Стая Белого Волка. Горные волки 8

Инга Риис
   Глава 8 Ветер перемен.


    Опять этот тёмный заброшенный дом, и мои шаги вновь гулко звучат в пустых залах, освещенных лишь лучами луны, пробивающимися сквозь запылённые высокие окна. Я знаю, что не впервые в этом странном месте, что я должна найти здесь что-то. Или кого-то. Какое-то сильное желание снова привело меня в это место, но я не могу вспомнить его. Я потеряла свою цель. Однако я с отчаянным упорством продолжаю открывать, одну за другой, эти неподатливые тяжёлые двери, но за каждой новой, дверью опять только сумрак и пыльная тишина. Путь кажется бесконечным, в мышцах накапливается усталость, а в сердце – отчаяние и безнадежность. Но тут, вдруг, впереди появляется луч света, всего лишь, тонкая полоска, пробивающаяся из-под неплотно прикрытой двери. Радостно вскрикнув, я бросаюсь к ней и, рывком распахнув тяжёлые створки, влетаю в комнату. Я узнаю её, я здесь уже бывала. Наверное, это и есть та цель, к которой я так стремилась. Я подхожу к большому старому зеркалу, перед которым стоит оплывшая свеча, но его запылённое стекло покрыто сетью трещин, и я не могу в его осколках разглядеть даже собственное отражение. Рядом со свечой лежат какие-то ветхие лоскутки и засохшие листья, когда я прикасаюсь к ним, они рассыпаются в пыль. «Здесь должна быть роза!» - вспоминаю я. Но её больше нет, и зеркала тоже. Я зря пришла сюда, здесь тупик и нет разгадки. Но не в моих правилах поворачивать назад, я слишком далеко зашла. Волна ярости поднимается в моей душе, и я в бешенстве бью кулаком в пыльное стекло. Зеркало издает печальный звон, и мелкие осколки начинают падать из рамы на пол, как в замедленной съёмке. Лишь несколько кусков остаются висеть на верхнем конце рамы, и там я вижу частицу отражения. Я потянулась к ним, чтобы разглядеть ускользающий образ, и тут услышала из-за спины знакомый голос: «Вернись, Инь!» И слабый знакомый запах орхидеи. «На этот раз я  не упущу тебя!» - подумала я, резко оборачиваясь и протягивая вперед окровавленную руку.

   Я резко выпадаю из сна в реальность и вижу в своей руке сломанную ветку орхидеи из тех, что я выращивала в своей теплице, на гасиенде в горах. А надо мной склонилось встревоженное лицо Барона.
- Я столько лет тебя знаю, но всё не могу привыкнуть к тому, как ты реагируешь, если к тебе неожиданно приближаются во время сна, - услышала я озадаченный голос Вольфа. - Но ты, явно, видела что-то плохое, стонала во сне, и я не стал дожидаться твоего пробуждения, хотя, ещё только-только рассвело. А цветок ты схватила, как будто видела его сквозь веки!
  Я вновь перевела взгляд с его лица на сломанный цветок в своей руке:
- Я услышала его запах сквозь сон, он вывел меня обратно.
- Значит, это, и правда, был кошмар. И ты должна сказать мне спасибо! – добродушно усмехнулся Барон.
- Спасибо, что прилетел и вытащил меня из кошмара! – искренне поблагодарила я его.
  Вольф внимательно посмотрел на меня:
- Ты говоришь не только о своем сне, не так ли? По телефону, ты рассказывала, что Алексей уверенно идет на поправку, но что тогда пошло не так? Давай-ка, переберемся в другую комнату и поговорим, пока он ещё не проснулся.
  Барон склонился над узкой больничной кроватью и поднял меня на руки, поцеловал, а затем вынес в небольшую приемную, предваряющую две смежные реанимационные палаты. В дальней палате, заставленной всяческой аппаратурой, уже полтора месяца, после операции, обитал Хорёк, а в соседней комнате располагалась моя кровать. Правда, на неё я перебралась, всего лишь, неделю назад, когда решила, что могу себе позволить спать, не прислушиваясь к каждому Алёшкиному вздоху. А до того моя раскладушка стояла в непосредственной близости от него.

  Выйдя в уютную маленькую гостиную, предназначенную для посетителей, Вольф опустил меня на диван и уселся рядом со мной:
- Я уже заглянул к нему, Хорёк, даже во сне, выглядит значительно лучше, чем в первые дни. В отличие от тебя. И я так полагаю, что причина твоих кошмаров кроется не в его здоровье.
  Я  опустила глаза и кивнула, а затем, чтобы оттянуть неприятное объяснение, поднесла к лицу орхидею и вдохнула её легкий аромат. Результат изумил не только Вольфа, но и меня. Едва заметный запах моих любимых цветов вызвал такой сильный спазм в желудке, что опомнилась я, только стоя на коленях перед унитазом, в санузле своего больничного бокса.
- Так, значит, я, всё же, не ошибся тогда, предполагая, что ты ждёшь ребёнка! – услышала я полный горечи голос Барона, когда он отвел назад мои волосы и придержал вздрагивающие плечи. – А Алексей знает об этом?
- По крайней мере, догадывается! – ответила я, ополаскивая лицо, но не спеша покидать санузел. – Последние две недели меня так скручивает с завидной регулярностью. Хотя, напрямую, мы этот вопрос не обсуждали.
- А его что, совсем не интересует судьба твоего ребёнка? – удивился Вольф. – Ты после стольких лет моратория на беременность вновь решила завести дитя, а ему это безразлично?

  Я тяжело вздохнула:
- Небезразлично. Но он, вероятно, думает, что это - твой ребёнок, и от этого переживает еще сильнее. Алексей, и так, простить себе не может, что его затея не тем боком повернулась, и мне его вытаскивать пришлось, а тебе, потом, меня. А тут ещё и это!
  Барон ошеломлённо покачал головой:
- А почему он считает, что это - мой ребенок, а не его?
  Я посмотрела ему в глаза и грустно усмехнулась:
- Мы с Хорьком, последнее время, постоянно ссорились и даже спали в разных комнатах, поэтому себя отцом он, точно, не считает. А вариант с Пабло ему, просто, в голову не приходит.
  Вольф обнял меня за плечи и заглянул в глаза:
- Но существует, же, возможность, что это, действительно, мой малыш? Ведь, и мы с тобой были близки, когда сюда все, вместе, прилетали!
   Я прикусила губу, пытаясь сдержать подступившие слёзы, так не хотелось, очередной раз, причинять ему боль:
- Существует, но очень небольшая. Ты провел со мной всё то время, пока я носила под сердцем своих дочерей, и должен помнить, что твою Лизу я переносила очень легко. А на этот раз, как будто, что-то пожирает меня изнутри и забирает все силы. Так что, вероятно, это - ребенок Пабло.
  Барон ласково отвел прядь волос с моего лица:
- А, может, всё дело в твоем возрасте, ведь, ты не так уж молода?
  Я с сомнением покачала головой:
- У моей прабабки последний ребенок родился, когда ей было 49, мне же на десять лет меньше. Скорее уж, всё дело в разнице геномов между нашей расой и народом Пабло.
- Но ведь возможно, как и в предыдущие два раза, что детей, и в этот раз, двое? И, хотя бы, один из них мой, – не сдавался Вольф.- И в этот раз я не буду сильно тебя отговаривать! Здесь, хотя бы, все необходимые условия, для поддержания твоего здоровья, имеются.
- И твой вариант возможен, - кратко ответила я, пытаясь дышать глубже, чтобы сдержать новые спазмы.

   Мне очень не хотелось его разочаровывать, ведь, первые два раза дети у меня, действительно, появлялись парами. Но, в глубине души, у меня крепла уверенность, что это - дитя полнолуния, а средство Мудрой Птицы, в тот раз, почему-то, не сработало.
- И, всё-таки, когда ты собиралась обсудить этот вопрос с Хорьком? Ведь, ты же не собиралась ждать до самого рождения детей, чтобы он сам увидел, чьи они? – нахмурившись, спросил Барон.
- Я пыталась дать ему побольше времени, чтобы окрепнуть, прежде чем он решит опять сбежать от меня! – успела выдавить я, прежде чем, в очередной раз, кинуться в сторону унитаза.

  Новый приступ рвоты окончательно вымотал меня, и я обессилено опустилась на холодный кафельный пол.
- Зря я затеял этот разговор! – сокрушенно пробормотал Вольф, накинув на меня махровый халат и приподнимая с полу. – Ты со здешними врачами-то, по поводу своего состояния, посоветовалась?
   Я только кивнула головой и, в поисках опоры, прислонилась к его плечу, а затем показала рукой в сторону маленького шкафчика, висевшего на стене, возле умывальника. Когда Барон подвел меня к нему, я достала оттуда шприц и одну из ампул, лежавших посреди пузырьков и зубных щеток. Через пару минут после укола, сидя в пластиковом кресле, возле ванны, я смогла дышать посвободнее и решилась посмотреть в сторону Барона, который примостился на табурете рядом со мной. Лицо его было очень расстроенным, но он решил заговорить первым:
- Тебе, пожалуй, лучше будет оставаться в больнице, вместе с Лёшкой и Адамом. А я-то хотел тебе путешествие предложить!
- Какое путешествие? – спросила я, попытавшись улыбнуться ему.
- В Новую Зеландию, ты туда давно хотела попасть, теперь я подобрал там новую школу для сына. Так мне будет удобнее, вся семья, хотя бы, в одном полушарии, - разъяснил Вольф. – И тебе было бы интересно сопровождать меня и почаще видеться с Генрихом-младшим. Для меня важно, чтобы практически потеряв мать, он обрел в тебе, хотя бы, друга. А горы там тоже есть. Да, видно, в другой раз. Сейчас тебе помощь врачей необходима не меньше, чем остальным.

