«Тебя судьба всё чем-то испытывает, испытывает и испытывает...»
Кислицын с пулемётом ПК в ущелье Руха
Посвящается разведчику Кислицыну В.В.
Мы звали тебя «Кислый»,
А в третьей роте Валентин,
Порою просто Валя!!!
Ты меня прикрой...
Я знаю точно
Не прятался ты за спиной.
Всегда вперед, и смело
Вел нас за собой...
И тысяча в РД патронов у тебя.
Вода, сухпай, бушлат и пулемет.
Эх! Брат, попробуй потаскай.
На помощь другу ты всегда придешь.
В горах ты словно Алабай...
Разведчику всегда ты в помощь руку дашь,
Ты чувствовал врага и за версту.
И, по возможности, ребенку и жене писал...
Всегда три слова: Я вас люблю!!!
Горжусь уральским парнем я.
Воспитан, скромен и в быту.
Со мною, в Рухе вытаскивал разведчиков-парней.
Как летчиков под пулями тащили на себе...
И там, между камнями,
Ребят ты прикрывал и жизнью рисковал своей.
С тобою мы в Панджшере
Спали на сырой земле.
Болезни нас не брали.
И пули врагов¬ душманов
Нас с тобою уважали...
Хочу сказать тебе «Спасибо!!!»
Что там, в Афгане,
С нами рядом был...
Игорь Черных
Родился в селе Борчанинова, Курганской области. В селе была только школа-трёхлетка, хотя детей было в то время много – только моего возраста 25 человек и, в основном, парни. Вот мы три класса дома окончили и, как я понимаю, судьба начала нас испытывать на прочность — мы с ребятами начали менять интернаты, переезжая из деревни в деревню. Приезжаешь в новый интернат, а к тебе отношение у местных совсем иное – ты для них не домашний ребёнок, ты - «интернатовский». Нас обзывают «волчьей стаей» и считают, что ты по определению хулиган. А ты не хулиган, ты простой ребёнок, который очень скучает по дому, которому одиноко и неуютно, но которому нужно выжить в новых условиях. Мать с отцом чувствовали, что со мной что-то неладное, и вину свою чувствовали, что отправили в интернат, но образование получать надо — выбора не было. А ты в спортзал ходишь и занимаешься, занимаешься, занимаешься, чтобы тебя не обидели, чтобы тебя не унизили больше. Понятно, что до седьмого класса ты ребёнок: бегал, играл, где-то учился — не учился. А в седьмом классе вдруг осознал, что учёбу дальнейшую, понятно, не потянешь и что дальше? Взял себя в руки насколько было возможно, подготовился к окончанию школы. Как вспомню: экзамены, а ты до школы 15 км добираешься по грязи... После экзаменов пошёл работать в колхоз. Пацан, 15 лет, а заботы уже взрослые – вот только вчера ребёнок, а сегодня? Директор школы был хороший мужик, как-то сумел настроить на нужный лад и я пошёл оканчивать 10 класс. Опять интернат. Опять новый. Опять всё сначала... Но до этого всё лето работа на комбайне. Я вдруг ощутил такую ответственность и гордость за свою работу. Мне доверили комбайн! Ты сидишь за штурвалом, а комбайн убирает хлеб. Сложно описать те чувства...
