? Уехал куда-нибудь, у подруги завис… мало ли что? Чего паниковать-то?
— В том-то и дело! Пацаны, соседи по комнате, рассказывают: утром проснулись, а Макса в кровати нет. Ложился как все, а утром постель расправлена, тапки, полотенце, одежда — всё на месте. А самого его нет. Представляешь? Телефон не отвечает. И три дня уже не появляется.
— Странно…
— Вот именно. Странно. Словно его кто-то ночью выкрал.
— Скажешь тоже. Кому он нужен? Дай поспать, ещё семь минут до лекции осталось.
Лера, махнув рукой, пошла к сокурсникам, а Лиза, подложив под голову свою розовую кофту, продолжила навёрстывать упущенное из-за бессонной ночи…
* * *
Новый газетный номер формировался непросто. Обилие новостей не позволяло расслабиться. Вот только сортировать их было некогда. Начало осени — время отпусков. Кто-то из сотрудников ушёл раньше, а кто-то не вернулся вовремя. Людей не хватало, но газету в печать сдавать надо вовремя.
Зав. отделом информации газеты «КРИМ-ИНФО» Вера Валуева, как всегда перед выпуском, с ворохом оттисков номера и других важных бумаг, бегала из отдела в отдел, из кабинета секретаря в кабинет главреда и обратно. Николай Александрович не вникал в ситуацию, он требовал результата. Вся ответственность, ложась на хрупкие женские плечи, заставляла Веру тяжело вздыхать, хвататься за сердце и даже спотыкаться в самые неожиданные моменты…
Переступая в очередной раз порог кабинета редактора, она, не удержавшись, ввалилась в комнату, и её «шикарный» бумажный веер рассыпался прямо на пороге. Журналистка, громко чертыхнувшись, начала торопливо собирать свою документацию, стараясь соблюсти былую последовательность.
— Вера, вот эту новость надо поместить на первой странице, и выдели её поярче, чтобы в глаза бросалась. — Сказанное редактор обозначил чётким тройным постукиванием карандаша, что могло означать как недовольство, так и особую значимость распоряжения.
— Что там такое? — продолжая «собирать урожай» спросила Вера.
— Студент пропал. Из общежития. Руководство университета просит содействия.
— Надо ж! — кряхтя и вздыхая, Вера уже почти поднялась.
— От декана звонили.
— От декана? Странно.
— Ну что странного? Проявляют бдительность.
— А полиция?
— Полиция с ног сбилась. Вот у своего друга полицейского и разузнай подробности. Только срочно.
— Это как всегда…
Весь собранный с пола информационный багаж благополучно разместился на массивном рабочем столе, и главред с интересом начал вникать в содержимое грядущего выпуска.
* * *
Осеннее небо, хмурое и тяжёлое, не давило своей гнетущей суровостью. Наоборот, на душе было легко, а свежесть воздуха, наполненного утренней влагой, позволяла дышать полной грудью, впитывать этот прохладительный напиток. Странная на фоне непогоды радость не оставалась незамеченной у спешащих мимо угрюмых прохожих, некоторые из них с подозрением смотрели вслед этой хрупкой женщине.
Замечали вы, как улыбка на лице другого человека, особенно когда вокруг дождь и слякоть, вовсе не радует, а раздражает, и даже настораживает: что у него там, на уме, почему ему так хорошо, когда другим зябко и неуютно… Но Инга Витальевна не обращала ни на кого внимания. Она словно и не шла вовсе, а летела над землёй. В последнее время редко ей приходилось испытывать этот чудесный порыв внезапного вихря, который окутывал, завораживал и погружал с головой в светлое облако блаженства.
…Посещать храм она стала регулярно, и это шло ей на пользу. Некоторые соседи реагировали скептически, ведь Инга всегда была атеисткой. Муж военком, дом — полная чаша, дети ни в чём отказа не знали. Всё бы так и продолжалось, если бы не стечение обстоятельств в тот роковой вечер. Она настойчиво убеждала себя, что это было лишь стечение обстоятельств…
Инга Витальевна шла по кладбищу, примыкающему к границе территории храма Петра и Павла. А ноги сами несли к той самой могиле. После службы, во время которой отец Вадим говорил об искуплении, о любви, силе духа, великодушии, решение созрело само собой. Никто не знал, сколько слёз ею было пролито с того дня, какие страдания терзали её душу всё это время, какое отчаяние грызло её изнутри… Слова священника врезались в память: «Кто не успел испытать этого чувства всепоглощающего самоуничтожения? Оно вокруг. Скалит клыки зловонной пасти, тщится схватить каждого, кто слаб».
А остались ли способные противостоять? Только особое свойство духа ещё держит оборону в умах, населяющих этот мерцающий мир…
…И вдруг она сегодня почувствовала, как ей хочется всем сердцем попросить прощения, проявив это самое особое свойство духа. Ведомая лишь интуицией, она шла, будто вёл её кто-то за руку. Не обращала внимания на грязь под ногами. Подойдя к могиле, засмотрелась на свежие цветы, красные и жёлтые, они словно подчёркивали глубину скорби этого печального пристанища. Положила свой скромный букет, перекрестилась, присела на аккуратную, с любовью сколоченную скамейку. Слова сегодняшней проповеди так затронули душу, что она ещё долго оставалась под впечатлением.
Заметив вдали высокую темноволосую худую женщину, узнав её, Инга Витальевна засуетилась, поднялась со скамейки и спешно направилась к выходу. Сердце заколотилось.
«Малодушна, малодушна… Прости, Господи!». Ноги предательски несли её отсюда, и Инга Витальевна очнулась уже на улице города, по которой по-прежнему спешили куда-то угрюмые люди.
Что говорил на службе батюшка? Надо бороться со своим малодушием. Надо бороться! Он говорил: «Мы должны бдительно всматриваться в глубину своей внутренней жизни, прозревать движение своего сердца, чтобы никаким образом грех предательства не мог созреть в нашей душе. Всемилостивый Господь, простивший Петра, и нас прощает — и малодушие наше, и окамененное нечувствие, и слабость нашу. Он простирает к нам Свою руку и даёт возможность преодолеть грех и неправду. И да поможет нам в этом Господь. Помоги, Господи!». Инга Витальевна спешно перекрестилась три раза, глядя на крест, видневшийся сквозь голые ветви деревьев. Солнечный луч, внезапно отразившись на золоте яркой вспышкой, вселил в измученное сердце женщины слабую надежду. Такие резкие перепады настроения пугали её, но ничего с этим поделать было невозможно.
* * *
Артур и Паша, как всегда после затянувшихся ночных бдений, валялись на кроватях. Артур откинул руки, и на его полном лице, повёрнутом к потолку, отобразилось презрение, адресуемое, видимо, менее удачливым соперникам. Накануне он выиграл немалую сумму в покер, и, видимо, его задремавший мозг переваривал это событие, давая волю воображению.
Паша заметил эмоции на лице товарища и с усмешкой отвернулся к стене, с чувством подоткнул подушку, подладив её под лохматую рыжую голову.
Тишину, на время установившуюся в их студенческой обители, нарушил громкий, и даже яростный стук в дверь. Мальчишки испуганно вскочили. Пашины рыжие вихры замерли в позиции удивления, словно многочисленные знаки вопросов.
В дверь ввалилась комендант Лиля Леонидовна. С каким-то остервенением она сжимала в руке свои круглые очки. За её могучей спиной виднелся милиционер-полицейский. Он строго представился вытянувшимся в струну студентам.
Ребята послушно «выворачивали карманы», показывая содержимое тумбочек, шкафа, даже достали чемоданы из-под кроватей, в которых ничего кроме зимних вещей не обнаружилось.
Анатолий Викторович, моложавый мужчина, достаточно цинично по ходу расспрашивал напуганных второкурсников о пропавшем товарище. «С кем дружил, употреблял ли наркотики, была ли девушка, как учился, что делал накануне», — на эти вопросы ответили. Но когда он спросил: «А у вашего Макса, случаем, крыша не прохудилась? Ну, инопланетяне по ночам его не навещали?» — парни напряглись.
— Нет, нормальным он был, — промямлил Артур.
— Ага, нормальным… Куда ж он делся? Вот так нормальный-нормальный, а потом вдруг бабушку с проломленной головой обнаруживаем, — человек в форме как-то странно хмыкнул, фуражка съехала набок.
— Вы на что намекаете? — Паша сначала удивлённо посмотрел на прислонившуюся к стене комендантшу, потом медленно перевёл взгляд на красный кулак представителя порядка.
— Ну-ка встань! — строго произнёс полицейский.
— За-за-зачем? — внезапно начав заикаться, произнёс, медленно поднимаясь со своей кровати, Паша.
— Затем! — мент грубо отодвинул парня и перевернул матрас. Под ним лежала новенькая колода карт. — А это что?
— Карты. А что, нельзя? — глуповато улыбаясь, спросил Артур.
— Можно, если осторожно. Во что играете?
— В покер, самую лучшую карточную игру, которой увлекаются многие известные люди, даже Валуев, — протараторив, Артур смотрел на стража порядка вытаращенными глазами.
— Валуеву можно. А вот вы, конечно же, на деньги играете, с друзьями ночи просиживаете. Так?
— Так, — пробормотал Артур, потом, очнувшись, замотал головой, — то есть не так. Мы на интерес играем. Ночью спим.
— Так я вам и поверил… — достав блокнот и, упершись одной рукой в коленку, страж порядка приготовился записывать. — Вот с этого места подробней. С кем играете, какие ставки. Рассказывайте.
— Ну, не знаю…
— Всё знаешь, давай конкретно! Когда последний раз играли на деньги?
В конце концов, парни «раскололись» и рассказали немало интересного…
* * *
— Ну как, ты ведь жаловаться собиралась. Пойдёшь?
— Да нет коменданта на месте, наверное, выходной у неё.
— И что бы сказала? Шумят… Ну и что? В общаге и чтобы не шумели…
— Слушай, но ведь это не гостиница. Уже кошмары каждую ночь снятся. Хожу на занятия не высыпаясь… А потом у них люди пропадают. Не мудрено.
— Что ты имеешь в виду?
— Да кто его знает, чем они там вообще занимаются! — Лиза даже вскрикнула от возмущения.
— Говорят, — Лера, наоборот, снизила тон до полушёпота, — у них милиция была. Обыск был. Так что теперь шуметь побоятся. Если что, можно сразу ментами пригрозить.
— Кто пригрозит, ты что ли? Как сурок спишь. Это я только мучаюсь.
— Ложиться надо раньше, а не с компом в обнимку до двух часов ночи засиживаться. А если надо будет, я ещё как пригрозить могу, не сомневайся!
— Остаётся надеяться на это. А то комендантше всё равно. Спит каждую ночь на посту как убитая, перестрелка случится — не проснётся.
— Да ну тебя, чего говоришь?! Какая перестрелка?!
— Да я так, к примеру…
Девушки поговорили и разошлись по своим делам. Лера села за стол, достав из холодильника масло и варенье, решив перекусить «королевским» бутербродом, как они в шутку называли густо намазанный ломоть батона этими «деликатесами».
Лиза прилегла на кровать. Спать ей уже расхотелось, но разбитость во всём теле не позволяла решиться на воплощение в жизнь хоть мало-мальски значимых замыслов. Невыразимая истома словно разлилась по телу, не позволяя мыслям и конечностям шевелиться. Именно в этот момент и наступает миг, когда словно проваливаешься куда-то, в какой-то параллельный мир, и начинаешь понимать, что всё только начинается. Что именно? Пока неизвестно, и только ускользающие сюжеты сновидения приоткрывают завесу грядущих событий…
…Люди в чёрных масках стреляли, притаившись в буйно цветущих и необыкновенно благоухающих кустах. Неведомые цветы были самых разных оттенков, особенно поразили нежно-розовые бутоны. Лиза изумлялась их фантастической красоте. Только вот эти ужасные люди не щадили юношу, который убегал, оглядываясь и махая кому-то рукой. Лиза вглядывалась в незнакомый силуэт, пытаясь рассмотреть парня, но ей никак не удавалось. Пули долетали до жертвы этих страшных охотников, но не попадали в него. Именно это особенно удивляло девушку. Парень вроде бежал, но оставался на месте. Словно в воздухе перебирая ногами, он оглядывался и всё махал и махал ей своей полупрозрачной рукой…
Глава II
Осеннее утро. Из окна открывается чудесный вид, словно с холста Васнецова. Поседевшие за ночь деревья хранят какую-то лишь им ведомую тайну. Дорога, расчерченная первыми проснувшимися автомобилями, уводит мысли в дальние дали…
Вера, примостившаяся у окна за кухонным столом, напоминала китайскую статуэтку — фигурку, замершую в позе молчания. Обхватив обеими ладонями свою любимую с красными маками кружку, она уже минуты три смотрела в какую-то точку на своём всеведущем мониторе.
— Борис, а что ты знаешь про покер? — Вера подула на горячий ароматный напиток. Зелёный чай с утра — одно из тридцати трёх удовольствий, укрепляющих бодрость духа.
— В общем, замечательный способ тренировки мозгов.
— Так. Это первое качество. Какое следующее?
— Одна из любимейших игр интеллектуальной элиты.
— Это два. Что ещё?
— Ну, в студенчестве мы любили играть, порой сидели до полуночи, азартными были.
— Да-а… Знания твои банальны. А, вот, например, ты знал, что тридцать седьмой президент США Ричард Никсон обожал покер? С помощью покера он даже собрал нужную сумму на предвыборную кампанию.
— Нет, не знал. Что ещё пишут?
— Пишут, что 19 из 43 президентов США играли в покер.
— Да? А наши, интересно, какую игру предпочитают?
— Думаю, в дурака рубятся в свободное время.
— Хм…
— Знаешь, не случайно покер называют иногда игрой королей. Этим подчёркивается её статус интеллектуального времяпрепровождения. Вот ещё один неопровержимый факт: каждый из четырех королей в колоде игральных карт олицетворяет одного из известнейших исторических правителей: король пик — царя Давида, король треф — Александра Македонского, король червей — Карла Первого, король бубен — Юлия Цезаря.
— А чего это ты с утра пораньше покером заинтересовалась? Не рано ли тренировкой мозгов заниматься? Вернее, не поздно ли? — усмехнулся Борис.
— Ах, ты! — Вера замахнулась и бросила в мужа карамелькой, а он, проявив завидную реакцию, ловко её поймал и радостно засмеялся. «Как ребёнок», — резюмировала Вера.
— Мальчик пропал, студент второго курса. Есть версия, что это как-то связано с карточными играми, которыми увлекались он и его товарищи. Версия версией, но игра на деньги… Всё может быть.
— Да, или разбогатеешь, или пропадёшь. Хотя… это всё крайние итоги.
— Можно и разбогатеть. Вот юные картёжники и стараются изо всех сил. Смотри, что пишут про богатеев от покера: «Самый большой выигрыш составил 9 152 416 долларов, — представляешь? — а получил его датский игрок из Оденса 22-летний Петер в 2008 году. А самый большой банк в покер онлайн был разыгран Патриком Антониусом и неким шведом — 1 356 947 долларов».
— Впечатляет. А вдруг этот пропавший разбогател и укатил куда-нибудь на Канары?
— Шутишь… Однако парня уже неделю нигде нет.
— Конечно, второй крайний итог более вероятен.
— Да уж, вполне возможно. В полиции предполагают, что студент мог пострадать из-за денежных долгов.
— А они у него были?
— Выясняется. Но когда миром правят деньги, человеческая жизнь стоит недорого.
— Согласен.
— Вот сколько работаю в газете с криминалом, столько удивляюсь: почему для людей ничего не становится уроком? Всё же очевидно — свяжешься с дерьмом — обязательно вляпаешься…
— Это очевидно для умных. А сколько придурков по миру ходит? Это следует учитывать, да ещё возрастной фактор.
— Да, всё непросто…
Вера развернулась на кресле и потянулась, закинув руки за голову.
— А хочется света, радости, любви и счастья.
— Лихо ты сменила тему.
За окном рассветало, комната наполнялась розоватым светом, придавая утренним часам особую романтичность…
Неожиданно Вера, продолжая крутиться в кресле, громко продекламировала:

Всё пройдёт. Пройдёт и это.
Вновь покроет землю снег.
И весны промчит карета,
Смолкнет летний звонкий смех.

И слезы солёной влага,
И восторга лёгкий бриз,
И смущенье, и отвага,
Твой бессмысленный каприз…

— А дальше что? — Борис, уже в плаще, выглядывал из прихожей и заинтересовано глядел на супругу.
Вера продолжила, сделав многозначительный акцент на последних словах:

Всё пройдёт, ничто не вечно,
Увядают все цветы.
Так смотри на жизнь беспечно!
Есть лишь миг, где Я и ТЫ.

Борис улыбнулся и помахал рукой, направляясь к выходу. Мгла за окном развеялась. Огненный диск пока приглушённо освещал осенний пейзаж, отчего тот приобретал необыкновенную прелесть. Вера подошла к окну и загляделась на эту красоту…
* * *
Инга Витальевна сидела в мягком кресле, поджав ноги и полностью утопая в нём. Ничего не хотелось делать, и вообще сегодня весь день всё валилось из рук. Она свыклась с одиночеством, в котором пребывала уже второй год. В свободное время, появившееся после того, как она была вынуждена уйти с работы, женщина нередко погружалась в свои мысли и пыталась найти ответы на вопросы, которых со временем меньше не становилось. Сегодня же тоска своими острыми коготками царапала изнутри, с каждым часом всё ощутимее. Терпеть это было невыносимо.
С трудом поднявшись с кресла, поддерживая больную спину, она направилась в прихожую. Мобильного телефона у неё не было, она выбросила его ещё тогда, и больше никогда о нём даже не вспоминала. Некому было звонить, не хотелось никого слышать. Так что старенький, ещё советских времён телефон, чаще молчал. Всего несколько абонентов, в которых она нуждалась, значились в её записной книжке.
…Договорившись о встрече с отцом Вадимом, Инга Витальевна собралась и отправилась в храм. Беседа с батюшкой, словно психотерапевтическая процедура, помогала, когда душевная боль, как сегодня, становилась нестерпимой.
Так тихо и спокойно было около храма. Воздух был чистый, звенящий. Инга медленно перекрестилась перед входом и затем решительно, привычной поступью вошла в святую обитель. Сакральная тишина не пугала, наоборот, настраивала на жизненно необходимые, благие мысли.
Отец Вадим, высокий и статный, как всегда, низким, хорошо поставленным голосом приветствовал её. Внешность его вызывала уважение, трепет и, что особенно значимо, доверие — светлые волосы гладко приглажены, ухоженная бородка обрамляла узкое интеллигентное лицо, на котором особой синевой светились глаза. Он провёл её к скамье, стоящей в дальнем углу церкви, где бы им никто не мог помешать. Она же, присев, сразу начала с самого главного.
— Отец Вадим, когда молодёжь увлекается всякой такой рок- и панк-музыкой, алкоголем, наркотиками, это от бездуховности? Это, ну, как сказать, грех против церкви? Или нет? Может, это от одиночества, от брошенности какой-то, ну, по вине родителей, школы? — Инга Витальевна понимала, что говорит сумбурно, путано, она торопилась получить ответы.
— Молодежь всегда находится в состоянии поиска. Кто-то обретает христианскую истину, а кто-то останавливается на рок-музыке. Есть книга «Путь ко спасению» Святителя Феофана Затворника, где он говорит, что состояние грешника — это когда человек утрачивает связь с истиной. Вы заметили, что категория истинности в наше время уходит? Это печальный факт. Что становится для большинства ориентиром в жизни? Разнокалиберные «звёзды», как они сами себя называют. Так вот Феофан Затворник называет образовавшуюся пустоту в душе ничем не объяснимой непрестанной жаждой. Чаще всего это жажда удовольствий. Рок-музыка в данном случае — сильное средство для её удовлетворения. Суть любого наркотика в том и заключается, что душа требует с каждым разом всё большего чувственного удовлетворения, не в состоянии им насытиться. Суть любого греха в том же. Метания человека становятся больше. И если он Бога не находит, то путь поиска, скорее всего, приводит к гибели. Молодые люди без истины в сердце не видят цели, смысл их жизни ничтожен. Я, будучи священником, часто бываю на кладбище, и каждый раз поражаюсь, сколько там похоронено совсем ещё молодых.
— Да-да, вы так правы. На кладбище так много молодых! Люди, прошедшие страшную войну, всевозможные катаклизмы, которые случались с нашей страной, живы. А молодых нет, — Инга Витальевна, скорбно посмотрев в светло-голубые глаза священника, понизила голос. — Так в чём же дело?
— Раньше люди воспитывались в традициях духовности. У них не было того, что есть у современной молодёжи. Различных технических устройств, всяческих благ цивилизации. Традиции, к сожалению, уходят, а современные новшества не могут дать молодёжи необходимую жизненную энергию, способную преодолевать трудности, которые встречаются на пути любого человека. Массовая культура, в эпоху которой мы живём, вообще не способна аккумулировать твёрдость духа. Только развлечь, на время погрузив человека в некую нереальность, возбуждая низменные потребности и переживания, — отец Вадим тяжело вздохнул и посмотрел в окно. Вид у него был озабоченный. Чувствовалось, что эта тема была актуальна и для него.
— И что же делать? — Инга напряглась в ожидании ответа, который сейчас должен был озвучить священник. Этот ответ, как ей казалось, единственно верный, ведь доверяла она отцу Вадиму безгранично.
— Знаете, в любом свободном обществе должны быть табу. Что такое свобода без ограничений, без определённых правил? Безграничная свобода ведёт к хаосу. Согласны, что иногда по телевизору мы видим такое, что не укладывается в голове. Возмущению нет предела. Причём, разврат можно лицезреть даже по общероссийским каналам в дневное время. Не говорит ли это о нашей с вами инертности? Мы просто смирились с утверждением, что запреты — это всегда плохо. На самом деле, то, что запретные меры никогда не приводят к положительному результату — это ложь. Ведь существует уголовный кодекс или правила дорожного движения — там сплошь одни запретительные меры. Ну пусть тогда пьяный управляет автомобилем, пусть все едут на красный цвет… Запретительные меры бывают во благо.
— Но, отец Вадим, ведь запретный плод сладок…
— Это весьма расхожее мнение. Один из моих друзей в конце прошлого года побывал в Объединенных Арабских Эмиратах. Там две русские туристки попали в тюрьму, знаете за что? За то, что распивали пиво на улице. Там это действительно запрещено, а не так как у нас. За употребление наркотиков введена смертная казнь. Сам я против таких кардинальных мер. Но, согласитесь, осмысленные запреты могут давать положительные результаты.
— За наркотики, наверное, стоит…
— Вы знаете, что ныне в мире 41 государство живёт в условиях принудительной трезвости? Этиловый спирт как основа любого алкогольного изделия считается наркотическим ядом. Всемирная Организация Здравоохранения так определила. То есть так считают во многих европейских странах, качество жизни в которых несравнимо выше, чем в России. Вот и давайте будем брать лучшее у них, самое насущное для нашей страны.
— Но ведь принуждение — это не лучший способ воспитания. Всегда считалось, что лишь свобода способна воспитать личность. Это, наверное, и к государствам относится? Не принуждать, а убеждать…
— Сухой закон существовал и в России, в течение одиннадцати лет, с 1914 по 1925 год. Доктор Мендельсон в книге «Итоги принудительной трезвости» пишет, что в результате опустели тюрьмы, увеличился достаток в семье, повысилась рождаемость, сократилось число различных травм, увеличилось благосостояние народа, опустели психиатрические больницы, где были приюты для алкоголиков. Сравним. Сегодня только в Свердловской области, и это по официальной статистике, население ежеквартально сокращается на 20 тысяч человек. Этот процесс идёт по всей стране. И, конечно, нужны не только запретительные меры, необходимо, чтобы государство хоть как-то реагировало на ту ситуацию, в которой мы все находимся. Зачастую мы видим совершенное безразличие на вопиющие факты, даже на официальную статистику.
Инга Витальевна вздохнула и задала самый важный для неё вопрос:
— Я знаю, батюшка, что пить, курить, заниматься другими небогоугодными делами — это смертный грех. Человек, который так живёт, грешник. Простит ли его Бог? Что делать матери, чей сын нечестив? Могу ли я что-то сделать? Виновата ли я в его грехах?
— Преподобный Антоний Великий сказал: «От ближнего зависит жизнь и смерть». Он, конечно, имел ввиду жизнь и смерть нашей души, говорил о служении ближним. Но в служении ближним есть своя очередность. Дети и забота об их воспитании для родителей стоят на первом месте. Более высокой задачи у родителей нет. Как воспитать вы спрашиваете. Только так, чтобы они стали истинными христианами и могли всю свою жизнь посвятить Господу и ревностно послужить Ему. Великая благодать будет изливаться на тех родителей, которые сумеют именно так воспитать своих детей.
«Кто небрежен к своим детям, тот хотя бы в других отношениях и порядочен, понесёт крайнее наказание за этот грех» сказал Св. Иоанн Златоуст. И далее: «Все у нас должно быть второстепенным в сравнении с заботой о детях и с тем, чтобы воспитывать их в учении и Наставлении Господнем».
— Очень сложная для многих задача, — Инга искренне переживала каждое слово, сказанное отцом Вадимом.
— Расскажу вам один случай. К преподобному Серафиму приходила одна вдова и жаловалась, как нелегко ей воспитывать трёх маленьких детей. После этого через некоторое время двое из её детей умерли. Женщина в горе снова идет к Преподобному и к ужасу своему слышит, что сама была виноватой в смерти детей. «Клятвою детей своих ты много оскорбила их», — сказал ей Преподобный и повелел примириться с ними в душе и каяться в своём великом грехе пред Богом.
— Это ужасно.
— И если дети отнимаются у родителей смертью, продолжил священник, — пусть спрашивают родители свою совесть — не оскорбляли ли они детей и не прогневали ли Бога тем, что тяготились детьми, роптали на них явно или тайно, не хотели посвятить им всего своего сердца.
Инга, конечно, не могла даже догадываться, насколько прозорливы слова священника, как близко то событие, что не давало ей спокойно есть, спать, дышать, существовать в мире с самой собой.
«И если дети отнимаются у родителей смертью, пусть спрашивают родители свою совесть — не оскорбляли ли они детей и не прогневали ли Бога тем, что тяготились детьми, роптали на них явно или тайно, не хотели посвятить им всего своего сердца», — она думала не переставая над этой фразой, до забытья, до онемения пальцев.

…Этот утренний звонок привёл её в чувства, и, как оказалось, подвёл черту. Она сразу поняла, — что-то случилось. Трясущейся рукой она подняла трубку телефона.
— Вы мать Максима Горелова? — стальным голосом, не подбирая слов, трубка произносила эти безжалостные фразы, словно гвозди вбивая ей в самое сердце.
— Я, — тихо, слабеющим голосом ответила она.
