Они живут рядом с нами. В нашем доме или дворе.
Они дарят нам тепло своих маленьких сердец, свою любовь и преданность.
Они доверяют нам.
О чем они думают? Что они чувствуют?
Как они думают? Как они чувствуют?
Вы замечали? Когда-то собаки и кошки не смотрели людям в глаза. А сейчас смотрят. Порою так настойчиво, так упорно, внимательно. Что они хотят сказать нам?
Мы требуем, чтобы они слушались нас, понимали нас, но так мало пытаемся понять их.
Почему?
Это случилось свежим летним утром. На рассвете. Когда весь мир еще досыпает, досматривает свои сладкие сны, и только ранние пташки редко потенькивают, неуверенно посвистывают, негромко чирикают, словно пробуют голоса.
Мы проснулись внезапно, потому что за распахнутым на тенистую улицу окном прогремел… выстрел. И вслед за ним раздался крик – невероятный, невозможный, нечеловеческий крик боли. Он пронзал уши. Ввинчивался в голову. Добирался до самого мозга костей. От него стыла кровь, и останавливалось сердце.
В спальню из прихожей ворвалась наша овчарка Багира и, перемахнув одним прыжком через кровать, бросилась к окну. Еще мгновение, и она выпрыгнула бы из окна, переломав себе все лапы и вообще все, что можно сломать. Дедушку просто выбросило из постели, как катапультой. И в последний отчаянный миг он успел схватить собаку и повиснуть на ней. Почти 70-килограммовая овчарка рвалась из рук и отчаянно лаяла. Наша Багира, которая, как мы думали,
по-настоящему и лаять не умела. Но Дедушка висел на ней всем телом. Бабушка бросилась на помощь. Она принялась обнимать и гладить нашу любимицу. Оттащить собаку от окна удалось с большим трудом. Собака дрожала, изо рта текла пена. Лапы судорожно скребли пол.
Страшный крик за окном перешел в отчаянный визг, а потом все стихло. Мы решились наконец-то выглянуть в окно, но за густой листвой растущих под окнами деревьев ничего не увидели. Только услышали, как заурчал мотор, и тронулась с места машина.
- Собаку убили, - прошептал Дедушка.
Багира снова рванулась из наших рук, но как-то слабо, безнадежно.
В этот день она ничего не ела, даже воду не пила. Она лежала, положив голову на лапы, и не реагировала на наши уговоры и ласки.
С тех пор отчаянно смелая собака стала бояться грозы. Раскаты грома заставляли ее кидаться к нам, прижиматься всем телом. Она дрожала и сжималась в комок при каждом сильном раскате грома. Мы понимали: Багира – домашняя собака. Умная, талантливая, хорошо обученная всяким собачьим наукам. Но никто и никогда не приучал её к выстрелам, как приучают служебных собак на границе, в полиции. И никогда не слышала она страшного крика умирающего в муках и боли живого существа.
Теплый, даже жаркий день на даче подошел к концу. Все устали отдыхать. Даже Багира нагулялась, набегалась, поругалась всласть с передразнивавшими ее дроздами, жившими у нас в персональном домике на высокой черешне и донимавшими Багиру прекрасно воспроизводимым ими собачьим лаем, и теперь лежала в тени и жадно дышала, высунув длинный влажный розовый язык. Жара еще не ушла, было душно, парило. Набежавшие невесть откуда тучи, пригасили солнце. Стало пасмурно, как к ночи. На дорожку меж цветущих кустов роз, важно топая неожиданно длинными ножками, вышел Ёж. Откуда-то из-под куста на дорожку выкатилось пять серых шариков и заторопилось вслед за ним. Вернее, за ней. За Ежихой-мамой. Папа Ёж где-то гулял. На нашей даче жила пара ежей, и вот в этом году у них появились ежата.
