Ингвар едет в командировку; в поезде его попутчиком неожиданно становится неприятный гражданин, который заводит с ним не менее неприятную, странную беседу.
Ингвар взял со стола конверт, адресованный его Большим Начальником другому Большому Начальнику. Предстоящее путешествие не вызывало у него никакого восторга. Внезапность и срочность. Слишком мало времени на сборы. Жалкие командировочные. Поезд, жесткое купе. Но надо…
Ингвар, недовольный, сидел у заляпанного окна и тоскливо глядел на перрон.
Перед самым отъездом в купе вошёл человек лет сорока с отдуловатым лицом, старым истрёпанным чемоданом в руке, одетый с явным равнодушием к своему внешнему виду.
Поезд тронулся. Больше всего Ингвара поразило то, что человек совершенно не обратил на него внимания, не поздоровался и вообще словно избегал на него смотреть.
«Да и шут с ним. Я тоже не стану обращать на него внимание. Мы всего лишь пассажиры. Контакт необязателен…» — подумал он про себя и десять минут пялился в газету, делая вид, что читает.
За это время человек успел поменять линзы в глазах. Вытащил пузырёк с розоватой жидкостью и положил в него вынутые старые.
Ехали молча около часа. Наконец попутчик соизволил взглянуть на Ингвара, словно только что обнаружил его присутствие в купе. Ингвар посмотрел ему в глаза и тут же отвёл взгляд. Что-то змеиное почудилось ему в глазах этого человека.
— Что? Не нравится, что это Я? — угадал человек беззлобно, но вроде как с ироничной ехидцей в голосе.
Ингвару показалось, что человек насмехается над ним.
— Почему вы так решили?
— По вашим глазам.
— Вы умеете читать по глазам?
Тот промолчал, но скривил рот в быстрой улыбке. Ингвар заметил мелькнувший кончик его языка.
Незнакомец достал из чемодана несколько аккуратных свёртков, блеснуло горлышко бутылки. Ингвар молча наблюдал, как он раскладывает нехитрую снедь на маленьком столике.
— Может, по маленькой? — предложил ему пассажир. — Ехать нам долго, да и ни к чему бы ссориться. Как вы считаете? А там и разойдёмся каждый в свою сторону.
Ингвару совершенно не хотелось глушить водку с этим мутным типом, но он решил, что спокойствие всё же дороже доказательств от противного.
Они выпили из белых пластиковых стаканов. Разговор не клеился.
— Что ты думаешь о людях? — с пафосом вопросил странный попутчик после второй.
«Началось!» — с тоской подумал Инг. Очередной болторот сейчас заведёт какую-нибудь унылую философскую муть». «Ааааа! — заныл он про себя. — Ну почему мне опять так «повезло!»
— Так что? Тебе, возможно, нечего сказать, или ты не думаешь излагать свои мысли в устной форме?
Ингвар чуть не поперхнулся перьями лука.
— Не знаю. Все люди разные. Я не могу судить обо всех с одинаковой позиции.
— А я могу. И представь себе, для меня всегда был и остается загадкой тот факт, что все мы одинаковые. Разной является лишь внешняя форма — до поры до времени.
— Я не склонен к философствованию.
— А я и не говорю о философии, я говорю о совершенно простых механизмах жизни; и вот ещё что, ты когда-нибудь слышал о людях-змеях?
— Честно сказать — Нет, — честно сказал Инг.
— Живешь себе вот так и не догадываешься, что может скрываться за, казалось бы, внешней обычностью, но судьба меня свела с одним человеком, во вред себе доказавшему, что нет теории относительности, и отвергшему все догмы прошлого изобретённого и теоретически возможного. Я бы хотел исправить свою ошибку…
— Вы математик?
— Увы, нет. Я скорее исследователь.
— Угу… И что это был за человек?
— Это был совершенно обыкновенный молодой человек 22-х лет отроду, но очень неразумный.
— Почему вы говорите «был»? Он что, умер?
— Нет. Просто он существует теперь, как бы это сказать… в несколько ином качестве.
— Как это понимать?
— Все просто. Я превратил его в статую.
— Вы превратили его в статую?
— Именно так. Я превратил его в статую. Он не умел слушать. Я всего лишь подвел его к зеркалу, и он увидел свое отражение.
— И?
— Он не смог этого вынести и от горя превратился в кусок гипса.
— Вы уверены, что вам это не приснилось?
— Вы читали в детстве мифы, в частности о голове Медузы Горгоны, вместо волос которой были змеи.
— Допустим, я читал, и что из этого следует?
— Моя мать — горгона и бабка моя горгона и все по женской линии… мой род идет от великой прародительницы, самой Медузы, побежденной Персеем в нечестном бою, но она успела продолжить свой род, и вот я перед вами.
— Вы в своем уме?
— У вас сомнения в моей принадлежности к роду?
— А где же ваши змеи? Ну, на голове, которые делают так: «шшш…»
— Послушайте! Раньше времена были другие, экология другая. Каждое существо выглядело именно так, как и должно было выглядеть. Его суть была открыта для глаз. Это всё было в порядке вещей. Сейчас же суть открывать невыгодно и даже опасно. Теперь всё внутри. Попробуй-ка, угадай. Игра такая угадайка у нас — кто есть «ху». Так вот, все мои змеи внутри. Зачем привлекать к себе внимание?