   Я с трудом привела в порядок разбегающиеся мысли и вычленила ещё одну, важную, новость:
- А что случилось с Адамом, раз, ты решил привезти его сюда?
  Барон вновь нахмурился:
- Твоя идея, насчет парного молока и крови, оказалась очень даже неплоха. Мальчику стало немного лучше, но болезнь, как считает, после новых анализов, Хельга, всего лишь, отступила. Ну, и не может же парнишка всю жизнь зависеть от парного молока и свежесобранной крови! Поэтому, я связался с доктором Рамиресом, у него довольно известная клиника на Кубе, где занимаются вопросами крови и иммунитета. Через две недели он приедет в Лиму, а до того, предложил поместить Адама в больницу и провести ряд предварительных анализов. Вот, он с матерью в больницу и прилетел.
- А на твой-то взгляд, как - помогло ему, хоть чем-то, пребывание в нашем городе? – поинтересовалась я.
- Оно, определенно, оказалось для него полезным, старый Генрих не зря привез его к нам. По мне, так он выглядит если не здоровым, то весьма посвежевшим. Да, и с людьми у него отношения, потихоньку, налаживаются. Если в первые дни Адам только в сумерках, вместе с Пакитой, перемещался по двору гасиенды и сторонился всех, кроме матери и старого Генриха, то через две недели он, сам, попросил отвести его в спортзал, к Лису, где, помимо твоей новой стаи, занимаются уже и двойняшки с Генрихом-младшим. Да, и собственные дочери Валерки, тоже. Лис – молодец! Из него получился настоящий учитель, не хуже нашего старого Мастера. Валерка не только  подобрал Адаму посильную программу, но и приструнил остальных ребят, когда они вздумали над ним потешаться. У Адама тоже хватило сообразительности, не обижаться на подначки, и через несколько дней они, все, уже вполне нормально общались. Народ у нас в долине незлобивый, а Адам удивительно быстро освоил ту смесь языков, на которой общается местная ребятня, и не стеснялся просить у них помощи и разъяснений. К моменту отъезда, он со всеми был на дружеской ноге, исключая, конечно, Пабло, - рассказал мне Вольф.

- Неужели, Пабло так и не сумел простить ему грехов его отца? – сокрушённо посетовала я, вспоминая те давние события.
- Возможно, всё дело именно в этом, хотя, парнишка, вообще, сильно изменился после недавних событий, - ответил  Барон.
- Я так этого боялась! – прошептала я, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза, чтобы справиться с новым приступом дурноты, который вызвало у меня нахлынувшее чувство вины.
- Не смей так переживать! – строго сказал Вольф, взяв меня за руку. – В создавшейся ситуации у тебя не было другого выбора, и он это понимает. Да, и Валерка с Паулой пытаются его расшевелить, но он, как будто, закрылся ото всех и живёт в своем собственном мире. Конечно, он посещает занятия Лиса и честно выполняет свою часть обязанностей в стае, но у меня складывается ощущение, что всё это течет мимо него. Он даже жить перебрался из гасиенды, но не в дом к сестре, а в хижину Мудрой Птицы. Что интересно, справляться с альпаками ему помогает, та маленькая девчонка, которую вы привезли из-за перевала. Её, кажется, Миа зовут. И, кстати, об альпаках. Это именно Пабло подсказал нам, как получать свежую кровь для Адама, никого не убивая. Оказывается, у их народа существовал обычай, надрезать у альпаки вену, сцеживать немного крови, а затем заклеивать ранку той самой смолой, которой ты обрабатывала ранки нашей малышне. Пабло утверждает, что если менять, периодически, животных, то такое вмешательство не приносит им вреда.
- Я читала, о подобном обычае, бытовавшем у пустынных кочевников в Африке, но не знала, что это имеет место и в здешних краях, - удивилась я. – Хорошо, что Пабло вспомнил об этом, потому, что насколько я помню из своего детства, кровь необходимо употреблять ещё теплую. Меня для этого даже на бойню при мясокомбинате водили. А у нас, в городке, ничего подобного не найти.
- И, кстати, о Пабло. Он-то в курсе твоего нынешнего состояния? – спросил-таки Барон.
  Я отрицательно покачала головой:
- Я ему всё это время даже не звонила, не хочу подавать ложную надежду. Врачи здесь говорят, что через некоторое время можно будет сделать анализы и определить возможное отцовство. Тогда и буду решать, кому и что говорить. А сейчас, давай-ка, я приму душ, а ты, тем временем, распорядишься о завтраке, пока у меня действие укола не закончилось, и я сумею не только съесть что-нибудь, но и удержать это внутри себя, - сказала я, делая глубокий вдох и поднимаясь с кресла. – И пригласи к нам на завтрак Адама с Пакитой.
- А что вам с Аёшкой заказать-то? – поинтересовался Барон, поднимаясь следом.
- Мне – слабо прожаренную печенку, а про Алексея там, на кухне, сами знают, какое протертое пюре ему сегодня положено. И кстати, куда ты своего сына-то девал?- вспомнила я.
- Отправил на виллу вместе с Че. Наш связной тоже больницы не очень жалует, поэтому решили, что Димка сначала Генриха Леонсии передаст, а потом, вместе с Дином, сюда подъедет, - ответил Вольф.

  Выпроводив Барона, я, по-быстрому, приняла душ и привела в порядок свою внешность, на которую в последний месяц почти не обращала внимания. Порадовавшись, что пока еще влезаю в свои старые джинсы и приталенную клетчатую рубашку, которая стала несколько теснее в груди, я пошла, навестить Хорька.

   Заглянув в открытую дверь, я увидела, что он уже не спит, но всё ещё, лежит в кровати, отрешенно глядя в потолок. Приглядевшись к нему повнимательней, я поняла, что Барон прав, и румянец уже начал возвращаться на его похудевшее лицо. А вот, взгляд его глаз, когда он повернулся в мою сторону, был пустым и усталым, как будто, жизнь ушла из них.
- Вставай, лежебока! – поприветствовала я его, нарочито жизнерадостным голосом. – У нас, к завтраку, гости образовались, так что, тебе необходимо привести себя в порядок.
  Алексей только, молча, кивнул и, выбравшись из постели, побрел в санузел.
- И ты даже не хочешь спросить меня, кто это? – огорчённо бросила я вслед.
- Я через дверь слышал голос Барона, - не оборачиваясь, равнодушно обронил Хорёк.

  Я расстроено вздохнула, меня пугало это отсутствие интереса к жизни. Первые дни, после операции, он отчаянно цеплялся за жизнь, и лишь это упорное нежелание сдаться и моя постоянная поддержка помогли ему выкарабкаться. Ну, и, конечно, предсмертный дар Мудрой Птицы. А вот, когда врачи сказали, что опасность миновала, его словно подменили.
  Алексей к этому моменту постепенно выспросил подробности нашего похода за перевал. Я старалась особо не вдаваться в подробности, но и врать не могла, так как он, всё равно, узнал бы у друзей, несмотря на то, что за этот месяц к нему только Дин иногда забегал, а остальная команда, в основном, находилась в горной долине, налаживая систему обороны. Майору же была известна, всего лишь, заключительная часть операции, да, и только то, что ему Леонсия рассказала. Правда, моя подруга, строго- настрого, запретила своему супругу пространные рассказы и рассуждения на эту тему, дабы не волновать пациента и не мешать его выздоровлению. Но Алёшка, и так, сумел осознать полную картину.

- Мы не должны были идти за перевал, особенно второпях, - сказал он мне, после одного из посещений Дина. – А ты не имела права рисковать, сразу всем, что было создано. И семьёй, и долиной. Даже ради меня.
- Но это имело смысл, раз, в итоге, всё закончилось благополучно для нас и сплотило жителей долины, - ответила я, стараясь выглядеть достаточно уверенно и легкомысленно.
- А это не было нашей заслугой, скорее - удачное стечение обстоятельств, и безрассудная самоотверженность друзей. И за это мне не расплатиться, - сказал Алёшка, печально посмотрев на меня.
- Каждый из нас вносит посильный вклад в общее дело, и платы за это никто не требует, - уже серьезно ответила я.
- Только одних за такой вклад будут добрым словом долгие годы вспоминать, а меня бы выгнать из дома поганой метлой стоило, - угрюмо добавил Хорёк.
- Ты действовал исходя из своего понимания ситуации, я же не проявила должной твёрдости. А уйти из дома и от ответственности, это - самый лёгкий путь, - в сердцах бросила я.
  Алёшка поднял на меня глаза, в которых читались боль и стыд, и еле слышно сказал:
- Я понял тебя, ведущая. Указывать путь – твоё право!