— Ваш сын погиб. Можете подъехать в отделение?
Далее она не слышала. Трубка выпала из рук, сама женщина повалилась на бок, глаза закатились, и хриплый стон прозвучал одиноким трагическим сигналом.
Глава III
Вы когда-нибудь задумывались, что представляет собой современное студенческое общежитие? — с такого вопроса начался очередной рабочий день журналистки Веры Валуевой.
…У некоторых только при одной мысли о жизни в одном пространстве с незнакомыми людьми возникает необъяснимый страх. Однако истоки этого гнетущего чувства понять можно. Межличностные отношения в общежитии складываются почти также как в армии — здесь любой бытовой пустячок может разрастись в конфликт. Особенно это замечание актуально для парней, ведь их неустойчивое представление о жизненных ценностях находится где-то между силой Кинг-Конга и властью Наполеона.
Да, конечно, трусов никто не любит, а девушки и вовсе презирают. «Старички», живущие в общежитии не первый год, бывают наглыми и заносчивыми. Однако, как показывает жизнь, не стоит на их требования убраться в комнате или сбегать за пивом сразу соглашаться и подобострастно выполнять любое желание. Достоинство всегда в цене, даже в таких «коммунистических» условиях. А драться надо уметь, конечно, даже если оппонент в нетрезвом виде требует помахать кулаками. Даже если получишь по морде, тебя будут уважать, и вряд ли такая драка повторится.
В таких почти экстремальных условиях надо оставаться самим собой, не пытаться казаться крутым, с необоснованными понтами, которые рассыпятся сразу же, как только придётся открыть рот. А если уж такое произойдёт, спокойная жизнь закончится при первой же хорошей пьянке. Повод-то найдётся очень скоро.
Вера вспоминала свои студенческие годы, и в памяти возникали уже полузабытые образы. Однажды ей пришлось лезть в окно из-за опоздания к часу икс, ведь входную дверь дежурные «блюстители порядка» закрывали ровно в 23.00. Жаль было и порванных колготок, и исцарапанных рук и ног, но перепуганная соседка тогда не оценила её подвига. Были долгие разбирательства, ссора, примирение…
Другой раз нечаянно перевернула сковороду с котлетами. Старалась быстро их поднять с пола и бросить обратно, но девушка со вздёрнутым носом стремительно вошла, застала Веру за «преступлением», и заставила её съесть эту злосчастную котлету. Были и крики, и даже кулаки…
Жизнь в таких условиях — это проверка «на вшивость». И если не жил в общаге, то и студентом настоящим не был. Только в этих, во многом экстремальных условиях приобретёшь полезные для жизни навыки. Общаться приходится с самыми разными, нередко неприятными типами. И вспоминая милых сердцу родственников, одноклассников и друзей, смахивая украдкой слезу, хочешь — не хочешь, но научишься строить отношения практически со всеми.
А девушки? Их здесь так много! Только вот покорить сердце красавицы не просто. С одной стороны, в общаге все в равных условиях, с другой, — на общем фоне сложнее быть уникальным и самобытным. Да и на студенческую стипендию, как ни старайся, невозможно разгуляться. Приходится искать нестандартные подходы.
Для многих девушек общежитие — это малоприятное место, в котором всё общее, — и кухня, и туалет, и порой даже постель… Но! Где как не здесь можно научиться вкусно готовить? Главное — фантазия. Вершина кулинарного искусства — макароны, приправленные подсолнечным маслом или суп из двух картофелин и (о боже!) найденной в соседней комнате морковки.
А информационное поле? В общаге все новости распространяются со скоростью звука, так что даже без телевизора и радио здесь все обо всех знают, порой, правда, в художественной обработке рассказчика. Но от этой интерпретации лишь интересней кажется жизнь.
«Мысль требует развития, — подумала Вера, продолжая записывать свои наблюдения в блокнот, с целью разобраться, что там, в этом закрытом пространстве, живущем по своим, большинству неведомым законам, может происходить…».
Отложив исписанный листок, она попробовала определиться. С чего начать расследование? В её памяти всплыло многоэтажное, из серого кирпича здание, в котором ежедневно что-то происходило.
Да, Вера отправилась туда, в студгородок.
* * *
В комнате, размером около пятнадцати метров, собрались человек десять. Было густо накурено, душно, но молодые люди не замечали отсутствия комфорта. Неубранные кровати, пивные пустые бутылки на широком обветшалом подоконнике, свисающая одним концом сорванная с петель синяя штора, — всё это, словно театральная декорация, создавало особую атмосферу.
Восемь парней сидели за большим кухонным столом и почему-то шесть из них были в тёмных солнечных очках. Двое стояли, один наклонился над товарищем, второй как-то неестественно выражал своё волнение, то и дело ходил, будто мерил шагами это небольшое пространство.
…Вера зашла сюда по наводке. На проходной её впустили без проблем, когда она показала своё удостоверение. А дальше всё произошло до смешного просто. Первая попавшаяся девушка на вопрос о том, где здесь проходят турниры по покеру, сначала пожала плечами, а после, вынув из ушей наушники, ответила: «Это вам на пятый этаж надо, вроде в 510-ю комнату», затем воткнула наушники на прежнее место и продолжила, быстро перебирая длиннющими ногами, спускаться по лестнице.
Вера постучала и приоткрыла дверь. Удивившись, что никто не отреагировал на её повисшее в воздухе «здрасьте», присела на край подвинутого к стенке шатающегося стула. Высокий, худощавого телосложения парень дважды выходил из комнаты, возвращался и снова суетливо вставал с места, быстро перемещался из угла в угол, видимо, переживая за исход игры. Женщину, присевшую у стены, никто не замечал…
Несведущим, к коим в полной мере относилась Вера, могло показаться, что это заседание членов какого-то тайного клуба. Однако предварительно почитав о покере, она поняла, что находится как раз в самом центре игрового таинства. Немного привыкнув к обстановке, она стала вникать в суть происходящего и в разговоры участников.
Перед каждым из игроков лежало определённое количество фишек. Сдали по 2 карты, и начался розыгрыш. Кто-то сбрасывал, кто-то говорил «рейз» и двигал в середину стола фишки. Звучало доселе незнакомое Вере слово «колл» и вновь кто-то из игроков отсчитывал определённое число фишек в центр игрового поля. Постепенно четыре парня, походив неудачно, отпочковались. Они сидели, несколько поостыв к игре, кто-то допивал пиво прямо из горлышка, другие тихо переговаривались, шутили. Один из них, высокий, с косичкой и в клетчатых шортах, небрежно заплетённой и спускающейся по спине, вдруг обратился к Вере.
— Вы здесь к кому, зачем? — немного заикаясь, спросил и почему-то покраснел.
— Да я случайно, к брату заехала, вот ищу, — неожиданно солгав, быстро проговорила она, боясь, что на неё обратят внимание и другие. Но игра продолжалась. — Можно остаться?
— Угу, — без энтузиазма разрешил парень и отошёл.
Когда за столом осталось четверо, игра пошла быстрее. Вера обратила внимание, что у двоих из игроков на футболках приколоты круглые значки с надписью «Покер навсегда!». Журналистка усмехнулась этой наивной атрибутике принадлежности к особой касте избранных.
Дилер сдал игрокам по две карты, и все игроки уравняли блайнды, чтобы посмотреть на флоп. На флопе оказались: десятка треф, тройка червей и валет бубей. Начался новый раунд торгов:
— Чек, — рыжий с веснушками юноша в своих тёмных очках напоминал почему-то Джеймса Бонда. Говорил он тихо и чётко.
— Бет полбанка! — тёмненький с вихрами, спускающимися до плеч, полноватый парень произносил слова с каким-то кавказским акцентом, он был без очков, и зрачки его глаз бегали от одного участника к другому. Казалось, он переживает больше всех.
— Фолд.
— Рейз — третий парень, аккуратно постриженный, в джинсах и модной футболке разительно отличался от всех остальных. Его манерные движения и подчёркнуто спокойные интонации выдавали домашнего мальчика.
— Колл.
— Фолд.
В игре осталось всего двое — Джеймс Бонд и «домашний». Лица в тёмных очках были напряжены. Теперь уже все игроки наблюдали за этой двойкой. На стол выложили четвёртую карту — туз бубей. Учитывая предысторию торгов, все ожидали интересного розыгрыша.
— Чек.
— Бет две трети банка.
— Колл.
На столе становилось всё больше столбиков из фишек.
— Чек.
— Бет.
— Рейз!
— Ререйз.
— Ва-банк!
— Колл.
Деньги всё пребывали, следом за красными фишками появились зелёные, затем синие, и, в конце концов, чёрные — самые дорогие.
Вскрытие показало, что у агрессора были туз-туз, но последний обошёл его закрывшимся стритом на ривере, на руках у него были дама-король. Когда карты открылись, обоих захлестнули бурные эмоции, ведь на кону был большой банк. Самая сильная стартовая рука к окончанию торгов превратилась в ничто, причём таким досадным образом. Проигравший нервно ударил по столу кулаком и грубо выматерился с такой энергичной подачей, что участники мероприятия заулыбались, глядя в стол.
Вера нашла глазами своего давешнего собеседника, который стоял у окна с кавказцем и живо что-то обсуждал.
— Скажите, а почему ребята в тёмных очках? — обратилась Вера к нему.
— Ну так, для имиджа, — ответил ей другой, невысокого роста, с детской улыбкой на розовощёком лице.
— Не понимаю. Причём здесь имидж?
— Чтобы казаться зомби.
— Это как? — не унималась гостья.
— Покер — это игра для людей с крепкими нервами и непроницаемым лицом.
— Даже бед бит воспринимать надо спокойно.
— Хм… А что это такое — бед бит?
Долговязый как-то странно на неё посмотрел, на что она выдавила из себя:
— Ясно, пойду, — и тихо вышла из комнаты.
* * *
Лифт не работал. Быстро спускаясь по лестнице, Валуева спешила в редакцию, где её уже около часа ожидал Николай Александрович, о чём он довольно строго сообщил по телефону, не вдаваясь в подробности, чем не на шутку встревожил.
На лестничном повороте две девушки, громко переговариваясь и смеясь, неожиданно столкнулись с журналисткой, из рук которой выпала сумка, и какие-то бумаги, документы рассыпались по полу.
«Что ж мне так не везёт сегодня? — вспоминая недавний полёт в кабинет редактора, подумала Вера, а вслух громко сказала:
— А полегче нельзя?
— Извините! — неожиданно с учтивостью произнесла та, что поменьше ростом, с кучерявой копной на голове.
Девушки бросились подбирать рассыпанные по бетонному полу предметы.
— Ой!
— Что такое?! — Вера вздрогнула от неожиданного возгласа девушки, в последнее время нервишки шалили.
— А вы журналистка? — светловолосая красавица держала в руках удостоверение Веры и улыбалась.
— Да, в газете «КРИМ-ИНФО» работаю, а что?
— Вот вы-то нам и нужны, — девица прижала к груди удостоверение и с благоговением глядела на Веру.
Подруга вынула из её рук документ и передала журналистке.
— Да, нам есть что вам рассказать.
— Девочки, я сейчас очень тороплюсь.
— А приходите к нам вечером! И поговорим тогда. Мы вам будем очень рады.
— Ладно, постараюсь, — на ходу произнесла Вера, уже вновь набрав скорость спуска по довольно крутой студенческой лестнице.
— Только обязательно, мы бублики купили! — крикнула черноволосая, свесившись с лестницы и сияя своей белозубой улыбкой.
— Комната 410! — добавила вторая.

…В редакции напряжение чувствовалось уже на входе. Рыжая девушка Тоня, как часто называли Антонину Замятину за её безвозрастную внешность, и Костя Кукин стояли в курилке, изображая что-то страшное на возбуждённых лицах, махали руками в направлении кабинета главреда, что, видимо, должно было означать, с каким нетерпением он ждёт Валуеву. В приёмной секретарша Лёля в кожаных брюках и, как всегда, при ярком макияже, манерно выгнув мизинец, держала свою синюю чашку, из которой томно, прозрачной завитушкой, распространялся запах дорогого кофе, протяжно заметила:
— Шеф тебя, Верунчик, ждёт уже два часа. Каждые пять минут спрашивает, а ты всё не являешься…
— Ну, появилась. — Вера вопросительно смотрела на неё.
— Ну так заходи! — Лёля открыла перед журналисткой дверь, продолжая держать чашку словно самый важный трофей в жизни.
Николай Александрович начал сразу, без вступления. Это предвещало недоброе, так он делал только в самых драматичных ситуациях.
— Вера! Когда ты позарез нужна, тебя всегда нет.
— Я здесь, Николай Александрович.
— Так вот. Из милиции/полиции звонили.
— Что-то случилось?
— Там, наверху, — главред направил вверх указующий перст и добавил, — ты понимаешь, о чём я?
— Понимаю, кажется, — медленно произнесла Вера и поёжилась.
— С нас требуют быстро и верно отреагировать.
— Это как?
— Требуется содействовать поиску и лишнее не писать.
— Чей-то сынок что ли?
— Да, сынок. А это, сама понимаешь… Меня держи в курсе и сама не лезь куда не надо! — шеф повысил тональность, и Вера даже привстала.
— А чей?
— Что «чей»?
— Да сынок-то чей?
— Вот это и выясни. В первую очередь. Ясно?
— Угу.
— Не угу. Поняла?!
— Да поняла я, Николай Александрович.
— Вот теперь иди. И действуй быстро и… решительно.
Это «быстро и решительно» шеф часто повторял, особенно когда звонили сверху, требовали результата, давили… Правда, звонок в таком тоне выбивал редактора из привычной колеи. Иногда он так злился, что вызывал к себе СРОЧНО всех заведующих отделами, ответственного секретаря, своего зама и начинал летучку с глубокой паузы. Видимо, подбирал нужные слова, обдумывая формулировки. Бесило Николая Александровича, что им, журналистом до кончиков пальцев, потомственным гуманитарием, пытались манипулировать, вершить свои дела, используя его газету, которая позиционировала себя с самого начала как независимая. После «мозгового штурма» принималось решение. Очень трудно было соблюсти баланс интересов. Но главное, чем руководствовался редактор — сохранить издание любой ценой, при этом не нарушая ключевой принцип — право на свободу информации и мнения по поводу любого вопроса, интересующего человечество.
Показателен случай, запомнившийся всем, когда стало известно о махинациях высокопоставленного чиновника. Прошлой весной следственный комитет допросил «шишку» по делу о взятке, полученной его подчиненным, заведующим отделом по имущественным и земельным отношениям, который пытался получить… 2 миллиона долларов. Организация «платила» за предоставление земельного участка в областном центре для строительства гипермаркета. На допросе заведующий отделом так и заявил, что брал не для себя, а для вышеозначенного чиновника. Разразился скандал. Сопровождался он разными выходками со стороны областного руководства. Администрация сразу поставила под контроль независимые частные СМИ, в числе которых и газета «КРИМ-ИНФО». Дело доходило до того, что какие-то странные люди с мутным взглядом и строгим видом стали появляться в редакционных отделах, они пытались вводить цензурные ограничения, контролировать сказанное и написанное. Конечно, справиться с искушением смогли не все. Некоторые газеты и телеканалы администрации удалось «прикормить», и они начали вещать по известному принципу: про администрацию области как про покойников — либо хорошо, либо ничего.
Николай Александрович на поводу у чиновников не пошёл. Собрав очередной штаб, обсудив ситуацию с единомышленниками, он дал задание ведущим журналистам — собрать полную информацию, вывернуть наизнанку этого коррупционера, написать разгромную статью! И дело пошло, сначала посыпались звонки и письма с угрозами, даже начались проблемы с распространением издания. Но такой яростной и непримиримой была информационная война, что победа осталась за сильнейшим. Газета отстояла своё право на свободу, а чиновник, погрязший во взяточничестве и коррупции, не только лишился места, но и загремел в места не столь отдалённые. Тогда все в редакции праздновали эту нелёгкую победу, видя в лице главного редактора вождя, готового всех порвать за свои идеалы. Как говорится, и словом, и делом не позволяющего очернить доброе имя журналистики.
Глава IV
Что такое бэд бит? Этот вопрос не давал покоя, и Вера постаралась разобраться, хотя покер по-прежнему оставался для неё таинственной территорией. Прочитав в интернете «Бэд бит — это ситуация, когда Вы проигрываете с комбинацией карт, которая выглядела беспроигрышной», Вера поняла суть этого понятия, но её волновало совсем другое, ведь движения человеческой души — это самое интересное в профессии журналиста-расследователя. И после долгих размышлений она накидала в блокноте мысли, которые позже обязательно станут фундаментом для новой статьи.
Эгоцентризм присущ любому живому организму, ведь для любого человека, как бы он не отрицал, центром вселенной является он сам. Причем, это отражается в любом нашем поступке. Даже в очевидном бескорыстии есть эгоистическая подоплёка, — греет мысль о том, какие мы замечательные люди. И это норма. Подсознание требует признания нашей исключительности. Поэтому когда во время игры к нам приходит сильная карта, мы просто уверены, что победу эту заслужили. Как может быть иначе?
Бэд бит наш мозг адекватно воспринять не хочет, ведь этого не может и не должно быть. По всем признакам следовало праздновать победу, ведь именно вам удалось переиграть оппонента. Объективно ваша рука гораздо сильнее его! У вас больше опыта, так кто как не вы победитель!
Бэд бит можно сравнить со сбоем в компьютерной программе, только в данном случае зависает не компьютер, а мозг, не готовый признавать эту иррациональность.
…Борис, заглянув после работы в комнату, обнаружил Веру на кровати, ноутбук лежал рядом.
— Ты чего это?
— Работаю.
— Работаешь?
— Ну что, не видишь? Я думаю.
— И о чём?
— Вот ты бы как себя чувствовал, если бы, имея на руках тузы, уже был уверен, что сейчас выиграешь, скажем, миллион долларов, и вдруг…
— Что?
— Выпадает четвертый туз. Ты уверен в победе, все твои фишки летят на середину стола… И вдруг…
— Ну что там ещё?
— Твой оппонент тебя переезжает! Быстро, безжалостно и бесповоротно.
— Ну-у. Я бы расстроился, конечно… Этот финт как-то называется в покере.
— Это бэд бит. Образно говоря, тузы оборачиваются шестёрками. У многих игроков в результате следует эмоциональный срыв.
— Ну так не мудрено.
— А вот ты не прав. Надо к этому относиться философски.
— Ладно. Работай дальше. Осуществляй свой философский подход.
«Именно это я и хочу сделать», — мысленно произнесла Вера и взяла в руки ноутбук.
На следующий день Вера продолжила обдумывать увлёкшую её тему, и уже в редакции, время от времени отвлекаясь на текущую работу, мысленно возвращалась к покеру.
Итак, хочешь побеждать в покер — научись влиять. И как бы это ни казалось странным, понятие «хорошая игра» заключается в умении заставить противника ошибиться.
Над психологической составляющей в этой карточной игре Вера размышляла целое утро. Прочитав несколько статей по поводу покерного имиджа и его значения для игроков, она увлеклась темой. Особенно заинтересовал её такой вывод: «Покерный имидж означает, что вы всегда остаётесь безразлично-спокойными. Если ваша рука потенциально может выиграть раздачу — следует просто смотреть. Если вы собираетесь сбросить карты — следует просто смотреть. Если вы разочарованы и рассержены чередой неудач — следует просто смотреть. Если вы чувствуете себя так, будто владеете всем миром — следует просто смотреть. Между раздачами вы можете проявлять любые эмоции, но как только карты начинают скользить по столу, холодный взгляд должен вернуться».
Отложив текущие дела, окончание дня Вера посвятила вопросу, который ещё неделю назад ее совершенно не интересовал.
Не менять выражение лица на протяжении всей игры — ведь это нелегко, надо обладать актёрским талантом! Большинству людей это не дано. Можно ли научиться оставаться внешне совершенно безучастным, когда внутри зреет ураган? Вера была уверена, что это врождённый талант, ей-то никогда не удаётся сохранить каменное, безмолвное выражение лица, когда бурлят эмоции. Для покериста «надеть маску» и не снимать её в течение всей игры — это залог успеха. Можно сказать, что лицо и рука незримо связаны друг с другом, — неизменное выражение лица не позволяет выдать информацию сопернику. При «лучшей руке» можно получить очень маленький пот, ведь противники, догадавшись об этом, могут сразу сбросить карты.
И ведь как по-разному пользуются игроки покерным имиджем! Одни блефуют, стараются ввести в заблуждение, тогда как другие выстраивают стратегию, полагаясь на математические расчеты.
Получается, что в основе одной из самых уважаемых и умных игр, которую нередко сравнивают с шахматами, лежит обычный обман. Или необычный обман? Ведь подавление эмоций — это своеобразный обман…или нет? Несколько запутавшись, Вера отхлебнула уже остывший чай, о котором почти забыла.
Разве не способность выражать радость, печаль, злость, расположение, страх, разочарование и целый спектр иных чувств и ощущений отличает человека от других живых существ, населяющих нашу планету? Для игрока в покер честность — неуместное качество. Оказывается, лучший способ научиться «обманывать», то есть сохранять безучастное лицо — это тренироваться перед зеркалом. Важно быть не просто внешне безразличным, лицо должно быть естественным.
«Какое полезное качество для жизни!» — эта мысль становилась сквозной в рассуждениях над секретами покера.
Есть ещё и понятие уникальности покерного имиджа. Одни отрабатывают улыбку, которая скрывает истинные намерения, другие специально отращивают бороду, чтобы движение мышц не стало предательским знаком для противника. Другие надевают тёмные очки. Вера уже наблюдала это в студенческой общаге на сеансе игры. Получается, игроки закрывают глаза, «зеркало души». У покеристов нет души! Если есть душа, то нет денег. Ха-ха. Вот это вывод!
Вера взяла зеркальце и попробовала изобразить безразличное выражение на лице. Убрав зеркало, пыталась его сохранить как можно дольше.
— Ты чем недовольна? — проходивший мимо Кукин с недоумением остановился возле стола и уставился на Валуеву. — Голова болит что ли?
Некоторое время Вера ещё пыталась сохранить безучастность, но когда Костя стал крутить у виска указательным пальцем, поняла, что эксперимент провалился.
— Без тренировки ничего не выйдет! — утвердительно отозвалась на Кукинские знаки внимания.
— Какие тренировки?
— Да никакие! Чего пристал?!
— Перетрудилась что ли? — обиделся Костя.
* * *
Помните, что в романе Булгакова ответил доктор на вопрос поэта Рюхина о состоянии Бездомного — «Двигательное и речевое возбуждение… бредовые интерпретации… случай, по-видимому, сложный… Шизофрения, надо полагать».
…В больнице для душевнобольных врач зафиксировал у Инги Витальевны расстройство речи, при котором пациентка произносила слова грамотно, но связывая несовместимые понятия, будто специально вводила слушателя в когнитивный диссонанс.
Инга Витальевна лежала на кровати, перед ней сидел миловидный, коротко остриженный молодой человек, в очках и почему-то с диктофоном, он вслушивался в её невнятное бормотание.
«Родилась на улице Горького. В магазине «Семья». Кандидат наук. Люблю рыбу ловить. У колхозников судак. На втором этаже после операции. В науке было, было. Кроме этого… эээ… ингредиенты из пяти компонентов. Снимайте, интенсивней, получите tet-a-tet. Колхозник не ведает что творит. По красной линии. Потому что это неправда, нонсенс, нонсенс! На воздушном шаре. Можно быть дирижаблем. И тогда попадешь в книгу Гиннеса, в Красную книгу. Книга очень интересная. Вернисаж можно сказать, просто какой-то нонсенс. Это же понятно даже… даже… даже…».
Возникла пауза, во время которой больная как будто подбирала нужное слово. Доктор встал и подошел к окну. Достал сигарету. Но вскоре вернулся, нервно потёр виски. От вновь зазвучавшего голоса неожиданно вздрогнул.
«В качестве примера приведу аксиому. Он не трус, не бревно, не холоп. Не надо ломаться. Гнётся, гнётся, качается. Ведь может и вспыхнуть когда не надо. Только соломы не подкладывай. Лучше керосин или бензин. А то истерика начнётся…».
Со стороны это напоминало рассуждения о чём-то глубокомысленном, но с одним нюансом — больная вслух из десяти слов произносила пять-семь.
В палату заглянула медсестра:
— Вы ещё долго, Игорь Олегович?
— Думаю, ещё минут двадцать. Хотя…
— Может ей ещё успокоительного дать?
— Ещё полкубика вколите. Ярко выраженный симптом шизофазии.
Игорь Олегович, молодой врач, назначенный в психбольницу после ухода всеми уважаемого доктора Степана Аркадьевича на пенсию, уже второй год находился здесь на службе, старательно вникал в каждое заболевание, своих пациентов он любил особой профессиональной любовью. Записывая истории больных, допоздна засиживался в кабинете, анализируя свои записи с помощью толстых справочников, которых в книжном шкафу накопилось так много, что полки уже начали провисать, рискуя треснуть от этого интеллектуального груза. Это наследие, оставшееся после Степана Аркадьевича, не раз помогало ему отыскать верное медицинское решение. Именно эти, с печатью бесценного опыта, книги, молодой доктор предпочитал электронным безликим носителям.
* * *
Журналисты — беспокойные люди, готовы на многое ради героев своих публикаций. Вот и Вера Валуева, решив докопаться до сути, на следующий день вновь отправилась в студенческую общагу, на, так сказать, место происшествия. Девчонки так эмоционально в прошлый раз звали её в гости!..И Вера теперь сидела на стуле у студенческого, видавшего виды, стола. Он немного шатался, поэтому было удобно в такт разговору незаметно раскачивать его, помогая носком ноги, тем самым направляя этим своеобразным ритмом свои мыслительные потоки в нужное русло.
— Этот Макс, которого все ищут, где-то за неделю до исчезновения украл у Лизы кулон. — Лера с важным видом посмотрела на подругу. — Между прочим, он был серебряный.
— Да ладно тебе, Лера, — девушка привычным движением убрала свою копну непокорных чёрных волос в пушистый хвост. — Кулон этот подарил отец… Я его считала своим талисманом… Ведь эта кража только подтверждает мнение о сущности Макса. А для следствия это может быть важным свидетельством.
— Что ты имеешь в виду? — Вера в очередной раз качнула ногой стол и достала блокнот.
— Наша комната 410. Так.
— И что?
— Над нами находится та самая комната…
— …в которой жил Макс, — добавила Лиза, а Вера отметила про себя, что именно в этой комнате она вчера и побывала.
— Он и его дружки нас достали, картёжники тоже мне. Представляете, они так назойливо демонстрировали своё превосходство, что вызывали у всех раздражение. Значки эти с претензией, Макс всё перстень совал под нос каждому, как будто большего достижения в жизни и быть не может…
— Какое сообщество?