Наступило 1 сентября, начался учебный год. Председатель колхоза спрашивает: «Ну как, ребята, уборку нам поможете закончить?» И он разговаривает с тобой как с человеком, который нужен. Говорит: «Я поеду в школу, заявление напишу». После уборки мы приезжаем на занятия – новый коллектив – три девятых класса. В основном дети, а ты уже сам заработал деньги, и неплохие деньги кстати, и думаешь: «Я такой взрослый и опять в школу». И опять драки, опять нужно отстаивать себя. Но ты уже осознаешь, что тебя просто так не сломаешь. Представьте, мы с другом на уборочной большие деньги заработали, поехали на «барахолку», купили себе модные штаны, куртки кожаные, сумки черные через плечо. За лето отрастили вот такие волосы — мода была такая. Рост 1 м 81 см. Заходим в школу – смотрим расписание – урок литературы. Стучим, дверь класса открываем, весь класс на нас смотрит и Ирина Львовна, учительница после пединститута — такая молоденькая девушка, удивлённо спрашивает: «Вы кто?». Мы отвечаем, что ученики 9-го класса. Она так нас окинула взглядом с ног до головы. Я на всю жизнь этот взгляд запомнил: напугали и удивили мы её своим видом не на шутку. Следующий урок труда. Учитель спрашивает: «Механизаторы?» Мы гордо ему отвечаем: «Да!» Он: «Ну вот, хоть в жизни мне повезло, будете мне помогать уроки вести». Он сразу нас так определил. Этот человек сыграл в моей жизни огромную роль, он просто меня признал, он понял, увидел за всеми этими длинными волосами и юношеским гонором человека, увлечённого техникой. Я до сих пор, по возможности, заезжаю к нему в гости. В середине 9-го класса я уже преподавал вождение на тракторе. Учитель человек семейный, у него там коровы, овечки, кто будет за хозяйством присматривать? Вот он мне и доверял проводить занятия. Вообще, в то время в деревне было много молодых учителей, в большинстве своём городских жителей. Нашей деревенской жизни они не знали и не умели элементарных, по нашим понятиям, вещей. Одно печное отопление их с ума сводило: как дрова наколоть, как печь растопить? А мы дрова кололи, сено косили – с детства привыкли. Стали помогать педагогам. Смешно нам было. Была такая маленькая девочка-учительница, поселили её в пятистенке и привезли 10 кубометров дров. Она ходит вокруг, не знает, что с ними делать. Пришли, накололи, подсказали что и как. Так пролетел год, а летом проходил традиционный конкурс пахарей – между школами всегда были соревнования. Мне говорят: «Давай, выигрывай.» Я отвечаю: «Вообще не вопрос, – первыми будем». И как-то так пошло поехало, спокойно, без волнения выигрываем первое место. И директор школы стала по-другому относиться ко мне. В конце 10 класса опять соревнования, и опять первое место. Школу я окончил, хотя, тогда и не совсем понимал, зачем мне это. Больше ради матери учился, чтобы её не расстраивать. Отец у меня шофёр в деревне, мать – зоотехник. Возвращаюсь домой в деревню, мне говорят нужно поступать учиться. Но тут пришло время проходить призывную комиссию. Вызывают в военкомат, спрашивают, где служить хочешь? Отвечаю: «Только в ВДВ, рост позволяет, здоровье есть!» Добро дали на прыжки. Но мне только 17 лет, до армии ещё год. Опять лето работаю на комбайне. После уборки иду на ферму помогать матери ухаживать за 120 молодыми тёлочками. В 5 утра встаёшь, идёшь на ферму: нужно за ними убрать, накормить, напоить. Это тебе не на комбайне работать — трудно. Друг предлагал всё бросить, но я настоял и мы доработали до осеннего призыва. И опять вот она судьба, и опять из деревни я ухожу первый, и всегда первый, непонятно почему первый? И понеслось: призывной пункт Курган, Чебаркуль, Ташкент, Турко. Мы ещё ничего не понимаем, только чувствуем, что на нас как-то странно смотрят там. И опять судьба начинает испытывать: полигон, палатки. Нас отправляют в г. Чирчик – там готовили для отправки в Афган. Нас построили на плацу, выдали обмундирование и мы чётко поняли: началось! Что «началось», мы не знали, но чётко поняли. В марте формируют 682 полк. Наше подразделение входит в состав 1-го мотострелкового батальона. Фамилия у комбата Королёв – так мы стали «королевским батальоном». На тот момент Королёву не было и 30 лет, но его очень уважали, он был авторитетом, у него был уже военный опыт.
Побыли в дивизии где-то месяц и пошли в Панджшерское ущелье. Панджшерское ущелье или «ущелье пяти львов» - центр Республики Афганистан. Разделяет страну на Северную и Южную часть. Его протяжённость 115 км вдоль горного массива Гиндукуш.