   А затем он откинулся на подушки, закрыл глаза и замолчал. Я–то уже пожалела о своих резких словах, но забрать их была не в силах. К тому моменту я тоже сильно сомневалась в своей правоте, в том, что правильно выбрала путь для него. Алексей же, после того разговора, замкнулся в себе. Он, конечно, беспрекословно выполнял все предписания врачей, а также мои требования, которые касались здоровья, но инициативы не проявлял и в посторонние разговоры не вступал, ни со мной, ни с друзьями. И я начинала всерьёз задумываться, не слишком ли тяжёлым окажется для него выбранный путь, ведь, груз ответственности и вины вполне может раздавить человека. Но долго не могла придумать, что с этим делать. В последние дни у меня в голове бродила одна идея, но мне необходим был взгляд со стороны.

   Поэтому, когда Вольф появился вместе с завтраком в нашей комнате, я не стала сглаживать ситуацию, предоставив событиям развиваться свободно. Барон сообщил нам, что Адама врачи сразу утащили на анализы, которые необходимо сделать на голодный желудок, Пакита же, от волнения, тоже потеряла аппетит. Алексей, молча, кивнул и начал нехотя ковыряться в своей тарелке. Посмотрев на наши отстранённые лица, Вольф попытался разрядить обстановку и начал расспрашивать Алексея о самочувствии и прогнозах врачей, но тот отвечал исключительно односложно. Отчаявшись расшевелить его, Вольф нахмурил брови и сосредоточился на своем бифштексе.

 Через несколько минут Алёшка, глядя в окно, прервал затянувшееся молчание:
- Я, наверное, должен поблагодарить тебя, Барон, за то, что тебе, очередной раз, пришлось разгребать последствия моих ошибок.
  Голос его при этом звучал тускло и отрешённо. Вольф гневно прищурил глаза:
- Мне ты ничего не должен! Я выполнял свой долг по отношению к стае так, как я его понимаю. А благодарить тебе надо Рысь, она больше всех рисковала.
- Я никого не просил рисковать ради меня! – процедил сквозь зубы Хорёк, глядя в свою, почти нетронутую, тарелку.
- Значит, ты забыл, что такое – стая! – воскликнул Барон, встав и бросив на стол салфетку. – У нас не принято, специально, просить о помощи, так же, как не принято подвергать всех остальных опасности, из-за игр больного самолюбия.

   Кровь бросилась в лицо не только Алёшке, но и мне. Я, с ужасающей отчётливостью, вспомнила тот свой опрометчивый поступок, которым, в годы юности, поставила стаю на грань полного уничтожения, и лишь мудрость Волка дала нам шанс на выживание. Я тоже поднялась с дивана:
- Не стоит так горячиться, Барон! Моей вины, как ведущей, тут тоже больше, чем достаточно. Вытаскивать пришлось не только Алёшку, но и Кота, и именно моя выходка заставила рисковать всех остальных.
- А мне не нужно вашего снисхождения и понимания! – взвился Алексей, вскакивая, вслед за нами из-за стола.
- Хватит! – рявкнула я, стукнув по спинке дивана. – Я вас вовсе не для выяснения отношений собирала! У меня достаточно серьёзная тема для обсуждения появилась, но мы с ней подождём, пока к нам Дин и Че не присоединятся, а вы за это время немного поостынете для взвешенных решений. Можете под холодный кран голову засунуть! Я же пока пойду Адама проведаю. Пакита, небось, места себе не находит.
  Выскочив за дверь, я почти бегом направилась к лифту, но вспомнив, что не знаю, где разместили Адама, остановилась. И тут же привалилась спиной к стене, осознав, что пол пытается выскользнуть из-под ног.

  Тут-то меня и догнал Барон.
- Я теперь вполне понимаю твоё настроение!- сказал он, останавливаясь рядом со мной. – Хорёк ведёт себя, как капризный мальчишка.
- Не всем под силу, выдержать груз вины, свалившийся на плечи, особенно, когда не знаешь, как можно исправить содеянное. Мудрую Птицу, что не делай, уже не вернуть, я уже пыталась убедить его, принять свершившееся как данность, попытаться извлечь урок и обратить внимание на положительные стороны произошедших событий. Но куда там! Хорёк, ведь, и затеял-то, всё, это, предприятие из-за того, что в последнее время не был удовлетворён своим местом в стае, стремился к самостоятельным решениям, а тут получилось, что он плюхнулся носом в лужу, а старшее поколение его вытаскивало. Вот, он и мечется, - попыталась разъяснить я ему.
- Но, надо же когда-то и ему повзрослеть! – раздражённо бросил Вольф.
- Кто-то взрослеет раньше, кто-то – позже, и в этом тоже есть моя вина. Мне всегда нравилась именно его, мальчишеская, пылкость и непосредственность. А надо было, не держать его, все эти годы, при себе, а гораздо раньше отпустить в свободное плавание, хотя бы, вместе с Дином и Че, пусть бы, понабивал себе шишек, авось успокоился. Но я хотела, чтобы у моих малышей была полная семья,  хотя бы, в раннем детстве. И, раз, это - моя ошибка, то мне её и  исправлять, - печально ответила я.
- Но, я, ведь, тоже старался быть хорошим отцом для всех малышей! – в голосе Вольфа прозвучала такая обида, что я взяла его за руку, а потом прижалась к груди.
- Прости, я не хотела тебя обидеть! – пробормотала я, уткнувшись ему в плечо. – Но ты был очень занят, твоя работа так необходима для стаи, а малышам, в этом возрасте, гораздо важнее не подарки, а возможность покататься на плечах у отца или показать разбитую коленку. Пожаловаться на непослушную лошадь или злую собаку. Каждый день видеть пример храбрости и силы. Я думала, что Алексей, исходя из печального опыта своей собственной семьи, тоже понимает важность всего этого, но я ошибалась, он ещё не дорос до полного осознания отцовства. И я не поняла, как важно для Алёшки быть вровень со мной, а в чем-нибудь  – выше. Для меня быть лидером - просто, это - неотъемлемая часть личности, поэтому-то и не так важны внешние проявления статуса. И я не поняла, как его ранило то, что независимо от моего желания, для всех окружающих, моё мнение всегда оказывалось решающим и окончательным. Именно моё недопонимание сложившейся ситуации привело к таким последствиям, и теперь  мне их необходимо исправлять.
- Но у тебя, чувствуется, есть какая-то задумка, раз, ты про Дина и Че заговорила,- сбавил тон Вольф.
- Есть, - кивнула я головой. – Но я специально сначала вас вдвоём свела, чтобы ты потом мои действия лучше понял. А сейчас, давай-ка, до палаты Адама дойдем.

  Больничный отсек, в который поместили Адама, был похож на тот, в котором проживали мы с Хорьком, к набитой всяческой электроникой палате примыкали санузел и комната для гостей. Там мы и обнаружили Адама, уже переодетого в больничную пижаму и взволнованную Пакиту.
- Я бы сказала, что выглядишь ты гораздо лучше, чем в прошлый раз, - сказала я парнишке после того, как поздоровалась с его матерью.
  Действительно, бледная кожа его лица выглядела посвежевшей, исчез нездоровый сероватый оттенок, движения приобрели уверенность и силу, взгляд светло-голубых глаз, выглядывавших из-под отросшей светлой и пушистой челки, светился бодростью и интересом. Сегодня он больше напоминал эльфа из какого-нибудь фэнтэзийного фильма, чем бледную немочь.

- Я и чувствую себя соответственно, - ответил он, возвращая мне  довольно крепкое рукопожатие.
- Но Хельга считает, что всё может вернуться, да, и здешние врачи ведут себя как-то странно, - возразила Пакита автоматически, то заплетая, то расплетая одну из своих длинных черных кос. – И я бы хотела жить в непосредственной близости от него, как и ты с Алексом!
  Я бросила взгляд на Адама и уловила лёгкую тень, промелькнувшую у него на лице. Вновь посмотрев на его мать, я уловила сильную волну беспокойства и поняла, что она находится на уровне нервного срыва. Находясь в таком состоянии, она, вряд ли, принесет сыну какую-то пользу.
- Адам сейчас находится во вполне удовлетворительном состоянии, и вам обоим пойдет только на пользу, если ты немного отдохнёшь на вилле, успокоишься и уделишь некоторое время Дину и подготовке к возобновлению ваших концертов. А чтобы Адам не скучал, мы попросим поставить сюда компьютер, - предложила я, обернувшись к Вольфу. – Если в твоём присутствии возникнет необходимость, тебя доставят сюда в течение нескольких минут. Я, между прочим, тоже собираюсь перебраться к вам на виллу.   
   В глазах Адама я прочла явное облегчение и благодарность. Пакита ещё некоторое время посопротивлялась, но затем сдалась перед нашими с Вольфом доводами. Барон пообещал, что компьютер в палату поставят уже сегодня, и мы собрались уже уходить, когда в дверь заглянул один из ведущих врачей больницы.

- Я бы хотел побеседовать с матерью нашего нового пациента, - сказал он, глядя на Вольфа.
  Пакиту вновь охватила волна паники, и я тоже решила пойти с ними для поддержки. Подходя к дверям, я обернулась и посмотрела на Адама. Глаза его снова стали сосредоточенно-печальными, но он с улыбкой помахал матери рукой.
- Мне тоже надо будет с тобой побеседовать, Адам, - сказала я ему. – Но это подождет до завтра.
  Парнишка посмотрел на меня, и в глазах его мелькнула тень надежды:
- Я буду ждать Вас, фрау.
- Для тебя – просто Инь. Ты, ведь, в некотором роде, мой крестник, - ответила я, выходя из палаты.
  Не совсем верное определение, конечно, но если бы я не привела свою стаю в ту маленькую горную долину, пять лет назад, то жизнь его текла бы по другому сценарию, и со здоровьем проблем, возможно бы, не было. А так – «Ты навсегда в ответе за тех, кого приручил». 

