Влад
Дверь открылась с привычным скрипучим лязгом. В квартире в очередной раз никого не было.
Не раздеваясь, Влад направился в зал, где, усевшись на изорванный, со слипшимися прядями, плед, достал телефон и набрал привычный номер. Как и в прошлый раз — короткие морзяночные гудки. Он попытался припомнить, когда в последний раз с ней разговаривал, и не смог.
Повертев телефон ещё несколько секунд в руках, он придумал, куда можно позвонить ещё, но быстро понял, что телефона Бармена не знает. Ещё быстрее осознал, что такого не существует, после чего выругался и упал на диван. По полу, как перекати-поле, катались серые клубки кошачьей шерсти. Самой кошки не было ни видно, ни слышно.
Сегодняшний день можно было хоть в какой-то степени назвать удачным. Удушье ненависти, не позволявшее свободно дышать в течение долгих и долгих месяцев, наконец начало потихоньку рассеиваться, и на горизонте событий замелькали приятные перспективы. Сегодня можно было обойтись даже без алкоголя.
Влад взял в руки пульт от телевизора — старый, как мир, и уже не работающий — и начал подкидывать его левой рукой к потолку. Для него это всегда было аналогом йо-йо и прочих игрушек, занимающих механическую память — занятие, полностью освобождающее мозг. Он пытался научиться с такой же ловкостью при помощи левой руки орудовать мышкой и писать, но второму научиться так и не смог, а от первого не нашёл никакой практической пользы.
Много недель подряд он подолгу, в такой же позе, думал над сложившейся ситуацией, и чем больше думал, тем более ускользающей казалась её суть. Буквально неуловимой. Свёрнутое уже, казалось бы, вечность назад, дело всё сидело и сидело в голове.
"Замах… вверх… кусок пластика зависает в воздухе… вниз… падает прямо на лицо… поймал… замах… вверх…"
Её подруга пришла к нему сегодня днём, когда он уже хотел свалить. С растерянным и виноватым видом она передала Владу то, на существование чего тот в глубине своей души надеялся.
Дневник. Рассыпающийся, с напузырившимися страницами, очень старый и весь исписанный от первой страницы до последней.
Алёна объяснила, что просто не знает, куда его ещё деть. Хотела сжечь и выбросить, но что-то остановило.
Типичное опасение перед неизведанным.
Ещё она сказала, что у её подружки поехала крыша. Странно, что Влад этого не заметил. Ни вчера, ни позавчера, ни неделю назад. По всем критериям она выглядела более чем нормальной. Не принимать же за безумие те слова, что она шептала ему в шею, когда выпадала такая возможность.
"Так можно абсолютно каждого признать невменяемым" — ухмыльнулся уголком рта Влад, подбрасывая пульт в очередной раз.
Вот над этим он и думал. Как так получилось, что они стали спать наперекор всем законам здравого смысла? Как так получилось, что она смогла забыть то, над чем с такой свирепостью рыдала ещё в день их знакомства? Куда её теперь девать, в конце концов?
Ох уж эта наивная тактика оказать необременительную услугу в обмен на самоуспокоение.
В тот день она никуда не убегала, просто вышла из больницы и села в ту машину, которая ждала их обоих. Ни единого слова из неё так и не вытрясли, как ни пытались — казалось, будто человека просто нарисовали в объёме, и этот рисунок каким-то образом затащили в автомобиль. Она иногда шевелилась, накручивая волосы на палец, но сверх этого — ничего. Лишь когда её довезли до собственного дома, Лена промямлила что-то невразумительное и вышла.
Больше бы они не виделись, если бы её знакомая не начала ходить к нему на работу как по расписанию, отчитываясь за каждую неделю её жизни, каждый раз похожая на нашкодившую первоклашку. Раз, другой, третий, женщина, вы не к тому обращаетесь, да, но ведь вы же что-то в этом должны понимать, я вам ещё раз повторяю, это не ко мне, ну пожалуйста, поговорите с ней, я в долгу не останусь, я за неё переживаю.