В Панджшерском ущелье, в то время, как раз начиналась военная операция, так как это была вотчина Ахмад Шаха Масуда с которым до апреля 1984 года было заключено перемирие. То, что советские войска дружат с Ахмад Шахом Масудом и не воюют казалось несколько странным, но мы над этим не задумывались. Перемирие закончилось, но к тому времени он успел создать в ущелье серьезный укрепрайон. На военную операцию многое было поставлено - это давало полный контроль стратегического ущелья, нейтрализация отрядов моджахедов, захват складов вооружения и боеприпасов. Наш полк поставили в кишлак Руха, который был родиной Ахмад Шаха Масуда. Сами понимаете, непростое место. И вот именно там начинается всё самое интересное для нас молодых и неопытных бойцов-десантников. Полк был сформирован из дембелей, которые проходили реабилитацию в Союзе, после различных заболеваний, офицеры были практически все необстрелянные, но были и ребята, которые уже понюхали пороху – командование понимало, что без опытных ребят в ущелье не обойтись. Ну и нас туда направили. Для нас всё увиденное оказалось настоящим шоком: только жили в казармах «учебки», и вдруг палатки, камни, горы. Полку нужно было наладить себе быт, подготовить плацдарм. Одновременно начались боевые выходы. Приближалось 1 мая 1984 года, мы надеялись отметить праздник, мечтали, что будет праздничный ужин. Но 29 апреля мы спустились на броню и поступил приказ прочесать ущелье Хазара. В ночь вошли в ущелье, дошли примерно до половины и остановились. Утром, как обычно «Подъём!» Не знаю почему командование посчитало нужным снять прикрытие, дозоры... 9 утра. Мы продвинулись ещё немного вглубь – душманы пропустили нас на удобный для них плацдарм и завязался бой, который продлился до самой ночи. Из моего подразделения в течении двух часов нас осталось трое. Наш противник был хорошо подготовлен и вооружён. Ад: кровь, взрывы, крики, стоны, непрекращающийся огонь с обеих сторон... Вертушки нам ничем помочь не могли — мы были далеко от своих. Хорошо так повоевали – из нашего батальона убитых только 90 человек и большая часть раненых. Не сдались мы им. Они нам: «Аллах-Акбар!», а мы им по-русски отвечаем. Крепко так отвечаем. Хотя и сил уже не было, и боеприпасов. Не знаю... Тогда, 30 апреля в ущелье Хазара погиб 1-й батальон 682-го мотострелкового полка: потери советских войск были огромными. Это уже потом скажут, что такого количества убитых за один день не было больше за всю войну в Афганистане. Нас – целых и невредимых (так, лёгкие царапины и ранения) вышло 22 человека. Потом ещё мы выводили технику, выносили тела убитых...
Из офицеров остался только Володя Александров, ещё миномётчик прапорщик. Когда мы вышли, ребята смотрели на нас, как на каких-то инопланетян. Не могу говорить, словно вчера... Стали пополнять подразделения. Передавали вещи новичкам – всё в крови... Ничего, берёшь – идёшь стираешь. Так мы с Игорем Моргуновым – товарищем моим, изначально стремились в разведку, как только немного пришли в себя, пошли к начальнику разведки и попросили взять нас. Он нас понял и перевёл в разведбат. Попадаем в третью роту. Ну что мы там будем рассказывать о своих подвигах? Нет. Но нас и так нормально приняли. И вот сидим мы с Игорем и думаем: отслужили 7 месяцев и попали в такой переплёт. Если и дальше так пойдёт, не факт, что живыми в Союз вернёмся. Мы за месяц прошли то, что остальные за всю службу не переживали. Откровенно, мы тогда и не понимали, что произошло и за что мы судьбу должны благодарить. Ребята нас уважали, что пройдя через мясорубку, мы не воспользовались ситуацией, и не «закосили» от дальнейшей службы. Конечно, разведбат – это совершенно другое. Это непролазные рейды. То за «языком», то на караван. И думать о смерти некогда было. И рассказывать обо всём долго. Хорошо помню один эпизод. Разворачивалась армейская операция. Нас первыми высадили, мы развернули плацдарм, приняли войска, пошла техника. Соответственно жизнь у нас кипела: засадные действия, сбитые вертушки, душманы. Мы целый месяц лазили по горам. Снайперы работали с их стороны – били по танкистам. Заварушка ещё та. И вот как-то мы пришли с гор. Сидим, греем чай и слышим характерный свист – обстрел начался. Мы бежим: Бажан, Савельев, я и только в БТР запрыгиваем, рядом с ним взрывается мина. Пацаны с нами разговаривают, а мы не слышим – контузия. Про разведбат можно много говорить. Ребята, командиры – все такие хорошие были. Лучше я ребят перечислю, с кем служил:
3 РОТА РДР 781 ОРБ призыв 1983-1985 гг.
Командир роты — Мирошников Александр
1 взвод: Черных Игорь, Бажан Павел, Ивченков Валера, Павлухин Владимир, Борисенко Владимир, Лаврененко Александр, Кучеренко Александр, Голубев Валера, Новиков Сергей, Назаров Коля, Евтушенко Сергей.