  Приведя нас в свой кабинет, врач объяснил причины своего беспокойства:
- Я ознакомился с историей болезни, которую переслали нам из той клиники, где ранее наблюдался Адам. Если верить тому, что там написано, то положение более чем серьёзное. Однако нынешнее его состояние особых опасений не внушает. Всё же, я бы провел предварительное обследование его матери, чтобы понять степень совместимости. Если это состояние мальчика – временная ремиссия, то ухудшение может наступить в любой момент.
  Пакита сразу закивала головой, но я сочла нужным заметить:
- Анализы, конечно, необходимы, но я бы предпочла, не предпринимать решительных действий до приезда доктора Рамиреса. И я тоже хочу быть в курсе событий, чтобы иметь возможность, сравнивать этот случай со своим личным опытом.
  Вольф заверил меня, что именно так всё и будет, после чего мы оставили Пакиту с врачом и вернулись в палату к Хорьку.

  Там мы обнаружили гостей, Дина и Че, которые тоже пытались завязать беседу с Алексеем, пересказывая последние новости из долины, но он не проявлял особого интереса к разговору. Я поняла, что пора брать быка за рога и начинать претворять в жизнь свой план.
- Вы там, в горах, очень неплохо потрудились, взять город штурмом теперь под силу разве что регулярной армии, да и то сразу, вряд ли, получится, - похвалила я парней, наливая им в бокалы прохладный фруктовый коктейль. – Я же тут, всё это время, взаперти просидела, единственные развлечения – телевизор и радио, а поскольку я не любитель южноамериканских «мыльных опер», то приходилось целыми днями слушать новостные каналы да политические «ток-шоу». И у меня сложилось впечатление, что мы выиграли сражение, но проигрываем войну в целом, - я криво усмехнулась, увидев, какое, одинаково ошарашенное, выражение проступило на лицах всех моих друзей:
- Не удивляйтесь! Это называется взглядом со стороны. Меня сначала удивило, что о событиях, в которых мы, все, принимали участие, упомянуто было, как бы, вскользь, и это при том, как любят местные СМИ расхваливать свои, самые ничтожные, операции против наркоторговцев. Затем я обратила внимание, что по телевидению очень много говорят о стычках в сельве местных племен с государственными военными формированиями, причем, пресса, определенно, на стороне государства, а индейцев считают невеждами, выступающими против благ цивилизации и промышленного прогресса страны. И зачастую, речь идет о районах, расположенных совсем недалеко от нашей долины. Кому-то очень выгодно обратить общественное мнение против них, а это значит, что идет подготовка к захвату земель, и несомненно, с согласия государственных властей. И неизвестно, куда побежит оттуда местное население: то ли в крупные города, то ли к нам. А большого наплыва населения экология долины, просто, не выдержит, но и отказать в помощи беженцам нам будет сложно.
   В подтверждение своей теории я привела целый ряд конкретных фактов.

- Я тоже замечал подобные сообщения, но как-то не складывал, что это, всё, настолько близко к нашему городу, - промолвил Че, сосредоточенно нахмурившись и потирая переносицу.
- А ведь, Рысь говорит не только о городе, но и о стране в целом,- заметил Дин. – Складывается впечатление, что кто-то направленно играет против нас, и того политического курса, который мы пытаемся продвигать.
- Или это мы влезли в чужую игру, и нас хотят убрать с дороги, - задумчиво добавил Вольф. – И мне не очень понятно, то ли это - мафия, то ли крупная финансовая корпорация.
- У меня довольно обширные знакомства, но сведений на эту тему почти не поступает,-  нехотя признал Че.
- В моих кругах тоже ничего конкретного не выловить, - добавил Дин.

- Я мог бы попробовать, раскопать источник этой шумихи в высших эшелонах, - предложил Вольф.
- И подставить под огонь себя и свою семейную корпорацию? – парировала я.- Пока что, тебе удается дистанцироваться от левых связей Че и Дина, и это правильно. У тебя здесь определенное место в бизнесе и соответствующая репутация. Да, и твои связи с долиной  в обществе не очень известны. Нельзя, чтобы на тебя началась охота, иначе мы останемся без средств и военной поддержки. Здесь нужно зайти с другого конца. И я думаю, что для этого нам необходим кто-то, неизвестный в здешних кругах, например, Хорёк. Он все эти годы просидел со мной в горах, поэтому не примелькался. И за последнее время неплохо выучил немецкий язык, так что, вполне может сойти за немецкого репатрианта из России. Последнее время наши бывшие соотечественники, в большом количестве, хлынули на этот континент и пытаются пролезть во все сферы бизнеса, законного и не очень, так что его появление не вызовет, так уж много, вопросов. А те особые умения, за которые вы прозвали его «смерть из тени», могут оказаться ему очень полезными на этом поприще. Да, и Педро-Пуля будет тут весьма кстати, для связи с коренным населением. Ведь, он последние пару лет провел, в основном, в поездках по Чили, Эквадору и Бразилии, в поисках своих родственников. Поэтому я думаю, он неплохо представляет расклад сил среди коренных народов этих стран. И мы могли бы активнее использовать нашего здешнего заключенного.
- А что, это уже похоже на план! – моментально вдохновился Че.
  А Вольф внимательно посмотрел на меня. Ещё некоторое время мы, все вместе, обсуждали перспективы такого хода. Хорёк, наконец, тоже оживился и принимал активное участие в обсуждении легенды своего появления.

    Но вот, в дверь осторожно постучали, это оказался врач, который сказал, что на сегодня с Пакитой они закончили, а с результатами мы сможем познакомиться завтра.
- Ты, может быть, вызовешь машину, и я отвезу Пакиту на виллу, а вы тут ещё немного посидите, конкретные детали этой операции, скорее, по вашей части, а мне необходимо разобраться, что на самом деле происходит с Адамом. Я, как ты помнишь, давала обещание его матери и старому Генриху, что попробую помочь, но ещё даже не приступала, - попросила я Барона.
  Тот согласился, позвонил по телефону, а затем пошёл проводить меня.
- Я, кажется, понял, - сказал он, когда мы немного отошли от палаты. – Ты только что, под благовидным предлогом, отослала Хорька из долины.
- Если он ищет себя, то всё равно, рано или поздно, уйдет, а так - я даю ему возможность, сохранить лицо, принося пользу стае, и возможность, однажды вернуться назад, к семье, - ответила я.
- Тебе будет тяжело, - сказал Вольф, пристально посмотрев мне в глаза. – Алёшка играл существенную роль в твоей жизни. Да, и детям будет пусто без отца.
- Я справлюсь! Ведь, главное – выполнить свой долг ведущей и направляющей стаи, это я для себя уже совершенно точно решила, я за всех, за вас, в ответе, – сказала я, постаравшись, чтобы моя улыбка не выглядела слишком фальшивой. – А с детьми ты мне поможешь.
  А затем, не желая продолжать этот разговор, заторопилась к выходу.

   Я слышу шум воды, я вижу, как ее струйки начинают просачиваться сквозь щели в закрытой двери каюты, но пытаюсь подавить нарастающую панику и не кинуться открывать окно, потому, что за стеклом иллюминатора – тоже вода, бурлящими потоками устремляющаяся вверх. Сейчас главное – дождаться, когда уровень воды установится, и только тогда разбить стекло, чтобы поток воздуха, скопившийся под потолком каюты, вытолкнул меня наружу и помог в движении наверх. Эти трезвые и рациональные мысли скользят по поверхности сознания, а в глубине бушует такой же, бурлящий, поток неуверенности и страха, как тот, что за стеклом иллюминатора. Решив, что пора действовать, я поднимаю тяжелый стул и изо всех сил бью им в стекло, но оно не поддается. Я продолжаю наносить удары в стекло, пытаясь не обращать внимание на неуклонно поднимающийся уровень воды, доходящий почти до потолка. Грудь начинают сжимать спазмы не то от нехватки воздуха, не то от страха. Стекло пошло трещинами, но всё ещё остается на месте. Я, в отчаянии, бью по нему кулаком, и тут оно, наконец, разваливается на части, и в каюту хлынула вода. Я протискиваюсь в узкое окно и, отчаянно работая ногами, устремляюсь вверх, вместе с пузырьками воздуха, который вырывается из каюты. Но они плывут быстрее меня, и вскоре вокруг остается лишь вода, окрашенная кровью, сочащейся из изрезанных рук. Грудь сжимают все более сильные спазмы, а пятно света ещё так далеко, наверху. Мне ужасно хочется вдохнуть, но нельзя, и я всё пытаюсь плыть дальше, не разжимая рта. Но силы кончаются, и воздух – тоже, и я, наконец, открываю рот, и оттуда вырываются последний воздух и крик. И я просыпаюсь от звука собственного голоса и, задыхаясь, сажусь на кровати. Это лишь сон, навеянный давнишним предсказанием моей прабабки об опасности для меня, исходящей от путешествий по воде, но самый яркий и реальный из многих ему подобных.

