Начинаю рассказ, сгорая от стыда и вспоминая народную мудрость: лучше умереть мужчиной, чем засранцем. Можно было бы, конечно, и не начинать этот рассказ. Но все ж начну, ибо сей опус - вообще-то даже не рассказ, а поучительная притча на тему: до чего доводят человека жадность и чревоугодие.
На Эльбрусе я был трижды: в 1977 году с туристами (с которыми поддерживал связь, несмотря на то, что давно удрал из туризма в альпинизм), в 1983-м как участник "кабардакиады" (оба раза — на Восточной вершине) и в 1984 г. в одиночку на Западной. Томпаковый значок, выданный мне за восхождение с туристской группой, изображен на прилагаемой к рассказу картинке.
А расскажу я про восхождение 1983 года. В июле-августе я успешно отгулял две смены в альплагере Уллу-Тау, набрал хорошую физическую форму и был рекомендован учебной частью лагеря к участию в "кабардакиаде" - массовом марше трудящихся Кабардино-Балкарии на Эльбрус.
Назначили меня "шерпой" к высокопоставленному лицу - министру здравоохранения и спорта республики. Министр был крепкий, хорошо накачанный парень лет эдак тридцати пяти, всем своим видом показывающий, что он вовсе не кабинетный работник и весьма близок практически как к здравоохранению, так и к спорту. В мою задачу входило тащить на вершину пуховый костюм министра, его запасные ботинки редкой в то время марки "Вибрам" и какую-то авоську с разными министерскими мелочами, в суть которых я поленился вникнуть, хотя имел такую возможность.
Кроме того, мне поручили принести организаторам кабардакиады десятилитровый бидончик с карачаевской сметаной. И дали право забираться в бидончик и поедать эту сметану, сколько влезет - чем я и не преминул воспользоваться. Поднимался до "Приюта Одиннадцати" пешком, ибо канатка возила только руководство и отдельных избранных лиц - рядовые участники, а тем более шерпы, должны были подниматься на Приют своим ходом.
Вот я и шел пешком, неся бидончик в руке и периодически залезая туда большой ложкой. Сметана была классная: бидончик переворачиваешь, а продукт не выпадает и уж простите меня, не льется.
Вот так и доковылял я к вечеру до Приюта. Гостиница забита под завязку, а вокруг - тьма палаток. Участников восхождения насчитывалось под тысячу человек.
Поставил я свою одноместную палатку, разыскал в гостинице министра и сообщил, что назначен его сопровождающим. Но тут же почувствовал резкое желание освободиться от избытков съеденного. Избытки просились наружу через оба имеющихся у меня физиологических отверстия. У гостиничного толчка выстроилась очередь, но мне было невтерпеж: выскочил наружу и облегчился прям при народе, меньше всего заботясь о правилах приличия.
Хотел было вернуться к министру для продолжения разговора, но приступ немедленно повторился. Ах, эта чертова сметана, съеденная мною в невообразимом количестве! Пришлось отбежать вниз, за дизельную, и за ее стенкой повторить процесс опустошения желудка и кишечника.
Заснуть в тот вечер не удалось - каждые десять минут бегал на природу приводить себя в порядок. Но в окончательный порядок я все ж никак не приводился.
"Ничего", - думаю - "миновала полночь, а восхождение намечается в 2 часа ночи на следующие сутки. Авось за эти сутки стабилизируется мое пошатнувшееся здоровье".
Между часом и двумя ночи удалось сколько-то минут поспать. Разбудил меня топот снаружи, крики, усиленные мегафоном команды, яркие вспышки осветительных ракет, запущенных из множества ракетниц. Забегая вперед, доложу взыскательному читателю, что руководство кабардакиады получило плохой метеопрогноз и восхождение было перенесено со следующей ночи на эту, текущую.
Народ вокруг судорожно собирался - мелькали фонари, упаковывались мешки, проверялась работа раций. А я побежал вниз на предмет очередной акции облегчения.
Светила яркая луна. Колонны восходителей тронулись. Застегнув в очередной раз пуховые штаны (холодрыга была зверская!), я бросился на поиски своего подопечного министра. Но министр, похоже, меня не дождался и ушел с толпой восходителей. Судьба была немилосердна ко мне: заставила снять только что застегнутые штаны и снова облегчиться. Это была страшная мука.
Мне необходимо было принять волевое решение: начать восхождение вместе с толпой или остаться внизу. На вершине Эльбруса я уже был - стоит ли снова топтать побежденную гору?... Но Эльбрус... - это как наркотик. Ничего сложного, категория 2а для восточной и 2б для западной вершины. Топай себе и топай по снежным полям. Но Эльбрус - вершина престижная, высшая точка Европы, царь окружающих гор. Неужели можно отказаться от восхождения?? Да еще этот министр на моей совести, будь он неладен...
Короче: опорожнил я свой несчастный кишечник еще раз и тронулся вверх - без министра и без привязки к какой-либо группе.
Впереди - снежные поля, залитые ярким лунным светом. Ужасный холод (руки мерзнут даже в пуховых рукавицах) и полное безветрие. Таким морозищем и не пахло во время моего предыдущего восхождения 1977 года. Безветрие порождает адский запах горелой серы - это работают фумаролы, несть числа коим на склонах потухшего вулкана Эльбрус. От запаха горелой серы меня рвет. И каждые десять минут случается новый приступ поноса. Яркая луна, снежные поля, открытые со всех сторон. Подхожу к группе, молю: Мужики, обступите меня, сделайте стенку - иначе обосрусь... Позор, позор. Ах, эта чертова карачаевская сметана... Жадность фраера сгубила.
Промаркировал я своими метками весь подъем от Приюта до седловины. На седловине стало полегче. Увидел протаявшую под снегом крышу хижинки с торчащими в небо гвоздями. Гвозди загнул ударами айсбайля, полежал на наклонных деревянных досточках - полегчало еще больше.
Пока отдыхал, вижу: подходит ко мне мой тренер по Буревестнику, царствие ему небесное, Юрий Семенович Пулинец. "Лёня", - говорит, - "это ты что ль весь склон так разукрасил? Про тебя уже легенды рассказывают..."
Припоминаю еще двух парней в пиджаках и городских ботинках - видимо, дикарями примкнувших к кабардакиаде. Один из них резвый, другой кислый. Резвый говорит кислому:
- Вась, ну еще чуть, и мы на макушке. Водки хочешь?
- Нет, не хочу. Умереть хочу. Не пойду дальше.
- Ну Вась, вон смотри - бабы идут. А ты чё, хуже бабы?
- Хуже, братан, хуже. Оставь меня тут, а сам сходи...
- Ну, как знаешь. Только водку я тебе не оставлю...
И резвый бравым шагом, помахивая начатой бутылкой, устремился к Восточной вершине. А я - следом за ним.
На вершине - бухарский базар. Большая толпа - кто-то ораторствует, кто-то играет на гитаре и песни поет, кто-то варит чай на примусе. Выяснилось, что мой министр уже произнес пламенную речугу и повалил вниз. Я последовал примеру своего подопечного. Снег на спуске раскис, шел я проваливаясь по колено, в стадии последнего изнеможения добрался до Приюта. И вижу: несчастный министр сидит на лавочке у стенки гостиницы и тщетно пытается пробить острым камушком консервную банку с каким-то съедобным содержимым...
Так и пропутешествовали на моем горбу невостребованные министерские пуховый костюм, его запасные ботинки редкой марки "Вибрам" и авоська с разными министерскими мелочами.