Про Сургут и основателей

Падунский
Вряд ли найдется на земле сургутской более известный, и в то же время загадочный монумент, как по концептуальной идее, заложенной авторами в основу его композиции, так и по исполнению. Мы говорим, конечно же, о памятнике основателям Сургута. Торжественное открытие его состоялось 12 июня 2002 года, хотя, если следовать неудержимой логике исторического процесса, открытие должно было бы произойти 19 февраля. Именно тогда, тусклым зимним днём, был подписан царский наказ о строительстве нового городка во владениях остяцкого князька Бардака.

Но вмешалось человеколюбие. Городское руководство справедливо рассудило, что в июне месяце, во время цветения сирени и яблоневых дерев, податному населению будет сподручней предаваться веселию и прочим досугам. Да и к тому же день всё равно не рабочий.

Тайну композиции памятника раскрывает Александр Витальевич, пенсионер и краевед.

- При советской власти обычному городу положены были по ранжиру три монумента: памятник Ленину, погибшим на войне и, условно говоря, «народу». В качестве «народа» заезжие скульпторы любили лепить каких-нибудь забулдыг с эффектной внешностью, вроде Алёши-нефтяника в Нижневартовске. С виду-то он ничего, фигуристый. Но все горожане знают, что хулиган он был и прогульщик. Какой, спрашивается, пример подрастающему поколению?

- А сегодня всё правильно стали делать. Взять хоть памятник основателям Сургута. Четыре фигуры, а ни одной случайной. Тут и князь Борятинский, олицетворяющий власть политическую,- руку Москвы, так сказать; и воевода Оничков – воплощение светской власти в городе; и священнослужитель для демонстрации власти духовной; и казак с нагайкой, который денно и нощно эту самую власть осуществляет. И никакого тебе народа! Потому что место этому самому народу – внизу, подле власти, в смирении и покаянии.

В 2002 году никто и в страшном сне не мог представить себе кризиса 2008 года, а затем и пост-крымских санкций. Сургут жил в прекрасную эпоху веселья и довольства, процветания экономики и искусств. Город с лёгкостью выделил на памятник 40 тонн великолепной итальянской бронзы, пригласил лучших питерских скульпторов. На открытии звучали мазурки и марши, лилось шампанское, разбрасывалось конфетти и, вполне вероятно, мог бы случиться восхитительный фейерверк, если бы не белые ночи, которые делают его бессмысленным.

Впрочем, в те годы совершалось много бессмысленных поступков, а подчас и безумств. Нефтедоллары лились рекой, российское законодательство оставляло изрядную их толику на местах, а уж городское сообщество позволяло себе всякие монументы и школы.

- Ишь, на наши деньги жируют, - ворчали вконец обедневшие москвичи и питерцы, слыша новости об открытии в Сургуте нового детского садика. Господь услышал их молитвы и сегодня «нефтяная столица России», как любили называть свой город сургутяне, стремительно превращается, превращается стремительно… Как и вся страна, впрочем