- Тебе опять приснился кошмар, Инь! – слышу я обеспокоенный голос Барона, и сам он появляется в двери больничной палаты.
- Как хорошо, что ты приехал! – воскликнула я, соскакивая с кровати и бросаясь к нему на шею.
  Сердце гулко ухает в груди, голова кружится от нехватки воздух, но сквозь тонкую ткань рубашки я ощущаю тепло и энергию большого сильного тела, и безнадёжность кошмарного сна отступает, и появляется надежда, что всё вновь будет хорошо.
- А тебе, видно, совсем плохо, раз, по своей воле, в больницу вернулась,- расстроено говорит Вольф, прижимая меня к груди. – Я прилетел этой ночью, но на вилле была только Лео, она-то и сказала, что ты и Пакита снова переехали в больницу. Я решил сразу приехать сюда, но пока не хотел будить тебя, ты выглядишь такой измученной!
- И есть отчего! – послышался озабоченный голос Хорька, и сам, он вошел в мою комнату из своей палаты. – Она за эти две недели ужасно похудела, и ещё, её мучают постоянные головокружения и приступы удушья. Так мне Леонсия сказала. Это, конечно, не моё дело, но, возможно, идея, насчет этого, вашего, ребенка, не так уж хороша!

  Я вздрогнула в объятиях Барона, и поняла, что момент настал.
- А это - не его ребенок, а Пабло, Алексей, - сказала я, повернув голову в его сторону.- Да, и решение, рожать или нет, принимала я, сама.
- Так ты, теперь, в этом полностью уверена? – услышала я нарочито - спокойный голос Вольфа и почувствовала, как напряглись его руки, что обнимали мои плечи.
- Вчера врачи озвучили результаты последних анализов, из них следует, что твоим этот ребенок, уж точно, быть не может, значит, его отец – Пабло, - ответила я.
- Так Барон, об этом уже давно знал? А почему ты мне об этом не сказала? – ошарашено спросил Алексей, так и застыв в дверях. 
- Да потому, что я, сам, её спросил, когда заметил кое-что неладное, - сухо бросил Вольф.

  Хорек скрипнул зубами и, проглотив справедливый упрек, повернулся, было, чтобы уйти, но, всё же, поборов себя, вновь обернулся к нам:
- Твой упрёк справедлив, Барон! Я не проявил должного понимания ранее, но сейчас хочу сказать, что она слишком плохо себя чувствует, чтобы пускать дело на самотёк. Тут даже Лео ко мне заходила, говорит, что у Инь не только сильный токсикоз беременных, но и с кровью какие-то нелады. И просила меня повлиять на решение Инь, вынашивать этого ребёнка дальше. А я не считал себя вправе вмешиваться, до твоего приезда. Но и теперь, я считаю, что здоровье Рыси – прежде всего. И если для того, чтобы её образумить, необходимо присутствие отца ребёнка, давай, вызовем сюда Пабло, он - хороший и разумный парнишка, и должен нас поддержать.
- Я с ним согласен, Инь! – прошептал Вольф, склонившись к моим волосам. – Я помню твои мотивы, но необходимо и мнение врачей учитывать. Вызвав сюда Пабло, ты покажешь ему, что пыталась сдержать обещание, возможно, этого окажется достаточно, чтобы переломить создавшуюся ситуацию.
- А я предлагаю сначала выслушать мнение доктора Рамиреса! – упрямо заявила я.
- Тогда я утром позвоню ему и вышлю за ним частный самолет, так что доктор будет здесь в течение двух-трех дней, - жёстко заявил Барон.
  Мне осталось лишь согласиться с этим предложением.

   А неделей позже я поняла, что, несмотря на приезд в нашу клинику кубинского медицинского светила, мы, по-прежнему, находимся в тупике. Наше очередное совещание проходило в медицинском боксе, у Адама, и присутствовали на нём не только Хосе Рамирес, Вольф, я и Пакита, но также и сам Адам. Кубинский доктор был сначала весьма против того, чтобы вести разговоры в присутствии пациентов, но я уже показала твёрдость своей позиции, а Адам заявил, что он, как раз, тот единственный человек, который может пролить, хоть какой-то, свет на причину своего заболевания. Доктору Рамиресу пришлось ухватиться за эту хлипкую соломинку, потому как все другие возможности он уже перебрал.
  Пухлая история болезни Адама, с которой он ознакомился ещё до приезда к нам, показывала, что лучшие европейские клиники уже применили к нему все известные подходы, а анализы Пакиты показали, к великому удивлению врачей, что о возможности пересадки костного мозга речь идти не может из-за плохой совместимости.

- Вероятно, мой отец не зря постоянно говорил, что я не рождён, а выращен, и называл меня чудом научной мысли, - с горькой усмешкой отметил Адам, выслушав очередной неутешительный прогноз доктора. – И после его смерти надеяться мне остается только на чудо.
  Пакита сдавленно охнула, но тут же закусила губу, не решаясь прервать обсуждение. По-моему мнению, за последнее время она сдала не меньше, чем Адам. Огромные темно-медовые глаза потускнели и покраснели от слез в подушку, лицо осунулось, в густых темных волосах появились серебряные нити. Богато вышитые блуза и юбка болтаются на ней, как на вешалке. Для неё снова повторялась ситуация пятилетней давности: найти сына, чтобы сразу же потерять, и на этот раз безвозвратно. Но памятуя мои наставления, она пыталась не падать духом и держать себя в руках, хотя бы, в присутствии сына. Я перевела взгляд на парнишку, который опять стал почти прозрачным и растерял весь свой оптимизм.
- Но ведь, полтора месяца в горной долине значительно улучшили твоё состояние, - напомнила я ему. – И, вновь, хуже тебе стало после того, как ты переехал сюда.

  Хосе Рамирес смущенно поёрзал на диване и сказал:
- Необходимо учитывать, что в подобных случаях бывают неожиданные и непродолжительные ремиссии. По–поводу действий моих здешних коллег, я не могу выдвинуть никаких претензий, они действовали по протоколу. Но случай этого мальчика разительно отличается от того, с чем я встречался ранее. Мне необходимо время, чтобы разобраться в проблеме, а оно, похоже, поджимает.
- Поэтому-то, я и считаю, что необходимо повторить условия, в которых произошло улучшение и попытаться понять механизм взаимодействий. Это если и не вылечит его, то хотя бы, даст нам, то самое, необходимое время. Я, конечно, не врач, но из собственного опыта могу сказать, что странные болезни иногда сдаются перед нетрадиционными способами лечения. Я не призываю вас, сегодня же лететь к нам в горы, но привезти сюда, хотя бы, альпак, я считаю абсолютно необходимым. Это будет довольно просто, ведь, Вы, всё равно, требуете вызвать сюда, для обследования, отца моего ребенка, а Пабло, как раз, тот человек, который знает всё об этих животных и о том, как за ними ухаживать в процессе отбора крови и молока. Да, и Пакита ему поможет.
  В отсутствие других конструктивных идей, присутствующим пришлось принять моё предложение.

   Поэтому не было ничего удивительного в том, что на следующий день я, по мере сил, принимала участие во всей той суете, которая царила на нашей вилле в пригороде Лимы, где мы спешно пытались, в заброшенной старой конюшне, соорудить стойло для альпак, когда прямо на лужайку, перед домом, приземлился большой вертолет. Меня, в очередной раз, порадовало, что Барон, в своё время, прикупил заброшенную гасиенду на окраине города, вместе с прилегающей территорией, и обнёс ее высокой стеной. Кроме старинного здания, в испанском  колониальном стиле, здесь располагалось довольно много хозяйственных построек, и ещё, вполне, оставалось место для прогулок. Теперь здесь хватало места также для вертолёта, и для альпак.

   Я с трудом удержала своего верного Хатку, который, в самоотверженном порыве защитить  хозяйку, с бешеным лаем, кидался на вертолет, посягнувший на территорию, находящуюся под его защитой, в то время, как остальные собаки осторожно выглядывали из-за угла. Меня всегда занимало, что означает такое его поведение: безрассудное личное мужество, или положение вожака стаи обязывает?  Но именно с этим псом меня связывала самая тесная дружба. Сейчас мне стоило больших трудов удерживать его на расстоянии от винтов, поэтому я издалека смотрела, как вертолёт затих, люк его открылся, и оттуда выглянул Ирбис. Сердце у меня забилось сильнее, когда я разглядела его стройную широкоплечую фигуру, знакомый контраст вытертых джинсов и свободной вышитой рубахи.
  Скользнув взглядом по высыпавшему на поляну народу, парень подозвал себе на помощь двоих крепких мужчин, которых Вольф, после недавних событий, привез из долины, в помощь нашему садовнику. Под его руководством они вынесли, крепко спеленатых, четырех альпак, а затем выставили на траву какие-то ящики и свертки. Зверей, под присмотром Пабло, оттранспортировали в подготовленные стойла, следом туда же отправились и ящики. Барон остался рядом с вертолётом, к которому сбежались все обитатели гасиенды, расспрашивая пилота и разбирая подарки от родных, живущих в горной долине.

   Хатку всё не унимался, и я решила отвести его в конюшню и привязать там. Обветшавшее, но всё ещё крепкое здание располагалось в противоположном конце двора, подальше от жилых помещений, и в нём ещё чувствовался застарелый запах навоза. Пристегнув пса к остаткам старой коновязи у двери, я приоткрыла один из ящиков и увидела, что там находятся мелкие зверьки, которых в нашей стране, в пору моего детства, называли «морскими свинками» и держали в качестве домашних любимцев. На этом же континенте они содержались в ином качестве, вроде наших кроликов, и очень ценились у любителей традиционной национальной кухни. Я очень даже не против кулинарных экспериментов, но на этот раз меня замутило от одной мысли, зачем они могли понадобиться, здесь и сейчас.