— Да покеристов. Самые крутые из них носят значки, а те, кто претендует на лидерство — перстни с надписью «Покер навсегда!». Мозги у них, по-моему, совсем набекрень от этого покера. Уже несколько человек универ бросили из-за этих карт. Представляете?
— Они так надоели нам ночными разборками, что терпеть это стало невыносимо! — включилась в разговор Лера.
— Так вот, — подхватила Лиза. — Я как-то утром пошла к ним. И сказала всё, что думаю о них.
— Что именно? — Вера всё фиксировала в своём блокноте.
— Что они идиоты, козлы и придурки!
— Жёстко, — журналистка усмехнулась.
— Знаете, это на самом деле не смешно, — затараторила Лера, — Лизка даже на парах засыпала, потому что ночью невозможно было выспаться.
— И что? Перестали шуметь?
— После обыска перестали.
— У них был обыск?
— Да.
— Я о другом хотела, — Лиза встала и опёрлась рукой о край стола, из-за чего он в очередной раз поменял точку опоры. — За неделю до исчезновения Максим сорвал этот кулон прямо с моей шеи. Нагло так! Я даже не успела правильно отреагировать. Потом меня такое зло взяло!
— А он что?
— А он с моим кулоном просто скрылся.
— И ты ничего ему не сказала?
— Вдогонку несколько нецензурных слов выкрикнула. Но заявлять никуда не стала.
— Почему?
— Я философски рассудила.
— Это как?
— Ну, я же говорила, мне этот кулон отец подарил. Талисман. Оберегает от несчастья. А, значит, так надо, зло вернётся ему, этому Максу. И к тому же мне сам кулон, если честно, не очень нравился, слишком агрессивным был.
— Как это?
— Ну, я — лев по гороскопу. А кулон был в виде львиной головы с открытой пастью. Рычащий такой лев. Ну, я ещё подумала, что вдруг у этого наглеца заговорит совесть. Потом вернёт… А через неделю этот Макс пропал…
— Да уж…
— Вот и я о том. Все сейчас носятся с ним — мальчик пропал, такой хороший, как жалко… а он просто гад!
— Получается, ограбил Лизу, и потом ещё нам вызывающе так показывал, что кулон теперь ему принадлежит, и отдавать его он не собирается. Знаете, так похабненько ворот расстёгивал и подмигивал, когда нас видел, намекая на… историю с кулоном. — Лера искренне переживала за подругу.
— Нехорошо. Ладно. Я буду иметь в виду. Это всё?
— Ну, в общем, да…
— Вам пригодится информация? — Лиза внимательно смотрела на журналистку.
— Думаю, да. Но почему именно мне всё это рассказываете, а не полиции?
— Вы же знаете, что он сынок военкома?
— Нет. А вы откуда знаете?
— Хм… Да это не секрет, через него, то есть через его отца многие пацаны косили от армии.
— Да и расценки все знали.
— Вам и это известно?
— Конечно. Все знали!
— Понимаете, — Лиза посмотрела в окно, где уже смеркалось, — мы ведь учимся на журналистов. Жанр журналистского расследования нам очень интересен. Мы бы хотели поучаствовать.
— Это как?
— Ну, могли бы исполнять ваши задания, наблюдать, фиксировать.
— Можем поговорить с кем-нибудь, ну, интервью возьмём, — глаза у Леры загорелись.
— У кого?
— Вы скажете у кого.
— Ну вы, девчонки, даёте!
— Пожалуйста, мы вас не подведём… — девочки смешно сложили руки лодочками и умоляюще смотрели на Веру.
— Ладно, я подумаю…
…Как-то странно было слышать от этих современных юных девушек подобное предложение. Конечно, практика студентам всегда нужна. Особенно журналистам. Чтобы освоить профессию, необходимо писать, писать и ещё раз писать. Так учили саму Веру. Только на собственном опыте можно познать основы журналистского мастерства. Но обычно современные студенты сразу хотят устроиться на ТВ или в раскрученный таблоид, и что ещё престижней — в отдел PR или рекламы. А вот так, чтобы просились на черновую работу ради результата…Странно как-то… Закралось сомнение: может, чувство мести движет этими юными особами? Всё-таки и серебряный кулон пропал, да и женщины не прощают оскорблений…
— Знаете, есть ещё одна причина, — будто в продолжение Вериных размышлений, Лиза, посмотрев внимательно на журналистку, поведала жуткую историю из своей жизни.
Этот рассказ произвёл глубокое впечатление…
Произошло это семь лет назад, летом, когда Лиза переходила в восьмой класс. 7 июля в 9 часов вечера Лиза, её родители и друзья семьи, муж и жена Фетисовы, отправились в кафе «Оливия», что в районном центре Завьяловск, отмечать 20-летие супружеской жизни Коноваловых. Лиза очень гордилась своими родителями, была безмерно рада за них. Оставаться дома в такой день считала неуместным предложением бабушки, хотя та настаивала, так как неважно чувствовала себя с утра…
Лиза не могла пропустить этот семейный юбилей. Отец и мама действительно все эти годы были счастливы вместе. А Фетисовы, папины одноклассники, почти члены семьи, в радостях и горестях были всегда рядом.
У мамы светились глаза, она была молода и особенно изящна в модном голубом платье, которое отец привёз из Италии.
Почему не заказали столик заранее? Так получилось. Сначала хотели устроить торжество в домашних условиях. Потом папу срочно вызвали на работу в командировку. Он должен был задержаться, но в последний момент ему удалось вырваться. Готовить праздничный стол времени не оставалось, вот и решили спонтанно найти кафе и посидеть в узком кругу. Этот вечер Лиза не забудет никогда.
Отправились в центр, там был выбор подходящих для события ресторанов. Так вот. Подошли к ярко освещённому крыльцу. Отец, оставив компанию, вошёл в кафе, чтобы выяснить, есть ли места. Все остались ждать у входа. Куривший здесь же мужчина почему-то неожиданно грубо сказал, чтобы нежданные гости убирались отсюда. В кафе полицейские отмечали какую-то дату, так что нечего сюда никому соваться. Затем в дверях появился отец и объявил, что мест нет. Когда все уже направились далее, решая, куда отправиться, из кафе вышли трое молодых мужчин и направились к компании. «Эй! Ты! Мы не договорили», — обратился один из них, круглый, пузатый, невысокого роста, толкая Лизиного отца в спину. «Отвали, гад!» — отец машинально сжал кулаки. После этих слов его повалили на грязный асфальт. Из кафе выбежали человек пять, они стали пинать отца ногами. Борис Фетисов вступился за друга, но и он вскоре оказался лежащим на дороге под ногами пьяных разъярённых мужланов. Женщин они трогать не стали.
Когда били отца и дядю Борю, Лиза слышала, как полицейские приговаривали: «Так будет с каждым, кто вздумает нам хамить». Отец лежал без сознания. Вскоре приехал полицейский «уазик», и Лизиного папу, как мешок, просто за руки и за ноги закинули в машину на металлический пол. Бориса рядом затолкнули. Потом полицейские опомнились и стали щупать у папы пульс. Один из них (позже мама узнала в нём местного участкового) тушил окурок сигареты о живот. Так проверял, жив ли отец. Полицейские пытались его откачать, женщины кричали, чтобы вызвали «скорую». В память врезалась кошмарная картина — свисающая безжизненная рука отца, которая ещё совсем недавно так трогательно обнимала маму.
«Потом…несколько человек уволили из милиции… Мама долго лежала в больнице… Теперь вы понимаете, что к представителям органов у меня особое отношение…», — завершила свой трагический рассказ Лиза.
От неожиданного телефонного звонка Вера вздрогнула. Долго искала в сумке мобильник, продолжая переваривать услышанное.
— Алло! Вера, — она даже сразу не узнала голос главреда.
— Да, Николай Александрович, слушаю!
— Ну, так слушай. Нашли студента.
— Где?!
— В лесу, в сгоревшей машине. Надеюсь, в редакции тебя нет по уважительной причине?
— Конечно. Как раз по этому делу работаю.
— Ну, работай, работай. К вечеру жду результат.
…Вера сразу созвонилась с Ражнёвым, мужем своей лучшей подруги Ларисы и по совместительству майором полиции, который всегда был в курсе любого криминального дела. Она выяснила, что действительно нашли в лесу за городом обгоревшую машину без опознавательных знаков. Труп — головёшка, идентичность личности установить невозможно. Определили лишь по чудом сохранившемуся пропуску в общежитие. Максим Горелов (ирония судьбы!), студент второго курса юридического факультета местного университета.
— И что теперь делать?
— Искать убийц. Есть, правда, версия самоубийства. Соседей по комнате уже опросили, выясняют мотивы. Основная версия — карточный долг. Они же в карты на деньги играли.
— В покер.
— Ну, да, в покер. Возможно, на большие деньги.
— А ещё какие версии? — перевела разговор Вера.
— Месть. Девушка возможно… В этом возрасте, ты же знаешь, тормозов нет.
— Понятно.
— Вера, я позвоню, если ещё будут новости. А лучше заходите с Борисом к нам в гости. Лариска скучает. Да и я буду рад встрече…
— Ну, хорошо, Толик. Как-нибудь. Ларисе привет.
Прощаясь, договорились с девушками быть на связи, и Вера отправилась в редакцию, где до самого вечера занималась рутинными делами, после чего осенило — надо ехать в этот самый город, откуда родом погибший юноша!
Глава V
До районного городка на поезде добираться около двух часов. Вера успела на самую раннюю электричку. Уже в дороге дозвонилась до редактора, предупредив о своих намерениях, и затем до мужа, который в очередной раз был удивлён внезапностью, с которой она принимает решения.
…Под монотонный перестук колёс вот уже минут десять она наблюдала за стрекозой, неизвестно каким образом попавшей сюда, в полость между двойными оконными рамами, в закрытое с обеих сторон толстыми стёклами пространство. Трепыхая крылышками, бедное насекомое изо всех оставшихся сил пыталось выбраться из ловушки.
Электричка не отапливалась, и Вера уже ощутила холод, поднимающийся по ногам. Пассажиров было немного, что позволяло отключиться часа на полтора. Откинув голову, она задремала.
Из состояния забытья её вывело чьё-то довольно громкое бормотание. Посчитав, что это всего лишь звуки стрекозиной возни, Вера повернула голову в другую сторону, чтобы устроиться поудобней, но, приоткрыв правый глаз, увидела странного вида человека. В сером пальто, небритый, неопределённых лет мужчина сидел напротив и что-то говорил себе под нос. Сидел он прямо, как отличник за партой, держа на коленях старый потёртый чёрного цвета дипломат. Такие уже давно не носили. Раньше их любили преподаватели вузов, по размеру они подходили и для книг, и для распечатанных на листах А4 лекций.
Вера прислушалась. Своим задремавшим было сознанием она пыталась переварить этот словесный поток.
«Погружение в себя чревато последствиями. Если от человека пахнет розами, то это вовсе не означает, что внутри него оранжерея. Расчистить эти Авгиевы конюшни — действительно подвиг, достойный самого сильного. Не каждому приятно столкнуться с правдой, хранящейся в недрах души. А правда такова — страшно потерять память, потерять контроль над собой, и всё это разнообразные формы безумия».
Наступила пауза. Приоткрыв второй глаз, она начала разглядывать незнакомца. Ну чего странного? Обычный сумасшедший. Таких немало ездит в электричках, метро, любом другом общественном транспорте. Они, эти безобидные с виду идиоты пытаются привлечь внимание публики глубокомысленными фразами. Взгляд «серого философа», как мысленно обозвала его Вера, в этот момент излучал почти детскую уверенность в бесспорности утверждений, он смотрел перед собой куда-то в пространство, беззвучно шевелил губами. Затем продолжил:
«…Лишиться ума действительно страшно. Ты превращаешься в работающий механизм, вышедший из-под контроля. Машина без водителя несёт катастрофу, если по пути не свернёт в канаву, перевалится беспомощно на бок, сначала будут продолжать крутиться колеса, пока не кончится бензин, разбрызгивать грязь, потом остановится и будет до скончания гнить, ржаветь, пока не рассыплется в прах. Безумие приведёт к тому, что все твои планы и мечты полетят в тартарары. Станешь обузой, если ты не один. Если один, лишишься дара отдавать. Вместо этого будешь только брать». В этот момент сумасшедший внимательно посмотрел на Веру. Глядя прямо ей в глаза, чётко произнёс: «Как только источник, который тебя питает, иссякнет — ты погибнешь. Страшно. Страшней, чем самоё Смерть».
Журналистка словно под гипнозом выпрямилась. Она не могла теперь уже отвести взгляд. «Серый философ» обращался именно к ней. И сказанное этим странным человеком далее уже не казалось ей такой уж бессмысленной глупостью.
«В детстве мне нравилось, когда меня считали непредсказуемым. Вдруг стал читать стихи, которые тайно выучил. Прошло. Стал пугать детишек в песочнице. Мог закричать ни с того ни с сего. Чувствовался какой-то драйв от этого всего. Может, так я подсознательно пытался побороть свой страх? Стать непредсказуемым, как бы безумным, пройти через это, чтобы не бояться?».
— Непредсказуемость помогает избежать безумия? Так по-вашему? — зачем она решила задать этот вопрос, зачем вообще вступила в разговор, Вера и сама бы не смогла объяснить, но в её голове почему-то всплыла фраза Эмиля Дюркгейма — «Идиотизм предохраняет от самоубийства».
«Что нужно сделать, чтобы страх безумия осуществился? — мужчина продолжил свой монолог, едва обратив внимание на её вопрос. — Нужно перестать думать. А чтобы перестать думать? Надо начать много пить. И ничего не делать. Долго лежать и стать никому не нужным».
— Выходит, что мы боимся оказаться ненужными и для этого носимся, как белки в колесе? — Вера этот вопрос задала скорее себе самой. В вагоне было немного народу, поэтому такая односторонняя коммуникация никого не удивила, а, наоборот, вполне устраивала обе стороны этого немыслимого диалога. Но вдруг неожиданно мужчина осмысленно произнёс: «Страх остаться ненужным приведёт к тому, что… Я сойду с ума!». После он повернулся к Вере всем корпусом и обратился к ней: «Страшно? Что вы знаете о страхах, если не попадали в лабиринты изувеченного подсознания? Не тот морально уродлив, кто не может совладать со своими привычками. По-настоящему чудовищен тот, кто ежедневно устраивает шабаш на руинах своих надежд и той единственной мечты под названием СЧАСТЬЕ…». При этом на слове СЧАСТЬЕ странный собеседник сделал двойное ударение, на первом и втором слогах.
После этих слов мужчина встал, оправил своё серое мятое пальто и направился к выходу. Вера внимательно посмотрела ему вслед.
«Вот тебе и сумасшедший. А, может, и не сумасшедший вовсе? Получается, любой страх можно объяснить и обосновать страхом безумия? Интересная мысль…».
* * *
Этот небольшой районный городок произвёл на Веру впечатление, которое невозможно было охарактеризовать однозначно. Компактный, удачно расположенный между областным центром и столицей, он поражал наличием зелёных насаждений, множеством ухоженных современных магазинчиков, иностранных автомобилей, но при этом и вопиющей запущенностью. Некошеная с лета, уже жухлая, потерявшая цвет трава поднималась нередко выше человеческого роста, полностью заполонив грязные дворы и разбитые тротуары. Дороги были настолько изувечены, что этим строгим словом — дороги — назвать их было невозможно.
Квартиру родителей Максима Горелова в большом современном доме не пришлось долго искать. Студентки Лера и Лиза заранее выяснили его домашний адрес, с подробным описанием. Дом находился в центре, недалеко от главной городской площади. Современная высотка выгодно выделялась на фоне серых невзрачных строений.
На звонок никто не открыл, хотя Вера довольно долго стояла у массивной двери. Когда она уже начала спускаться вниз, размышляя, что делать дальше, дверь напротив неожиданно отворилась, и пожилая женщина в пёстром махровом халате окликнула журналистку.
— Вы, милая, зачем в 59-ю стучите?
— Нужны они мне…
— Их нету.
— А где они?
— Хозяин неизвестно где, уже года полтора не появлялся.
— А хозяйка?
— Инга то? Она в дурдоме. Третий день как увезли бедолагу. Узнала про смерть своего непутёвого сына, — и всё, умом тронулась.
— Да?… А почему непутёвого?
— Да непутёвого, зря не скажу. Ладно, милая, некогда мне. Иди с богом.
В некотором недоумении Вера вышла из подъезда и направилась по адресу местной районной газеты.
…В небольшом здании, старой, видимо, ещё дореволюционной постройки из красного кирпича на двух этажах располагалась редакция газеты. Вера поднялась по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж и, как ей показалось, бесконечно долго шла по жёлтому коридору. Деревянный пол был выкрашен в тёмно-коричневый цвет, а стены были ядовито жёлтыми. Причём, ни одна живая душа за это время в коридоре не появилась, лишь в туалете, двери которого были раскрыты нараспашку, боковым зрением она заметила уборщицу в хозяйственном халате с деревянной шваброй в руках. Вера остановилась возле двери главного редактора и громко в неё постучала.
В кабинете, довольно просторном, за столом сидела женщина в годах с копной седых волос, в очках, из-под которых на посетительницу уставились уставшие бесцветные глаза. Слово за словом разговорились. И через некоторое время Вера с удивлением обнаружила, что именно она, а не эта дама с бесцветными глазами даёт интервью. Речь зашла о творческих планах, и тут, очнувшись, она решила повернуть разговор в нужном направлении. Но не тут-то было. Эта женщина в ярко-жёлтой, под цвет коридорных стен, трикотажной блузке, проявила акулью хватку. Веру довольно строго произнесла:
— Стоп, машина!
— Что? — не поняла Габриэла Игнатьевна.
— Всё. Хватит о журналистике и криминалистике. Я к вам приехала совсем по другому делу.
— Какому? Нам очень интересно, чем живут коллеги, ведь наш городок редко привлекает их внимание…
— Расскажите мне о семье Гореловых. Глава семейства занимал в вашем городе пост военкома, был значимой персоной.
— Ну да, ну да. Только года два назад его перевели отсюда…
— А жена? Они разошлись? И что их сын? Он ведь погиб при странных обстоятельствах. Ведь вам это известно…
— О! Я не знаю, ничего не знаю. Здесь нет темы для разговора. Разошлись — не разошлись… какая разница? Она, как вы знаете, в дурдоме, сын погиб, отец давно уехал.
Когда Вера вышла из этого здания, она тяжело вздохнула. Информации ноль, только зря потерян час времени. И что теперь? У кого и что можно узнать? Решение пришло в следующий момент — Инга Витальевна в больнице. Конечно, итог беседы с больным неадекватным человеком мог быть таким же ничтожным, но более ничего не приходило в голову. Как-никак, но мать Максима — первоисточник. Следовало торопиться, и Вера отправилась в клинику для душевнобольных…
* * *
В клинике было также скорбно, как в прошлый раз, когда она посещала это заведение два года назад. Она поморщилась, вспомнив то дело, неприятные воспоминания щекотали нервы…
Молодой доктор без энтузиазма встретил журналистку, не желая рассказывать подробности о состоянии новой пациентки Инги Витальевны. Он сидел за столом и походил на студента-медика старшего курса, лишь усы и очки, атрибуты солидности, как-то нелепо смотрелись на детском худощавом лице. Он ни разу не улыбнулся, и Вере пришлось проявить максимум усилий, чтобы молодой человек начал отвечать на её вопросы. А вопросы были, их было много. Да и как иначе? Сначала этот странный попутчик в электричке, затем сообщение о внезапном безумии матери погибшего. Тема помешательства просто атаковала сегодня. А в её работе именно так и рождаются новые версии, открытия, темы журналистских расследований. Из хитросплетений событий, совпадений, поступков…
— Игорь Олегович, я понимаю, что жизнь ныне такая сумасшедшая, что это просто дурдом какой-то, стоит только взглянуть на сводку криминальных событий.
— Наши пациенты так и говорят — «Это за стенами дурдом, а здесь — больница».
— Хм. Возможно. Но я слышала, что душевнобольных если и стало больше, то не намного.
— Болезни те же, но форма другой стала. Теперь мнят себя не Наполеонами, а всё больше жертвами… инопланетян или других разных монстров.
— Как я понимаю, эта тенденция не случайна…
— Конечно, в последнее время болезни души всё больше связаны с негативными социальными явлениями. Такие больные, социопаты, это люди, которые погрязли в своих страхах.
— Страх перед жизнью?
— Да, люди бояться потерять работу, бояться заболеть, правильно сказали — просто бояться жить… Отсюда и проблемы наркомании и алкоголизма.
— И суицида тоже…
— Да, самоубийств стало больше. Наркоманы, алкоголики, самоубийцы — основной наш контингент.
— Но культуры психологической помощи больше не стало… По моим наблюдениям. Если человек попадает в «психушку», то на нём словно ставят клеймо. — Веру по-прежнему волновал этот вопрос, но доктор повернул его в другую сторону, видимо, в ту, которая не давала покоя ему самому, как специалисту.
— Надо отчетливо различать неадекватное поведение человека от психического заболевания. К сожалению, психиатрия более всех других отраслей медицины располагает к злоупотреблениям. Только психиатр способен оспорить диагноз психиатра, другие доктора некомпетентны. А симптомы психопатии или невроза в некоторые моменты жизни свойственны любому человеку, и этот диагноз с лёгкостью может перепутать даже дипломированный психиатр.
— Поэтому до сих пор чтобы откосить от армии, лучшего места, чем дурдом, и не придумать? Стопроцентная гарантия… даже если там, то есть тут, злоупотребляют медикаментами, чтобы «подвести под диагноз»?
— В этом нет никакого смысла. Кто будет удерживать здорового человека сейчас, когда у клиники нет финансовых ресурсов? Больница перегружена. А многим пациентам некуда идти, страхи их безумно одолевают, страхи жизни. Ведь остаются многие без еды, без квартиры, без работы. Они не хотят отсюда уходить. Некоторые даже симулируют психическое заболевание, ведь обстановка больницы им привычней.
— Почему?
— Да потому! В больнице предоставляется бесплатно питание и лечение почти всех непсихиатрических заболеваний. К услугам пациентов даже своя стоматология.
— Получается, шизофрения решает все проблемы со здоровьем?
— В общем, да…
— Знаете, почему-то вспомнились годы советского прошлого, ведь тогда тоже злоупотребляли. Отечественная психиатрия использовалась как инструмент подавления инакомыслия.
— Но ведь это недалеко от истины. Вполне логично: любого инакомыслящего человека можно обвинить в психическом нездоровье. — Вера решила поддержать эту непростую тему. Да и не мудрено: на фоне того, что миллионы советских людей трудятся с героическим энтузиазмом, строя коммунизм, при этом свято веря, что Советский Союз — это лучшая страна в мире, иное мнение будет выглядеть как бред. Объяснить это можно только тяжёлым заболеванием — сумасшествием.
— Да, понятно, психбольниц и психиатров у нас бояться не случайно, это происходит почти на генетическом уровне…
— Наверное. Хотя психиатрическая больница — это такая же обычная российская больница, бедная, недофинансируемая, со спецификой внутреннего распорядка. Вид душевнобольных, решётки на окнах угнетают, конечно, это ведь не курорт, а сумасшедший дом, как ни крути. Но надо иметь в виду и другое — проблемы с недостатком медикаментов, специального современного оборудования, запредельно маленькая зарплата медперсонала, — все те же беды, которые переживает отечественная медицина.
Игорь Олегович поведал интересную информацию для Веры. То, что уровень шизофренизации нашего общества зашкаливает, для неё был очевидный факт, но то, что в первом «демократическом» Ленсовете из 250 депутатов 47 были пациентами психиатрической клиники, она узнала впервые. Есть над чем поразмышлять на досуге…
— Игорь Олегович, разве возможно внезапно сойти с ума? Разве такое бывает? Ведь для этого, наверное, должны быть какие-то предпосылки, причинно-следственные связи. Разве нет?
— Конечно. Ну, надо признать: жестокость в нашем обществе зашкаливает. Многие становятся нетерпимыми не только по отношению к окружающим, но и к себе. Всё возможно. Примеров острой агрессии масса, причём внезапной и необъяснимой. Вы же слышали, как недавно самолёт в США совершил вынужденную посадку. Причина — командир экипажа внезапно сошёл с ума.
— Вы хотите сказать, что с ума сходят из агрессии к самому себе?
— Вот именно. Лётчик без видимой причины начал бегать по салону с криками о возможной гибели самолёта, усмирили его только с помощью пассажиров. И, как показала экспертиза, он не был в тот момент в состоянии алкогольного или наркотического опьянения.
— Так почему количество людей с отклонениями в психике растёт так стремительно?
— По последним данным мы лидируем в мире по числу самоубийств. Несколько десятков тысяч суицидов, депрессией постоянно страдают около 40 миллионов человек. — Доктор, положив ногу на ногу, поправил очки.
— Значит, причина — затянувшаяся запущенная депрессия?
Доктор как-то по-детски почесал за ухом и продолжил свои размышления:
— Вы знаете, чем отличаются самоубийцы сегодня? Они всё чаще используют взрывчатые вещества и стараются забрать с собой ещё кого-нибудь из близких. То есть агрессия проникает всюду, оказывает своё воздействие даже в этих трагических ситуациях.
— Но ведь окружающие должны заметить, что с человеком не всё нормально.
— Конечно, сам человек тоже может почувствовать, что с ним что-то не так. Но у нас, к сожалению, не принято обращаться к специалистам. Семейный психолог в цивилизованных странах — абсолютно нормальное явление. У нас не принято, и даже осуждается общественностью. Поэтому когда это становится явным, бывает достаточно поздно, и помощь психолога уже бесполезна.
— И что же может быть поводом для нервного срыва?
— Поводом может стать даже незначительная на первый взгляд мелочь. Например, несколько дней непогоды. Отсутствие солнца, серые тона за окном. У людей с особой организацией психики наблюдаются сезонные колебания настроения. Усугубляется положение у тех, кто часто испытывает стрессы.
Вера вдруг замолчала и через небольшую паузу попросила показать пациентку, ради которой приехала сюда, и разрешить ей задать несколько вопросов.
Сначала Игорь Олегович категорически отказывался тревожить несчастную женщину. Но когда Вера заявила, что состояние больной, возможно, связано с поведением сына, который по имеющейся версии покончил с собой, и что это может быть зацепкой в её расследовании, доктор вдруг сдался, разрешил зайти на три минуты в палату к Инге Витальевне, предупредив, что она, по понятным причинам, обездвижена. В первый день она не могла успокоиться, кричала, начала биться головой о стену, пришлось её усмирять. Иначе бы она нанесла себе серьёзные увечья…
Больная лежала на спине, руки и ноги её были жёстко зафиксированы, двигать ими она не могла. Лицо было бледным и спокойным. «Как покойница», — подумала Вера и осторожно дотронулась до её плеча. Сначала никакой реакции не последовало. Но затем женщина медленно открыла глаза и уставилась на Веру, глаза в глаза, отчего журналистке стало не по себе.
