«... И лишь дух Пустоты носился над нею,
И не было тогда Вселенной, а была лишь голодная Бездна,
И ничто не утолило бы голода ее и жажды ее... ».
(С) Апокриф Цеттера Падшего. Глава 1. Небытие, стих 2
***
Велор открыл глаза и резким движением сел на кровати.
Увиденное показалось ему настолько реальным, что первым делом он проверил свое запястье. Он поднес руку к глазам и провел пальцами по гладкой коже. Никаких порезов там, конечно, не было.
«Какое идиотство», - подумал он и потер лицо руками. Он чувствовал себя так, словно в голове плескался ржавый кисель разжиженного мозга.
Он плохо спал, и не только потому, что страдал от засилья бессонницы. Большую часть ночи он практически всегда бодрствовал и при этом не испытывал никаких негативных для себя ощущений, но когда он все-таки засыпал, что случалось обычно под утро, в тот час, когда рассветные сумерки делали небо сизым, он видел эти сны.
Чаще всего он видел моменты аварии — мост и проваливающийся в мутную бездну реки автомобиль, себя - тонущего и задыхающегося, или уже выбравшегося из реки на серый песчаный берег, себя - дымящегося и черного, выплевывающего из обожженных легких и пищевода вместе с кровью темное вязкое вещество... и лицо незнакомки, сидевшей на пассажирском сидении, удивительно красивой женщины с рыжими волосами, которая стала частым гостем его сновидений.
Поэтому он не любил свои сны. Они заставляли его вспоминать то, что он хотел бы забыть, и не вверяли ему те воспоминания, к которым бы он хотел прикоснуться.
В дверь палаты осторожно постучались.
- Входите, - негромко сказал он осипшим голосом.
- Доброе утро, Вел, - поприветствовал его Владимир, проходя в палату, - Уже не спите? Или еще не спите?
Владимир подставил стул поближе к постели Велора и сел, положив на колени небольшую папочку.
- Уже, - машинально ответил Велор. Все сторонние мысли моментально выветрились из его головы, когда он увидел врача. - Ну? - нетерпеливо спросил он его. - Когда же? Когда?
Врач измученно вздохнул. Этим вопросом Велор его уже откровенно достал.
- У нас нет никакого права держать вас здесь против вашей воли, Вел. Вы беспрепятственно можете уйти хоть сегодня. Но за последствия мы не отвечаем... это же ваше здоровье. Ваши анализы...
Владимир осекся, осознав, что лучше ему не продолжать. Смущенный взгляд, который врач все время опускал на собственные руки, теребившие край папочки довольно нервно, поднялся его на уровень лица пациента. Велор буравил его потемневшим взглядом синих проницательных глаз. В какой-то момент врачу даже показалось, что тот знает о том, что эти слова лживы.
- Я знаю, что здоров. - Негромко проговорил Велор. - У меня целы руки, ноги, голова, я ни на что не жалуюсь. И если что-то будет не так, я справлюсь. Ну, или позвоню вам, и мы совместно решим эту проблему.
Врач вздохнул и через мгновение ответил:
- Ну, хорошо, уговорил... Подготовлю документы и будешь свободен.
На лице Велора расцвела довольная улыбка, и было видно, как нелегко ему скрыть свою радость.
***
Черные птицы, белая тьма
"...И не было ничего, что утолило бы голод ее и жажду ее,
И Тьма разделилась, сделавшись матерью,
Разделилась, сделавшись Отцом. И стал Свет..."
(С) Апокриф Цеттера Падшего. Глава 1. Небытие, стих 3.
Покинув уединенную палату Темнозорева, врач с удивлением почувствовал облегчение.
Его пациент уже давно начал просится домой, и, в общем-то, Владимир не видел особых причин держать его в больнице, однако он помнил наставления Воронова и боялся предпринимать что-либо без его безмолвного согласия.
И надо сказать, что страх стал с некоторых пор его постоянным спутником.