- Я постарался учесть для Адама все альтернативные варианты, - услышала я позади себя голос Пабло,  который распутывал альпак,  находящихся в каком-то полусонном состоянии.
  Я нарочито неторопливо обернулась к нему:
- Ну, здравствуй, Ирбис! Давно не виделись. Как твои дела?
  Пабло нетерпеливым движением разрезал кожаные ремни на ногах последнего животного и пошёл в мою сторону:
- Мне было пусто без тебя! Тяжело научиться слышать и, вновь, оказаться среди глухих.
- А я слышала, что у тебя появилась не то новая компаньонка, не то воспитанница, - пошутила я, разглядывая его серьёзное и как-то повзрослевшее лицо, казавшееся ещё более смуглым в обрамлении длинных черных волос.
-Да, Миа переселилась к нам, в старый дом, когда её сестра стала жить с Педро-Пулей, просто, пришла и отказалась уходить. У неё неплохо получается ладить с альпаками. Миа хорошая и чуткая девчонка, и заслуживает лучшего учителя, чем я, - невесело ответил Пабло.
- Ну, это ты зря! Вряд ли, кто в долине знает об альпаках больше, чем ты и твоя сестра, - возразила я.- Да, и о традициях и истории своего народа ты ей много можешь рассказать.
- Могу, но нет желания. Я больше всего хотел бы, чтобы все легенды и предания Мудрой Птицы ушли в прошлое, и никого больше не поймали в свои сети, - с горечью ответил он.
- Если тебя так напрягают, свалившиеся на тебя, обязанности, но ты считаешь себя привязанным к долине только из-за того, что  полагаешь себя последним хранителем долины, так это ещё бабушка надвое сказала. У моего будущего ребенка, по вашим легендам, гораздо больше шансов занять место Мудрой Птицы, - сказала я, твёрдо взглянув ему в глаза.

   Пабло пошатнулся, и в его глазах отразилась целая буря чувств. И на это была причина, ведь, вчера я позвонила ему и попросила привезти несколько альпак, мотивируя это тем, что состояние Адама ухудшилось. А про свою проблему не сказала ничего, решив, что лучше будет, сначала, посмотреть ему в глаза. А теперь я утонула в золотистом свете этих тёмно-медовых глаз, где удивление и радость быстро сменились на тревогу и беспокойство.
  Ирбис, в два шага, преодолел, разделяющее нас, расстояние и схватил меня за руки:
- А я-то не мог понять, почему ты так странно выглядишь! От тебя осталась только тень!Если бы ты раньше связалась со мной, то тебе не пришлось бы терпеть столько боли! У меня, просто, сердце разрывается, когда вижу, до чего тебя доводит мой ребёнок! Даже если это - сын и будущий хранитель долины, то и тогда он не стоит таких мучений!
- Ребёнок действительно твой, Пабло, но, по-моему, ты зря пытаешься взять всю вину на себя. У меня, и раньше, бывали проблемы со здоровьем, - попыталась успокоить его я.
- Нет, это ты не понимаешь, насколько всё опасно! Я многого не рассказал тебе о нашей семье, я думал, что у нас будет немного больше времени. Ну, или что ты способна принять рациональное решение, если тебе будет слишком трудно. Я решил, что ты потому–то и не звонишь мне, чтобы не расстраивать. Но я бы понял тебя! Судьбу, так легко, не обмануть, уж если она поймала меня в ловушку, то так просто не выпустит, и незачем других тащить в это болото,- горячо заговорил он.
- Мне надоели твой фатализм и сетования на судьбу, поэтому я твёрдо решила родить этого малыша, - сообщила я.
   Золотисто-медовые глаза моего адъютанта полыхнули бешеной радостью, он сжал меня в объятиях и воскликнул:
- Ну, теперь я здесь, и мы со всем справимся!

- А я не был бы так оптимистичен! – донесся из дверей желчный голос  Барона. – У врачей совсем другое мнение, они считают, что состояние здоровья Инь стремительно ухудшается, и это чём-то похоже на то, что творится с Адамом. Мы с Алексеем исчерпали все разумные доводы, и полагали, что, увидев, что с ней творится, ты попытаешься образумить её, пока не поздно. Да, видно, напрасно надеялись.
   Глаза Пабло яростно вспыхнули, на скулах проступили тёмные пятна, и он резко повернулся в сторону Барона, но я опередила его гневную реплику:
- Зря ты, Барон! Прямо перед твоим приходом, Пабло выговаривал мне за неразумность, но я хочу, сначала, попытаться воспользоваться тем, что помогло Адаму, и поискать решения своих проблем в истории их семьи.
- Я займусь этим, прямо сейчас! –  подавив свой гнев, сказал Пабло и направился в дальний коней конюшни, где лежала его сумка.
   Оттуда он вынул нож, небольшой сосуд странной формы и кожаный мешочек. Затем он склонился над ближайшей альпакой и начал что-то делать с её ногой. Через пару минут он ласково погладил животное и, вновь, вернулся за сумкой, а потом подошел к нам.
- Выпей это немедленно! – потребовал он, после того, как налил в крышку термоса, который он достал из сумки, немного молока и добавил в него крови из глиняного флакончика.- А остальное, пусть, Пакита побыстрее отвезет Адаму.
- И ты полагаешь, что этот «коктейль» снимет все её проблемы? – скептически заметил Барон. – С её обмороками и удушьем даже новейшие лекарства–то справиться не в состоянии.
- Мне – помогал, да, и Пауле – тоже, - ответил Пабло, твёрдо взглянув в лицо Барону. – Ей должно стать немного лучше, хотя бы, на время. И я, всё же, предлагаю выслушать мою историю, прежде чем принимать окончательное решение.

   Сказав это, он протянул мне стаканчик. Я взяла и поднесла его к лицу, запах вызвал смутные детские воспоминания, перед глазами появилось морщинистое лицо моей прабабки и маленькая жестяная кружка в её худой смуглой руке. Смесь легко проскочила в горло и не вызвала бури в желудке, которая, последнее время, сопровождала всё, что я пыталась туда запихнуть. Я перевела взгляд на стоявших рядом парней: на лице у Пабло появилось выражение облегчения и надежды, а по лицу Вольфа, напротив, бродили тени сомнения.
- Я смогла это проглотить! И хуже мне, пока, не стало, - заявила я им. – Так что, предлагаю отдать остальное Паките, пусть, отвезет сыну, а мы, тем временем, пойдем в дом и послушаем, что интересного нам расскажет Пабло.

   Когда мы расположились в небольшой гостиной, которая примыкала к спальне Барона, на лице Вольфа, по-прежнему, читалось скептическое недоверие. Пабло поёрзал в глубоком кресле, бросил на него настороженный взгляд, а затем, посмотрев на меня, глубоко вздохнул и начал:
- Вы должны были, сами, обратить внимание, насколько мы с сестрой не похожи на остальных жителей нашего города, да, и Пакита больше похожа на нас, чем на своих родственников со стороны отца.
  Я согласно кивнула головой, его слова подтверждали мои давние наблюдения:
- Действительно, такое впечатление, что вы прибыли из другой страны. Но мы довольно много путешествовали в Андах и нигде не встречали людей, похожих на вас.
  Пабло с улыбкой покачал головой:
- Мои предки жили в этой долине с того момента, как туда пришли первые люди, которые жили у подножия гор, недалеко от океана. Долгие годы мой народ жил обособленно, отказываясь родниться с теми, кто жил  неподалеку в горах. Мои предки считали себя особым, избранным богами, народом. Даже пришедшие из-за перевала Воины Туч долгое время жили обособленно. Те, кто возделывали землю на террасах, на склонах гор, не особенно роднились с теми, кто бродил по горам с альпаками. Исключение составляли семьи вождей и жрецов, их браки были не только залогом мирного сосуществования, но и считались угодными богам, которых почитали оба народа.
   Всё изменилось, когда в долину пришли инки. Их империя переживала свой расцвет и непрерывно расширялась, присоединяя к себе всё новые территории и народы. И им очень приглянулась наша долина. Инки предпочитали действовать с помощью уговоров и обещаний будущих выгод от присоединения к их инфраструктуре и взаимному товарообороту, но и военную силу применять не гнушались. И они хотели, чтобы представители их народа поселились в нашей долине. В качестве залога верности  союзу, предлагалось заключение браков между представителями обоих народов.
   Старейшины нашего племени решились поступиться своим уединением и обособленностью, чтобы уберечь свой народ от переселения в другое место, либо полного уничтожения. Это нарушило изолированность племени, жившего в долине. Сначала браки начали заключаться между военными начальниками и жрецами инков и наиболее влиятельными семьями долины, а затем появились смешанные браки и между теми, кто пришёл строить крепость в ущелье, а потом и соседями из близлежащих поселений. Постепенно произошло объединение культа богини Луны, особо почитаемой в долине, и бога Солнца, главного бога инков. Жрецы обоих народов были носителями секретных знаний и предпочитали заключать браки в своем кругу, чтобы передавать эти знания по наследству. Это породило проблему, глубина которой стала понятна после прихода испанцев. Вы помните ту песню о великой битве в долине, которую любила петь Мудрая Птица, и которую так хорошо исполняет Пакита?