В долгу она пробыла не больше пяти минут — мастерская работа. Влад тогда поаплодировал сам себе, что закрыл дверь изнутри. Будто предчувствовал что-то подобное.
На следующий день пришла Лена, но от той невротички, какой Влад её запомнил, не осталось ничего — она шутила, прямо и быстро отвечала на вопросы, глаза были приведены в порядок, волосы ухожены, наряд деловой. Никаких следов случившегося. От пальто без единой шерстинки до подведённых бровей, это был абсолютно нормальный и здоровый человек, и содержание беспокоящих её галлюцинаций резко противоречило всему, что было написано у неё на лице. Глядя потом в зеркало, Влад понял, что сам на её фоне выглядел матёрым торчком, поэтому к следующей их встрече тоже облагородился, и их изначально деловые разговоры о душевном самочувствии переросли в дружеские отношения, а они, в свою очередь, плавно перетекли в поездку за город и ночь в палатке. Несколько раз она тогда вскакивала, выпутывалась из объятий и бежала к реке, объясняя это тем, что хочется пить. А в остальном — полный порядок.
"…вверх… …вниз…"
"…вниз… …вверх…"
Сюжеты дешёвой музыки, дешёвой порнухи и дешёвых сериалов наполняют всю жизнь. Даже там всё придумали задолго до тебя. Врач-пациент, дознаватель-потерпевший, начальник-секретарша.
Что-то вспыхивает, полыхает и гаснет. Остаётся пепел, который годен только на удобрение.
Три дня назад его распирало от счастья. Сейчас же он сморщился от презрения ко всему, что попадалось на глаза.
Где… где эта дрянь. Куда она опять подевалась.
На столе лежала записка: "Приду поздно, не теряй. Целую. Марина."
Скомкав её и швырнув под диван, Влад встал, подошёл к проигрывателю и выбрал наугад какой-то диск, специально не глядя названия. Это оказался Петер Тэгтгрен с альбомом "Virus" 2005 года. Сделав как можно громче, Влад снова начал дуэль с потолком, всё прогоняя и прогоняя эти воспоминания и мысли, колея от которых уже казалась бездонной.
Всё кидал и кидал пульт в потолок. Зашвырнув его под неправильным углом в другой конец комнаты, взялся за зажигалку. Чем больше было бросков, тем сильнее и яростнее они становились, был слышен звук удара о пенопластовую плитку.
Где-то в районе пятой песни в дверь постучали. Стук был громким и агрессивным. За дверью стоял, покачиваясь, какой-то мужик двадцати с лишним лет. Глаза были накуренными.
—Ты чё, блять, меломан, что ли, э?
Стараясь не выдавать дрожь, сковавшую колени, Влад подошёл к зеркалу и опёрся об него, выжидая, когда станут видны звёзды на ткани одежды. Лицо человека напротив из розового превратилось сперва в бледное, а потом посинело.
—Ты чё, бля, мент, что ли?
Он достал телефон и принялся спешно что-то писать. Влад неторопливым движением взял телефон из руки и прочитал там надпись: "Всё бля расходимся мы разоббр".
—У-у, да ты и друзей уже подтянул. Это ты молодец. Знаешь, из твоей квартиры уже год прёт ганджей. Интересно, с чего бы? Может, эти ребята и объяснят?
—Да ****ь, это, ну ладно тебе, ты не это… Ты извини, ладно…
—Пойдём-пойдём. А музыку я щас выключу, не волнуйся.
Влад подошёл к проигрывателю и нажал на паузу, после чего вернулся в коридор.
—Ну что, вперёд? — улыбнулся он.
—Да не надо, ну, бля, не боись, не буду больше заходить, давай…
—Вниз.
Сосед постоял несколько секунд, а потом бросился на лестницу. На его этаже стояла девка лет двадцати. Завидев соседа, она успела хлопнуть дверью изнутри и щёлкнуть замком.
—Открой, блять! Быстро!!!
—Кто ж дома-то прячется, а, дружок?
