Отделение артиллерийской разведки остановилось на ночлег в только что отбитом у немцев лесу в обжитой ими «комфортабельной» землянке. Нести караул мне выпало глубокой ночью. А весной ночи тёмные. Стоишь и прислушиваешься к каждому шороху. Правда, немцы по ночам не любили воевать, но ведь была ещё разведка, охота за «языком». Не очень приятно, скажу я вам, ожидать опасности в чужом незнакомом лесу. Вот слух уловил еле слышный шорох. Один, другой. «Стой, кто идёт»? – громко спросил я, не узнавая своего голоса. В ответ по всему лесу вспыхнула яростная автоматная стрельба. Видимо, немцы решились ночью захватить свои позиции обратно, лес-то им был хорошо знаком, не то, что нам. Упав за бугорок землянки с тыльной стороны, я тоже открыл стрельбу.
Стрельба, как внезапно началась, так и внезапно прекратилась. К удивлению своему, в землянке я никого не обнаружил. Видимо, отделение во время стрельбы покинуло землянку, ведь это был хороший объект для нападения. Мне стало жутковато. За каждым деревом мог находиться враг, с которым можно было столкнуться, в прямом смысле, лицом к лицу.
Затаившись, как мышь, я решил, что наши отошли на старые позиции и, дождавшись первых признаков рассвета, сориентировался и осторожно, от дерева к дереву, стал продвигаться в сторону своих. Лес заканчивался, и в редком кустарнике мне почудилось что-то подозрительное. На мой негромкий окрик: «Стой, кто идёт»? – так же тихо послышалось: «Свои, свои». Оказалось, такой же бедолага, как и я, потерявшийся в лесу во время ночной стрельбы. Вдвоём уже было легче.
А утро всё больше и больше вступало в свои права. Осмотревшись, мы увидели далеко правее небольшую группу немцев, передвигавшуюся в сторону параллельную нашей. И вдруг глаза мои встретились с испуганными глазами фрица, который также видно отбился от своих. Но немец оказался расторопнее нас, и автомат тут же затрясся в его руках. Мы оба мгновенно упали на землю. Я не получил ни царапины, а мой случайный попутчик был ранен в шею. Раздумывать некогда, сколько за кустами немцев – неизвестно. Поглядывая в сторону врага, я кое-как перевязал друга по несчастью и ползком продолжил свой путь. Фрица мы тоже больше не видели. Видимо, он посчитал нас убитыми или решил больше не испытывать судьбу.
Через некоторое время нам повстречались санитары. Передав им раненого, я уже без опаски направился на оставленные вчера позиции. Доложив комбату о своём прибытии, я услышал в ответ, «А мы ведь, Егоров, тебя посчитали убитым, я и похоронку уже заготовил. Хорошо, что не отправил, возьми на память». – «Порвите её, товарищ комбат, такая память мне не нужна, я ещё пожить хочу, меня мама дома дожидается». Мне в ту пору и девятнадцати ещё не сравнялось…