- Песню о погибшей принцессе и ее обещании вернуться? – переспросила я.
- Она самая, - подтвердил Пабло. – В ней очень много куплетов, и её редко исполняют целиком, но бабушка заставила нас с сестрой заучить песню всю, наизусть.
- Песня очень интересна, она помогла нам, в своё время, утвердиться в долине, но я не вижу в чём её польза на данный момент, - скептически бросил Барон.
- Важные сведения содержатся в самом конце, - спокойно ответил мой юный адъютант. – Там говорится, что все вожди и жрецы долины, а также их жены, сражались на стороне принцессы, и все они погибли от рук испанцев. Выжила лишь одна старая женщина, которая укрылась в лабиринте Солнца и Луны вместе с тремя маленькими детьми, да ещё, несколько старух увели своих младших внуков из долины до начала сражения. И в последнем куплете поётся о том, что, с тех пор, в долине есть лишь одна семья тех, кто слышит голос луны. И её юноши и девушки должны, вечно, искать своих родственников, рассеянных по склонам гор.

- Очень романтичная история, но в чем её практический смысл? – нетерпеливо спросил Вольф, а я, похоже, уже начала догадываться.
- Ты прав, всё это можно, было бы, счесть романтической сказкой на ночь, но, с тех пор, браки нашей семьи с остальными жителями долины не давали потомства! – криво усмехнувшись, ответил Пабло. – И что ещё хуже, немногие  женщины из города, забеременевшие от моих родичей, умирали не только во время родов, но и во время беременности, или их дети рождались мёртвыми до срока. Женщины нашей семьи, обычно, оставались бесплодными, даже если у выбравшего их мужчины из долины уже были дети от других женщин. Семья постепенно стала изгоем в своем городе, и чтобы продолжить род, юноши уходили искать себе жену далеко за пределы долины. Это было сложно и опасно, и для женщины из нашей семьи было практически неосуществимо найти себе пару и завести детей. Мудрая Птица совершила подвиг, решившись уйти в такой поиск, но у неё не было другого выхода, так как в её семье, из детей, в живых осталась только она, одна.

- Но ведь, есть ещё Пакита! – удивленно напомнила я.
- А это - уже совсем грустная история, - продолжил Пабло, невесело улыбнувшись мне.
– Мудрая Птица вернулась из своего поиска, в долину, через три года, одна и беременная. По возвращении она узнала, что отец её погиб, но у матери родилась ещё одна девочка, которой, к тому времени, было уже около двух лет. Мать Мудрой Птицы умерла, вскоре после возвращения старшей дочери, и ей пришлось воспитывать  сестру вместе со своим сыном. Она одинаково любила их обоих, но её сестра однажды сбежала из дому потому, что влюбилась в парня из своего города, который ответил ей взаимностью, и, несмотря на предостережения сестры, приняла католичество и вышла за него замуж, но умерла, рожая, первого же, ребёнка. Этим ребенком была Пакита, она осталась в семье своего отца, который долго не мог забыть свою любимую. А сын Мудрой Птицы нашёл-таки  себе женщину за пределами долины и привел её в город, правда, случилось это почти через десять лет после рождения Пакиты. Моя бабушка всю жизнь горевала о том, что не смогла удержать свою сестру от того замужества, которое стало причиной её смерти.

- Но при чем тут она? – удивился Барон. – В те годы многие женщины, в таких местах, умирали при родах из-за отсутствия медицинской помощи.
  Пабло прищурил глаза и пристально посмотрел на меня:
- Мудрая Птица считала, что причиной смерти было то, что её сестра сильно ослабела во время беременности, так как у неё не было возможности пить кровь, её новая родня не поняла бы такого.
  Вольф ошарашено покрутил головой:
- Это, просто, какие-то предрассудки!
- Вовсе нет! – сказал Пабло. – Нас с сестрой бабушка всегда поила смесью молока и крови альпаки, стоило нам заболеть. И Паула тоже постоянно пила кровь, во время своих беременностей.
- Но, почему же, Лис нам ничего не сказал?! – возмутился Барон.
- А он-то, небось, и не знал об этом, правда, Пабло? – спросила я парня.
  Тот смущённо посмотрел на меня:
- Конечно, не знал! Паула не решалась ему рассказать об этом, ведь, люди обычно плохо относятся к тем, кто пьет кровь. Индейцы считают таких людей тлахвелпучи – вампирами, пьющими по ночам кровь других людей. Мудрая Птица рассказывала, что её собственный брак распался именно из-за такого суеверия. Ей, с трудом, удалось остаться в живых, пришлось спасаться бегством. В некоторых других, горных, общинах подобные обычаи, по употреблению крови, тоже существовали, вплоть до прихода конкистадоров, в основном, это касалось потомков жрецов Солнца. Не в последнюю очередь из-за этого-то, испанские священники называли их слугами дьявола и безжалостно сжигали на кострах.

- Но этот подход, никоим образом, не относится ко мне и моим друзьям, можешь быть уверен! – твёрдо заявила я. – Я могу понять Мудрую Птицу, у неё была тяжёлая жизнь, но вы с Паулой должны были больше доверять нам.
- Да, уж! Ваша скрытность уже дорого обошлась здоровью Инь, и неизвестно, к чему ещё приведет! – сердито бросил Вольф. – Как ты мог так безответственно отнестись к женщине, которая доверилась тебе настолько, что собиралась родить твоего ребенка!
   Пабло пошатнулся под градом упреков и на мгновение зажмурил глаза. Его длинные пальцы с такой силой впились в подлокотники, что, аж, побелели в суставах.
- Я не знал, что ей так плохо! Мудрая Птица считала, что мы можем быть совместимы, потому, что слышим друг друга. Долгие годы члены нашей семьи выбирали себе супругов именно по такому принципу, и всё получалось! У Паулы с Лисом, тоже, всё неплохо выходило, она, всего лишь, пила эту смесь, и дети благополучно появлялись на свет. Да, я и не был уверен в том, что у нас что-либо получилось, ведь, Рысь приняла средство Мудрой Птицы, чтобы избавиться от ребёнка, - еле слышно закончил он.
- Значит, непонятно ещё, насколько здоров этот ребенок, - не преминул отметить Барон.
- Врачи говорят, что плод развивается нормально, известно уже, что это - мальчик, с ним все в порядке, - успокоила я Пабло, увидев, как побелело его лицо.
- Зато с тобой все далеко не в порядке! – Вольф вернулся к прежней теме.
  Пабло огорченно нахмурился и потер пальцами виски:
- Я тоже это чувствую! Быть может, всё дело в том, что это - мальчик, у Паулы с сыном тоже всё непросто получилось. Или в том, что здесь ситуация строго наоборот, относительно Паулы и Валери. Я смутно припоминаю, что существовали отдельные легенды, о рождении мальчика-хранителя, но я слабо помню их содержание. Зато Пакита их точно знает, она десять лет жила только песнями Мудрой Птицы.

- Но, нельзя же, надеяться, лишь, на какие-то песни! – взорвался Барон.
- Нельзя, - согласилась я. – Необходимо использовать всё в комплексе: исторические сведения, «коктейль» и современные средства. Да, я и не собираюсь, пока, умирать, наоборот, чувствую себя довольно сносно и даже хочу чего-нибудь съесть. Поэтому, я предлагаю, сперва, перекусить, а потом отвезти нас с Пабло в клинику. Там доктор Рамирес хотел взять у него какие-то анализы. А к вечеру мы вернёмся домой, и заберем с собой Пакиту с Адамом. По моему мнению, перемена обстановки и ему не повредит. А Пакита, пусть, запишет всё, что сможет вспомнить из песен Мудрой Птицы.
- Хорошо, тогда ты идешь на кухню, а я пойду, позвоню доктору Хосе, предупрежу о вашем приезде, - сухо сказал Барон, выходя из комнаты.

- Не обижайся на Вольфа, - попросила я Пабло, увидев, каким обеспокоенным взглядом проводил он моего друга. – Он не то, чтобы уж очень сердится на тебя, скорее боится меня потерять. Уж очень непросто у меня с детьми выходит.
- Я тоже боюсь за тебя, - ответил Пабло, посмотрев на меня встревоженными глазами. – И, что бы он там не говорил, но для меня гораздо важнее ты, сама, чем ребёнок, кем бы он ни был. Я в состоянии принять свою судьбу, а твою разрушать - не намерен.
- Вот поэтому-то, я и хочу, чтобы у нас появился сын. Я очень надеюсь, что после его рождения ты успокоишься, на счет всех этих предсказаний, и сумеешь строить свою собственную судьбу, без оглядки на всякие традиции и обязательства, - объяснила я, вставая и идя к выходу  из комнаты. – А ещё тебе стоит помнить,что я ни о чём не жалею.
- А Хорь на меня так же зол, как и Барон? – поёжившись, спросил Пабло.
- Я полагаю, его, тоже, гораздо больше беспокоит состояние моего здоровья, чем оскорбленное самолюбие, и я думаю, что если мы разберемся, что у меня такое творится с кровью, то остальные проблемы, как-нибудь, тоже утрясём, - я попыталась даже ободряюще улыбнуться, увидев, насколько взвинчен парнишка.
  Но реакция оказалась обратной, Пабло побледнел и вскочил с кресла:
- А что у тебя с кровью?
  Я удивленно посмотрела на него и пожала плечами:
- Врачи что-то говорят об анемии, это, в чём-то, похоже на то, что творится с Адамом.
- Это - всё он, ребенок! – еле слышно прошептал Пабло. – Все потомки нашего рода несут с собой проклятие, и оно бьет по тем, кто соприкасается с нами. Сначала Пакита, потом ты!
  Затем он наклонился к своей сумке, брошенной возле кресла, и достал оттуда свёрток:
- Это мне велел передать тебе старый барон, он сказал, что ты, в праве, сама решать, кому можно с этим ознакомиться.
   Развернув бумагу, я увидела там толстую тетрадь, которую пять лет назад Вольф забрал из сумки отца Адама.
- Хитер, старый лис! Он придумал переложить на меня ответственность за здоровье Адама, а заодно и за то, что ещё может оттуда вылезти. Поэтому повременим пока с этим, попробуем обойтись вашими легендами и знаниями доктора Рамиреса.