— Ааа… пошутить решили, ну да, ну да. Давайте пошутим, своеобразный юмор у вас.
— Давайте я все-таки продолжу. Как вы, наверное, знаете из курса биологии, змеи гипнотизируют свою жертву. Я долго думал, что же это такое и как им это удается. В общем, додумался я до того, что здесь задействован эффект маятника. Змеи умеют управлять страхом человека и животного. Когда кобра раскачивается, страх усиливается. Единственные неподвластные им существа — это кошки. Да-да, тайские кошки — приятное исключение из правил, они имеют рефлекс защиты, заставляющий их отпрыгивать в сторону в минуту опасности. Бросьте рядом с такой кошкой нечто продолговатое, напоминающее змеиное тело… В природе все устроено гораздо хитрее, чем может показаться на первый взгляд. А как я догадался про маятники… Я понял, что человек видит свой страх изнутри, отождествляя себя с ним, но он не осознает этого.
Когда я впервые увидел того юношу, он казался таким самоуверенным. Он считал, что у него есть цель в жизни и все возможности для ее достижения. Он не понимал, что это просто молодость дает ему таковую надежду.
— Скажите, вот вы уверены в себе? — внезапно обратился он к Ингу. — В том, что все будет именно так, как вы задумали и распланировали?
— Что вы этим хотите сказать?
— С возрастом человека постигает окаменелость. Кости становится менее гибкими, то же самое происходит и на других уровнях — с его внутренней субстанцией. Вы не находите логичной такую идеальную взаимосвязь? Вам наверняка часто доводилось видеть раскачивающихся стариков? Сидят себе и качаются как дурачки. А ведь это их страх качает их. Неуправляемый страх. Над которым они потеряли контроль.
— Мне хотелось бы знать. Зачем вы все это мне говорите? Хотите вызвать негативные эмоции? Вампирите энергетически?
— Вы не хотите меня слушать, вы совсем не хотите меня слушать!
— Я делаю скидку на то, что вы выпили.
— Как вы думаете, — сказал псих, не обращая внимания на замечание Ингвара, — почему большинство живых муз великих скульпторов и художников умирали скоропостижно? Они отдавали свою суть картинам и статуям, а им самим оставалась лишь пустая телесная оболочка. Эти негодяи выпивали их. Все ваше фальшивое искусство пропитано некрофилией.
— Ну а это еще к чему? — закатил глаза Инг.
— «Не сотвори себе кумира и не сделай идола», помните? В вашем случае это деньги, обязанности, дом, друзья, мнения каких-то засранцев, считающих себя пупами земли, истиной в последней инстанции, — короче, куча ненужных привязанностей, которые делают вас еще более окаменелым. Лишают вас свободы выбора, передвижения. Вы и сейчас не хотите ехать, а едете? Сознайтесь, ведь так?
Ответом ему служила кривая ухмылка Инга.
— Вот я в настоящий момент вижу, что вы меня ненавидите. Считаете придурком, больным на всю голову, но как бы то ни было, сами вы не способны докопаться так глубоко до сути человека, как я, и тем не менее я придурок, а вы не хотите меня даже немного послушать.
— Все это происходит от слабости человека. Внутренней слабости… Нельзя позволять проклятому змеиному маятнику раскачать вас. Но вы не хотите воспользоваться моим советом, а ведь это был ваш шанс выйти за рамки ненавистного вам рабского бытия и закончить бесконечное раскачивания в страхе.
Ингвар демонстративно отгородился от него газетой. Человек смолк и больше не проронил ни слова. Потом Инг. задремал
Поезд подошел к станции. Ингвар дёрнулся и очнулся. Напротив него не было человека. Необычность станции сразу бросилась в глаза.
—Что это за станция? — испуганно спросил он.
Перрон был заполнен застывшими фигурками. Статуи.
— Посмотрите, разве вам это ничего не напоминает? — раздался знакомый голос попутчика.
— Вглядитесь внутрь своих зрачков, — приговаривал глухой монотонный голос, — вы видите, какое там выражение? Там ведь кое-что застыло, верно? Видите, видите? Еще. Еще глубже. Смотрите, не отрываясь в черную точку, всматривайтесь в самую её глубь, она расширяется. Хорошо. Чувствуете качку, что-то там внутри качает вас туда-сюда. Вы… Так, а теперь еще и ещё.
— Не понял! Что это… А…
Ингвар открыл глаза. Поезд стучал колесами. Окно открыто. В купе никого, кроме него. Этот тип, видимо, вышел, когда он спал. Все нормально. Ему только что приснился бредовый кошмар. Но что это? Жестокая мысль больно пронзила его существо. Его душа заключена в клетку. Терзаемая и беспомощная. Он ничего из себя не представляет. Абсолютно. Он не хозяин себе. Ингвар услышал внутри себя отчаянный крик своей души, заключённой в его тело. Нелепое тело. Он ничего не сможет с этим поделать. Он в тюрьме.
— Я статуя… — проговорил он. — Я всего лишь бессмысленная глиняная статуя, жалкое подобие человека…