ЧТО В МЕШКЕ?
Интересно, каким это «товаром» под самую завязку окончания «ищ» заполнен мешок слова «товарищ»?
ВОЛНА
После октябрьского переворота, начиная с эпохи военного коммунизма, русский язык с головой накрыла мутная волна аббревиатур. Все эти – несть им числа! – «начштаармы», «наморсиры», «вхутемасы» и «главначпупсы» буквально прошпиговали речь и письмо.
Будто некий морок поразил людей.
Классики описали случай, когда человек намертво застыл перед дверью с вывеской «ВХОД». Отпустило его только после того, как он расшифровал надпись следующим образом: «Высший Художественный Отдел Дипкурьеров». Разве не морок?
Поразительные примеры дала ономастика: Оюшминальда (Отто Юльевич Шмидт на льдине), Пятвчер (пятилетку в четыре), Перконбуд (первая конная Буденного), Главспирт. Ведь «шедевры» же!
А вот, на мой взгляд, вершина этой волны, средоточие духа тоталитаризма среди аббревиатур: «шкраб», то есть – школьный работник.
СУДЬБА СЛОВА
Каждое слово когда-либо рождается. Разумеется, затем растет, мужает и достигает высот своей взрослой судьбы, чтобы когда-нибудь, неминуемо, начать путь вниз, в долину забвения…
В период расцвета своего, в зените всеобщего внимания, некоторые слова под воздействием вируса, известного под именем мода, а также в силу слабого природного иммунитета, вдруг начинают резко отбиваться от рук и агрессировать, источая при этом жирный липкий секрет мнимого успеха, пачкающий всех носителей языка.
Вот примеры трех слов такого рода, от которых в настоящий момент уже просто подташнивает.
Прежде всего это вездесущий «про[Э]кт», пронзивший все слои жизни подобно бронебойной пуле и сразивший здравый смысл и чувство вкуса повсюду, куда ему удалось залететь и впиться.
А вот две девицы-сестрицы наилегчайшего поведения, изо всех сил пытающиеся изображать светских дам: «презентация» и «номинация».
Право слово, порой хочется чисто волевым актом (и здесь я очень и очень понимаю пуристов) сделать нечто, убивающее шествие заразы моментально, в корне и навсегда.
Слава богу, этого не дано никому, кроме ЯЗЫКА. Он сам все и проглотит, и переварит, и выплюнет несъедобное.
ЛАДОНЬ
Вслушайтесь: какое удивительно музыкальное слово «ладонь».
Л-А-Д-О-Н-Ь! Какой чистый аккорд!
Правда, красиво?
Но вот меняются два звука. Вместо «о» – «а», вместо «нь» – «нъ».
«Л-а-д-а-н».
И где музыка?
ЛИХВА
Что такое «лихва» из фразеологизма «куда с лихвой»?
По чувству языка и по аналогам – «с добром», «с гаком», понимаешь, конечно, что это нечто завершающее процесс с перехлестом, с переливом, с добавкой, вроде бы как пена на пиве или даже таранка, поданная к нему. Но все-таки непонятно сущностное: из каких глубин и какого лингвистического водоема вынырнула эта «рыбка-лихва» и была поймана языком?
«КРОЛИКИ» И «ЁЖИКИ»
Латинский префикс «кон» (con), означает объединение, связывание в одно целое.
Примеров можно привести множество: конференция, конституция, консенсус, конволюта, конвергенция, конгениальность, контаминация и т.д., и т.д., и т.д…
Но, как говорится, в семье не без урода. Затесалась в дружное семейство объединенных и дружных одна дамочка с характером прямо противоположным и к тому же агрессивным – «конфронтация». И не одна, увы, а с сынком-драчуном по имени «конфликт».