«Бесполезная попытка. Женщина явно невменяемая», — Вера уже повернулась к двери, как вдруг раздался странный звук. Оглядевшись, Вера поняла, что этот звук — голос Инги Витальевны. Он был глухим, и в то же время высоким, отчего мурашки поползли по спине.
— Вы из милиции? Да, да, Макс убил, но он не виноват. Не виноват он, понимаете?!
Вера подошла близко к кровати и даже наклонилась, чтобы лучше слышать. В этот момент показалось, что женщина вполне нормальная, просто хочет объяснить что-то важное, рассказать об обстоятельствах. Но через мгновение вдруг голос её окреп, и она уже не говорила, а кричала:
— Не виноват он, хоть и убил! Не виноват, ясно вам, в конце концов?!
— Кого убил? Кто виноват?
— Вы что, не верите?! Помогите! — вдруг взорвалась женщина, и теперь на неё было страшно смотреть, а она, с растрёпанными волосами, сверкающими гневом и безысходностью глазами, не унималась. — Что вам надо?!! Помогите! Убивают!!!
Вера действительно испугалась, ринулась к двери, в которую уже вбегал доктор…
Через некоторое время, когда пациентка умолкла, Игорь Олегович, возбуждённый, с красными пятнами на лице, строго предложил посетительнице покинуть палату. На вопрос о том, что Инга Витальевна имела в виду, доктор замотал головой:
— Она душевнобольная, понимаете? Может что угодно говорить. Это просто бред. Не стоит придавать этим словам значения. Он убил, его убили. Просто перепутала. Зря я вам разрешил с ней разговаривать! — категорично завершил психиатр.
Глава VI
На обратном пути Вера достала из пакета купленную на вокзале газету, нашла подходящую моменту заметку. «Чем вы обычно занимаетесь, когда идёте по улице или едете в транспорте? Возможно, планируете дела на день или в очередной раз обдумываете конфликтную ситуацию, которая произошла накануне. Это всё бесполезная трата времени. Лучше заняться тренировкой — считать шаги до 100, а потом начинать сначала. Мысли, конечно, всё равно будут лезть в вашу голову. Но следует продолжать считать шаги. Через некоторое время внутри вас воцарится тишина. А далее вы вдруг почувствуете, что жизнь прекрасна, причём при любой погоде».
Вера откинула голову, закрыла глаза и начала считать…
«Девушка, девушка!» — женщина в жёлтой блузке энергично махала красным флажком и тормозила разогнавшуюся на скоростном велосипеде Веру, которая ощущала себя молодой и красивой, длинные волосы развевались по ветру, она их безуспешно старалась убрать с лица и стремительно неслась прямо на эту странную женщину с флажком. Удар был мягким, но ощутимым. Вера резко свернула в сторону и распласталась на траве, влажной и почему-то неестественного, с ядовитой желтизной, цвета. Повертев головой, журналистка не увидела ни женщину в жёлтой блузе, ни велосипеда. Перед ней стоял доктор со стетоскопом и, жуя свой длинный ус, каким-то писклявым голосом как заведенный повторял странную фразу: «Логика в шоке. Задачку эту решить невозможно».
Оглядевшись, Вера поднялась и хотела уже спросить, что он имеет в виду, этот чудаковатый доктор, как вдалеке опять раздался голос той самой женщины: «Девушка! Девушка!». «Где мой велосипед?» — задумалась Вера и открыла глаза. Потирая висок, поняла, что её трясет за плечо, в попытке разбудить, контролёр. Не сразу сообразив, где находится, тихо произнесла «какая задачка?» и уставилась на грузную женщину, один в один из сна, с таким же неприятным звонким голосом.
Показав билет контролёру, Вера потеряла желание досматривать этот странный сон, выпрямилась и, дождавшись своей станции, вышла из электрички.
«Как-то зябко сегодня», — спряталась от резких порывов ветра за деревом. Автобуса пришлось ждать около получаса, и за это время она вполне справилась с неприятным осадком, появившимся после дорожного сновидения.
…Вечером Вера не стала рассказывать мужу о дневных перипетиях. Обычно она нуждалась в его авторитетном мнении, и это было особенно актуально, когда погружалась в очередное расследование. Лучшего эксперта трудно было и представить. Но сегодня ей хотелось побыть в одиночестве…

Выходной начался, как всегда, с затяжного пробуждения. Сегодня она наконец-то чувствовала себя выспавшейся, так как после рассуждений на тему ужасов и кошмаров заснула мертвецким сном (весёлый каламбурчик!). Вчера даже не услышала, как Борис вернулся с работы. К счастью, он обладал особым качеством (за что она его и любила) легко и непринуждённо обращать проблему в шутку. Заглянув на кухню, где она наспех, стараясь реабилитироваться в глазах мужа, готовила завтрак, он таинственным голосом изрёк: «Может, воспользуемся скатертью-самобранкой?».
— Не плохо бы, — сразу отозвалась Вера. — Только где ж взять такую сказочную скатёрку?
— Места знать надо… — На это Вера с удивлением взглянула на мужа, который тем же таинственным тоном продолжил. — В гости сегодня пойдём к Ражнёвым.
— С чего бы это вдруг?
— Не вдруг, Толик пригласил. У них какой-то повод нашёлся.
После завтрака Вера позвонила Ларисе.
— Что за повод у вас там для праздника нарисовался?
— А без повода мы в гости уже и не ходим? — вопросом на вопрос ответила подруга.
— Так надо ж подготовиться…
— Не надо. Просто приходите. Ждём. Давно не виделись.
Этот аргумент был неопровержимым. Несколько месяцев не общаться с лучшими друзьями — синдром какой-то болезни, не иначе, какой-то тяжёлой болезни, требующей немедленного оперативного вмешательства…
Валуевы в гости с пустыми руками не ходили, даже к своим закадычным друзьям Ражнёвым. И в этот раз к выбору сувениров подошли серьёзно. Вере очень понравилась красивая розовая пряжа. Лариса хорошо вязала, находя для этого свободное время, несмотря на загруженность на работе, ведь она руководила одним из лучших салонов красоты в городе. Ещё взяли бутылку французского вина и вкусные пирожные «картошки», которые сама Вера обожала с детства.
Лариса, как всегда, выглядела безупречно. Стол смотрелся как цветущая клумба. Цветные салаты, мясная нарезка и свежие фрукты в хрустальной посуде будоражили аппетит. За таким столом с близкими людьми можно просидеть всю ночь. И темы для разговора лились ручьем.
Сначала Ражнёв рассказал анекдотичную историю, одну из тех, которые в полиции происходят почти каждый день. Толик в лицах поведал о трёх братьях, уже имеющих ходки на зону, которые слишком громко при недремлющих соседях обсуждали новую затею. Речь шла о торфе, который привезли на соседнюю улицу. Самый старший подначивал: «Пацаны, куча огромная, торф ещё тёплый!!!». Ну, схватили они тачки и бегом туда. Всю ночь мужики таскали тачки и швыряли «торф» по огороду… А утром всё село слышало ругань и крики: не смогли отличить свежий асфальт от торфа. Толик умел изобразить в лицах происходящее, и это всегда было смешно.
Лариса тоже поделилась смешной историей, словно соперничая с мужем в чувстве юмора.
«Два дня назад в наш салон зашёл парень лет двадцати пяти с такими грязными патлами до плеч. Сначала мы даже подумали: девушка с немытой головой пожаловала. Но когда услышали сказанное басом «Сколько стоит постричься?», поняли, что это особь мужского пола. Мастер ответила, что стрижка стоит 700 рублей, но ещё 100 за помывку головы…
Парень согласился. Ему помыли голову, посушили. После чего он встрепенулся, посмотрел в зеркало, и вдруг вскрикнул: «Клёво! Что надо!». Быстро так положил 100 рублей и выбежал из салона. Только его и видели.
Оказывается, рядом с парикмахерской находится студенческая общага, в которой меняли трубы, и там уже неделю не было горячей воды. Студентик таким образом решил непростую проблему, волосы-то длинные, ухаживать за ними надо.
— Молодец! Сообразительный.
— Да, молодежь у нас образованная, интеллигентная. И совесть некоторые имеют.
Здесь Лариса сменила тему, вспомнив о поводе, по которому они собрались.
— У нас-то событие…вселенского масштаба. Любашке уши прокололи, золотые серёжки купили. Теперь она настоящая принцесса.
— А где ваша принцесса? Похвасталась бы уже.
— К подружке пошла, к однокласснице.
— А не рано ли, в 7 лет золотые серьги? — Борис неожиданно строго посмотрел на Толика.
— Да нет, в самый раз, у них в классе почти у всех девочек уши проколоты. Ей в салоне сделали как надо, аккуратненько, безболезненно, — Лариса отстаивала интересы дочери.
— У некоторых девочек даже не по одной, а по две дырки на каждом ухе. Представляете? — вступил в разговор Толик.
— Ну и что тут такого, Толя? Так модно. Мы ведь уже обсуждали. Ребёнок должен иметь свободу самовыражения. Сам ведь ей уже колечко прикупил. — Лариса не в первый раз бросалась в бой за права дочери.
— А что, по-вашему, свобода самовыражения в наличии золотых серёжек? А счастье тогда в материальных благах, которые предоставляются чаду по первому его требованию… Слишком упрощенное представление о счастливом детстве. — Борис продолжал выговаривать свои взгляды на воспитание, вернее, недовольство методами воспитания Ражнёвых, что, однако, ему совершенно не было свойственно.
— Да нет, Борис, всё должно быть гармонично. Крен в ту или иную сторону чреват печальными последствиями, — Ражнёв осторожно выразил солидарность с женой.
Лариса открыла розовую коробочку, на атласе которой красовалось маленькое изящное колечко с камушком в виде рыбки.
— Вот! Подарок папочки. Пусть будет талисманом, удачу принесёт дочке.
Вера взяла колечко в руки и словно впала в транс, на лице как будто отразились «нелёгкие думы о судьбах мира». Какая-то мысль словно витала между слов, не решаясь проявиться в словесной форме. Вера продолжала поддерживать разговор, отвечала однозначно на вопросы, кивала головой, но смену в её настроения заметили все. Через некоторое время Валуевы засобирались домой…
Ещё через два часа, когда Любочка уже сладко спала в своей кровати, а Лариса с Толиком обсуждали в кухонном полумраке странное поведение Веры, вдруг раздалась глухая телефонная трель…
* * *
Вера не очень ценила драгоценности, предпочитая «чистые руки», как она говорила, когда её упрекали в отсутствии маникюра и колец на красивых длинных пальцах. Особенно усердствовала в критике секретарша главреда Лёля, которая так и заявляла — «женщина без маникюра и не женщина вовсе». Вера представляла, как, оттопырив лакированный мизинчик, Лёля моет посуду или полы. Понять это было невозможно, так как у самой Веры руки от домашней работы с химией страдали нещадно. Совет делать уборку, предварительно надев резиновые перчатки, попадал в категорию бесполезных.
А ещё повлиял случай из жизни, после чего она и вовсе перестала носить даже обручальное, довольно скромное, кольцо. Правда случилось это давным-давно, когда Вера только окончила университет, статуса редактора не имела, да и новоиспечённый муж был совсем мальчишкой…
Однажды в деревне, куда они с Борисом приехали впервые как муж и жена, ей пришлось отбиваться от пьяного велосипедиста, бывшего Бориного одноклассника. Этот рыцарь довольно агрессивно пытался усадить её перед собой на раму и грозился «сделать удовольствие», то есть прокатить Веру на велике по главной деревенской улице, так сказать, вспомнить детство золотое. При этом Боря, также изрядно выпивший, уже не мог остановить всадника и проконтролировать этот его благородный порыв…
…Когда Вера слетела с рамы на очередном ухабе этой главной фронтовой дороги, неведомым образом зацепилась обручальным кольцом за какую-то торчащую из этого видавшего виды транспортного средства остроконечную загогулину. В самый последний момент металлическая штучка отскочила, отпружинив вместе с кольцом в неизвестном направлении… Палец, к счастью, остался на месте.
После искали кольцо всем вмиг протрезвевшим коллективом лихачей-алкоголиков. Через три часа оно нашлось у забора, среди жухлой листвы и полусгнившего мусора. Всё это время, пока три взрослых человека ползали на четвереньках в поисках пропажи, свекровь сокрушалась об этом кусочке золота, обручальном кольце, символе верности и любви. Она верещала, что если кольцо не найдётся, то это будет означать, что Борис и Вера вскоре разведутся, что это верная примета, так как обручальное кольцо — оберег от злых сил, разрушающих семейные узы. Тогда ещё Вера подумала: а от полученной травмы (палец опух и болел) какой оберег её должен был охранять? Если бы не кольцо, то и беды бы не случилось. Так ведь и без пальца можно остаться!
Оберег, талисман… В последнее время что-то частенько она об этом слышит. Мысль завертелась, разворачиваясь и приобретая всё более чёткие очертания.
Через некоторое время Вера уже набирала телефонный номер Ражнёвых…
— Ну что за горячка, подруга? Ты бы ещё в три часа ночи позвонила. Что случилось-то? Ты на своих бандитах совсем помешалась.
— Лариса, мне Толик нужен. Я ведь просто так среди ночи звонить не стану.
* * *
Когда машина свернула с трассы и выехала на лесную дорогу, Вера почувствовала, как червяк сомнения зашевелился, заёрзал. Узкая дорога словно тот самый червь, виляя из стороны в сторону, заставляла пассажирку крепко хвататься за боковины автомобильного кресла. Вся в ухабах и рытвинах, тропа уводила незваных гостей в самую глубь леса. Уже вечерело, и червяк, увеличившись в размерах, всё уверенней давал о себе знать, порождая одновременно и возрастающий интерес к этому сомнительному предприятию.
— Ну, ты, Вера, и аферистка…
— Толик, мысль меня осенила, когда я колечко Любочки в руки взяла. Чтобы улика стала уликой, о ней иногда надо знать. Понимаешь?
— Нет!
— Но я пока тоже не совсем понимаю…
— Говорю же, что ты аферистка. Хорошо ещё, что у меня сегодня время свободное есть и машина на ходу. А иначе бы ты что делала?
— Да я вообще не знаю, что бы я без тебя делала.
— Ну объясни, что ты там хочешь найти?
— Я хочу посмотреть, чтобы иметь представление.
— Ну, вот, такое объяснение никакой юридической силы не имеет.
— Пока не убрали все следы преступления, имеет смысл их поискать. С этим спорить не будешь?
— Да я вообще с тобой спорить не хочу! Мисс Марпл, ёлки-палки! — на этих словах машину так подбросило, что Вера больно ударилась головой, ойкнула и замолчала, пока на пути не показалось то самое место.
Похоже было на картинку из фильма ужасов. Огонь выжег всё в диаметре десяти-двенадцати метров, деревья склонились чёрными обуглившимися стволами над каркасом бывшего автомобиля, цвет которого определить было невозможно. Вера подняла длинную прочную палку и начала ворошить ею то, что попадалось. Обгоревшие тряпки, стёкла, — здесь действительно уже вряд ли что-то можно было найти. Затея Вере теперь показалась совсем бесперспективной.
— Я — идиотка! Ну что тут можно найти? Ты был прав.
— А что ты хотела? Я же тебе говорю — всё прочесали как следует. Ещё вчера, когда ты ночью звонила, сказал тебе, что ничего на трупе не было, никаких перстней и значков.
— Вот это и странно. Вдруг не он?
— Чего же странного? Перстень и снять могли. Но больше заявлений в полицию о пропавших не поступало. Как понимаешь, всё сходится… Я же тебе говорил: дружков его институтских опросили, вроде они не причём. Самоубийство, как пить дать. Успокойся, он это. Поехали обратно.
Вера вздохнула и напоследок решила заглянуть в машину. Закрыв нос от жуткой концентрации запаха гари, она углубилась в это трагическое пространство, смахнула пепел с сохранившейся поверхности и вдруг… на секунду зажмурилась.
— Толик! — крик прозвучал как призыв о помощи.
Ражнёв мигом сорвался с места и уже с пистолетом в руках предстал перед Верой.
— Ну ты…ты что? Зачем оружие? Посмотри вон там… — Вера указывала на груду стёкол.
— А чего ты так орёшь? — Толик убрал пистолет в кобуру и наклонился.
Вера палкой показывала в сторону осколков лобового стекла, среди которых виднелось что-то блестящее. При определённом преломлении луча, всё ещё проникающего в дебри этой лесной глуши, это что-то сверкнуло, зацепив внимание. Толик приблизил своё лицо к сверкающей вещице и двумя пальцами вытащил из-под стеклянных обломков цепочку, на которой болтался небольшой серебряный кулон…
* * *
Маленькие человечки, словно муравьи, роились где-то внизу. Сверху казалось, что они строят какой-то необыкновенный город, используя в качестве строительного материала небольшие предметы, их было трудно рассмотреть в полумраке. Но откуда-то взялась лупа. Женщина протёрла глаза, взглянула и внезапно отпрянула. Это были не человечки, как показалось сначала, а карточные герои — дамы, валеты, короли…
Все четыре масти трудились не покладая рук, они носили разноцветные фишки, складывая их в большие пирамидки. Затем забирались на самую вершину такой кучи и гурьбой скатывались с неё, издавая еле различимый писк. Затем вдруг раздался грохот, и маленькое существо, взобравшись на вершину пирамиды, подняло вверх руки и вскрикнуло баритоном «Покер — навсегда!». Через лупу стало видно, что это существо — карточная шестёрка. Она выглядела как кукла с распущенными светлыми волосами, только вместо лица была именно эта цифра — 6.
Вера проснулась с сильным сердцебиением, пошла на кухню и накапала корвалола. Ей нередко снились странные сны, погружение в омут журналистского расследования способствовало кошмарам. И теперь она была не столько удивлена, сколько расстроена. Причина расстройства не совсем понятна. Вера села за стол и уставилась в ночное окно…
Небо было чистым, светящиеся небесные точки мерцали успокаивая. «Серенада дальних холмов» и «Грустный вальс» Яна Сибелиуса довершили процесс — прекрасная музыка вызывала ответную вибрацию, транслируя волны блаженства и во внешнее пространство. Налив себе зелёного чая в любимую чашку, она до утра уже сидела на кухне, словно замерев в позе китайского болванчика…
…В утренней суматохе Валуева, зав. отделом криминальных новостей, не успела позвонить главреду, потому встретил он её хмурым взглядом и ритмичным постукиванием карандаша о полированную поверхность рабочей столешницы.
— Ну, лягушка-путешественница, с чем пожаловала?
— Доброе утро, Николай Александрович, сейчас всё расскажу.
— Да уж изволь, выкладывай…
Через полчаса Вера вышла из кабинета главного и молча прошла на своё рабочее место. Мучивший её вопрос в этом криминальном деле был разрешён — в сгоревшей машине находился действительно Максим Горелов, ведь ей удалось в этом убедиться.
К вечеру уже был готов материал о второкурснике, с которым случилась странная история: фанатичная любовь к покеру, карточные долги, трагическая гибель в сгоревшей угнанной машине, и мать, попавшая с горя в дурдом… Получилось назидательно, как-то по-советски. Вера недовольно вздохнула и выключила компьютер.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
«ПРЯМО В СЕРДЦЕ»
Глава I
Круги по воде расходятся, словно незримый циркуль рисует идеальную форму бытия, создавая лёгкую рябь на тёмной поверхности. Белый бумажный кораблик, не справляясь с волнами, вновь и вновь стремится к равнодушному берегу, безуспешно надеясь на пристанище. Откуда он здесь взялся? Кто запустил его в эту тёмную воду?
Вера и Борис шли вдоль берега озера и тихо беседовали. Остановились у пологого спуска. Вдруг обоим в голову пришла шальная мысль, и они, как в детстве, вместе наперебой считали прыжки «блинчиков» по неспокойной воде. Сноровка не пропала, всё также ловко, с размахом, он отправлял на далёкое расстояние «снаряды», их здесь в виде плоских гладких камешков было предостаточно. В воде отражался свет фонарей и многочисленных звёзд, которыми был усыпан небосвод.
Постепенно разговор зашёл о наболевшем, Вере не давал покоя вопрос о молодых людях, которые выбирали тернистые пути жизни. Борис с неохотой поддерживал подобные разговоры.
— Мы уже это обсуждали. Людей не учат чужие ошибки.
— Есть ошибки, которые можно исправить. Но я говорю о тех поступках, последствия которых необратимы. Очень печально…
— Так было и так будет всегда! Чего уж тут печалиться?
— Но вот взять этого студента Горелова. Ведь в университете учился, отец должность серьёзную занимал. Родители, наверное, гордились им, холили, лелеяли. А он?… Связался с непонятными типами, деньги хотел заработать. Нелепо вёл себя, нелепо скончался. Мать погубил…
— А где отец этого Горелова? Хоронить останки кто-то собирается?
— Где отец — пока неизвестно. Про похороны не знаю…
— Чего ж ты так? По-моему, в твоём расследовании много белых пятен.
— Да, полиция журналистам не всё выкладывает. И Ражнёв, возможно, не всё знает, поэтому надо продолжать поиск.
— Полиция и не должна с вами, журналюгами, делиться секретами. Вы ведь мешаете им, на пятки наступаете. А потом ещё всё переврёте, — Вера так посмотрела на мужа, что он смутился. — Но ты же говорила, что дело закрыто.
— Официально так. Но интерес остаётся. Сам же говоришь — много белых пятен.
Романтичность вечера не располагала к спорам… Очередной посланник Бориса угодил прямо в бумажный кораблик, который вдруг накренился и пропал под тёмной водой. Вера вздохнула: «Как «Титаник»…
Мобильник встрепенулся в кармане и привычно запел заезженную мелодию.
— Ражнёв, ты? Как всегда, вовремя!
— С тебя пример беру…
— Да, ладно. Что-то случилось?
— У меня для тебя есть интересная информация.
— Да не томи уже, рассказывай.
— Не самоубийство, а убийство.
— Что?!
— У Горелова не было водительских прав. Машину он не водил. Ясно?
— Да. Поняла.
— Так что можешь продолжать своё журналистское расследование.
— Благодарю за разрешение! — Вера в сердцах отключила телефон.
Вот так разом можно испортить прекрасный вечер. А как всё здорово начиналось…
* * *
Когда чего-то очень сильно хочешь, то неведомые силы начинают потворствовать, обстоятельства складываются удачно, и желание обязательно сбывается. Это правило жизни Лера знала, и вот теперь это становилось реальностью, — правило работало. Участие в настоящем деле, конкретном журналистском расследовании, — об этом она мечтала давно. И когда вдруг Валуева позвонила и дала задание, радости не было предела.
…Лиза всё утро мёрзла, первые заморозки не щадили девичьих рук и ног, тем более модная курточка, в которой она выглядела «просто потрясно!», по оценке верной подруги Леры, была не по сезону. Мёрзнуть она начала ещё в электричке, а теперь на утреннем холодном воздухе с покрасневшими ушами, носом и посиневшими губами стала похожа на суслика.
— На какого суслика? — Лиза не могла смириться с этим сходством.
— На глупого суслика. Ну, шапку ты могла надеть? О чём думаешь? — Лера в розовом пуховике и серой вязаной шапке, из-под которой выбивались непокорные рыжие локоны, чувствовала себя гораздо комфортней.
Однако, переступив порог школы, обе вздохнули с облегчением. Здесь было тепло и пахло свежеиспечёнными булочками и борщом.
Подруги показали охраннику свои временные удостоверения, выданные им в газете «КРИМ-ИНФО», а он даже не спросил, зачем пожаловали. Прошли к раздевалке. Роль настоящих журналистов девушкам приходилось играть впервые, и они изо всех сил старались соответствовать. Сняв верхнюю одежду, с важным видом поднялись на второй этаж и прошли по коридору к учительской. Тишина на двух этажах этого небольшого здания была необычной, школьной. Из разных кабинетов раздавались обрывки фраз о литературных героях, об открытиях Ньютона, о теоремах и аксиомах. В одном из классов дети повторяли за учителем английские слова. Белобрысый мальчуган, сидевший у приоткрытой двери на задней парте, показал Лере язык, она в ответ ему погрозила пальцем.
Спустившись на первый этаж, подруги решили пройтись дальше по коридору. У спортивного зала их заинтересовал стенд с фотографиями. Видно, висел он здесь уже лет пять, а то и дольше.
Лера начала рассматривать лица и читать еле различимые подписи под снимками, но Лиза её опередила.
— Смотри — ведь это Максим, он самый! А фамилия здесь другая…
— Хм…Надо же! Тут написано, что он чемпион школы по шахматам.
— Стенд совсем древний…
— В школе денег нет на обновление. — Лера решительно убрала со лба непокорные волосы и посмотрела на подругу. — Что делать будем?
— Не знаю. Может, в милицию пойдём?
— В полицию. Говори правильно. Только что мы там узнаем?
— Ну, спросим, стоял ли он на учёте… Почему фамилия другая…
Лера сфотографировала стенд. Посовещавшись несколько минут, девушки отправились сначала… в школьную столовую.
К сожалению, звонок с урока уже прозвучал, и у раздачи выстроилась внушительная очередь из вертящихся, орущих и толкающихся школьников. Лера так хотела есть, что её это не остановило. Корреспондентки встали в очередь.
В процессе еды их обеих осенило… поговорить с учителями. Ведь они должны были помнить чемпиона школы по шахматам. Лиза, проявив инициативу, подошла к сидевшей за соседним столом пожилой женщине, с проседью в тёмных, убранных в пучок, волосах.
— Извините, скажите, пожалуйста, вы помните Максима Горелова, вернее, Давидовича Максима? Он два года назад окончил вашу школу.
Женщина подняла на неё серые уставшие глаза.
— Давидовича? Да, помню, конечно. Я его учила с первого по третий класс. А что?
— Мы из газеты, корреспонденты. Хотим узнать о нём, каким был, с кем дружил.
— Так вам лучше обратиться к Елене Владимировне, это его классная руководительница. Она вам больше расскажет. А зачем вам это?
— Выясняем кое-какие обстоятельства… его гибели, — на этих словах учительница помрачнела, но ничего не сказала.
Девушки покинули столовую и направились в учительскую, расположенную на втором этаже.
— Вам кого? — в учительской их встретила стройная молодая женщина в сером брючном костюме.
— Нам нужна Елена Владимировна.
— Зачем вам Елена Владимировна? — тон собеседницы был не слишком приветлив.
— Ой! Мы забыли представиться. Областная газета «КРИМ-ИНФО», корреспонденты мы, Лера и Лиза.
Представление получилось каким-то наивным, детским. Но упоминание о газете произвело на женщину впечатление. Она охнула и начала суетиться: предложила войти и сесть на диван. Затем начала убирать со стола какие-то бумаги.