Влад спустился вниз и встал напротив двери, а сосед обернулся как волк и оскалил зубы.
—Ты там ничего не найдёшь, она щас всё вытряхнет, ВЫТРЯХИВАЙ, СУКА! — крикнул он уже в дверь.
—Воу, да ты громче меня тут надрываешься. Меломан, что ли?
Со смежных этажей послышались голоса жильцов, бабуля напротив вышла в пролёт и прошамкала какой-то вопрос.
—Да вот, поступила информация, что дома у него килограмм кокаина, два трупа и ворованный антиквариат. Щас упакуем, не переживайте.
Бабуля в страхе закрылась, биомусор впереди бился в дверь.
—В общем, ты пока развлекайся, а я домой пошёл.
Войдя в квартиру и закрывшись, Влад снял куртку, достал телефон и отзвонился о произошедшем в дежурку. Через 5 минут у подъезда остановился автомобиль, по рокоту было слышно, что это старый джип. Внизу возня так и не утихла, а когда Влад снова спустился по лестнице, к выходу, спотыкаясь и матерясь, спускался сосед, хватая под руку свою женщину.
—А ведь могло быть иначе, а? — Влад засмеялся.
Ещё через минуту громыхнула подъездная дверь, звуки драки, минута тишины, и джип поехал обратно.
"Ну вот. А так бы упарывался себе спокойно".
Ещё полночи приезжали люди и обыскивали квартиру. Были слышны громкие шумы передвижения шкафов, вытряхивания книг и падения их на пол, чьи-то разговоры и ругань.
Поняв, что в такой суматохе не заснёт, Влад закурил, взял со стола пустой стакан, повертел его в руках, будто в нём перетекала какая-то жидкость. Затем он дошёл до коридора, снова накинул куртку и вышел на улицу.
***
Бармена на месте не было. Как всегда, когда действительно нужно, его нет. И никак не достучаться.
Влад остановился напротив двери и принялся рыть ботинком землю.
Снаружи этот этаж здания вообще походил на заброшенный: одинарная дверь, без вывесок, без рекламных досок с намалёванными мелком предложениями — ничего, что бы выдало в этом кусочке дома то, чем он являлся. Больше всего Влад всегда размышлял над тем, каким образом люди умудряются находить сюда дорогу. Заодно поражался, на кой чёрт самому хозяину это понадобилось. Однажды даже задал лично этот вопрос, в ответ услышав длинную и нудную лекцию, в которой разобраться так и не смог.
Зачем человеку открывать бар, до которого даже целенаправленно можно не дойти? Что за люди там сидят? На что он всё это содержит? Как до сих пор не ограбили?
Тьма вопросов, а ответы все как один — чистое словоблудие.
Влад попытался вспомнить, как выглядел Бармен. Кроме того, что голова седая и волосы короткие, из памяти извлечь ничего не удалось. Абсолютно прозрачный мужик. Ни характерных черт лица, ни своеобразного голоса, ни знакомых жестов. Даже отвечал всегда так, как ответил бы сам Влад — будто мысли читает.
Всё равно что разговаривать с самим собой. Может, в этом и плюс.
Влад встряхнул головой, скидывая лишние вопросы, потом похлопал себя по карманам, огляделся и испустил громкий выдох сожаления. Сигареты дома, телефон дома, с собой только смятый полтинник, на который даже никуда не уедешь. Куда опять всё делось?
Обойдя здание дважды по кругу и убедившись, что дверь не откроется сама по себе, Влад пошёл один блуждать по паутине домов и дворовых тропинок. У себя дома можно было от скуки и злости повеситься или застрелиться, чтобы нашли потом с приклеенной к рукам головой, висящим под собственным балконом. Масштабно, но не слишком эстетично.
Первый двор он прошёл наискось, прямо по траве, и никого не встретил. Стоящие на бетонных площадках качели и турники (прямо между горкой в форме петуха) производили в ночной темноте совсем другое впечатление, практически жуткое. Влад тут же дорисовал картину: воет ветер, шелестит листва, мёртвая девочка завёрнута в одеяло и заботливо уложена в игрушечный домик, ты только подходишь посмотреть, как тебя за плечо трогает неизвестно чья рука, и последнее, что ты запоминаешь в своей жизни — это перекошенное ехидной усмешкой лицо под маской или капюшоном. Оба тела находят только наутро.