Когда и почему произошло переосмысление сущности префикса на полярное, сказать трудно и, по-видимому, даже невозможно. Наверное, бежала по языку стайка «кроликов» – милых, разномастных, но льнущих друг к другу, и на одном из водопоев увлекла за собой двух ушастых «ежиков». По принципу – уши похожи немного, побежали вместе! Так и бегут теперь, за компанию.
ЦЕЛЬ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Цель цивилизации – вне всякого сомнения! – состоит в рождении символов-элементов второй сигнальной системы, отражающих собою первичную материальную реальность.
Говоря проще, – в рождении слов.
Кажется, ну что из того, что человек произнес: «Это – шаровая молния»?
А то из этого, что физический феномен, оконтуренный звуками, перестает быть только диким куском Природы, ибо частично – одним именем своим! – включается в человеческую надприродность. Говоря проще, он одомашнивается.
Тайна сущности «шаровой молнии» не разгадана и по сей день, но цивилизация – силой одного только слова! – уже живет без утробного страха перед непознанным.
Итак, дать имя – значит приручить страх.
Или хотя бы создать видимость прирученности.
«ИТЕТ»
Есть в русском языке интереснейший суффикс – «итет». А, может быть, «тет», а «и» – самостоятельный суффикс, но это неважно, ибо получаются с их помощью преинтереснейшие слова, дающие простор для раздумий и выводов. Смотрите.
«Генералитет». Пространство, объединяющее слой высших военных чиновников, в котором они с неистребимым клацаньем, бряцаньем и медным звоном вершат свои милитаристские засекреченные делишки.
«Криминалитет». Пространство криминальных элементов, объединяющее высшую иерархию преступного социального слоя, в котором творятся тайные, противоправные, кровавые дела. По возможности, тихие.
«Маргиналитет». Пространство, в котором собираются радикалы-отбросы из любого социального слоя, к новому слою не прибившиеся. Виды деятельности маргиналов в подавляющем большинстве случаев – крикливые, демагогические, разрушительные. Подчас – опасные для социума.
Возьмем теперь другие профессии, особенно базовые, изначальные и попробуем применить суффикс к ним. Ничего не выходит. Не образуются «итеты» из пахарей, хирургов, токарей, шоферов, булочников, сапожников, моряков и доярок. Их профессиональное пространство выражается просто множественным числом.
Если исследовать массовые социальные слои, получается: крестьянство, купечество, студенчество, офицерство, учительство и т.п. Интересно, что несколько более узкие, но более интеллектуальные ветви имеют свои специфические определения: интеллигенция, профессура, инженерия, директорат. Но ни с чем из вышеприведенного, ни к широчайшим, ни с более узким, «итет» не стыкуется решительно.
Какие же напрашиваются антинаучные выводы? А вот какие. При самом беглом и грубом анализе трех «удачных» примеров прямо-таки бросается в глаза следующее: все исходные слова оканчиваются на одинаковый звук «л»; все три перегружены сугубо негативным смыслом; все определяемые сущности есть важные, но не очень широкие социальные группы, от которых любое общество с восторгом бы отказалось в наикратчайшие исторические сроки.
Попробуем подтвердить это доказательством от противного. Возьмем слово «кардинал». И кончается на «л», и группа важная, но не очень обширная, даже если взять кардиналов всего мира, и смысл деятельности у них довольно мракобесный – все совпадает, а сказать «кардиналитет» – невозможно. Язык как-то не поворачивается. Значит, с кардиналами дела обстоят не столь уж плохо, и общество воспринимает их вполне приемлемо. А вот «фискал» и «фискалитет» сказать вполне можно. И даже объяснять не нужно, кого объединяет это премерзкое пространство.
Итак, главный вывод: суффикс «итет» есть маркер некоего социального зла. К чему он лепится, смотри на то в оба и жди оттуда либо гадости либо беды.
СТРЕМГЛАВ
В слове «стремглав» чего только нет!
И «стремительное» «стремление».
И нечто «главное», к чему стремление так стремится.
И «стремя» того седла, на котором стремление стремится к главному.