— Это я, Елена Владимировна. А что вы хотите узнать?
В учительской кроме них никого не было. Лера достала из сумки блокнот и диктофон.
— Скажите, а как учился Максим? С кем дружил?
— С кем дружил? Он был нервным мальчиком, замкнутым. Особо ни с кем не дружил. Вообще его в классе недолюбливали.
— Почему? — Лиза удивилась такой характеристике.
— Ну, трудным он был. Понимаете? Мог вспылить, обидеть. Особенно девочкам доставалось. Обзывал обидными словами. А подростком вообще неуправляемым стал…
— Да-а, в ваших любимчиках он не значился… — Лера вздохнула, констатируя очевидное.
— Да у меня и не бывает любимчиков. Я ведь педагог, для меня все равны. А у Максима в семье неблагополучно было. Однажды мы всем классом искали его. Это было где-то… в шестом или седьмом классе…
— И как, нашли?
— Нашли. Он всё это время — два дня — сидел на чердаке дома и в окно наблюдал, как мать страдает. Видел, но не вышел. Сидел как крыса. Представляете?
— Не-а, не представляю, — Лере эта ситуация показалась неправдоподобной.
— Вот и мы не могли представить. Весь класс тогда был в шоке. Мать жалко… Она всегда за него беспокоилась, а он — эгоист.
— Но ведь теперь его нет… — Лиза осторожно выразила своё недоумение. Учительница говорила так, будто Максим продолжает учиться и мотать ей нервы.
— Да-а… Не удивительно, что такое с ним произошло. Я бы даже сказала… закономерно.
— И всё же… с кем-то ведь он общался?
— Не могу припомнить никого, с кем бы он был близок.
Как ни старались девочки, так и не смогли выяснить имена одноклассников, друзей погибшего. Елена Владимировна выражала всем своим видом, что о Максе ничего хорошего не скажет. Они и сами знали Горелова не с лучшей стороны, но ведь Вера Валуева просила их быть объективными… А значит, надо и достоинства какие-то отыскать. Так не бывает, чтобы со всех сторон один негатив. Ах, да. В шахматах он был чемпионом!
* * *
«Время пёстрой лентой, извиваясь, ползёт не останавливаясь. Уползает. Скользкое тело, беспокойное, его не схватишь и не удержишь в руках, как невозможно удержать голыми руками змею». Поэтические образы лезли в голову Вере и мешали мыслить рационально. «Да, это вчерашние прогулки при Луне так влияют. Причём здесь змея?… Хотя образ время-змея… неплохо».
Отправив на задание Леру и Лизу, Вера находилась в тревожном состоянии. Она всегда самостоятельно выполняла самую сложную работу. Лозунг «Хочешь сделать хорошо — делай сам!» — в её профессии не пустые слова. Для журналиста-расследователя самое главное — тщательно искать информацию. А в этом деле слишком много «белых пятен», Борис совершенно прав.
Сначала она набрала номер мобильного телефона Лизы. «Телефон абонента выключен или находится не в зоны действия сети», — этот ответ всегда тревожит. Телефон Леры не отвечал.
Волнение нарастало, и Вера, потеряв терпение, отыскала в справочнике номер телефона телестудии районного городка, в который отправились студентки. Дозвониться получилось не сразу. То номер не отвечал, то был занят. В очередной раз ожидая ответа, Вера начала рисовать какие-то каракули на клочке бумаги и мысленно вновь отвлеклась на обдумывание этой странной смерти. В трубке вдруг звонко произнесли «Алло!», отчего Вера испуганно уставилась на трубку.
— А, здравствуйте! Это вас из областной газеты «КРИМ-ИНФО» беспокоят, журналист Вера Валуева.
— Слушаю. Я — корреспондент, Галина Шамсуева. Что хотели?
— Галина, у меня деликатный вопрос к вам.
— Ну, задавайте. Постараюсь помочь.
— Что вы знаете о Максиме Горелове, он закончил одну из школ вашего города два года назад.
— Что-то такого не припомню.
— Неужели ничего не слышали о неожиданной гибели вашего земляка?
— Нет… У нас много всяких историй случается.
— Так у него ещё отец был на должности военкома.
В трубке вроде прозвучало «А-а», но затем раздались короткие звонки. «Трубку бросила или что-то со связью?». Неприятность не остановила журналистку, и она вновь набрала редакцию телестудии. Трубку больше никто не взял, а тревога возросла.
Журналисты этого города явно что-то скрывают. Не могут же они быть в неведении! Погиб сын известного в городе человека, военкома. Это публичная персона, официальное лицо. Наверняка он выступал на собраниях, совещаниях, мероприятиях, посвящённых различным памятным датам, праздникам и т. д. А теперь все молчат как рыбы. В чём дело?
Вера чувствовала, что здесь что-то не так. И связано это с этим самым военкомом. Надо срочно выяснить, куда он отбыл, в каком направлении, где сейчас скрывается. Скрывается ли? Но о нём до сих пор нет никаких известий. Мать в психбольнице, других родственников не обнаружилось. Но отец-то точно был. Вот именно, был…
Трель телефона нарушила ход размышлений. В трубке зазвучал девичий голос:
— Здравствуйте, это Лера! Мы пока в школе ещё, всё нормально. Сейчас пойдём на их телевидение, попробуем поговорить с кем-нибудь. Пока у нас информации немного.
— Ладно, девчонки, я вас жду. — Вера вздохнула с облегчением, девушки нашлись, и это хорошо.
Валуева открыла Яндекс и набрала в поиске «военком Горелов». По делу конкретно ничего не нашлось: так, какие-то происшествия, случаи из жизни. Но Гореловых было так много! В основном, призывники и их близкие из разных регионов России делились произволом военкоматов.
Одна история зацепила взгляд. Распечатав текст, она начала внимательно вчитываться. Название было претенциозным — «Исповедь опального призывника». Вера любила читать вслух, а потому тихо проговаривала этот текст, впрочем, никому не мешая, в этот обеденный час в кабинете никого кроме неё не было.
«26 ноября призывник из Светозарска Владимир Казарнов написал заявление в УВД, в котором говорилось о необходимости возбуждения двух уголовных дел в отношении военкома Светозарска Василия Снешникова.
Дело в том, что ещё 15 ноября он узнал, что годен для службы и получил повестку, подписанную начальником отдела военного комиссариата. Так что явиться в военкомат Владимиру Казарнову необходимо было 21 ноября.
Местной газете Вячеслав рассказал: «Решение призывной комиссии меня очень удивило. Список моих заболеваний трудно уместить на одной странице. А в предписании не было указано ни категории годности к службе, ни диагноза. Это нарушение закона, и я сразу сообщил товарищу Снешникову о своём намерении обжаловать решение.
27 ноября соответствующая жалоба была подана. Как трактует закон, призывник имеет право в течение трёх месяцев обжаловать решение о призыве. Военкомат о жалобе был осведомлён. На время её рассмотрения по закону призывника не должны тревожить. Но случилось совсем по-другому…
29 ноября ровно в 7.30 в дверь к Владимиру постучали. Это были сотрудник военкомата и полицейский. А у подъезда дежурил наряд полиции.
Незваные гости стояли у дверей минут двадцать и продолжали звонить и стучать. Было страшно, ведь всё это означало, что Владимира Казарнова должны принудительно доставить на призывной пункт для прохождения службы. Младший братишка, не выдержав, открыл дверь, и тогда после довольно бурных объяснений сотрудники полиции поняли, что решение призывной комиссии обжаловано, о чём свидетельствуют документы. После этого незваные гости удалились.
Вскоре против Снешникова Владимир подал в УВД заявление о возбуждении уголовного дела, где он требовал за злоупотребление и превышение привлечь военкома к уголовной ответственности. По мнению молодого человека, военком не имел права присылать за ним полицейских. По закону, военкому грозит лишение свободы сроком до четырех лет, если проверка подтвердит противоправные действия.
К делу подключился Правозащитный Союз. Но его председатель также попал «под прицел» военкомата. А дело в том, что по мнению военного комиссара, председатель Правозащитного Союза Игорь Кириленко якобы нарушил правила воинского учёта, не поставив в известность военкомат о том, что он был избран руководителем этой организации.
Сам Кириленко утверждал, что не прятался ни от военкома, ни от полицейских. И что особенно существенно, — председатель Правозащитного Союза уже отслужил два года в Советской Армии…
Да, этот случай — один из множества подобных историй… На должности военкома, вершителя судеб, иногда оказываются не самые высоконравственные персоны. Некоторые своё должностное бремя превращают в довольно доходный бизнес. В наше беспринципное время многих такой подход к делу даже не удивляет. Но вот в памяти горожан, как правило, такие вершители впечатываются основательно. Почему же Горелова будто забыли, словно стёрли из памяти?…
Тема Веру заинтересовала, и она до самых сумерек просидела за компьютером, анализируя ситуации, выложенные участниками и свидетелями на разные сайты в сети мировой паутины. Правда, военкома, отца погибшего студента, она в интернете не нашла. Это было странно. Вопросов становилось всё больше…
Глава II
Веру мучила бессоница. Из головы не выходила тема призывников и нечистых на руку военкомов. Она поднялась и подошла к окну. Отопительный сезон уже начался, и у тёплых батарей было уютно. На тёмном небе пар, выходивший из двух возвышающихся над крышами дальних домов труб, рисовал сказочные образы. Рыбы, птицы, резные листья, а, может, перья… Вера положила голову на руки и загляделась на ночные узоры, подсвеченные фонарями, качающимися под порывами осеннего ветра. Вдруг из облака пара постепенно показались лапы, затем мощный хвост и рельефная большая голова… Дракон медленно полетел над городом.
«Словно древний сон, навеянный мифами, мечтами и воспоминаниями», — её вновь потянуло на лирику. Она долго любовалась этой неожиданной картиной в свете круглоликой Луны и не заметила, как сон сморил. Борис покачал головой, обнаружив спящую супругу у подоконника, и укрыл её тёплым пледом. Через некоторое время Вера почувствовала, что её правая рука, на которой лежала голова, затекла. Она стряхнула остатки сна и встала. Затем, прикрыв за собой дверь в спальню, где муж, похрапывая, спал глубоким сном, отправилась на кухню. Когда нет сна, необходимо чем-то заняться. Это всегда помогало Вере в борьбе с бессонницей. Она достала телефон, включила ноутбук и стала рассматривать присланную вчера девочками, фотографию. Вчера Лера сообщила, что разговор с коллегами с телевидения не получился. У них там что-то произошло, поэтому было не до них…
Снимок, присланный из районного городка, оказался фотографией школьного стенда. Как сказала Лиза, в нём есть какие-то странности. Этим ребусом Вера и решила заняться.
Увеличив на компьютере снимок, она долго рассматривала уже выцветшие портреты лучших спортсменов школы. «Наша гордость», — заголовок стенда уже поблек. Все герои, судя по дате, давно уже закончили школу. Веру удивило и то, что под пожелтевшей фотографией Максима была другая фамилия… Почему она сразу не обнаружила это?
Вера набрала в Яндексе «военком Давидович», на что поисковик выдал более пяти миллионов ссылок, в которых фигурировали самые разные люди: военком — полковой комиссар B. C. Давидович, в годы Великой Отечественной войны сражавшийся с врагом на Северо-Западном фронте; Кремер Семён Давидович, в 1922-25 годах военком полка, Хаханьян Григорий Давидович, активный участник Гражданской войны; политический деятель Лев Давидович Троцкий…
Большинство из этих известных людей имели именно отчество, а не фамилию Давидович, естественно, с ударением не на третий, а на второй слог. То есть папа Давид или Давыд, отчество Давидович или Давыдович.
«Давид, Давид, Давид…», — прошептала Вера. Где-то это имя ей уже встречалось, буквально недавно взглядом цеплялась…
* * *
Лера с Лизой, окрылённые успехом первого серьёзного задания, делились друг с другом впечатлениями.
— Знаешь, — Лиза с серьёзным видом, сидя нога на ногу за столом и держа изящными пальчиками очки за тонкую изогнутую дужку, обращалась к своей «коллеге», лежащей на кровати и глядящей задумчиво в потолок, — когда я стану редактором авторитетного популярного журнала, я постараюсь…
— Начнём с того, — перебила её подруга, — что «авторитетный» чаще всего «не популярный», и… наоборот.
— Как это?
— Эх, ты, журналюга… Авторитетные издания, как правило, малотиражны. Качественная информация не всем по зубам, понимаешь?
— Понимаю, конечно. Ну, я и имею в виду — популярный журнал среди избранной, не столь многочисленной аудитории.
— Вообще-то «популярный» чаще всего означает «для массовой аудитории», не столь притязательной к точности и достоверности того, что печатают в СМИ.
— Хотелось бы, чтобы мой журнал был и авторитетный, и популярный одновременно.
— Так ты редактором хочешь стать? Ты — карьеристка!
— Ну почему же сразу карьеристка? Плох тот солдат…
— А я хочу на телевидении работать. Это так интересно! Хочу вести новости.
— О славе мечтаешь?
— Скорее, хочу быть в курсе всего, что происходит в мире. Ну, и слава не помешает, конечно…
— А ещё в школе я мечтала стать военным журналистом, рисковать жизнью. Мне казалось так романтично, командировки в горячие точки…
— И что же произошло, что ты теперь не мечтаешь об этом?
— Знаешь, я стала читать о гибели военных корреспондентов и поняла, что они герои. Это не профессия, а образ жизни. Здесь нет никакой романтики. Это тяжелейшие будни, журналист не защищён абсолютно. Чтобы так работать и жить, должен быть стальной стержень внутри…
— А у тебя его не обнаружилось?
— Нет. Не обнаружилось. Я трусиха. Даже прыжок с парашютом для меня — это невообразимое геройство.
— Хм. И что же тебе открыло глаза?
— Я прочитала книгу Аркадия Бабченко. Он военный корреспондент «Новой газеты», но в Чечне воевал в качестве солдата. Поэтому ему можно доверять.
— И что, чем он тебя напугал?
— Он не напугал, он заставил переосмыслить многое. По его мнению, журналисты на войне — это не особая каста, а такие же люди, как все остальные. Нет у них охранной грамоты, они также незащищены ничем, как любой другой человек.
— А ты до него думала иначе?
— Да, мне казалось, что права военных корреспондентов незыблемы, что они неприкосновенны. Они ведь хотят правду рассказать всем людям…И все люди просто обязаны это ценить и соблюдать.
— Ты такая наивная…
— Была. Но когда изучила этот вопрос, всё изменилось. Я сейчас тебе даже прочитаю цитату из его выступления.
— Почитай. Очень интересно, — Лера внимательно смотрела на Лизу, которая недолго искала свою толстую тетрадь.
— «Когда ты приезжаешь туда, то ты не журналист, не солдат, не беженец и не боевик — ты человек, оказавшийся на войне, и ты подчиняешься законам войны. Когда я приезжал в Южную Осетию, то никакой страховки у меня не было. Она бы мне только мешала. Представьте: я в каске, в жилете, у меня за плечами 100 тысяч долларов на случай гибели, и я попадаю к солдатам, у которых ничего этого нет, а есть только приказ «вперед!» И солдаты понимают, что ты — другой, тут на войне ты не при делах, ты лишний. Тебе не доверяют. И это мешает, ты не сможешь собрать материал. Не будет искреннего контакта с теми, кто воюет. На войне ты должен быть таким же, как все».
Девочки ещё некоторое время подискутировали и решили ложиться спать, обе очень устали.
* * *
В это время Вера, обдумывая новую статью, внимательно просматривала интернет-ресурсы. Из головы не выходила история с карточными играми студентов. Но если ранее важней был криминальный аспект, то теперь психология этого явления вышла на первое место.
…Итак, игровая зависимость, теперь уже понятно, что данное понятие звучит не менее пугающе, чем наркотическая и алкогольная. Для России это новое явление — беда, которая пришла к нам в течение последних двух десятилетий. Рыночная экономика позволила наводнить города всевозможными казино, и если поначалу их могли посещать лишь богатые люди, позже стали появляться игровые заведения попроще, для всех желающих разбогатеть здесь и сейчас.
Стоит задуматься — неужели одного-двух проигрышей недостаточно, чтобы понять, что данный путь к обогащению — это путь в никуда. Один крупный проигрыш способен разорить, оставить без крова не только горе-игрока, но и всю его семью. Ан нет! Не лучше ли найти подработку и получать пусть небольшой, но стабильный доход? Значит, дело не в деньгах… Причина совсем иная, по которой человек идёт в игровой зал и проводит столько времени в обдумывании, как найти подход к тому или иному игровому автомату или ключ к определённой игре.
Если смотреть ещё глубже, то становится ясно, что мотив кроется в эмоциях. Это адреналин взвинчивает психику, заставляет испытывать дрожь от предстоящих попыток. А самое главное — доступность этих эмоций, для получения которых необходимо лишь дойти до первого злачного заведения.
Если вы спросите, почему одним нужны столь сильные эмоции, а другие спокойно обходятся без них, то обнаружится следующий ответ: зависимость возникает у человека, который по разным сложившимся обстоятельствам не смог сформировать и сделать жизненным стержнем общечеловеческие ценности, он дезориентирован, а потому слаб духом. Это возможно, если родителей заботило только то, что ребёнок надел и что поел, но живое общение и теплоту чувств заменял телевизор. Ситуация 90-х годов, когда каждая семья выживала, родители в поисках денег трудились чуть ли ни круглосуточно, а дети нередко были предоставлены самим себе, способствовала тому, что теперь это подросшее поколение называют бесхребетным, а иногда и потерянным. И сам человек порой бессилен что-либо изменить, если окружают его пустые, инфантильные, интеллектуально инертные сверстники.
Год назад Вера получила на электронный адрес журнала письмо от девушки Дарьи, которая не понаслышке знала о проблеме зависимости, сама прошла все перипетии от заболевания до выздоровления. Тогда Вера была поглощена другим журналистским расследованием и отложила на время письмо. Теперь настал момент достать его из запасника и с профессиональным интересом изучить суть вопроса.
Девушка писала хорошим языком, грамотно. По слогу было заметно, что она из образованной семьи.
Вера делала свои пометки, одновременно общаясь по скайпу с Алиной Борисовной, своей старой знакомой, психологом из Москвы. Здесь и сейчас рождалась новая статья на актуальную ныне для многих проблему.
«Некоторые пациенты наркологической клиники, где я лежала, — писала Даша, — признавались мне в доверительных беседах: у родных и близких, у сверстников и школьных педагогов они не находили ответов на волнующие вопросы. Ответов не было, но к этому, оказывается, тоже можно привыкнуть, просто душа смиряется и перестаёт вопрошать о самом сокровенном, принимая всё как данность. В результате на это место приходит пустота, бессмысленность существования, безволие, отрешённость какая-то, нежелание чувствовать хоть что-либо».
Психолог Вере объяснила, что любая зависимость квалифицируется одинаково, нет никакой разницы, от чего психологически зависит человек — от алкоголя, игрового автомата, наркотиков или другого человека. Да-да, некоторые истории любви — это ничто иное как болезнь, психологическая зависимость от НЕЁ или НЕГО, и чтобы это не завершилось трагедией, данное состояние надо лечить…
…Игровая зависимость явных физических последствий вроде бы не имеет. Но психические последствия игровой зависимости ничуть не меньше, чем зависимость от алкоголя или наркотиков.
Вера так увлеклась вопросом, что не заметила, как Борис, заглянув в комнату, что-то пробормотал, затем махнул рукой и прикрыл дверь. А вопросы так и сыпались. Хорошо, что Алина Борисовна, доктор психологических наук, специалист в данной проблематике, не отказала дать интервью в скайпе. Другой такой возможности могло и не предвидеться…
— Итак, Алина Борисовна, значит, это своего рода подмена… настоящих эмоций на суррогат. Эти поддельные чувства тоже могут быть сильными, острыми, они способны заставить человека ощущать, порой довольно эмоционально реагировать, но они лишь на время избавляют от пустоты, в которой он на самом деле погряз…
— Безусловно. Я даже предполагаю, что вы сейчас спросите у меня. Почему многие люди, родившиеся в такой же инертной среде, не впали в такое же состояние, нашли себя, сумели применить свои способности, стали полезны обществу, более того, нашли спутников, единомышленников, живут общечеловеческими ценностями и счастливы?
— Да. Вот именно, ведь если бы это было повсеместное явление — впадать в пустоту из-за стресса, из-за неспособности опередить кого-то в достижениях, результатах, своеобразная тенденция такая…, то эти эмоции охватывали бы миллионы людей…
— Всё так. Но вернёмся к вопросу, что получают люди, играющие в автоматы. Эмоции. А что такое эмоции? Это энергия. Вы ведь не будете спорить: когда вы отдохнули, бодры и свежи, то окружающий мир ощущается в более ярких радостных красках. И наоборот. В состоянии усталости нет сил на эмоции, возникает апатия, вам всё равно, что происходит вокруг.
— Эмоции и энергия неразрывно связаны друг с другом?
— Взаимосвязаны. В состоянии длительной апатии, усталости и индифференции ко всему человек инстинктивно ищет способы получения энергии. И находит. В игре, при употреблении алкоголя и так далее происходит искусственный выброс адреналина в кровь, таким образом ощущается иллюзия жизни, в которой организм так или иначе испытывает потребность.
— Вот вы говорите усталость. Неужели современные подростки и молодые люди так успевают устать за свою недолгую жизнь, что живые эмоции у них уже угасли?
— Многое значит психологическая обстановка в семье. Каковы отношения между родителями? Чаще зависимость возникает у детей, родители которых конфликтуют между собой. Детей это выматывает. И даже если родители разбираются тихо, стараясь не травмировать психику ребёнка, результат тот же — дети хорошо чувствуют напряжение, это неблагополучие становится решающим в их ощущении жизни.
— Значит, в зависимости виноваты только родители?
— Ну, знаете, Вера, нередко приходится убеждаться в том, что достаточно работы с родителями пациента, чтобы избавить его от зависимости. Разобравшись с личными проблемами взрослых, убеждаемся, что процесс выздоровления начался. Но надо иметь в виду, что дело не только в родителях. Причина может скрываться и в супругах, друзьях-товарищах, близких людях, которые находятся в поле воздействия на пациента.
— Понятно, окружение влияет…
— Но… Проблема всё же кроется в нерешённой психологической проблеме. Бывает, при всех возможных благополучных ситуациях у ребёнка вдруг пропадает интерес ко всему. Родители удивляются — ребёнок был творческим, жизнерадостным, весёлым, имел своё мнение по любому вопросу, и вдруг как подменили. Появляется зависимость. Серьёзный внутренний конфликт, который не был вовремя решён, разъедает человека изнутри.
— Что это может быть — несчастная любовь, переживания из-за поиска себя, ощущение собственной несостоятельности по сравнению с кем-то (лучшим другом, учителем, просто человеком, который в чем-то проявил себя перед значимой группой — классом, коллективом и т. д.)? В письме, о котором я вам говорила, приведена именно такая история. Соперничество переросло в зависть, затем пустота…
— Да, юный человек может быть не готов справиться с переживаниями, продемонстрировать это, рассказать близким людям, а возможно, поначалу не придаёт значения происшедшему, переживая всё в глубине души, внешне оставаясь спокойным. Но проблема рано или поздно выплывет на поверхность, она никуда сама по себе не денется, если ею не заниматься.
Вера давно уже поднимала проблему отсутствия в нашей стране культуры психологической помощи. До сих пор ведь бытует мнение, что к психологам ходят какие-то ненормальные, психи и шизики. Но никто не сомневается, что сердце должен лечить кардиолог, зубы — стоматолог. Однако психологические травмы, личностные проблемы нередко доставляют нам не меньшую боль, а то и большую, и лечить её должен специалист, профессионал. Растущее с каждым годом количество специализированных клиник, ориентированных на все виды зависимостей, доказывает, что самому человеку, один на один с проблемой, не справиться с этой бедой. И попадают в эти клиники люди на поздней стадии, требующей медикаментозного вмешательства. Как написала в своём письме Даша, «нервы игрока могут быть расшатаны до такой степени, что без антидепрессантов и седативных средств не обойтись. Наверное, если бы раньше обратилась к специалисту, то дело не дошло до клиники, разорения семьи, суицидальных попыток».
Перечитав написанное, Вера попыталась сформулировать несколько советов для тех, кто попал в столь непростую ситуацию, когда только специалист способен избавить от мучительной зависимости. Как убедить близкого человека посетить психолога?
«Первое. Не следует говорить зависимому человеку, что он болен. Лучше акцентировать на том, что дорогой вам человек стал раздражительным, беспокойным, нервным или же вялым, апатичным. Вас заботит его состояние, а о самой игровой зависимости лучше не говорить.
Второе. Не надо говорить про психолога как про доктора, ваш близкий человек отвергнет утверждение, что ему необходимо «вправлять мозги». Зависимый человек не нуждается в том, чтобы его «учили жить». Он нуждается в том, чтобы специалист показал его проблему со стороны. Только после этого, если на это будет запрос, специалист может посоветовать, как решить проблему.
Третье. Человек должен понимать, что такие консультации всегда анонимны, а потому специалисту можно рассказать всё, что невозможно рассказать близким людям. Поверьте, потребность выговориться у каждого такого человека настолько велика, что он воспользуется ею сразу, как только почувствует неподдельный интерес к его проблеме со стороны психолога. И не ограничивайте вашего близкого человека в возможности выбора, он должен сам выбрать специалиста, при этом не расспрашивайте его ни о чём. Деликатность в данном вопросе — важное условие, если хотите решить проблему на ранней стадии и максимально эффективно».
Вера перечитала текст и задумалась. Через некоторое время появились завершающие статью строки: «Многие думают, что зависимость может возникнуть из-за того, что человек порочен, поддаётся влиянию или просто слаб духом. Но это не так. У зависимости всегда имеется конкретная причина, которую следует обязательно найти, если вы действительно хотите помочь своему близкому человеку. Ну, а если вы сами оказались в ситуации зависимости, не опускайте руки, а ищите такого специалиста, который поможет вам найти выход».