Влад ускорил шаг и принялся оглядываться. Какого чёрта он вообще попёрся на улицу? Сидел бы лучше у себя.
Второй двор он решил обогнуть с внутренней стороны вдоль домов. В глаза бросались номера, казавшиеся сейчас написанными кровью во всю стену. В большинстве домов было по одному-двум заколоченным досками окнам. Иные замощали их кирпичными кладками, каким именно способом — не было видно. В нескольких окнах на третьем этаже дома слева горел свет, и соседи о чём-то вполголоса переговаривались. Двумя этажами выше на балконе, спрятавшись за крохотной балконной оградкой, сидел парень лет за двадцать и нервно стреляя глазами курил траву через бульбулятор. Его кашель разносился по всему двору.
На асфальте белой краской было написано, что Ваня — пидор, а чуть ниже красовалась надпись "Аня, перезвони, умаляю"! Влад наступил на лужу, провалился по щиколотку в воду, выругался и пошёл дальше, напевая какую-то прицепившуюся с самого утра пакость — не то по радио, не то по телевизору. Или, может, он придумал её сам.
Стоило признать, что потеря любимой работы лишила Влада и самого главного, как он сам считал, преимущества — бесстрашия. Его формирование проходило в несколько этапов: сперва ужас от видимого в морге оправдывался естественным страхом перед смертью, нежеланием мириться с тем фактом, что ещё вчера весь этот расходный материал передвигался, ел и ходил в туалет. Потом этот ужас стал окрашивать всю жизнь в свой ярко-красный цвет, и можно было, остановившись на улице, подолгу гадать самому для себя, сколько жить осталось тому-то или тому-то (он просто водил взглядом по толпе прохожих). Потом страх стал родным, а вскоре и вовсе перерос в обычное отвращение, которое тоже со временем испарилось. Осталась только работа — рутинный труд, аутопсия, исследование образца мёртвой ткани. После такого не просто не боишься умереть — ты осознаёшь, что буквально для этого и создан, поэтому можно было спокойно идти когда угодно и куда угодно.
А теперь страх перед обычными вещами снова стал возвращаться. Снова Влад воспринимал себя не как контейнер для хромосом или удобрение, а как нечто высокое, наделённое разумом, волей, боящееся прощаться с планетой, в конце концов.
А может, этому поспособствовало пробудившееся чувство, которое, за неимением достаточно ёмких определений, называют любовью. Может, это она во всём виновата?
В любом случае, Влад пожалел, что не остался в своём доме. Уже был спал, глядишь. Может даже и не один.
В третьем дворе по центру площадки (насколько же эти дворы все одинаковые!) сидела компания из пяти человек, и завидев приближающегося Влада, все пятеро хищно обернулись, не вставая с корточек. Речь стала громче, послышались призывы подойти сюда бль, и вот уже один из них отделился от толпы, распрямился и двинулся навстречу.
—Э, мужик, позвонить нету?
—Ты чего не спишь?
—Слышь, ты умный типа, э? Зажал, что ли? Э, ты!
Лепрекон, казалось, который сам не верил в то, о чём говорил. Его качало из стороны в сторону. А может, просто пьяный. Влад дошёл до дороги и остановился.
Подойдя поближе, парень разглядел погоны. Лёгкое чувство уже виденного ранее заставило Влада улыбнуться.
—Я думаю медленно, и до серьёзного разговора дозрею за минуту. Это время можете использовать, чтобы поджать хвосты, — Влад свёл руки вместе, чтобы унять дрожь.
Карлик убежал, через несколько секунд остальные повспрыгивали и унеслись в разные стороны. Даже в темноте было отлично видно.