Багира оживилась, присела и поставила уши топориками. С Ежами собака дружила. Ну, если и не дружила, то уважала их после того, как однажды попыталась познакомиться со странными обитателями сада, но Ёжик быстро свернулся в серый игольчатый шар, и нежный влажный холодный Багирин нос вдруг уткнулся в нечто невообразимо колючее и болючее. Этого наша красавица не ожидала. Коротко вякнув, она уселась на хвост и попыталась смести лапой торчащие из морды ежовые колючки. Оказалось – это еще больней. Собака замерла. Пришлось помочь ей. Иглы мы благополучно удалили, но уважение к ежам у собаки осталось навсегда. Она и дома и в лесу с интересом наблюдала за ними, если встречались на пути, но схватить зубами больше не пыталась. А наши «домашние» ежи чувствовали себя в полной безопасности и гордо дефилировали перед самой собачьей мордой.
Быстро темнело. Стих ветер. Смолкли птичьи голоса. Все в природе напряглось и затаилось в беспокойном ожидании.
И не зря.
К середине ночи, когда все уже спали, разразилась гроза. Молнии резали небо на крупные черные влажные куски. Гром взрывался тут же, прямо над головой. Ярко вспыхивали синим неоновым светом окна и почти сразу же погружались в густую, непроглядную черноту. Гулко забарабанил по крыше дождь. Очередная вспышка - и громовой раскат, разрывающий монотонный гул проливного дождя и сжимающий сердце инстинктивным, неконтролируемым спазмом.
В комнату, коротко взвизгнув, влетела Багира, забилась под кровать. Остро запахло мокрой собачьей шерстью. Осторожно, робко вползала в комнату тишина. Все? Гроза ушла? Нет. Следующий удар грома был таким, что задрожали тонкие стены дачного домика, дробно и противно зазвенело стекло в окнах. Но это все мы услышали чуть позже, а сразу после громового раската мы просто оглохли и, даже, кажется, дышать перестали.
Багира задом выползла из-под кровати и кинулась к нам в отчаянной попытке залезть поближе, прижаться, спрятаться. Грязные лапы скребли по одеялу, хриплое дыхание обдавало жаром и запахом страха.
- Ты куда?! – не выдержал Дедушка. – Марш на место!
Собака не решалась запрыгнуть на кровать, только когтистые лапы продолжали скрести по одеялу, стягивая его на пол.
- На место! – всерьез рассердился Дедушка, - я кому сказал?
Багира замерла…
А потом собачьи когти процокали по полу. Наступила тишина.
Гром, словно потратив свою силу на последний оглушающий удар, начинал затихать и удаляться. Все снова уснули.
Утро пришло свежим, умытым, с яркой солнечной улыбкой на чисто выметенном небе. С разноцветными алмазным искрами на мокрых листьях, на слегка прибитых ночным ливнем цветах. С душистым воздухом, который хотелось пить, как прохладную воду в жаркий южный полдень.
Хорошо в саду! Вкусно. Радостно. Но… пора собираться на работу. А собака где?
Решила прогуляться с утра по пустынным улицам дачного поселка? Вроде бы она себе такого никогда не позволяла. И калитка заперта. Хотя… что для такой собаки метровой высоты забор и живая изгородь из плетущихся роз? Один прыжок. Даже без разбега. Куда же она делась? Смутное беспокойство начало вытеснять из наших сердец тихую радость солнечного утра.
А потом…
Потом судорожные метания по улицам просыпающегося поселка, срывающие голос призывы: -Багира! Ко мне!
И тишина в ответ. На работу мы опоздали. Полуторачасовые поиски собаки не дали результата. Обошли и объехали на машине все улицы. С пристрастием допросили сторожа. Расспросили даже милиционеров на расположенном поблизости посту ГАИ. Никто ничего не видел и не слышал. Потом звонки всем знакомым, организациям и службам, ответственным за бродячих животных на улицах. Долгие поездки и походы по всем улицам дачного поселка и города. Бесполезно.
Пропала собака.
Веселый озорной Дедушка притих, только чаще поглядывал на Бабушку.
- Ну, хватит, - уговаривал Дедушка, - нельзя же так. Другую собаку возьмём.