Глава III
Как всегда, тревожно-щемящая нота прозвучала скорбным призывом, затем накатила волна и плотно заполонила всё без остатка душевное пространство, от чего возникло ощущение, что тоска эта размером с море. Инга Витальевна закрыла глаза и попыталась думать о чём-то другом, но картинки из прошлого одна за другой, словно плохо смонтированный фильм, побежали перед взором памяти…
…Трёхлетний сын Максимка прижимает игрушку и плачет навзрыд, будто боится потерять самого дорого друга. Муж в военной форме, пьяный, наклонился над мальчуганом и тянет зайца из рук малыша. Это невыносимо: грубые слова, обращённые к мальчику, дикие вопли с угрозами, занесённый над его заплаканным личиком кулак… Она кричит, подбегает сзади и толкает мужа в спину. Свирепея, он оборачивается с каким-то звериным рёвом, в руке его оторванная плюшевая лапа болтается ненужной тряпкой. Далее Инга почти не помнит, кулак с заячьей лапой опускается к её лицу, и она теряет сознание. Потом опомнится в больнице, дочка склоняется над ней, смотрит таким взглядом, что до сих пор, думая об этом, Инга Витальевна начинает плакать. Нет-нет, она не себя жалеет… До боли ей, почти невыносимо, вспоминать этот, полный жалости, страха, тоски, ненависти, а главное — отчаяния, взгляд дочери…
Лена любила отца, особенно в детстве. Да и он души в ней не чаял. Дочка была желанным долгожданным ребёнком. Это время было самым счастливым временем в жизни. Отец с ней возился с неистовством примерного папы: гулял, покупал игрушки, зимой учил кататься на коньках, летом играл в футбол. Мальчишеские повадки дочери, которые сформировались под чутким его руководством, придавали Елене особую прелесть.
Повзрослев, она вдруг связалась с местной шантрапой, стала отчаянной пацанкой, которая в огонь и в воду за своих «друзей». С личной жизнью не задалось. Но это уже следствие. Причина банальна и трагична одновременно.
Однажды, тусуясь в компании на дне рождения приятеля, Лена, опьянев, и не заметила, как парни с другого района, зайдя «на огонек», стали предлагать наркотики. Ей было шестнадцать, жизнь казалась бесконечной и беспроблемной. В этот вечер было весело, много хохотали, и это ощущение бесконечного кайфа настолько потрясло неокрепшую душу, что вскоре стало регулярной потребностью девушки.
Компания подростков, как это бывает, постепенно распалась. Наиболее стойкие сразу отпочковались, нескольких человек родители силой отлучили от пагубного влияния. Когда в семье Лены узнали о её зависимости, всё зашло уже слишком далеко: тяжёлые наркотики она искала постоянно, из дома начали пропадать вещи, деньги… Именно поэтому и обнаружилась её бедовая страсть.
Инга поморщилась от этих назойливых воспоминаний. Её измученная душа вновь заныла, застонала. Она грузно перевернулась на своей больничной койке.
* * *
Вера, завершив текучку, уселась за рабочий стол и вновь открыла свой ноутбук, который в последнее время брала с собой на работу. Зачем Максим Горелов, ставший жертвой странных обстоятельств (до сих пор не был найден хозяин сгоревшей машины), поменял фамилию. Почему? С какой целью? В школе, как выяснили Лера и Лиза, фамилия у него была другая.
Журналистка несколько минут разглядывала фото школьного стенда, который вызывал у нее странное впечатление, и впервые задумалась о том, по какой причине люди вообще меняют фамилию. Девичью на фамилию мужа — это понятно, традиция, требование продолжения рода и каноны ЗАГСа… А что может толкнуть обычного взрослого человека на столь кардинальные перемены в своих паспортных данных?
В интернете было много описано случаев. Например, тренер по баскетболу Роландас Радвила, раньше был Радвилавичюсом, что является вариантом на польский манер. Фамилию поменял и его брат, когда Роландас узнал о предках Радвилах, изучая генеалогическое дерево.
Вера ещё вспомнила сокурсницу… Екатерину Конторщикову… Да, многие не понимали, хихикали, а преподаватели и вовсе приняли в штыки новость, когда на втором курсе она вдруг стала Катрин Дюар. Претензия на экстравагантность, которая явно просматривалась в новом имени, казалось, не вяжется с образом провинциальной девочки, прибывшей в областной центр из глубинки учиться секретам журналистского мастерства. Но, спустя два года, Катрин расцвела. Её было не узнать! И откуда взялись и статность, и уверенность в себе, и взгляд светской львицы, покоривший не одно мужское сердце. Она научилась одеваться по последним требованиям моды и регулярно посещала визажиста. Иначе как Катрин её никто теперь не называл.
Кстати, на вопрос, откуда же взялось это звучное имя, девушка скромно рассказывала чудесную историю о том, как однажды ей приснилась фея и указала на документ с гербовой печатью. Да, да. Нетрудно догадаться, что там было написано — герцогиня Катрин Дюар. Вот с того самого момента вся жизнь провинциалки кардинально поменялась.
Вера поискала в интернете сайты с соответствующей запросу тематикой и нашла несколько интересных фактов. Оказывается, среди взрослых людей, поменявших фамилию, 83 процента делают это с целью сплочения семьи. Единая фамилия, бесспорно, скрепляет семейные узы, помогает прочувствовать родственность душ. Кстати, мужчины тоже меняют фамилию, доставшуюся им от родителей по факту рождения. И таких приблизительно 40 процентов.
Сейчас процедура изменения имени, фамилии и даже отчества совсем немудрёная. И находится немало желающих, а ведь ещё тридцать лет назад таких было в два раза меньше. Этой тенденции перемен способствовала и теория, что новое имя дарит новую судьбу его обладателю. Данной теории находятся убедительные подтверждения.
И всё же некоторым, обратившимся в органы ЗАГС, отказывают в этой услуге, таких почти 15 процентов. Значит, аргументы смены имени должны быть вескими, убедительными.
«Почему же Максим Давидович стал Максом Гореловым? — Вера вздохнула. — И сгорел… — произнесла вслух. — Теория работает».
* * *
Инга Витальевна проснулась с ясной головой. От этого легко дышалось, ведь она уже и не помнила, когда последний раз голова мыслила так чётко, а на душе было так спокойно. Ей показалось, что в коридоре кто-то разговаривал. Прислушавшись, она поняла, что в полголоса главврач с кем-то беседовал по громкой связи. Но собеседник, вернее, собеседница с другой стороны провода не скрывала эмоций.
— Дочери уже 30, живёт одна, отдельно. Нигде не работает. Она не только опиум употребляет, но и колется. Ничего не ест, стала такой худой, что страшно смотреть. Повлиять на неё совершенно невозможно! Куда обратиться — не знаем, да и стыдно невозможно, ведь воспитывали, старались. А она нам с отцом ещё и заявляет, что будет «для кайфа» всю жизнь свои наркотики принимать. Бессовестная! Что нам делать?! Помогите! Вы поможете?
— Что с ней случилось? С какого возраста употребляет?
— Она была отличницей. Поступила в институт, познакомилась с парнем, стала с ним жить. Когда у неё случился выкидыш, она очень переживала, с молодым человеком рассталась. Началась депрессия, подруги перестали с ней общаться. Постепенно начала принимать какие-то лекарства, мы так думали. Как оказалось, это стимуляторы, наркотики. А вместе с ними после и новые знакомые, ночные клубы, шприцы…
— Вы что-то предпринимали? — доктор, видимо, не мог отключить громкую связь, заело в аппарате что-то, он говорил тихо, прикрывая рукой звук, но Инга всё слышала хорошо: в больнице в эти часы все ещё спят, тишина в коридорах, да и палата её была рядом с дежурной, откуда раздавались голоса.
— А что мы можем сделать? Бить её что ли? Мы не знаем, что делать. Отец сердцем мучается, я плачу каждый день. Вчера вечером у дочери началась истерика. Отец её связал, она как сумасшедшая, до сих пор визжит, орёт, матом ругается. Мы боимся за её жизнь. Она не умрёт?…
Этот вопрос мать произнесла со слабой надеждой. В её голосе было столько боли, что у Инги Витальевны сжалось сердце…
Она вспомнила, как тяжко приходилось всем в доме, когда её дочь Лена подсела на наркотики. И тот, самый страшный день…

…Мама была больной старушкой, она была вынуждена принимать сильнодействующие лекарства из-за больных суставов и выматывающей мигрени. Первой странности в поведении бабушки заметила пятнадцатилетняя дочь Лена: бабуля отвечала невпопад, забывала слова, останавливаясь на полуслове. Нередко Наталья Гавриловна, так звали мать Инги Витальевны, впадала в тяжёлое состояние мрачного пессимизма…
Лена её очень любила, болезнь бабушки переживала тяжело. Она нередко плакала, не в состоянии скрывать свои чувства.
Однажды бабушка ушла на прогулку и не вернулась. Обзвонили всех родственников, подруг, обошли соседей. Позже обзвонили больницы, затем морги… На следующий день заявили в милицию. Инга Витальевна зашла в церковь, и долго молилась. Лена с ней вместе проговаривала слова молитвы и плакала.
Через четыре дня мама вернулась. Она сильно изменилась. Было заметно, что она не в себе. Лицо её выражало то печаль, то радость, то растерянность…
Наконец, через сутки, Наталья Гавриловна рассказала Лене, что когда она гуляла в парке у дома, то услышала голос. Какой-то глубокий, непередаваемо красивый голос. Он приказал ей ехать к городскому стадиону и ходить там по кругу. Так она и сделала. Ходила по стадиону. Сначала на неё не обращали внимание. Когда уставала, отдыхала на скамейке, затем вновь принималась ходить по кругу.
Особенно страшно было ночью. Надо было искать ночлег. Голос повелевал идти в подземный переход. Уснула прямо на ступеньках, а рано утром опять отправлялась на стадион… ходить кругами…
На четвёртые сутки её заметили, стали оглядываться люди, показывать пальцем. Наталья Гавриловна испугалась. Она сидела на скамейке и чего-то ждала, пока Голос не приказал возвращаться домой. Она пошла к остановке. Не помнит, как добралась до двери, позвонила в квартиру…
Лена была дома одна. Она открыла дверь и прямо на руки ей без сил ввалилась её любимая бабуля. Как потом скажет врач скорой помощи, обморок случился из-за голода, пожилая женщина не ела почти четверо суток. А вот остальные похождения — это серьёзный повод задуматься о её психическом здоровье.
Участковый психиатр настоятельно рекомендовал положить маму в психлечебницу. Через три месяца из клиники вернулась бабуля совершенно невменяемая. Прогрессирующая шизофрения с букетом сопутствующих заболеваний для семьи стала непреодолимой катастрофой. Муж Инги Витальевны перестал бывать дома, пропадал на работе до поздней ночи. Именно в этот период Лена связалась с «плохой» компанией. Проблема наслаивалась на проблему. Было так тяжело, что нервы сдавали, объектом нервных срывов часто становился младший сын Максим, заканчивающий на тот момент пятый класс школы. Отец военком не просто срывался на сыне, он жестоко срывался, избивал до не сходящих неделями синяков. Будучи и так человеком невыносимым, теперь стал настоящим деспотом.
Оставлять бабушку одну дома стало невозможно. Не просто невозможно, а опасно для жизни. Она дважды топила соседей, забыв закрутить в ванной кран, однажды включённая газовая плита осталась без присмотра, и только Лена, по счастливой случайности, пришедшая из школы раньше, спасла жизнь домочадцам. К её приходу газом уже пахло во всём подъезде.
А завершилось всё тем, что Инга Витальевна была вынуждена мать привязывать. И как-то, вернувшись с работы, она обнаружила её в бессознательном состоянии, прикованной к кровати. Наталью Гавриловну увезли, на второй день она скончалась в реанимации. В доме начался настоящий ад. Дочь Лена обвиняла в смерти бабушки свою мать. Дальше — больше. Нередко не приходила ночевать, и Инга Витальевна искала её по всем притонам города. Сын однажды тоже пропал, спрятавшись на чердаке дома… Искали несколько дней, тогда даже одноклассники подключились…
Но это не всё. Страшный незабываемый день перевернул её сознание. Инга Витальевна после работы обнаружила свою дочь Лену в ванной со вскрытыми венами. Наркоманка, воровка, самоубийца… Лена лежала в клинике для душевнобольных около года. Вышла она подавленной, сломленной, с пустым мёртвым взглядом. Её отправили в Москву. Она отлежала ещё полгода, профессора боролись за её здоровье. По возвращении домой она вроде снова начала ходить на занятия, общаться с подругами, с родными…
Инга вздыхала, вспоминая эти скорбные события своей жизни, осознавая: судьба уготовила ей целый каскад испытаний… За что?
* * *
Рабочая суматоха в редакции — дело обычное. Беготня из отдела в отдел продолжается до самого выпуска очередного номера. При этом не останавливается и обычная офисная работа: назначенные встречи, нежданные посетители, телефонные звонки, — на ходу решаются важные и менее значимые проблемы…
Дым коромыслом здесь имеет буквальное значение, ведь некурящий журналист — это нонсенс. Секретарша Лёля выгнулась в позе пластмассового манекена: как всегда, одна рука в боку, другая в изящных с длиннющими ногтями пальцах держит тонкую сигарету. Вера рассматривала её сквозь прозрачную дверь. Затем даже привстала и попыталась изобразить это вопиющее жеманство. Зацепившись за ножку стула, потеряла равновесие и вовремя уселась на прежнее место. Лёля, поправив пальцами-иглами, как у Крюгера, свой чёрный парик с модной стрижкой «каре», оглянулась, и Вера чуть было не спалилась…
Вера поморщилась: от курящих спасения нет, приходится дышать этим отравленным воздухом. Нонсенс в переводе с французского означает «бессмыслица». Получается, что некурящий писака вроде как смыслом не наделен, а курящий приобретает особую степень глубокомысленности. «Скорее, только видимость глубокомыслящего человека», — подумала Вера, удивляясь, почему вдруг она так подумала о своих коллегах. Некурящей среди этих дымно-думающих людей она была в единственном числе. Бросила курить три года назад, по настоянию мужа Бориса. Тогда не ожидала, что справится с этой зависимостью. Но теперь гордилась, считая этот поступок одним из самых значимых достижений. После совершённого «подвига» она испытала необыкновенную лёгкость. Но вместе с тем пришло чувство раздражения ко всем курильщикам, особенно ближним своим. Раздражал запах сигарет, вид этих… «бездельников», именно так про себя называла их теперь Вера. Почему так бывает? — мысль привязалась и увязла где-то в недрах мозга.
Видимо, ей мешал этот монотонный производственный шум, мешал полёту фантазии. Она уже было смирилась с ним и своим далеко не творческим состоянием, как вдруг редактор Николай Александрович, проходя в очередной раз из отдела информации в корректорскую, поманил пальцем и указал на дверь редакторского кабинета.
«Ну вот, опять что-то случилось: опечатки, ошибки, просрочки…», — вздохнув, она отправилась к шефу.
* * *
Главврач областного психоневрологического диспансера Игорь Олегович в очередной раз перелистывал истории болезней пациентов.
…Инга Витальевна Давидович не просто больная с тихой формой шизофрении, она потомственная, если так можно сказать, сумасшедшая. Мать, дочь и внучка, — все перебывали в этих стенах. У каждой из них своя история, но факт уникальный — по женской линии в этом семействе происходят какие-то метаморфозы, психика не справляется с ситуацией, и «крыша съезжает».
Доктор задумался и взял в руки одну из книг, которая на полке выделялась своим потрёпанным видом, листали её чаще других, это выдавали замасленная обложка и загнутые уголки пожелтевших страниц. Волшебный ларец, кладезь бесценных знаний.
Итак, шизофрения может передаваться на генетическом уровне, но все же вероятность этого небольшая. И, как ни печально, чаще по женской линии и через поколение, — от бабушки к внучке. В этом семействе досталось всем. Отчего такая концентрация нарушений работы мозга? А дело в том, что у домочадцев, ежедневно общающихся с человеком неуравновешенным, психика тоже становится неустойчивой. Кроме всего, это связано с системой ценностей в семье, образом мыслей, привычками, внутренними установками…
«Да-а, к сожалению, мы имеем дело со следствием, а не с причиной. Может ли быть устойчивым эффект даже от самого лучшего медикаментозного лечения, если не устраняется сам источник помешательства?… Вряд ли. Что за источник в этом горемычном семействе?».
В тишине больницы раздались приглушенные вскрики, и доктор, отложив толстую папку, направился к палате, откуда доносилось невнятное бормотание.
«Этого ещё не хватало!», — Игорь Олегович торопился, звуки шли из палаты, где лежала та самая пациентка, историю болезни которой он только что пролистывал. У неё в последнее время участились кризы, она вдруг начинала быстро говорить и, как сейчас, начинала громко выкрикивать одну и ту же фразу — «Убийца! Я виновата, как он мог? Как мог?! Прямо в сердце, выстрелил! Прямо в сердце выстрелил!!! Убийца. Отец такой, сынок мой. Прости… Убийца! Как ужасно!!! В самое сердце, прямо в сердце…».
Молодой доктор, прислонившись к двери, слушал очередную истерику пациентки, пытаясь уловить хоть какой-то смысл в этих жутких фразах. И вдруг стало тихо, затем послышался шёпот, и Игорь Олегович вошёл в палату, сел на стул. Несчастная женщина произносила фразы, словно вырванные из разных контекстов, укрыв голову серым одеялом. После продолжительной паузы из-под одеяла раздались похожие на вой стоны с такой безысходной тоской в голосе, что доктор вздрогнул и поспешил за медсестрой. Без медикаментозного вмешательства в таких случаях не обойтись…
Вернувшись в свой кабинет под приглушённый свет настольной лампы, он задумался… Ну почему она всё время говорит о каком-то убийстве? Может, это как-то связано с причиной её заболевания?… Прошлый раз эта журналистка всё допытывалась, что послужило причиной сумасшествия, говорила о преступлении, связанном с её сыном, просила позвонить, если будут какие-то новости. Возможно, ей надо рассказать о фразах, которые Инга Витальевна постоянно выкрикивает во время приступов. Возможно, какая-то связь существует.
Глава IV
— Вера! — тон шефа не предвещал ничего хорошего. — У нас ЧП!
— Ну что опять, Николай Александрович?
— Да пропали деньги у Вершининой. Она грозится вывернуть карманы у всех сотрудников, скандал в своём отделе устроила, такой ор стоял здесь!
— И много денег?
— Да, большая сумма, взяла с собой, чтобы путёвку выкупить, на Кипр собиралась. Накрылось… И что теперь делать — даже не знаю. Ну не выворачивать же действительно карманы всем сотрудникам!
— И милицию вызывать как-то смешно… в газету о криминале…
— Вот именно. Что делать, Вера? Мне некогда заниматься расследованием. А ты профессионал, помоги.
— Что, всё бросить и начать разбираться?
— Брось и разбирайся. Ну подумай. Кто мог из закрытого на ключ кабинета свистнуть деньги и остаться незамеченным?
— Когда это случилось?
— Утром она обнаружила. Деньги в столе со вчерашнего вечера держала, на ключ в столе были закрыты… Вот такой фокус.

…Вера сразу отправилась в отдел рекламы к Вершининой Оксане, высокой стройной блондинке, которая сидела за столом, и на её лице отражались все скорби мира. Она сначала не хотела отвечать на вопросы, так как переживания настолько захлестнули, что она не скрывала своего агрессивно-враждебного настроя ко всем, кто «сыпал соль на рану».
— Ну, знаешь, Вера, это наглость, столько копить на отпуск, и какая-то сволочь не побрезговала. Я всех подозреваю, понимаешь? Всех, и мне не стыдно! Я бы двери закрыла в редакции и нашла грабителя! Зла не хватает!
— Да подожди ты трещать, остановись!
— А чего мне останавливаться? Я работать прям не могу, ужас! Что мне теперь прикажешь делать? Отказываться от путёвки?! — по загорелым в солярии щекам покатились слёзы, Вере даже пришлось погладить по голове бедную Вершинину, которую в редакции за глаза все тихо ненавидели.
— Кто сюда мог заходить? У кого ключи ещё есть от ящика, где деньги лежали?
— Да откуда я знаю! Пусть охрана мне компенсирует убыток! Для чего они здесь? Они должны охранять наше имущество? Ну, скажи, должны ведь!
— Не неси бред, давай разберемся…
— Не хочу я разбираться! Пусть редакция мне всё компенсирует!!!
— Ладно, бесполезно с тобой сейчас разговаривать…

Вера сегодня тоже была не в духе. Накрыло состояние под названием «всё надоело». Знаете такую необъяснимую печаль, когда не радует ничего и раздражает всё, что попадается на пути…
Что делать, если всё надоело? У психологов миллион советов по этому поводу. Вера пыталась уже как-то осмыслить, что ей лично помогает, когда даже пение птиц кажется занудливым дребезжанием…
Первое, что сразу необходимо сделать — это честно ответить на вопрос: кто в этом виноват. Если после раздумий придёте к выводу, что причина в вас самих, то нет смысла расстраиваться: всё сами и исправите, к чему следует приступать немедленно. Ну а если виноват кто-то другой, то тоже дело поправимое, вас должна греть эта мысль — не вы виновник, не вам и печалиться.
Конечно, можно и кардинально поработать над тем, чтобы изменить жизнь — например, отправиться на северный полюс. А начать лучше всего с разборок с шефом, который не ценит вас, пренебрегает вашими талантами. Взять и высказать всё, что о нём думаете: какой он козёл и придурок, хам и бездарность. Можно даже взять и из окна выкинуть что-нибудь ненужное, можно и нужное — стул, например, или вазу, бюст Чайковского… «Ой, о чём это я?» — Вера представила всё в красках и рассмеялась.
Вот-вот, больше улыбаться надо, об этом не стоит забывать. И не только потому, что мышцы, растянутые в улыбке, помогают расслаблению нервной системы и способствуют хорошему настроению, а, в основном, потому, что улыбка раздражает окружающих, особенно недругов. Хочешь, чтобы их тоже всё достало, бесило и угнетало, улыбайся постоянно.
…Ещё один действенный способ борьбы с меланхолией — достать из ящика фотографии детства и юности, разглядывать их и вспоминать то настроение, в котором всё время хотелось радоваться жизни: что-то отчебучить, насмешить всех или кого-то разыграть. Вера часто прибегала к этому способу. Можно, конечно, вспомнить и отпускные дни на тёплом море, когда не надо думать об убийствах и разбоях, когда лишь трепетное колебание воздуха и теплый шёпот воды становятся твоими единомышленниками, и пусть это всего лишь на одну-две недели, но запоминается надолго. Фотографии помогают окунуться в это беспечное состояние и побороть навалившуюся депрессию.
На самом деле, жизнь — это такая синусоида: то вверх, то вниз. Ощущения безысходности сменятся на позитив, затем вновь всё перевернётся, и опять. И так далее… Главное — не опускать рук в любом случае. Хоть что-то делать для поиска выхода. Найти дело — спорт, хорошая книга, иностранный язык, музыка, профессиональный рост — всё это станет мотивацией возвращения вкуса к жизни.
Конечно, можно и к психологу при необходимости обратиться. Но, как говорит Верина подруга, которая живёт в Германии, ходить к психоаналитику, что делают многие в Европе, — это своеобразное хобби, которое словно беседа с неравнодушным человеком облегчает душу, а при регулярном использовании становится необходимой потребностью… Для большинства россиян пока это слишком дорогое удовольствие.
* * *
Дома Вера достала фотоальбом и начала разглядывать детские фото, вспоминая те дни, причины и поводы, послужившие увековечиванию разнообразных пёстрых событий…Вот она в костюме снежинки стоит под пышной ёлкой. На чёрно-белых снимках невозможно передать все оттенки праздничной цветовой гаммы, но именно эти, пожелтевшие от времени чёрно-белые снимки согревали, от них шло то человеческое тепло, которого так не хватает сегодня, в век электронных гаджетов, девайсов, электронных книг и виртуальных чувств. Теперь памятные моменты хранят в файлах персональных компьютеров…
Вера села за компьютер и открыла папку с фотографиями. Прошлый отпуск они с мужем провели в Италии. Перелистывая одну картинку за другой, она вспоминала это замечательное время, эту прекрасную страну, — Рим, Венеция, Сан-Марино, Ватикан поражали великолепием дворцов, синевой неба, разноцветьем красок, — это было путешествием в райские кущи. Здесь туристов повсюду окружают архитектурные шедевры. Не города, а музеи под открытым небом, созданные гением архитектурной мысли: Арнольфо ди Камбио, Джотто, Андреа Пизано, Франческо Таленти — эти имена сами в исполнении гидов звучали как произведения искусства…
И всё же в воспоминания вкралась какая-то червоточина, омрачившая эти чудные дни. Что явилось причиной этой неуместной печали? Самый обычный, примитивный, как часто бывает, но разрушительный порок под названием… человеческая жадность. Не понятно? Вера и сейчас не могла осознать, как людское несовершенство уживается с прекрасными творениями человеческого разума и таланта. Но давайте всё по порядку.
…На третий день пребывания в Италии их с мужем банальнейшим образом обокрали, прямо в отеле. Вера не могла поверить своим глазам, когда открыла чемодан, закрывавшийся на кодовый замок, и не обнаружила в определённом месте конверта с евробанкнотами, отложенными для отдыха на Адриатике.
Борис тоже недоумевал и поначалу даже пытался подбодрить расстроившуюся супругу: «Да что ты? Я уверен, сейчас найдутся! Скорее всего, ты их куда-то переложила и забыла… У тебя ведь так часто бывает…». «Не бывает у меня так! Я уверена, что они здесь лежали, а теперь их нет!». После сто пятидесятого раза обследования всех уголков чемодана, а затем комнаты, шкафа, стола, тумбочек и даже холодильника, надежда на счастливый исход пропала окончательно…
«Надо идти на ресепшен, сообщить о краже…», — с отчаянием в голосе произнесла Вера, ругая себя в душе, что понадеялась на этот кодовый замок, что не послушалась советов бывалых — оставлять деньги при себе.
На стойке работала русская девушка Катя. Информацию о пропаже денег выслушала с удивлением: «У нас такого не бывает… Может, их у вас в другом месте украли?».
Вере с самого начала факт присутствия в итальянском отеле русской работницы показался странным и даже… неуместным. Но, со слов представителя туроператора, русских туристов в Италии 70 процентов, и многие отели считают своим преимуществом, если среди обслуживающего персонала будет хоть один русскоговорящий. Девушки едут в Италию из Молдавии, Украины на заработки. Подрабатывая в сфере услуг, можно и личную жизнь устроить. Правда, везёт не всем, а судьба Золушки дарит надежду многим. По-русски говорят в большинстве итальянских кафе, ресторанах, магазинах…
Так вот, Рекардо, хозяин отеля, который общался через Катю, всё же выразил своё сочувствие. Но как-то неуверенно, вяло, блёкло… «Тебе не показалось, — после долгих объяснений у Веры был уставший вид, — что у этого Рекардо почти не было эмоций на лице?». «Возможно», — Борис сник, хотя и считал своим мужским долгом поддерживать жену в этом несчастии, внезапно свалившимся на их головы.
Представитель туроператора в Италии Ирина тоже неохотно отреагировала на жалобы туристов, попавших в непростую ситуацию. Сначала она говорила о какой-то страховке, которую якобы должен выплатить отель, затем замяла этот вопрос, а ещё через день с печалью в голосе сообщила, что ничего поделать невозможно: ни страховки, ни обратного билета в Россию, никакой компенсации… Ни-че-го!!!