Поняв, что надо успокоиться, Влад прошёл туда, где они только что сидели, и буквально упал на выступающий из земли колодец. В доме, который был теперь ему виден, не горело ни одного окна, и над головой можно было разглядеть много звёзд. Гораздо больше, чем обычно.
Иррациональный страх мучил Влада от каждой такой встречи. В подворотне ксивой не помашешь, к словам и предупреждениям никто не прислушивается, а выстрелишь — тебя же и посадят. Особенно если убьёшь.
Но дело было не в этом — этот страх зародился, ещё когда Влад ходил в школу. Что-то сродни страху перед животными. Всё равно что бояться рычащего пса без намордника. Ему плевать, что ты можешь его ранить, его главная цель — тебя убить. И здесь то же самое. Никакой разницы.
И ценность даже такой жизни формально считается самой главной в мире. Именно этими словами все прикрываются.
Влад не заметил, как подпёр голову руками. Потом провёл ладонями по лицу, отмахнулся от мошкары, встал и пошёл дальше, злобно скалящий зубы лёгкому дуновению ветра.
Как такая жизнь может иметь ценность?
Для кого?
За что Влад невзлюбил ещё со школы "Преступление и наказание", так это за абсолютный слив в унитаз финальной главы. Рассчитывая получить ответы на все вопросы, которые ставит Достоевский, Влад читал и читал эту книгу до самого конца. Ради чего? Чтобы застать сцену явившегося как откровение искупления и плача на плече у Мармеладовой. Без ответов на вопросы. Без классический россказней на три страницы. Без ничего. Просто так, лишь бы чем-то закончить — как если бы финал был известен заранее, и к нему надо было хоть как-то припаять происходящее. Вот хоть как-то и получилось.
И сколько ни перечитывай — эти ответы приходится искать в проповедях выпускницы педулища советского разлива.
По Достоевскому, и такая жизнь также имеет ценность. Даже если у всех наркоманов и сифилитиков нет второго дна и они не пекутся о своих родственниках больше, чем о самих себе. Даже если они просто торчки с гнилыми потрохами. Даже если вся жизнь изначально должна была занять в лучшем случае две-три недели, и заняла больше только потому, что у мамаши не было денег на аборт. Даже если человек десять лет только и делал, что под носом у ментов вырезал у людей глаза и сердца. Даже такая жизнь имеет ценность, более того, ценнее неё ничего нет.
И жизнь Влада тоже имеет ценность. Вот только почему он сам с этим не согласен?
Почему он вообще ни с чем не согласен из того, что ему внушали столько лет?
Шаги были слышны по всему двору. Выйдя, наконец, на дорогу, Влад осознал, что ушёл совершенно не туда, куда хотел. Хотя, чему тут удивляться, если это его образ жизни?
Перед ним как на ладони был игорный квартал. Место, сплошь крышуемое ментами (в том числе и из его отдела) и подзапретное (или просто не рекомендуемое) большинству нормальных горожан. То место, где ты можешь спустить всю свою зарплату за десять минут, а то место, где с наваром тебя не отпустят — просто-напросто прирежут в одном из тех дворов, которые Влад только что исходил.
Район сплошь для своих, и местная поделка под Лас Вегас.
Сирены игровых автоматов были здесь вместо радио — завлекающий звон, доносящийся из-под разукрашенной неонами вывески, толпы входящих и выходящих людей, охранник с функцией мебели на входе, истерично носящийся от одного человека к другому доходяга, огромные фонари вдоль дорог, куча припаркованных иномарок. Здесь даже пахло как-то по-другому.
"Открой он свой бар здесь, даже двери бы не было видно".
Весь этот светомузыкальный карнавал просто ослеплял. Будто ты — Алиса, что попала в страну чудес с возрастным ограничителем.
Взгляд вбок — и видно не только рулетки и автоматы. Двойная дверь с двумя охранниками и здание двадцати этажей, легендарные красные гирлянды вдоль входа — отель. Там же, говорят, можно снять проститутку и там же с ней развлечься. Как и везде — со своим нельзя.
Влад что-то слышал обо всём об этом, но лучше уж действительно один раз увидеть.