И даже чья-то рогатая «глава», разлегшаяся поперек дороги стремления, как некогда перед Русланом.
ЭПИДЕМИЯ
Язык русский поражен сейчас (последние 8-10 лет века 20-го и начала 21-го) бациллами двух слов-паразитов (точнее – выражений-паразитов). Особенно инфицированы верха культурных городских слоев. И особенно – столичных. Эта зараза побила все нормы и все рекорды по частотности применения, если, конечно, можно говорить о рекордах и нормах в таком феномене, как всероссийская семантико-психологическая эпидемия.
Первое из них, особо вирулентное и злокачественное, – «как бы».
Это паразитическое двусловие отрицает то, что сообщает индивид в живом потоке речи сразу же, в момент произнесения, и, суммируясь, в конечном итоге становится воплощением отрицания идеи достоверности, истинности, и, пожалуй, даже реальности бытия как такового.
В пару ему резво и ядовито скачет второе, чуть-чуть менее частотное, – «на самом деле». Это якобы уточняющее словосочетание также подвергает сомнению истинность предыдущего сообщения, по сути отменяя его.
Оба-два есть отражение глубинного общественного умонастроения.
Это – маркеры нигилистической психологической атмосферы, в которой живет и которой дышит упомянутый социальный слой.
Это – бациллы агностицизма, поражающие само понятие: интеллигенция.
Это – глобальный вопль неверия в естественное и разумное развитие русского социума.
К ВОПРОСУ О «НАУЧНОСТИ»
Дурное и жеманное «смешение французского с нижегородским» – давнишняя болезнь русского языка – в околонаучной сфере проявляет себя особенно смешно и противно.
То ли дикое, то ли наивное, то ли корыстное верование в то, что стоит лопату назвать «лопатикум», как тотчас, будто из-под земли, чертом выскочит «наука», и все вокруг занаучнеет, и мудрость расплывется, как радужная пленка нефти на воде, а по центру ударит фонтан идей, и забурлит научная добыча, баррель за баррелем, а с ними и нефтедоллары (а как же без этого?!), и наступит са-а-а-всем хорошая жизнь, видимо, неотделимо от всех форм околонаучных копошений.
Каких только «лопатикумов» не выставляют новоявленные фигуранты «от науки», укрепляя и оконтуривая захваченный плацдарм.
Вот пример из недавних.
Замелькало вдруг в пространстве: «гендерные исследования», «гендерные нормативы» «гендерные проблемы», «гендерный баланс» и т.д., и т.п.
Ну, прямо черт знает что, да и только!
Даже в словарях нет еще, а «Центр гендерного мониторинга» уже есть.
А на поверку оказалось, что «гендерный» это, всего-навсего, – «родовой». А точнее – заместитель слова «половой» в извечном противостоянии двух начал.
То есть, «половые», или, говоря менее сексуально, женско-мужские проблемы, исследования, нормативы.
И ничего более.
ДАР
Какое дивное слово – «дар»!
Красивое, энергичное, чистое.
Как сущность оно не имеет ни малейшей экономической либо меркантильной составляющей.
А вот «даром» уже некий «ноль» (впрочем – лживый) на некой прагматической шкале.
Ей-богу, как-то обидно, что столь возвышенное понятие послужило материалом для переосмысления в нечто столь расчетливое и корыстное. Вслушайтесь только: «дармовой», «задарма», «лечиться даром – даром лечиться»!
Куда же смотрел пресловутый народ, единственный хозяин и хранитель языка? Как же можно было так искорежить, изгадить столь прекрасную сердцевину – «дарить», «подарок».
Но, кажется, недаром – то есть, не случайно (уже третье значение!) – язык наш последнее время столь активно осваивает и прилаживает пока еще очень вульгарный синоним «халява».
Кто знает, может быть со временем эта уродина освободит «дар» от проклятия «дармовщины»?