Командир взвода — Теуважуков Валерий
2 взвод: Моргунов Игорь, Максимихин Дмитрий, Тихонов Алексей, Деревягин Леонид, Пищима Сергей, Собзаев Сероджедин, Егоров Сергей, Лаврик Фёдор, Синяков Александр, Смирнов Алексей.
Командир взвода — Семёнов Александр.
3 взвод: Бердник Александр, Савельев Александр, Пакшин Дмитрий, Певнев Виктор, Еремеев Андрей.
Командир взвода — Александров Владимир.
Старшина роты — Сколянский Николай.
Столько лет прошло, а всех помню. Всех поимённо! На тот момент они были моей семьёй. Не забыть...
Воспоминания друга разведчика Теуважукова В.В.
Мой командир разведчик Теуважуков В.В. в середине и офицеры разведчики
Противостояние с ДШК
Не в спину пулю – лучше в грудь,
Понять легко такие вещи,
Лежал тяжёлым грузом путь
Среди афганских гор зловещих.
(стихи неизвестного автора)
В очередной раз 3-ей РДР 781-го ОРБ была поставлена задача, блокировать со стороны гор в Панджшерском ущелье кишлаки, которые должна была прочёсывать десантура. В роте на тот момент, по разным причинам, из офицеров на операцию вышли только двое, я и командир 2-го РДВ лейтенант Михайлюк, который исполнял обязанности командира роты. С нашей ротой пошёл майор из разведотдела дивизии, недавно прибывший из гульбахорского спецназа, с должности командира роты на должность старшего помощника начальника разведки дивизии. Смотрел он на нас немного свысока. Как же, ведь он из спецназа. Видимо он не знал, что 3-я РДР выполняет такие же задачи, что и спецназ, на глубину до 180 км за линией фронта, и так же десантируется с парашютом. Только подчиняемся мы разным командующим. Пока ещё майор слабо представлял себе, что такое 781-й ОРБ, и в частности 3-я РДР. Впоследствии, он своё мнение, на мой взгляд, изменил в корне, после более близкого знакомства с разведкой. Пропали взгляды свысока…
В тот ясный не по-осеннему день первым в роте шёл мой взвод. Впереди, как и положено, шёл дозор, из трёх человек, как и положено, на расстоянии видимости и поддержки огнём. Старший дозора был сержант Бажан.
При подходе к подножию горы раскинулся небольшой кишлак, который лейтенант Михайлюк приказал прочесать силами роты, за исключением первого взвода. Понятно, что у себя за спиной нельзя оставлять противника.
Моему взводу было приказано выдвигаться к высоте. На окраине кишлака, у дувала, старший дозора подал сигнал «стой». Я остановил взвод и скрытно подошёл к сержанту Бажану, который доложил, что обнаружена группа «духов».
Незадолго до этого был случай, когда десантура расстреляла группу сотрудников государственной безопасности Афганистана (царандой), приняв их за «духов». Ведь царандоевцы ходили одетыми также, как местное население и «духи». Так как они были с оружием, то по ним был открыт огонь, и они были уничтожены. На тот момент велось разбирательство военной контрразведкой.
Памятуя об этом и не желая попасть самому и не поставить своих бойцов, в такую же ситуацию, я в раздумье, какое принять решение, смотрел на троих идущих по тропе. Над тропой нависал огромный камень, при приближении, к которому у одного из идущих ветром откинуло полу балахона, под которым, я увидел висящий стволом вниз карабин. Сомнения отпали, «духи». Дело в том, что царандоевцы ходили с АКМС разных модификаций, но не с карабинами. До выхода «духов» из зоны нашей видимости, и, соответственно, поражения огнём, оставались секунды. Подтягивать к себе ещё бойцов – уйдёт время, надо принимать решение. Нас двое, духов трое, расстояние, примерно двести-двести пятьдесят метров. На этом расстоянии в цель, как правило, попадает первая пуля из очереди, остальные уходят вправо вверх. Следовательно, надо быстро распределить цели, по одному «духу» на каждого, а после поражения своих целей сразу вдвоём переносить огонь на третьего. Распределяю цели и даю команду: «Бажан – правый твой, левый мой, после, перенос огня на среднего, огонь по моей команде». Вижу, что Бажан готов, и даю команду «огонь». Лучшее стрелковое оружие в мире, на тот момент, родимый АКМС ни разу не подвёл меня, и не слышал, чтобы он подвёл кого-то. С первой очереди мы уничтожили свои цели и перенесли огонь на третьего, который успел среагировать на первые выстрелы и рванулся к валуну, вследствие чего мы его только задели. Укрывшись за валуном подраненный «дух» начал отстреливаться. Надо добивать.