Бабушка молчала. Не поднимала глаз. Только губы чуть заметно дергались, предвещая горькие слёзы.
Ночевать по-прежнему ездили на дачу. Бабушка равнодушно поглядывала на свои любимые цветы, изнывавшие от наступившей после той грозы жары. Дедушка молча брал лейку и поливал грустные растения, сомлевшие от палящих солнечных лучей и горячего воздуха.
Утром, перед работой заезжали в опустевший и как-то опостылевший вдруг Дом.
Прошла неделя, началась другая.
- Доброго утречка, - встретилась утром в подъезде соседка, - там ваша Хозяйка пришла.
- Здравствуйте, - тихо откликнулась Бабушка, продолжая подниматься по лестнице.
«Мама приехала, - подумала она, - что мы ей скажем?». Бабушкина мама жила в другом городе, но часто приезжала в гости.
Со стиснутым горлом, с горящими от подступающих слёз веками, Бабушка шагнула на последнюю ступеньку. На лестничной площадке, под стенкой лежала собака. Лежала на боку, вытянув длинные ноги, откинув голову. Исхудавшее донельзя тело почти полностью покрыто засохшей грязью. Жесткие подушечки на лапах стерты до крови. До живого мяса.
- Багира, - неслышно выдохнула Бабушка, опускаясь на колени.
Собака чуть приоткрыла глаза и снова сомкнула веки. Дедушка уже нес сдернутый с дивана плед, на который осторожно переложили собаку. Отмывали её прямо в прихожей. Бабушка, закусив губы и вытирая рукой слезы, смазывала некусючей лечебной мазью стертые подушечки. Багира лежала неподвижно. Чуть заметно вздымался от неуверенного дыхания худой, с торащими ребрами, бок, и подергивались лапы.
Три дня и три ночи собака лежала, не двигаясь. Есть она не могла и не хотела. Воду ей давали, впрыскивая в уголок рта из большого шприца. На четвертый день Дедушка в очередной раз предложил Багире фарш из свежего мяса. И тут Багира подобрала под себя лапы, напряглась и перевернулась на другой бок. Лицом, простите, мордой к стенке.
- Вызовем врача и будем кормить искусственно, - решила Бабушка.
И вдруг что-то торкнулось в сердце. Бабушка упала на колени. Дрожащими руками гладила и целовала выпуклый собачий лоб.
- Багира! Багирочка! Собаченька моя, - шептали её губы, - прости нас, пожалуйста. Прости!
Мы глупые, жестокие люди. Мы не умеем жить. Мы не умеем любить. Прости нас. Пожалуйста!
Собака с трудом подняла прекрасную гордую голову и лизнула Бабушкину руку. С этого дня Багира пошла на поправку. Начала есть. Но еду брала только у Бабушки. На Дедушку еще долго не хотела смотреть. Отворачивалась и убирала голову, не давая себя гладить.
Наш Дом постепенно оживал. Снова поселились в нем Бабушкина улыбка, Дедушкины песни по утрам. Но уже никогда из Дома не уходили вопросы: что же чувствовала наша Собака, когда, преодолевая панический страх, ушла из дома под проливной дождь, в разгулявшуюся грозу, разбушевавшуюся стихию? Какая обида сразила её сердце, если бросила она свою семью, тех, кого любила? Кому верила. И кто предал её. Где скиталась она долгие десять дней? Чем жила она? Где добывала воду, если после грозы солнце иссушило землю, а на ее боках запеклась свежая грязь? Сколько километров пробежала она, если лапы её стерлись в кровь? Как вообще могла она ступать на такие лапы? Или добиралась до Дома ползком? По ночам? И как нашла дорогу? Ведь на дачу, на несколько километров от города ее возили на машине.
Ответов на эти вопросы мы так и не нашли. Но поняли одно: живущие рядом с нами, те, кого мы называем братьями нашими меньшими, умеют чувствовать так же, как мы. А, может быть, глубже и сильнее нас. Они все время, изо всех сил стараются понять нас. Они нас любят своими маленькими сердечками. Они доверяют нам.
А мы?