Подумав, что разворачиваться назад смысла нет, Влад посмаковал в кармане единственные имеющиеся у себя деньги и направился прямо ко входу в игровые автоматы, что сияли как ёлочные игрушки. Идти домой уже не так сильно хотелось, как несколько минут назад.
***
Было твёрдое ощущение, что снаружи день, настолько большой казалась разница в освещении. Такую темноту можно было создать только искусственно — даже беглым взглядом угадывался расчётливый профессионализм. Автоматы, выстроившиеся вдоль вытянутых стен, казалось, поглощали эмоции и эйфорийный ажиотаж входящих, и только за счёт этого излучали свой мертвенно-красный свет, порой разбавляемый фиолетовыми вспышками. Зал казался действительно огромным, куда больше, чем выглядел снаружи. В помещении не было окон, на стенах не висело часов. Незанятые машины загорались одна за другой по порядку, так же по порядку гасли. Это было похоже на гирлянду. Влад представил, как нажимает на кнопку, и программа меняется — теперь уже монетоприёмники загораются через один. Нажал ещё раз — они светятся вместе, но с переменной силой.
Влад сделал несколько шагов по прямой. Стало ещё темнее.
По мере его продвижения внутрь зала, он стал замечать людей, которые играли — совали целые пригоршни десятирублёвых монет в ненасытную пасть автомата, потом давили на одну кнопку и пытались выхватить из непрерывно мельтешащего игрового поля нужную комбинацию, чтобы именно на ней успеть нажать другую. Кто-то это делал со спокойным лицом, иногда даже освещаемым ехидной улыбкой, кто-то — с лицом совершенно потусторонним, не видящим ничего вокруг и всё вглядывающимся и вглядывающимся в крутящиеся значки на экране. Иные чесали подбородок, кусали губы и дёргались, поглядывая то на табло, то на кнопки. Почти у каждого из зубов торчала сигарета, а в руках была банка.
Отдельно от игроков по залу шныряли облезлые и худощавые полутрупы, с выражением паники на лице и с готовностью придушить ради лишней сотни в глазах.
Если не заходить слишком глубоко, можно было подумать, что здесь только и делают, что выигрывают. Звук, которым сопровождается выигрыш — у разных автоматов разный, но неизменно весёлый, напоминающий сегу и денди сразу — постоянно доносился то из одного угла, то из другого, а следом с возбуждающим азарт стрёкотом сыпалась мелочь, перекрывая многие прочие шумы. На этом фоне истерические припадки отдельных людей казались чем-то лишним и неуместным.
Отчётливо пахло травой. Влад вдохнул этот воздух с ощущением глубокого удовлетворения.
Высокие дяди в белых рубашках сновали по заданным маршрутам. От одного аппарата к другому, от занятого к незанятому, иногда на подносе несли очередную банку или тарелку, всё вместе это было похоже на какой-то извращённый ресторан. Отличить одного от другого Влад не смог — короткие стрижки, прямая спина, интригующие улыбки.
Музыка, кстати, была очень тихой и доносилась откуда-то сверху. Что-то из старого сайчилла, пересекающегося с техно-минималом. Никаких тебе криминальных частушек шансонье, никаких народных песен.
Расчётливый профессионализм…
Кто-то из дальнего угла с силой несколько раз ударил по металлу автомата руками, потом пнул ногой, согнулся от боли и громко заматерился. Вошли охранники, вывели его под руки, а автомат остался улыбаться дальше. Влад подошёл к нему.
Было приятно поддаться этому очарованию. Движешься, как в замедленной съёмке, вдыхаешь дым, видишь как на ладони все фишки, которыми оплетаются мозги неокрепших, прикидываешься, что очарован, ждёшь чего-то, наблюдаешь…
Любимая игра Влада ещё с самого детства — сесть где-нибудь на улице и подмечать детали обстановки. Со временем он этому разучился, а в юношестве, да и, тем более, в детстве, это было чуть ли не хобби.