«МЕНТ»
В 50-60-е, да еще и в 70-е милиционеров на бытовом, не злобном, уровне называли «мильтонами». Словцо довольно славное, немного женственное, ибо скроено несколько «в талию» (вслушайтесь!), но совсем не обидное.
А ругательным и оскорбительным было – «мусор».
К началу 90-х «мильтон», видимо не без влияния энергичного американского «копа», прочно трансформировался в «мента». А милиция, соответственно, в «ментовку» («Где работаешь?» – «Да в ментовке»).
Явный сленг «мент» очень быстро стал столь устойчивым, а частотность его употребления в журналистике, кино, литературе, да и в жизни вообще, достигла такого уровня, что, без сомнения, его надо считать уже штатным словом языка.
«Мусор» же, по-видимому, заснул летаргическим сном. А нового оскорбления вроде бы пока не создалось. Но, может быть, я просто не слышал?
Итак, «мент» умер на наших глазах. Нет более «мента». Дуба дал, преставился, усоп, а лучше сказать – убит. Пал вульгарной смертью от бюрократического выстрела в упор. Теперь языку нашему работа-забота объявилась – родить сленг и ругательство слову «полицейский».
КОНТАМИНАЦИЯ
Контаминация суть лингвистическая гибридизация.
Как, скажем, мул получается из смеси лошадиного и ослиного начал, так и в языке смешивают «гены» разных слов (или выражений), надеясь создать точное имя для чего-то пока еще не прирученного, не сосчитанного, не освоенного человеческим разумом или получить некую новую, небывалую смысловую сущность не из реальности, а из готовых уже знаков ее. Разумеется, новорожденные должны быть живыми и работоспособными.
В качестве примера можно привести названия сложных цветов: «светло-зеленый», «красно-синий», «серо-буро-малиновый» и т.д. Но это контаминации простые, бесхитростные, первого уровня. Новую сущность называют, но слова, ее делающие, сами почти не меняются и понимание семантики никаких трудностей не вызывает. Практически, оно мгновенно.
Хочется заметить попутно, что нельзя считать контаминациями сложные слова типа: «колхоз», «красногвардеец», «завлаб» и т.п. Причина ясна – нет новой сущности. А вот «эсминец», то есть эскадренный миноносец, нечто иное, нежели миноносец в составе эскадры, ибо это новый тип корабля с новыми функциями и возможностями. Значит, контаминация имеет место быть.
Вот примеры посложнее.
«Треволнение» – тревога плюс волнение. Эдакий эмоциональный винегрет с новым вкусом и ароматом относительно исходных компонентов.
«Фунциклировать». Некая функция, бродящая по кругу. По чести сказать, словечко глуповатое, неуклюжее, какого-то плебейского вида, да и замечено только в Рязани, но – контаминация.
«Стравеска» – страшилка с веселым концом. Изобретение молодежного языка.
Крайне интересные образцы породила зоотехния, скрещивая различные виды животных.
«Индоутка» («индоселезень»). Страшненькая такая, однако довольно мясистая контаминация индюка и утки, тяжело ковыляющая на уродливых лапах. (Есть в ней что-то от недоделанного карликового дракона).
«Лисец». Помесь лисицы с песцом во имя особых качеств меха. То же самое и в случае с комичным «хонориком», сыном папы хорька и мамы норки.
Ихтиологи породили «бестера» (белуга плюс стерлядь). Говорят, готовятся проделать то же самое с воблой и стерлядью.
В общем, кипит жизнь в контаминационной биологии!
А вот в жизни гражданской особых порывов не наблюдается, если не брать в расчет ненормативную лексику. Но это – особый разговор.
«БЛИН» И «САХАР»
В известных ситуациях русский говорит «блин» вместо…
Англичанин в подобных случаях произносит «sugar» (шуга), то есть «сахар».
Интересно, что оба эвфемизма взяты из мира съедобностей.