Услышав стрельбу, лейтенант Михайлюк, по радиостанции приказал доложить обстановку. Я доложил. А в это время, с вершины, на которую мы шли, по нам начал работать ДШК, очень серьёзное оружие. Поступила команда 1-му РДВ идти на гору, на ДШК, а они добьют подраненного «духа», соберут трофеи и выдвинутся вслед за нами. То есть одним взводом идти на ДШК, а двумя взводами и отделением управления добивать полуживого, или полумёртвого, это уж как угодно, «духа». «Весело». Но приказ есть приказ.
По дальности стрельбы и по мощности ДШК и АКМС не сопоставимы, и понятно, что сравнение, в данном случае, не в пользу АКМС. Следовательно, надо вынудить ДШК отступить со своей позиции. Я принял решение идти таким маршрутом, чтобы быть в мёртвой, не простреливаемой для ДШК, зоне.
Вызываю к себе Небова и Сивцова, определяю маршрут движения, с учётом мёртвых зон. Небов идёт первым. На половине подъёма ДШК замолчал, видимо начал сниматься с места. Но всегда надо передвигаться и выбирать маршрут так, как будто сейчас начнётся стрельба, чтобы рядом было укрытие. Так и идём до вершины. Вышли на вершину. Поставленная задача выполнена, в разведке по-другому не бывает. Добив подраненного «духа» и собрав трофеи, подтянулась остальная рота. Заняли оборону. Примерно в километре, от нашей вершины следующая, а между ними седловина. Только мы заняли позиции и выставили боевое охранение, как с соседней вершины по нам опять начал работать ДШК. Видимо, к этому времени, он успел передислоцироваться и занять новую позицию. Вызвали артиллерию, обработали вершину. На какое-то время тишина, потом опять стрельба. Наверное, у них была хорошо оборудованная позиция, артиллерия не смогла их накрыть. Пришлось вести по ним, все трое суток, что мы там находились, беспокоящий огонь артиллерии (каждые 30-40 мин., залп артиллерии). Так и проползали на брюхе, не поднимая головы, трое суток на этой высотке. Через трое суток, после выполнения десантурой своих задач, ночью, ведь ночь – друг разведчика, мы в тишине снялись, спустились вниз, и вышли к своей технике. Разведка всегда выполняет поставленные перед ней задачи.
Поцелуй гюрзы
Однажды со мной произошёл «забавный» случай. Забавным он кажется теперь, потому, что всё закончилось для меня благополучно. А происходило всё следующим образом.
После двух суток, почти без сна, уставшие и голодные, мы, выполняя поставленную задачу, вышли на высоту сзади кишлака Афьяни-Шариф, который располагался между Чарикаром и Джабаль-Уссараджем. Сапёры проверили местность и оборудованные там СПС (стрелковое противопульное сооружение, которое выкладывается из камней) на наличие мин. Выставив охранение, личный состав устроился отдыхать. День был очень жаркий, и я, чтобы спрятаться от зноя, натянул поверх СПС плащ-накидку, залез под неё в СПС и моментально отключился. Не знаю, сколько я проспал, но проснулся я от щекотания на правой щеке. Один раз, в полусне, я отмахнулся, ничего толком не разобрав. После следующей попытки рука натолкнулась на что-то живое, которое, по всей видимости, находилось между камней кладки СПС. Не думаю, что в тот момент я понимал, что меня поцеловала своим раздвоенным языком змея, но инстинкт самосохранения вытолкнул меня из СПС со скоростью пули. Автомат остался в СПС, и это со мной было впервые. Никогда ни до, ни после я не выпускал на операциях из рук оружие. Змея оказалась страшнее любого «духа». Вслед за мной из СПС, довольно резво, видимо тоже напуганная, выползла змея, наверное, понимая, что и её жизни угрожает опасность. И это была правда, потому, что оказавшись без своего АКМС, я выхватил из рук ближайшего бойца его оружие, и это оказалась снайперская винтовка. Прицелившись, я собирался выстрелить в змею, но была вероятность рикошетом попасть в своих же бойцов, и я не стал стрелять. Очень быстро змея скрылась где-то в своей стихии. Мой боец Назаров, таджик по национальности, сказал, что это была гюрза, и в случае укуса, тем более в наших условиях, по жаре, без антидота, конец бы был печален.
Вот так мы с гюрзой встретились, до смерти напугали друг друга, и, не причинив вреда один другому, довольно мирно расстались.