  Говоря так, я очень надеялась, что так и будет. Но пару недель спустя, я сидела на подоконнике в своей спальне и листала ту старую тетрадь и русский, рукописный, перевод, который приложил к ней старый барон, выискивая те места, которые, непосредственно, относились к беременности Пакиты. Похоже, что старый Генрих серьёзно работал с ними, с тех пор, как узнал о болезни Адама.
- А я, ведь, предупреждал тебя, что так и будет, ты только тянешь время и ухудшаешь своё состояние, эта тетрадь немногим более полезна, чем эти их песни, - раздраженно бросил Барон, отходя от меня, чтобы размять ноги, затекшие за те два часа, что он провел рядом со мной, помогая сопоставлять два текста.

   Я заложила пальцем тетрадь и перевела взгляд за окно, где на полянке, под раскидистым старым деревом, прислонившись друг к другу, сидели Пакита и Адам. Она негромко пела, обняв своего сына за плечи. Неподалеку от них сидел Пабло с блокнотом и быстро писал. Этим они и занимались, дни напролет, если доктор Рамирес не вытаскивал нас в клинику, на очередные анализы или вновь придуманную процедуру. Рядом с ними, развалившись на травке, возлежали  наши три собаки, а Хатку нарезал круги вдоль забора. Чуть поодаль резвились два детеныша альпаки, смешно взбрыкивая задними ножками. Такая мирная и жизнеутверждающая картина, и такой подтекст обреченности. Почувствовав мой взгляд, Ирбис повернулся ко мне, но заметив рядом Барона, вновь, опустил голову.

- И ты, в очередной раз, неправ, Вольф! – ответила я, глядя, как он раздраженно меряет шагами комнату.- Именно песни навели меня на мысль, что злоключения семьи Мудрой Птицы проистекают не из-за какого-то проклятия, а из-за того, что многолетние браки в узком кругу, жреческого сословия долины, привели к какой-то генетической аномалии, которая передавалась по наследству, многие поколения. При этом, нарушения в составе крови как-то связаны с повышенной чувствительностью к биополю. А из записей доктора Бруно я поняла, что он заметил эту особенность у некоторых жителей долины и пытался добавить её в свои генетические разработки по выведению сверхчеловека. Он полагал, что будет полезным, уметь улавливать эмоции толпы, и хотел научиться управлять ими. Вывести потенциального лидера с сильной харизмой. И ему это почти удалось. За последнее время я поняла, насколько легко Адам ладит с животными, даже Хатку доверяет ему почти так же, как и мне, а альпаки позволяют ему всё, что угодно. Да, и многими людьми он вертит, как хочет. Бруно не учел только, что культивируя этот дар, он усиливает нарушения в крови своего сына. Но, как-то же, он с этим боролся, ведь, Адам прожил с ним десять лет!

- А, может быть, нарушения проявились позднее, чем у тебя, и он не успел подобрать лекарство?- предположил Вольф, снова подходя ко мне и заглядывая через плечо. – И какое это имеет отношение к тебе?
- Возможно, самое близкое! В описании беременности Пакиты есть упоминание о пересадке кожи отца, для предотвращения отторжения плода, а в песнях, которые вспомнила Пакита, есть упоминания, что браки заключались с обменом крови между супругами, и что девочке нужны молоко и кровь альпаки, а для мальчика необходимы кровь и плоть отца. Ты помнишь, шрамы на ногах Пакиты? Мы посчитали их следами пыток, но, может быть, это и есть следы пересадок. Паула упоминала о повязках на руках своей матери в последние месяцы ее жизни. Возможно, и мне стоит попробовать что-либо подобное.
- А как ты собираешься объяснить это своё решение врачам? – спросил Барон, смиряясь с моим желанием поэкспериментировать.
- Я думаю, что нам стоит привлечь к нашей работе Леонсию, она сумеет не только правильно переложить медицинские сведения с русского на испанский язык, но и проследить, чтобы туда не попало ничего лишнего. Она же сумеет преподнести историю о враче, жившем в долине доктору Рамиресу так, чтобы у него не было особого желания делиться с коллегами. Да, он и так-то держится особняком, а уж когда уедет обратно на Кубу, то распространение сведений будет минимальным, особенно, если мы скажем, что не претендуем на научный приоритет. А оригинал я не хочу показывать, пока, даже Адаму, - задумчиво добавила я.
- Но с ним-то, как раз, придется срочно что-то предпринять! – сказал Вольф, в свою очередь, выглянув из окна. – Ему этот «коктейль», на этот раз, помогает даже меньше, чем тебе.

   В этом была своя правда, моё самочувствие, за прошедшее время, несколько улучшилось. Я могла, после «коктейля», принимать и усваивать другую пищу, сил прибавилось, и анемия постепенно отступала, но появилось ощущение, что мой организм пытается отторгнуть дитя. А вот, состояние Адама почти не улучшалось.
- И всё же, я не хочу отдавать оригинал в руки Рамиреса! – твёрдо заявила я. – Он очень увлечен своими научными разработками, а в таких случаях научный азарт, зачастую, берет верх над чувством ответственности. Слишком часто ученые мужи сначала выпускают джина из бутылки, а потом уже думают, как загнать его обратно. Давай, отдадим тетрадь Лео, она сегодня, как раз, выходная. А потом я попытаюсь выудить что-нибудь новое из исторических материалов.
- Ну, это уже по твоей части! Я же тогда поеду в клинику, там сегодня должен Че появиться с новыми сведениями, - сказал Вольф, нарочито-спокойным тоном.
   Он предпочитал не участвовать в фольклорно-исторических изысканиях, которые проводили мы с Пакитой и Пабло. И я не совсем понимала, было ли это скептическим отношением к предмету исследования, или тривиальной ревностью.


   Хотя, нельзя сказать, что предлог был совсем надуманным. Парни, всерьёз, занимались подготовкой внедрения Хорька, используя все предоставлявшиеся возможности. Неожиданно, большую помощь в этом деле оказывал Энрике, который содержался в цокольном этаже клиники, под строгим контролем. Колено его уже подживало, хотя, врачи прогнозировали остаточную хромоту. За время лечения у него было достаточно возможностей, обдумать своё положение, и он начал выдавать довольно полезные и правдивые сведения, особенно после того, как понял, что у нас достаточно возможностей, чтобы проверить их истинность. Хорёк впитывал их как губка, так же, как и особенности произношения, принятые в различных регионах южноамериканского континента. Меня очень радовало пробуждение его жизненной активности, но печалило охлаждение отношений между нами.
   Алексей внимательно выслушивал все мои предложения, которые касались предстоящей работы, а в остальном держался спокойно-отстраненно. Заботу о моём здоровье он отдал на откуп Барону, а тот нервничал и злился на меня за то, что я гораздо больше прислушиваюсь к мнению Пабло в этом вопросе. Мне же было сложно объяснить ту связь, что появилась между нами, Ирбис, временами, чувствовал изменение моего состояния раньше, чем я, и лучше понимал причины происходящего. Но всё чаще у меня появлялось ощущение, что мой мир трещит и разваливается.

  Всё это промелькнуло у меня в голове, пока я вставала и складывала наши записи. Однако, я сумела улыбнуться Барону и сказать:
- Передавай привет ребятам! Я постараюсь, с помощью Лео, побыстрее, обработать записи, а потом присоединюсь к вашим разработкам. В любом случае, держите меня в курсе.
   Вероятно, услышав в моем голосе ту грусть, которую я попыталась скрыть, Барон вернулся ко мне, обнял за плечи, прижал к себе и поцеловал в макушку. Затем, отодвинувшись и заглянув мне в глаза, он сказал:
- Не обижайся! Я просто хочу, чтобы с тобой всё было хорошо, и не могу найти, как тебе помочь. Это выводит меня из равновесия! У меня такое чувство, как будто я, раз за разом, пытаюсь оттащить тебя от края пропасти, а ты постоянно пытаешься туда спрыгнуть, стоит мне только отвернуться!
  Я, вновь, спрятала лицо у него на груди и прошептала:
- А может, я просто хочу полетать?
  Вольф невесело рассмеялся и сказал:
- Вырастить крылья даже тебе не по силам! Но я могу научить тебя управлять вертолётом, только сначала ты должна справиться со своими головокружениями.
- Ловлю тебя на слове! – ответила я и потащила его в комнату Лео.