Ледяной волной он омывал его сознание всякий раз, когда он проходил мимо палаты пациента, имевшего столь странного и таинственного покровителя, либо же в те моменты, когда он оставался один в едва освещенном кабинете.
Его ночные дежурства стали выматывать его значительно больше, чем несколько недель назад, до его знакомства с человеком, назвавшим себя Ворночем. В моменты одиночества Владимиру казалось, что из мрачных теней, погруженных в ночную прохладу больничных стен, вот-вот покажется темная длинная фигура, или вылетит диковинная черная птица с сияющими кровавыми глазами, с недавних пор начавшая преследовать его в кошмарах. Поэтому даже вороны, нет-нет оседавшие на капот его старенького автомобиля коварной черной гурьбой, доводили его порой до обморочного состояния.
Хотя в те периоды, когда последние летние дни были ясны и солнечны, и фигура Ворноча казалась ему привидевшейся в ночном кошмаре, Владимир задумывался о причинах, по которым мрачный тип в черном так внимательно следил за молодым его пациентом. Отчего Черный человек ходит за этим парнем по пятам, неотрывно, неотступно, словно тень, которая никуда не двинется без своего повелителя?
«…Может он его друг? Или враг? Или должник? Или может Темнозорев его незаконный сын? Или на самом деле сам Ворночь и устроил парню эту аварию на мосту и теперь подбирал время для того, чтобы завершить начатое?..
Кто его знает... кто знает...».
О самом Владимире Ворночь знал удивительно много, и с садистским наслаждением это демонстрировал во время тех немногих бесед, что у них были. Помимо информации, которую в принципе, можно было узнать из открытых источников, Ворночь знал и то, о чем мало кто знал, или не мог знать и вовсе. И Владимир стал думать, что за ним следят, что выразилось в своего рода паранойе, и если сначала она носила форму легкой обеспокоенности и некоторой нервозности, то немного погодя, она прочно осела в сознании, сделавшись более осязаемой, вязкой, как и подобает серьезному душевному расстройству.
Поэтому, когда Велор стал настойчиво интересоваться сроками своей выписки, Владимир не на шутку струхнул. Он не знал, входило ли это в планы Ворноча. Ему приходилось юлить и убеждать пациента в том, что тому еще рано домой, но Велор словно корнями врос в мысль о том, что ему больше нечего делать в госпитале, и стоял он на своих позициях крепко, не давая врачу вздохнуть спокойно.
Впрочем, ситуация эта вскоре прояснилась, благодаря странному звонку, посту-пившему на мобильный телефон доктора.
Сердце врача екнуло, когда, ответив на звонок с неизвестного номера, состоящего из шести нолей, Владимир услышал трески и шумы, показавшиеся ему отчего-то страшными. Через секунду ему стало мерещиться, что он слышит хриплое срывающееся дыхание в этих шумах.
- Алло... - прошептал он в трубку тихим срывающимся голосом.
На той стороне помолчали, потрескивая, шумя и дыша. Обливающийся потом Владимир клялся себе потом, что среди этого акустического сора он явно слышал болезненные стоны и отдаленные крики...
- Отпусти его, Володя ... - донеслось до врача, и на этом сеанс прямой трансляции из ада закончился.
Даже сейчас вспоминая все это по дороге в ординаторскую, он вздрагивал, словно его внезапно обдувал холодный ветер зловещих перемен.
Приблизившись к посту, являвшимся личной обителью старшей медсестры Натальи Ивановны, Владимир, погруженный в свои переживания, кивком поприветствовал Наталью, занятую телефонным разговором, и стал перебирать истории болезней, стоявшие ровной стопкой на стойке.
- Да-да, - щебетала миниатюрная Наталья Ивановна в трубку высоким певучим голосом, - у себя, дома, на Никитской. Да, натуральный ужас... так жаль человека, был и нету. Хороший был врач. Ага. Так я ж и говорю: нелепая смерть. Упал с лестницы и шею сломал. Сразу умер. А, Владимир Васильевич! Вот ваши истории! Шо то вы бледный такой? Сходите в отпуск, Владимир Васильевич, вам уже давно пора.
***