«Вы поймите, у нас нет денег, у нас их украли в этом отеле! — Борис был в отчаянии. — Как вы представляете наше пребывание здесь!?».
«Мы можем заявить в местную полицию?» — Вера ещё на что-то надеялась.
«Я не советую. Вы же понимаете, заявление у вас примут, но вряд ли что-то будут искать. Сколько таких туристов здесь на курорте? Может, у вас их во время экскурсии украли…».
Вера не стала убеждать Ирину. Это бесполезно, когда тебе не верят, но опускать рук не стала и бросилась к интернету, который наделён волшебной силой информации. Полистав сайты на соответствующую тему, она обнаружила, что такое явление, как кражи в отелях Италии, не редкость.
Что делать, если вас обокрали в отеле? Один хороший человек писал: «Сразу идите в полицию! Ведь вы бы тАк сделали, если бы вас обокрали дома! И не слушайте, если вас будут отговаривать». А их отговаривали, да, и эта смуглая русскоговорящая представительница туроператора, уже 12 лет проживающая в Италии, будучи замужем за итальянцем, и девушка Катя, так и не давшая адреса ближайшего полицейского участка…
А далее хороший человек в интернете вразумлял: «Будьте уверены, 99 процентов всех краж совершает обслуживающий персонал отеля». Вера встала с кресла и уверенно произнесла: «Всё, Борис, идём в полицию!» В интернете и адрес участка нашёлся.
«Мы в полицию», — предупредили они Катю. Та, смутившись, вдруг произнесла: «Можно вас попросить об одном…». На вопрос в глазах Веры она вдруг затараторила: «Пожалуйста, не говорите в полиции, что я здесь работаю. Я не должна здесь находиться. Если скажете, я могу без работы остаться. Я в отпуске, но мне нужны деньги, я маленького сына одна воспитываю…». Заметив сомнение в глазах Веры, она словно опомнилась: «Вы только не подумайте, это не я у вас деньги украла, нет». Но Вера уже «взяла грех на душу»… И как-то угрызений совести при этом не испытала.
По дороге в полицию Валуевы обсудили шансы на успех и пришли к выводу, что они почти нулевые. Но выбора не оставалось. Правда, можно было махнуть рукой на всё и довольствоваться экскурсионными деньгами, которые им возвратили, так что для ежедневных походов на море и в пиццерию средств хватало. И уже было смирились, ведь любая ситуация может стать хорошим уроком. Но представив, что весь последующий год жаба не успокоится — побывать в Италии и не посетить Рим и Венецию — супруги Валуевы мрачнели и уже не ощущали прелести пребывания в одной из красивейших европейских стран.
«Ладно, хоть увидим, как работает местная полиция». «Ну, да, — вторил ей Борис, — развлекаться-то нам как-то надо».
Первое, что удивило, это то, как их приняли в полицейском участке. Направили сразу к дежурному Дамиано Гвилиани, который по-русски не понимал, чуть-чуть по-английски что-то знал, и поэтому со своего мобильного телефона сразу куда-то позвонил. Борис изложил проблему в трубку слушавшей на другом конце провода женщине, которая задала несколько вопросов на чистом русском языке и затем, вникнув в ситуацию, попросила отдать трубку Дамиано. Он с её слов всё записал, очень выразительно комментируя услышанное, при этом на его смуглом лице выражалось то возмущение, то удивление, жестами он подтверждал свой эмоциональный накал.
Объясняться с итальянским полицейским было интересно, особенно со стороны это выглядело забавно. Кудрявый, подтянутый, одетый по форме Дамиано, словно сошедший с киноэкрана, жестикулировал и повторял «Mama Mia!», энергично ударяя рукой по коленке. «Эх! Заглядишься, — Вера вспомнила российских оплывших жиром полицейских, которые если и приняли бы такое заявление, но не факт, что стали бы что-то искать. А тут, зная, что пострадали туристы, а, значит, временно пребывающие на побережье, можно плюнуть и растоптать, ан нет, он решает вопрос, да ещё как эффектно!»…
Тем временем в разговоре прояснилось, что женщина, свободно говорящая по-русски, является женой Дамиано. Она, доктор по профессии, сходу поняв, в какую ситуацию попали соотечественники, обнадежила Бориса и Веру, что всё будет хорошо, её муж-полицейский им обязательно поможет. А Дамиано тут же позвонил владельцу отеля и довольно строго, можно даже сказать, жёстко поговорил с ним.
Пробыв в полицейском участке минут сорок, Борис и Вера, прониклись уважением к этому заведению. Они получили на руки заявление, оформленное по форме самим Дамиано на итальянском языке, причём он сказал, что оригинал остаётся в участке, а ещё одна копия должна быть сразу отдана в руки хозяину отеля. «Tutto sara grande! Tutto sara grande!» — повторял Дамиано, когда Валуевы направлялись к выходу, и в их памяти отпечатался его большой палец, поднятый вверх.
Настроение поднялось, они шутили, смеялись, вспоминая выразительную жестикуляцию Дамиано. У Бориса даже возникла мысль: «Это настоящее приключение. Уже ради общения с таким полицейским можно пережить пропажу денег…». Уверенно отдав на стойке для владельца отеля документ, супруги отправились в номер.
Вечером, после ужина, Катя с искусственной улыбкой на лице обратилась к ним: «Может, вы всё-таки ещё раз посмотрите в своём номере, вдруг деньги куда-нибудь положили и забыли…». «Да тысячу раз уже смотрели!» — Вера еле сдержала ярость.
В приподнятом настроении они посетили вечерний пляж, затем, всё ещё под впечатлением, легли спать, а утром, когда Борис вышел покурить на улицу, Вера начала собираться на прогулку. В шкафу на верхней полке, ещё с вечера она положила свою пляжную шляпку, которая ей так шла, обрамлённая лёгким, цвета морской волны, шарфом. Заметив под шляпой уголок белого конверта, потянула и… о! чудо!.. из конверта выпали их потерянные деньги…
Вера в шоке стояла полминуты. Было ясно, что деньги подложили, ведь ещё вчера она в этой шляпе ходила в полицию, до этого множество раз во всех углах шкафа, и здесь тоже, смотрела…
Борис с улицы вернулся и произнёс:
— Вера, там наблюдается тихий кипиж. Сейчас уборщицы сидят шепчутся, до меня долетело «полиция»… Волнуются!
— Боря, — Вера не знала, как начать, — ты сейчас упадёшь!
На лице Бориса сразу отразилась догадка.
— Деньги нашлись?!
— Ага… вот такой фокус-покус!
Глава V
Вчера по дороге в университет Лера наблюдала прелюбопытную картину, — мужчина достал сандалии из помойки и мерил, сняв мятые ботинки, прямо на голые ноги. Осенний холод пронзал насквозь, а он словно и не ощущал дискомфорта…
Девушка прекрасно понимала, что кто-то из тех, кто кормится и одевается на городских свалках, мог потерять жильё и работу в связи с непростой житейской ситуацией, а кто-то всей своей жизнью заслужил унизительный статус бомжа. Всё индивидуально. Однако понятие «жертва обстоятельств» обладает отрицательной энергетикой, и в каждом отдельном случае есть и что-то объединяющее в эту категорию самых разных людей. Объединяет отсутствие любви, крепкого тыла, опытности и дальновидности, но и наличие равнодушия, и прежде всего, к себе самому, лояльность к авантюре, отчего многие и впутываются в криминал, в какие-то сомнительные истории, наличие пагубных, растлевающих душу и здоровье привычек и зависимостей.
Лера как-то слышала одну печальную историю о красивой девушке, которая, оступившись в молодости, отсидела срок за кражу. Но после тюрьмы ей не хватило силы воли встать на правильный путь и наладить жизнь. Она начала пить, а остановить было некому, родных не осталось. В итоге, как часто бывает, подоспели «предприимчивые» люди, которые решили купить у неё квартиру, оставшуюся от родителей. Так она оказалась бездомной. Сначала ночевала на улице, в подъездах. Её жалели соседи, которые ещё помнили родителей, потому не прогоняли, особенно в холодные зимние ночи. Потом она вдруг пропала. По слухам, девушка замерзла, и её похоронили, завернув в полиэтилен.
Лера вздохнула и обратилась к Лизе:
— Ты когда-нибудь видела на кладбище могильные холмики, стоящие обособленно, с простенькими деревянными крестами, на которых написаны номера?
— Ну да, такие участки есть на каждом кладбище, там обычно хоронят бомжей.
— Знаешь, я решила в городском морге выяснить, как хоронят бездомных людей.
— Зачем тебе это? — Лиза смотрела на подругу с искренним удивлением.
— Ну, тема бомжей мне кажется актуальной. Ты не замечала, как много их на улицах города?
— Да, замечала… ненужные никому люди.
— Так вот. Я эту тему взяла для статьи, аналитической, которую нам задали писать.
— Молодец… А я что-то пока не определилась. Не могу найти интересную тему. И что тебе в морге сказали?
— Оказалось, что в свой последний путь бомжей отправляют по-людски.
— Что ты имеешь в виду? — Лиза поморщилась.
— Их трупы, как и положено, хранят в холодильнике, заявляют в правоохранительные органы, чтобы те нашли родственников. Если личность установить не удаётся, и родственники не обнаруживаются, то через пятнадцать суток их хоронят безымянными, а похоронами занимается муниципальное унитарное предприятие по ритуальным услугам.
— Ну слава богу! А то я уже переживать начала, что они, трупы, — Лиза опять при слове «трупы» поморщилась, — так в морге и остаются в холодильных камерах.
— Знаешь, санитар, дядечка смешливый такой, даже возмутился моим вопросом о полиэтиленовых мешках.
— И что он сказал? — видно, Лиза тоже заинтересовалась этой непростой тематикой.
— Он сказал: никаких пакетов, хоронят бомжей в настоящих деревянных гробах. И не в общих могилах, как многие считают, а в отдельном для каждого захоронении. Если известна фамилия, то ее пишут на табличке. Если ничего о человеке неизвестно, то напишут номер.
Лера многозначительно посмотрела на подругу и прочитала концовку своей статьи: «Вот так ужасно завершают свой путь обычные люди, по разным причинам оказавшиеся на дне жизни — никому не нужными. А живым пока ещё, конечно, плевать на то, что о них думает каждый из нас. Смирившись с тем, что они отбросы, просто пытаются выжить. Подумайте — нам тоже плевать на них, на наших сограждан, пусть и опустившихся на самое дно?». Лера сделала многозначительную паузу. В глазах автора застыл вопрос…
— Знаешь, неплохо, — Лиза заняла позицию эксперта, сидя на стуле у стены и поджав под себя одну ногу. — Вот только слово «плевать» немного режет слух.
— Тебе лишь бы критиковать, — обиделась Лера.
— Ну, ты же сама попросила оценить!
— Меня больше интересует суть вопроса…
— Я думаю, что акцент надо сделать на государственной поддержке этих несчастных людей. Ведь у них ни жилья, ни работы. Представляешь? Вот мы сейчас с тобой сидим болтаем, а где-то люди бьются за каждый день своего выживания. Самое страшное — у нас вообще нет ведомства, которое бы занималось их проблемами. Ведь так?
— Да, странно, но факт.
— Я бы ещё добавила статистики — сколько сейчас бездомных, возраст, пол и т. д. Ведь эти данные напрашиваются, разве ты сама не чувствуешь?
— Критикуй, критикуй. Я ещё анекдот впишу в статью.
— А что, есть анекдоты на эту тему?
— Конечно. Анекдоты есть на любую тему. «Чёрный юмор» — не слышала о таком жанре? Так послушай.
Лера прочитала выуженный из интернета довольно бородатый анекдот: «Четыре могильщика сидят на кладбище, где хоронят бомжей, и рассуждают, предлагая рацпредложения:
— Если будем закапывать гробы вертикально, то сэкономим кучу места и копать так меньше, — сказал первый.
— А если без гроба будем закапывать, то сэкономим много древесины, — сказал второй.
— Будем их закапывать по пояс — тогда памятники не нужны, — говорит третий.
— Во! Я придумал — будем их за руки сцеплять, тогда ограды получатся! — произнес четвертый».
— Хм… Очень смешно! Просто обхохочешься. Действительно «чёрный юмор»…
Девушки ещё немного поговорили, затем каждая уселась за свою работу: Лера решила дописать статью, а Лиза продолжила рассматривать какие-то фотографии…
* * *
Вчерашние воспоминания о краже денег в Италии принесли результат. Дело в том, что Вера поняла, как искать деньги Вершининой. После долгих раздумий она пришла к выводу, что в итальянском отеле деньги им вернули только потому, что воры испугались. Чего? Разоблачения, конечно. Кто тогда больше всех испугался? Русская девушка Катя, именно это выдавал её виноватый вид, когда она просила не упоминать о ней в полиции, а также хозяин отеля, с которым так жёстко общался дежурный полицейский Дамиано. Наказание было неотвратимо… Воры это осознали. А большинство российских туристов, по беспечности или другим причинам, даже в таких критических ситуациях в органы правопорядка не обращаются, на что и рассчитаны, скорее всего, все схемы обмана обывателя, находящегося вдали от дома…
Так вот. Вера зашла в кабинет к Вершининой с заговорщеским видом, чем даже напугала пострадавшую.
— Ты чего? — на её худом лице появилось выражение то ли глубокого презрения, то ли крайнего недовольства…
— Да ничего, расслабься. Пришла идеей поделиться, как будем твоего воришку разоблачать.
— Ну, во-первых, — она откинулась на спинку кресла и начала непроизвольно раскачиваться, — я не собираюсь никого искать, не моё это дело. (Вере так и хотелось добавить «да, не барское это дело»). — Во-вторых, воришка не мой и моим никогда не будет, — сказала, словно выдавила, и при этом брезгливо поморщилась.
— Хорошо. Ты деньги свои хочешь вернуть? Вижу, хочешь. Так слушай — ты мне должна подыграть. Я думала и пришла к выводу, что кроме уборщицы, которая у нас недавно работает, сделать это никто не мог.
— Хм… Возможно. И что?
Вере так и хотелось ударить по голове чем-нибудь тяжёлым эту чопорную блондинистую Вершинину, чтобы она наконец-то стала живой и смышлёной, перестав изображать безмозглую куклу!
— Она когда убираться приходит?
— Часов в восемь утра. А вечером — тоже часов в восемь… Точно не знаю, я ухожу раньше.
— Сегодня, перед её приходом, мы будем здесь, вроде как задержались. И я начну с тобой разговаривать, а ты поддержишь меня.
— Как это?
— Так. Потом всё поймёшь. Твоя задача — быть здесь и поддакивать мне. Поняла?
— Угу, поняла, ладно, — произнесла «барыня» снисходительно и как-то вальяжно махнула рукой в сторону коллеги.
Вера вышла и ещё раз подумала о том, что с удовольствием бы сейчас треснула эту мадам чем-нибудь тяжёлым…
* * *
— Лиза, представляешь, официальных данных о количестве бомжей нигде нет.
— Как это? Они должны быть. Статистика ведь ведётся.
— Всё дело в том, что в результате территориального характера большинства учреждений, занимающихся социальными услугами и ведущих их учёт, данные о бомжах в государственном масштабе, не фиксируются. Ну, ясно, собрать в один пучок такие сведения просто невозможно!
— А что это за учреждения?
— Ну, поликлиники, домовое управление, ЖКХ…
— Ясно.
— Так вот, в результате данные так разнятся! От полутора до четырёх с половиной миллионов.
— Миллионов?!
— Да, подруга, миллионов. Представляешь? Это даже по самым скромным подсчётам, три процента наших граждан… Я в шоке. — Лера лежала на кровати с ноутбуком, а Лиза, сидя за столом, допивала уже третью чашку чая.
— Да уж, впечатляет.
— Причём, послушай, нашла такие сведения: две трети всех бездомных — это люди в возрасте от 35 до 55 лет, а 85 процентов бездомных — это мужчины, тогда как на Западе почти треть от общего числа бомжей — женщины…
— Да, Лера, глубоко ты погрязла в этой теме.
— Слово «погрязла» здесь совсем не подходит! Погрузилась. Уважительней, коллега, пожалуйста.
— Ну, подумаешь, погрузилась, погрузилась, не ругайся.
— Хочу хороший материал написать, покажу его Валуевой. Пусть оценит как специалист по расследованиям.
— Так у тебя не расследование!
— Ну, я хотела сказать исследование темы, аналитика.
— Покажи, конечно. Если только у неё будет время читать твоё произведение…
— Знаешь, в процессе у меня появилась одна идея.
— Какая идея?
— Нет, пока не буду говорить, мне надо кое-что проверить.
— Ты меня пугаешь.
— Ничего пугающего нет, просто не хочется глупость ляпнуть.
— Как обычно?! Да ладно, не злись, я шучу. Потом хоть не забудь про меня, когда выйдешь на след…
Лера посмотрела на подругу как на малого ребёнка и вновь погрузилась в работу.
Девушка, несмотря на критику, очень гордилась своим исследованием, в процессе которого её вдруг осенило. И касалось это уже подзабытого исчезновения их соседа по общаге.
После пропажи Макса в университете ходили всякие слухи. Версия о том, что его увезли в лес и сожгли в машине за долги, подтверждалась. Более того, самым весомым вещественным доказательством оказался её собственный кулон. Ну, допустим. Почему же тогда до сих пор не найдены те, кто это сотворил? Друзей и знакомых Макса в милиции строго допрашивали, но, как известно, никто из них ни в чём не признался, следователи ничего не обнаружили, не нашли, и всех задержанных отпустили. В связи с этим, у начинающей журналистки возникла собственная версия…
Глава VI
Вера праздновала победу, сидя в своём кабинете и доедая пятую шоколадную конфету. В пакете ещё находилась бутылка дорогого виски. Всё это богатство, как не покажется странным, с чувством глубокой благодарности ей лично вручила, с улыбкой во всё её надменное лицо, Вершинина Оксана.
— Ты просто гений, Верусик! Я до последнего не верила, что всё получится. Как по писаному. — Благодарность коллеги, получившей назад свои кровные, не имела границ. — Тебе надо следователем работать!
— Да ладно, мне и журналистом неплохо, — пыталась отшутиться Вера, хотя все эти последние дни нервы её были в напряжении.
Да, не каждый раз ей приходится преступника разоблачать, тем более что этим преступником оказалась тридцативосьмилетняя женщина, одна воспитывающая сына-подростка.
Зоя ещё вчера не ведала, что её карьера в редакции солидной областной газеты вот так внезапно завершится.
Как и договаривались, Вера и Оксана сидели в кабинете и тихо переговаривались, когда Зоя начала свою каждодневную уборку. Женщины обсуждали последний номер выпуска, а уборщица с деловым видом высыпала в чёрный мешок содержимое из корзины для мусора. Надо было видеть, как изменилось её лицо, когда Вера многозначительно произнесла:
— Не волнуйся, Ксюша, уже завтра будет известно, кто этот злодей, укравший деньги. Можно будет расшифровать данные этого чудо-аппарата, о котором я тебе говорила.
— Почему завтра, а не сегодня? — Вершинина помнила, что ей надо поддакивать Вере.
— Ну, быстрее никак нельзя, зато стопроцентный результат гарантирован. Видишь ли, Ксюшенька, благодаря моим связям в полиции, удалось этот наносинтезатор взять для поисков вора, на время, в экспериментальных целях. Вовремя твои деньги пропали!
— Может, мне ещё и спасибо этому вору сказать?
— Ну, мы обязательно выявим этого преступника. А самое интересное, что наносинтезатор безошибочно определяет человека по исходящим от него электроволнам. Представляешь, как далеко наука продвинулась!
— Как это по исходящим электроволнам?
— Ну, основными характеристиками электромагнитного излучения принято считать частоту, длину волны и поляризацию. Длина волны прямо связана с частотой через (групповую) скорость распространения излучения. По этим точным показателям определяется любой субъект, находящийся в определённое время в определённом месте. Во! — она перевела дух, а Вершинина только и сказала «Ух ты!» и с округлившимися глазами уставилась на Веру.
На следующий день, когда Вера после обеда заходила в редакцию, она не сразу поняла, что произошло. Но когда в коридоре мелькнула белоснежная блузка Вершининой, а в руках у неё была замечена большущая коробка конфет, до Валуевой стало доходить — эксперимент удался.
Вершинина чуть ли ни захлёбывалась от своей благодарности и восхищения Вериными способностями.
— Ты как в воду глядела! Деньги все, до единого рублика, в конвертике, на том же месте. Это просто чудо! Ты прямо как Пуаро, Вера! А Зоя заявление написала. Шеф ей там ещё что-то напутственное высказал, из уголовного кодекса. Так что она уволилась тихо, быстро, без проблем. Вот только где ты узнала про этот наноаппарат? И про его свойства…
— Да так, придумала.
— Как это?! Ты столько заумных слов сказала! Всё просто придумала?!!
— Ну, не всё. Про электроволны в википедии нашла, записала на листочке и просто прочитала. Я же читала, ты не заметила? Такое наизусть не выучишь!
— Ну, ты даёшь, я в шоке!
— Метод дедукции, Ксюша, — рассмеялась Валуева, и от ощущения победы и эффективности своей методики, и от вида Вершининой, чья суетливость смешила, так как совершенно ей была не свойственна.
Правда, Вере было немного жалко Зою, одинокую несчастную женщину. Но она уже давно поняла, что повод переступить черту найдётся у любого, и богатого, и бедного человека. Как сказала героиня одного фильма: «Людей жалко. Особенно всех». Являются ли оправданием непростые обстоятельства, в которые попал несчастный? В том-то и суть морали — в любых, самых сложных ситуациях необходимо оставаться человеком, не поддаваясь искушению.
Разобрав на столе бумаги и в последний раз взглянув в монитор, Вера засобиралась домой, но в этот момент её неугомонный мобильник запел привычную мелодию. В телефонной трубке зазвучал взволнованный голос доктора из психоневрологического диспансера. Звонок был неожиданный, и Вера напряглась.
— Вера Николаевна, добрый вечер, хочу вам сообщить. Мы договаривались, что позвоню, если будут новости, — Игорь Олегович с явным волнением произнес это предложение.
— Я вас слушаю, доктор.
— Наша пациентка, та, которой вы интересовались,… она… понимаете… всё время говорит о каком-то убийстве. Мне кажется, вам это должно быть интересно.
— И что же она говорит?
— Даже не говорит, а тараторит как в бреду. Ну, так бывает у наших больных. Всё о каком-то выстреле, часто повторяет «прямо в сердце». Сначала я думал, что она представляет убийство сына, погрузилась в эту трагическую ситуацию, но она слишком часто повторяет одно и то же, и, что настораживает, с этой деталью, «прямо в сердце», так что я решил вам позвонить.
— Правильно сделали, Игорь Олегович, я завтра к вам приеду.

…Телефон снова ожил, дребезжание нетерпеливо усиливалось, и постепенно заголосило на весь кабинет.
— Вера Николаевна, мы с Лерой хотим с вами встретиться. У нас есть новости.
— Конечно, раз надо! — Вера назначила встречу девушкам на вторую половину дня.
…Лера, положив трубку, вновь уткнулась в монитор. Она всё посматривала на Лизу, которая уже долгое время сидела в наушниках и на периодические порывы подруги вернуть её к жизни лишь отрицательно мотала головой, продолжая в ритм какой-то мелодии раскачивать ногой в мохнатом тапке с ушами. Поняв, что сейчас бесполезно обращаться к этому инопланетному существу, она оделась и отправилась в магазин за продуктами.
Лиза тем временем чертила на листке какую-то схему. Как ей стало известно из источника в интернете, четыре короля в колоде игральных карт олицетворяют могущественных правителей: бубновый король — Юлий Цезарь, трефовый — Александр Македонский, пиковый — Царь Давид, червовый — король Карл Великий (Первый).
Девушка заинтересовалась этим фактом не случайно. Несколько дней подряд обращаясь к фотографии школьного стенда, она, наконец, поняла, что в нём такого особенного. Под фотографией Максима Давидовича, а именно так звучала его фамилия в школьные годы, было нацарапано синей пастой «Царь Давид». Это могло остаться без внимания, но под фотографией Юлии Бубновой, симпатичной девочки с большими выразительными глазами и ямочками на обеих пухлых щёчках, тем же корявым почерком неровно было выведено «Юлий Цезарь»… Что связывает их, этих двух царей? Правили они разными странами, в разные исторические периоды… Давид — царь Израиля, в течение сорока лет царствовал в первом-втором тысячелетиях до нашей эры. А Юлий Цезарь — правил Древним Римом в первом веке до нашей эры. Причём здесь это? Фотографии девочки и мальчика и два царя…
С этими мыслями она обратилась к всемогущему интернету и набрала имена этих двух исторических личностей. Яндекс незамедлительно выдал ссылку на терминологию в покере и выдал четыре имени. Это Леру очень увлекло, она сломала голову над ребусом, который содержал этот старый забытый всеми школьный стенд. Но вскоре признала, что зашла в тупик. Здесь и созрело решение встретиться с Верой.
* * *
Да, наверное, было бы логичней Вере сразу связаться со следователем, ведущим это дело. Но вездесущий Ражнёв всегда выручал: с одной стороны, он опытный специалист, в курсе всех дел, имеет выходы на нужных людей и ещё никогда не отказывал Вере быть экспертом в её журналистских расследованиях. С другой стороны, Ражнёв является мужем её близкой подруги, что давало возможность в неформальной обстановке и неофициальной стилистике выяснять существенные детали дела. Именно это она и собиралась сделать после разговора с девчонками. Они — молодцы, их труды не были напрасными, а выводы поразили своей оригинальностью. Быть им журналистами-расследователями!
…Уже поздним вечером после очередного напряжённого рабочего дня супруги Валуевы эмоционально обсуждали этот непростой запутанный случай. Вере было безумно интересно, как Борис, с его аналитическим мышлением, объяснит всё то, что так неожиданно раскрылось в изложении майора Ражнёва, который целых полтора часа просидел у неё в кабинете, излагая вновь открывшиеся обстоятельства…
Она ждала комментария, но Борис молчал, словно испытывая её терпение.
— Представляешь, Боря, оказывается раньше, ну давно очень, карточный король считался главным, а вот туз — самой маленькой, незначительной картой, — издалека начала Вера, пытаясь зацепить его любопытство и размотать этот клубок молчания. И ей удалось.
— Где-то я читал об этом. Здесь усматривается философская подоплёка, — сказал он с нарочитой академичностью, подперев смуглое лицо кулаками, отчего сразу превратился в комично-пафосного персонажа.
— Да ладно тебе! Ну что ты обо всём этом думаешь?
— Ну, Ражнёв то ли действительно всего не знает, как он уверяет, то ли что-то замалчивает. Но, во всяком случае, нити тянутся из прошлого этого Максима. Надо разбираться. Хорошо бы встретиться с его одноклассниками, их родителями, учителями.
— Ну, это понятно. Полиция в интересах следствия не разглашает сведения… Но теперь назначили анализ ДНК. Мне следователь Мокроусов, который ведёт дело, сказал, что занимаются поиском биоматериала. В общежитии, где жил Максим, его вещи остались, мать сейчас в больнице, тоже может быть донором. Я мало в этом понимаю. Вот что прочитала об этом анализе — «он наиболее доступен из стержня волоса — анализ митохондриальной ДНК. Такой анализ представляет расшифровку части генетического кода человека. Он пригоден как для целей идентификации, так и для целей установления кровного родства (по материнской линии)».
— Придётся маму этого Максима беспокоить?
— Видимо, да.
— Что же сразу не сделали этот анализ?
— Ну, это непросто, надо связываться с центральной лабораторией, да и не дешёвый он. Главное — думали, что и так всё ясно, — считали основным вещественным доказательством тот самый кулон…
— Теперь станет ясно, кто сгорел в машине.
— Во всяком случае, выяснится, что это был не Макс.
— Откроются новые обстоятельства дела.
— Девчонки — умницы! — Вера была возбуждена, отчего одна эмоция на её уставшем лице быстро сменяла другую. — Причём я ведь знала про этих королей, но именно Лера обратила внимание на подписи под фотографиями.
— Ученицы превзошли своего учителя, — несколько иронично заметил Борис.
— Да, вот именно, — Вера этой иронии не замечала.
— Мне кажется, их было четверо одноклассников, — серьёзно произнёс Борис. Ну, раз карточные короли носили имена исторических персонажей, значит, их, этих друзей-товарищей было и в жизни четверо. Ты об этом думала?
— Ну, да, думала. Только на стенде две подписи. Причём, заметь: Юля Бубнова — Юлий Цезарь, бубновый король, а Максим Давидович — Царь Давид, пиковый.
— Стенд о спортсменах?
— Да, и спортсмены они по шахматам.
— Возможно, имена двух других героев, червового и трефового короля, созвучны Александру Македонскому и Карлу Великому, и они не были шахматистами. Но, видимо, играли в покер или имели к этой игре какое-то отношение.
— Скорее всего. Ведь именно покер стал камнем преткновения в этом деле.
— Где эти одноклассники сейчас? Какое отношение они имеют к Максиму Горелову-Давидовичу и к его убийству?
— Завтра придётся ехать в этот районный центр. И я, наверное, останусь там на два дня, с ночёвкой.
— Зачем?!
— Я просто не успею. Надо поговорить со всеми, может, кого-то не застану, мне надо собрать больше информации.
— Знаешь, Вера, — Борис вздохнул, сделал паузу, затем поднял правую руку и выдохнул, — шла бы ты… спать уже!
Вера, несмотря на очевидное недовольство мужа её планами, так и сделала. Перед сложной непредсказуемой работой обязательно надо выспаться. По опыту Вера знала, что только свежая, здраво мыслящая голова способна переварить массу противоречивой информации и всё как следует систематизировать.
* * *
Уже в электричке по дороге в районный город Вера вспомнила укоряющий взгляд мужа. Да, ей часто приходили в голову мысли, что она, пропадающая допоздна на работе, не могла считаться примерной женой. Да и ласковой, заботливой её не назовёшь. И детей пока нет, что, несомненно, является проблемой, не способствуя упрочению семейных уз. Что тогда вот уже шесть лет их держит рядом, таких разных, с непростыми характерами? Почему он терпит её выходки, её профессию, её обособленность?
Мало кто знает из родных и близких, что познакомились они не в гостях, не в санатории, не в парке и даже не в библиотеке… Они познакомились… в интернете! Да, да. Можно осуждать и не понимать, но это так. Веру, тогда уже не столь юную, но стремящуюся к профессиональным высотам, не волновали ровесники, да и походы в клубы, где многие её ровесницы находили спутников, не включались в круг её интересов. А вот бурно развивающиеся новые технологии, с помощью которых стало возможным в любое время общаться с коллегами, со специалистами, Веру не оставили равнодушной. И она общалась с единомышленниками, осваивала возможности социальных сетей, и все эмоции, а затем и чувства выливала сюда.
Вера с Борисом познакомилась на профессиональной почве, ей нужна была консультация для очередной статьи, а Бориса ей рекомендовали как отличного эксперта. Вот так, слово за слово и закрутилось. Ох, давно это было… Отыскав в архиве сообщений это его письмо, она перечитывала его с особым чувством, какими-то ностальгическими нотками, не обращая внимания на стилистические недочеты, что раньше её изрядно раздражало…
«Возможно, встретив тебя на улице, я не обратил бы на тебя внимание. Ну, несколько секунд рассматривал бы, например, на автобусной остановке. Но интереса было бы явно недостаточно, чтобы пожелать познакомиться. А знакомство по переписке избавило тебя от такого результата, потому что я начал тебя узнавать сразу изнутри — и это правильно, справедливо. А когда уже знаешь, что человек — родной тебе по духу, то детали внешности уже не имеют значения, слишком второстепенны они.
Внешне я вовсе не Аполлон, я же вижу, часто ли на меня хотя бы второй взгляд бросают прохожие. А, значит, докопаться внутри меня до того, что тебя привлекло бы всерьез, у тебя просто возможности бы не было. Времени. Разве что какой-нибудь неожиданный выверт твоего вкуса нашел бы в моей внешности что-то такое — лишающее разума — и принудил бы тебя завести разговор первой, вопреки даже принятой для женщины скромности… но это мне кажется очень уж маловероятным. В общем, наш случай произошел сугубо благодаря Интернету, я думаю. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Интернет поставил нас в необычные для жизни условия и позволил произойти тому, чего в жизни бы не произошло по многим причинам. И тут только гадать можно — то ли Интернет нарушает естественный ход вещей в людях, то ли наоборот, открывает для них пути, в обычной жизни недоступные из-за нашей же глупости…
Но уж если бы мы по той или иной причине все же познакомились, то дальше мне ничто не мешало бы спокойно подарить тебе остаток жизни. Мне самому она все равно не так уж нужна…».
Вера вздохнула, закрыла сообщение и стала смотреть в окно.
Глава VII
Таких синих печальных глаз журналисту со стажем Валуевой раньше никогда не приходилось видеть, во всяком случае, ей так подумалось, когда эта женщина села напротив и внимательно посмотрела на гостью. Она не стала извиняться и оправдываться. Она молчала. И Вера пока не понимала, что происходит, но не торопила её, ждала, предчувствуя, что сейчас услышит что-то такое…
— Я тогда думала, что с ума сойду. Это был ужасный период, когда вся наша семья испытывала жёсточайший прессинг. Мы даже хотели поменять место жительства, уехать куда глаза глядят. Но это было непросто…
В редакции кабельного телевидения, куда Вера прибыла сразу с электрички, было безлюдно, несмотря на дневные часы, и их беседе никто не мешал. Правда, беседой это было трудно назвать. Вера надеялась, что застав ведущего журналиста местной телекомпании, наконец-то, выяснит, почему в этом городе все молчат о семье погибшего Максима, услышит оправдания, ведь в прошлый раз по телефону разговора не получилось, и Лере с Лизой не удалось договориться о встрече. Однако что-то пошло не так. Женщина, узнав, что с ней хочет говорить журналистка областного издания «КРИМ-ИНФО», сразу изменилась в лице, словно сникла, увяла, и от неё повеяло каким-то несчастьем, невероятной накопившейся грустью. И теперь Вера боялась спугнуть этот миг откровения, на которое, очевидно, Галина Романова, наконец-то, решилась…
— Я здесь, на телевидении, работаю уже двенадцать лет. Меня все знают. Понимаете? А два года назад, когда это произошло, я не могла больше работать журналистом. Мне казалось, что каждый в нашем городе указывает на меня пальцем, все ненавидят и проклинают.
— А что произошло? — осторожно спросила Вера.
— Как что?! — удивилась журналистка. — Убийство!!! — почти крикнула, и вдруг лицо её покрылось пятнами, она закашлялась, не смогла больше говорить. Затем и вовсе начала задыхаться, чем не на шутку перепугала ничего не понимающую Веру. Она кинулась звать на помощь, но в обеденный час только дежурный оператор оказался на месте, быстро принес стакан воды и вызвал неотложку. Врачи прибыли, и из реплик доктора и медсестры стало понятно, что сюда они приезжали уже не в первый раз.
Валуевой тоже стало нехорошо, она испытывала шок, потому молчала, была бледной и как-то нелепо размахивала руками, чем вызывала беспокойство у медиков, они предложили ей доехать с ними до медпункта.
По дороге в больницу Галина замкнулась, отвернувшись, она продолжала тяжело дышать. Трогать её сейчас было нельзя. А Вера, приходя в себя, стала смотреть в окно — на улицы с подтаявшим снегом, на обветшалые дома, на полусонных прохожих. Дома здесь были расписаны, но на стрит-арт здесь даже намёка не было, зато преобладала чёрная краска и нецензурная лексика. За очередным поворотом на одном из домов она уловила уже звучавшее сегодня слово — «убийцы». «Скорая» ехала быстро, потому всю фразу прочесть было невозможно, но навязчивое слово теперь словно репейник прицепилось и не отпускало. На одном из домов уже отчётливо было начерчено большими буквами «Давидовичи убийцы!». У Веры даже похолодело под ложечкой. Она сразу спросила у доктора: «А кто такие эти Давидовичи, которых убийцами называют?». Доктор не сразу понял вопроса, переспросил, а затем жестом «указательный палец к губам» дал понять, что разговор неуместен, больную беспокоить нельзя.
— Что с ней? — Вера надеялась получить хоть какое-то вразумительное объяснение происходящего.
— Приступ астмы. У таких больных часто бывает, особенно после стрессов, нервных перегрузок. Ей сейчас волноваться нельзя.
В отделении Галиной сразу занялись специалисты, Вере дали успокоительных капель, но она уже вполне была дееспособна. Попрощавшись с медперсоналом, она вышла из больницы и, тормознув машину, отправилась в психбольницу.
* * *
Где-то под утро у Инги Витальевны поднялась температура, она металась, что-то шептала, её густые волосы тёмными змеями расползлись по подушке. Дежурная медсестра Анна немного растерялась. Ещё вчера Игорь Олегович говорил, что в состоянии этой больной есть положительная динамика. А тут вдруг такой температурный скачок. Да ещё этот бред.
— Вы, Анечка, — обращалась она к медсестре, знаете этот библейский сюжет, об Аврааме и Исааке? Ну, как же? Бог пожелал испытать силу веры Авраама и повелел ему принести своего любимого сына Исаака «во всесожжение», «на одной из гор».
— Успокойтесь, Инга Витальевна, Вам не следует разговаривать, — Анна уже приготовила шприц с лекарством.
— Так вот, милая, всё случилось, понимаешь? Авраам, не колеблясь, повиновался. Они шли долго, им было тяжело. Понимаешь?
— Ничего не понимаю, — некоторое время спустя Анна посмотрела на градусник и ужаснулась. В её практике пока ещё не встречалось такой высокой температуры, сорок градусов, смертельно… Что с этим делать? А Инга всё продолжала бредить.
— Придя на место, Авраам «устроил жертвенник», связал Исаака, «положил его на жертвенник поверх дров» и уже занёс над ним нож. Знаешь, ведь жертву сначала следовало заколоть, а затем сжечь… Вот так, Аня, жестоко, правда?
— Игорь Олегович! — Анна набрала доктора и теперь почти кричала в трубку. — Температура не сбивается ничем! А она бредит, не переставая. Медсестра подняла трубку в направлении палаты, откуда доносились странные фразы.
— Авраам! Авраам! Так ангел воззвал к небу. Не поднимай руки твоей на отрока и не делай над ним ничего, ибо теперь Я знаю, что боишься ты Бога и не пожалел сына твоего, единственного твоего, для Меня, — Инга то повышала голос, то почти шептала.
«Какие-то непонятные образы. Крик о помощи…» — пронеслось в голове доктора. Успокоив медсестру, он дал ей указания о дальнейших действиях, и начал поспешно собираться на работу.
А Инга тем временем продолжала…
— Нет, вы просто не знаете, как тяжело, когда умирает ребёнок. Да, твой ребёнок, самое дорогое, понимаете? — глаза Инги наполнились слезами, она натянула одеяло на голову и горько заплакала. Затем, внезапно успокоившись, продолжила.
— Ну почему же вы не понимаете? Вы должны меня понять. Потому что, потому что… Да, меня душат слёзы… Но вместо Исаака в жертву был принесён баран, а Господь поклялся, он сказал так — «благословляя благословлю тебя и умножая умножу семя твоё, как звезды небесные и как песок на берегу моря; и овладеет семя твоё городами врагов своих; и благословятся в семени твоём все народы земли за то, что ты послушался гласа Моего». — В этот момент Инга присела на кровати, её глаза округлились, она смотрела вверх, словно видела там что-то или кого-то…
…Ближе к вечеру медикам удалось стабилизировать её состояние, — пациентка пришла в себя, после ночного криза она была абсолютно вымотавшейся. В это время здесь и появилась журналистка.
Инга смотрела на неё прозрачными с розовой каймой глазами и, не понимая, кто перед ней и зачем задаёт такие странные вопросы, молчала. Но когда Вера ещё раз, акцентируя на этом страшном слове, спросила: «О каком УБИЙСТВЕ вы всё время говорите?», она повела глазами куда-то в пол и тихо произнесла: «Сегодня годовщина смерти Стаса Назарова, одноклассника моего Максима. Пусть вам всё расскажет его мама, Людмила Васильевна. Я не могу», — она долго не поднимала глаз, затем внимательно посмотрела на Веру, да так, что у той побежали по коже мурашки…
* * *
Борис заметно злился, в его интонациях то и дело слышались нотки раздражения.
— Вера, нельзя так отдаваться работе! Уезжаешь чёрт знает куда, остаёшься там с ночёвкой, а я тут переживай за тебя.
— А ты не переживай! Это моя работа, и я не могу возвращаться, ничего не выяснив до конца. Я же это делаю не для того, чтобы тебя позлить.
— Пусть милиция этим занимается. Это может быть опасно!
— Наша доблестная полиция не спешит делиться сведениями. Даже наш друг Толик ничего не сказал.
— Но ты ведь должна понимать, что в их обязанности не входит делиться с журналистами важными деталями в интересах следствия. Ты успокоилась на определённом этапе, и ладно. Зачем им лишняя шумиха?
— Ну вот, ты опять прав. Поэтому я и должна всё разузнать. У меня, Борис, работа такая — собирать факты и делиться ими с читателями.
— Ладно, собирай факты. В первый раз что ли уговариваю тебя не кидаться на амбразуру?! Завтра то хоть приедешь?
— Как получится…
Вера ещё не перевела дух после разговора с мужем, как мобильник вновь затрезвонил.
— Алло! Вера, это я, Галина Романова. Мне уже лучше… Я ведь не сразу поняла, что вы ничего не знаете. Наоборот, была уверена, что вы затем и прибыли, чтобы выяснить подробности этого несчастья.
— Галина, я и сейчас ничего не знаю. Может, наконец, расскажете, что у вас произошло.
— Я и моя сестра Елена, она учительница в школе, всё это время живём в страхе и ожидании. Она была классным руководителем в том самом классе, где учился Максим. В этом же классе учился мой сын Саша, один из той «славной» четверки, Александр Македонский, как его называл Давидович. Мне так не хотелось ворошить прошлое. Я боялась, что это скажется на психике сына, который после всего случившегося долго находился на антидепрессантах. Да и сейчас ещё не отошёл окончательно.
— Так что же всё-таки произошло?
Галина глубоко вздохнула и, наконец, рассказала…

…В свой день рождения Максим, лидер «союза четырёх», как их называли в классе, позвал к себе домой друзей, самых весёлых, самых прикольных, самых-самых. Сашка Романов — умник, поэт и философ, Стасик Назаров — математические способности этого вундеркинда поражали учителей, у него была феноменальная память, Юлька Бубнова — красавица, отличница, в неё влюблялись все юноши школы, причём как старших классов, так и кавалеры помладше.
Фёдор Ильич, руководитель школьного шахматного кружка, боготворил эту четвёрку, от них уже несколько лет зависел спортивный престиж школы. Но в седьмом классе их всех увлёк, основательно и бесповоротно, покер. Эта умная интересная карточная игра словно была создана для них, команды интеллектуалов.
…Сначала их увлекал сам процесс. Но позже, с опытом, само собой пришло решение испробовать силы в игре на деньги. Именно в этот период Фёдор Ильич почувствовал в этом невысоком коренастом мальчишке какой-то психологический изъян: он мог с пол-оборота завестись, причём выражений не выбирал. Как-то педагог был свидетелем некрасивой сцены: Максим в процессе игры грубо обозвал Юлю Бубнову, затем со злостью толкнул вступившегося за неё Сашку, сопроводив агрессивный выпад потоком нецензурной лексики. Возможно, он разозлился на то, что девушка отвергла его симпатию, отдав предпочтение этому выскочке Романову. После товарищи в течение месяца не разговаривали, чем даже поставили под угрозу участие команды в городском турнире.
Этот инцидент стал известен Галине, как теперь прояснилось, маме Александра, со слов того самого тренера по шахматам. Именно к нему она обратилась, когда заметила кровоподтёк на груди сына после очередной тренировки. И он, не скрывая, отметил, что агрессия у Максима, мягко говоря, зашкаливает. Предположил, что это может быть связано со сложностями переходного возраста, но, скорее всего, причиной тому была неблагоприятная ситуация в семье Давидовичей. Отец-военком стал совсем невыносимым: пил, поднимал руку на мать. А тут ещё проблема — дочь Давидовичей попала в неприятную историю, связавшись с приятелями-наркоманами. Ходили слухи, что и попытка суицида уже была…
Тогда и надо было предпринять все возможные усилия, чтобы как-то повлиять на это семейство, обратить внимание школьного психолога на сложившуюся ситуацию… Ну, хоть что-то сделать! Ведь ещё в пятом классе, Галина помнила, как весь класс искал пропавшего Максима по всему городу. Мать убивалась, плакала. Это потом выяснилось, что он всё это время, почти четыре дня, сидел на чердаке (они жили в собственном доме) и сверху наблюдал за страданиями матери. И тогда объяснялось всё возрастом и неблагополучием, простили, и теперь понадеялись, что всё само собой рассосётся. Возможно, если бы предприняли какие-то действия, не случилось бы этой трагедии. После случившегося тренер Фёдор Ильич уволился и уехал куда-то…
Так вот. Все друзья в тот день, 22 февраля, в преддверии дня рождения Максима, направились к нему домой, праздновать предстоящее 16-летие…
* * *
— Ну, что, короли, оторвёмся не по-детски? — Максим часто называл своих верных товарищей королями, ведь эти знатные имена из покера — Александр Македонский, Карл Великий, Царь Давид и Юлий Цезарь — закрепились за ними, казалось, навечно. Для всех одноклассников они были королями шахмат и покера, и вроде по жизни они были тоже королями с неограниченными возможностями и ошеломляющими перспективами.
— Что делать-то будем? — Стас, самый скромный из этой компании, сегодня был словно не в своей тарелке. Он торопился на тренировку по самбо, куда начал ходить недавно, и с огромным удовольствием.
— Что всегда, — Максим уже вынул из холодильника бутылку дорогих виски и доставал из шкафа хрустальные бокалы.
— А батя ата-та тебе не сделает? — Юля была как всегда неотразима и, утопая в мягком кожаном кресле, смотрела с вызовом на виновника торжества своими большими голубыми глазами.
— Батя?! Ха-ха. Плохо ж ты меня знаешь! — Максим ловко разлил крепкий напиток по бокалам. — Выпьём, короли! — залпом опрокинул и вновь налил. Все ощущали себя в этот момент крутыми, этому способствовала обстановка, алкоголь и тот заразительный кураж, который, вырвавшись наружу, уже границ не знает.
Позже компания отправилась в большую комнату, и Максим достал из-под дивана ружьё.
— Отец забывает на место положить. Вчера с охоты вернулся и сразу в баню к другу уехал.
— Оно заряжено? — Сашка подошёл, сел на диван и взял в руки оружие.
— Вы, мальчики, осторожнее. Оно стреляет, — Алёну сегодня словно муха какая-то укусила, она будто специально старалась всячески задеть их мужское самолюбие.
— Да, Алёнушка, оно стреляет, — с ехидцей в голосе произнёс Макс, взял из рук Александра ствол и направил дуло в её сторону.
— Осторожней, не наглей! — испуг отразился на её милом личике.
— Оно не заряжено, — развязно откликнулся юноша.
— Ты что делаешь?! Не целься в человека!! — Стас мигом подлетел к товарищу и обеими руками постарался отвести дуло от девушки.
В этот момент прогремел выстрел.
«Прямо в сердце…», — удивлённо глядя на пятно крови, слабеющим голосом сказал Стас и рухнул на мраморный пол этой злополучной комнаты, в дверях которой стояла, держась за косяк, мать Максима Инга Витальевна.
Вот и всё…
ЭПИЛОГ
«Ложь — она меня не отпускает никогда, и так будет продолжаться вечно. Ложь, страх, трусость. Это про меня. Я не могу с этим жить. Вина разъедает меня изнутри, я это ощущаю буквально физически. Даже не так, — прекрасно осознаю, что это чувство растёт с каждым днём, со временем оно многократно увеличится, и, в конце концов, займёт всё пространство вокруг меня. И я не знаю, что с этим делать. Стараюсь плыть по течению, при этом ощущаю себя существом. Да, да, не человеком, а существом, которое вынуждено жить, которое просто заставляют жить, тем самым усугубляя мою вину. Я больше так не могу».
Лена вновь и вновь перечитывала эту записку и плакала. Младшего брата она очень любила. Она знала, что ему пришлось пережить в тот роковой день, когда в их семье рухнули все надежды на счастливую жизнь. Да, Макс нередко был агрессивным, порой несговорчивым до такой степени, что хотелось его просто прикончить. Вот это самое прикончить…
Смерть вошла в их жизнь однажды и необратимо. Сначала бабушка, потом мама, которая не пережила мнимую гибель сына. Она так и не узнала, что отец, больше года скрываясь за границей у друзей, внезапно появился в их городе и провернул такую грандиозную, как ему самому казалось, аферу. Девушка осознавала, что отец ни пред чем не остановится. Понадобились немалые средства, чтобы «выкрасть» сына, подстроив всё так, будто он сгорел в машине. И ведь нигде не прокололся: и машину, старый «жигулёнок» удалось угнать, безжалостно уничтожив неизвестного человека, пусть и бомжа, которого прямо с улицы города усадили в машину и отправили на тот свет. Увлечение сына покером и его накопившиеся карточные долги были на руку военкому в этом жутком представлении.
Накануне отец долго беседовал с Максом, выяснил детали, которые после и направили следствие в ложном направлении. Именно странного вида кулон, приобретенный сыном довольно варварским способом, сыграл решающее значение. Идея пожертвовать этим кусочком серебра пришла мгновенно, когда Давидович увидел его на шее сына. А рассказ о нём только укрепил намерение. Найденный рядом с неопознанным трупом (серебро ведь не горит!) этот запоминающийся образ разъярённого льва мог помочь поставить точку в пропаже Максима Горелова.
Макс не сразу согласился на эту фантасмагорию, но выбора отец ему не оставил. Он пригрозил, что в случае непослушания собственными руками уничтожит сына, которого недвусмысленно винил во всех бедах, и в болезни матери, в том числе. И не в счёт, что то самое ружьё, из которого Макс убил одноклассника, валялось как обычная бытовая вещь под диваном, что отец игнорировал правила хранения оружия всегда, не научил сына бережному отношению к жизни, не внушил, что метиться в человека нельзя. В глубине души Макс понимал, что именно отец своей жестокостью и своим самодурством довёл до ручки сестру, мать и свекровь, поочерёдно и неоднократно лечившихся в психбольнице…
Парень был сломлен. Отец говорил, что хочет подарить сыну новую полноценную жизнь, что только там, в Англии, он сможет забыть эти кошмарные реалии, что только там будут по-настоящему востребованы его математические способности, которые сын унаследовал от него, славящегося своей расчетливостью и умением делать деньги из воздуха.
А как же мама? Этот вопрос отец проигнорировал, дав понять, что матери уже помочь невозможно, а ему и сестре Елене надо жить дальше. И им надо держаться вместе, так как поодиночке справиться со свалившимися проблемами будет невозможно.
Зачем понадобился весь этот трагический спектакль с сожжением несчастного бомжа в угнанной машине? Да чтоб их в этом гадком городишке наконец-то окончательно забыли, чтоб раз и навсегда сгорели все воспоминания об этой истории и о них, Давидовичах! Что ему стоило отмазать сына и себя от правосудия!
Да, поначалу связи помогли как-то замять это дело: были предупреждены учителя, чиновники всех городских структур и даже эти горлопаны журналисты, от которых житья нет и в спокойное время. Они-то могли в любой момент накинуться стаей ворон и насмерть исклевать, вспять обратив все его старания уберечь сына и себя от тюрьмы. В ход тогда шли даже банальные угрозы расправы. А что было делать? Лучшая защита — нападение. Главное — это сработало.
Руководство, от греха подальше, отправило военкома за границу. Имидж города и района страдали. На заборах то там, то тут появлялись эти крамольные надписи «Давидовичи — убийцы!».
А дальше — Англия, где те же пресловутые связи помогли найти нужных людей, но сына сразу увезти не получилось, он к этому времени без труда поступил в университет в областном центре и до определённого момента не попадался на глаза общественности. Помогла смена фамилии, на Горелова, по материнской линии. Но старшего Давидовича это не успокаивало, он понимал, что только «смерть» сына выкорчует ненависть из сердец людей, так или иначе знакомых с этой трагедией. А таких было много, целый город людей, вон сколько их тогда пришло на похороны Стаса Назарова, друга Макса. Не было только этой самой Юльки Бубновой, из-за которой и случилось несчастье. А сын в этот самый момент находился под сильнейшими транквилизаторами в тяжелейшем психическом состоянии.
После похорон к ним домой заявился пьяный отец покойного юноши. Он кричал, угрожал, даже достал пистолет, травматический, на что Давидович старший, подставив грудь, произнёс: «Ну, давай, стреляй, я готов!». Самосуд не состоялся. Назаров старший, грозивший убить за сына, расплакался, — матерился, махал кулаками, но нажать на курок так и не осмелился… А через год и его не стало. Не пережив смерть единственного сына, он запил и, в конце концов, его обнаружили бездыханным на городской автобусной остановке…
* * *
…Депрессия накрыла неожиданно. Сначала Макс просто лежал, отвернувшись к стене, ничего не ел, почти не реагировал на реплики отца и сестры. И однажды ушел и не вернулся. Нашли его через неделю в Темзе с простреленной головой. А эта записка обнаружилась позже, в кармане его домашних брюк.
Вот что значит Бэд бит — тузы обернулись шестёрками…