Влад застыл на месте, чувствуя, как отражается в полированном бронированном стекле его лицо. По экрану мелькали фрукты, цифры, моргали лампочки, звук, с каким Марио бился о грибной кирпич, вылетал раз в несколько секунд. Влад закурил, опёрся, опустил в щель полтинник и принялся давить на всё без разбора.
Самая главная фишка подобных увеселений — это, в первую очередь, невозможность спрогнозировать результат. Итог игры определяется ровно после того, как ты нажал на курок. Это главное, что нужно знать. Смотри себе на картинки да дави на кнопочки, думай о своём и о чём хочешь. Правда, сложно было не отметить, что внимание сосредоточилось на экране полностью, даже без включения активной его части. Все эти перехлёсты вспышек, так или иначе, вызывали определённый интерес, даже если знать, как это всё работает.
—Доброй ночи, молодой человек! — подошёл мужчина из числа обслуживающего персонала и встал рядом, — хотите попробовать напитки нашего приготовления?
—Нет, спасибо, — Влад демонстративно продолжил игру, не глядя в экран, чем вызвал у персонала удивление.
—Тогда, как насчёт сигар? У нас хороший выбор!
—Всё опустил вон туда, — Влад махнул в сторону монетоприёмника свободной рукой.
Мужчина замялся.
—Слушай, мужик, — он наклонился к Владу поближе, — я схему знаю. Могу показать на пальцах. Давай, может, ты сыграешь, потом вместе поделим, а?
—Чего ж ты сам там не сидишь?
—Да видишь как, нельзя же… Нас же видно…
—А чего друзей не позвал? Хочешь сказать, друзей нет?
Мужчина потупился.
В этот момент что-то сработало, и на выдачу посыпались десятки, не меньше пары сотен. Влад улыбнулся и повернулся к парню уже целиком.
—Видишь, вот это называется "знаю схему". Она везде одна и та же. Смотри, не глядя могу.
Влад опять закидал монетами автомат, и начал снова жать на всё без разбора, делая упор на скорость, чем быстрее, тем лучше.
Скоро опять градом посыпались десятирублёвки, и на сей раз их было больше.
—Тебя как зовут?
—Дмитрий.
Они пожали руки.
—Вот что… — Влад наклонился к Дмитрию и заговорил чуть ли не на ухо, — давай так: я тебе рассказываю, как это всё работает, делим двадцать на восемьдесят.
—Давай пополам, слышишь?
—Нет, друг, в эти игры так не играют. Двадцать на восемьдесят.
Дмитрий засомневался. На вид ему было лет двадцать пять, он был похож на торговца сетевого маркетинга.
—Определяйся уже, мне идти пора.
—Л-ладно, ладно, — он отмахнулся, будто ещё с кем-то разговаривал, посмотрел Владу в лицо, скрыть горящие глаза ему уже не удалось, — Ну так и что?
—Смотри.
Влад повторил фокус, нисколько не будучи уверенным, что получится. Получилось.
—Тут важна определённая пауза между нажатиями. То, что на экране мелькает — это дичь, поверь. Я кучу денег спустил, пока не понял, что делать. Сейчас вон, пришёл с полтинником разыгрался, ты, наверное, видел.
—Да-да-да, я видел. Ну так и что, а?
Влад улыбнулся.
—Наличка есть?
—Есть.
Пальцы Дмитрия начали нервно перебирать воздух.
—Надо десятку хотя бы. Найдёшь?
Дмитрий подался назад, лицо округлилось.
—Ну ты по-крупному хочешь, или как, или полтинники собрался таскать?
Этого хватило.
—Хочу конечно, о чём базар.
—Вот, здорово, принеси, покажу. Там ещё от введённой суммы много чего зависит.
Дмитрий ушёл, Влад опять закурил. Какую по счёту — не помнил. По лицу блуждала довольная ухмылка, все парни в рубашках снова стали выглядеть одинаково и двигались как монорельсы — строго по одной и той же линии.
Влад засмотрелся на то, как живописно тлела сигарета в этой искрящейся темноте, и не заметил, как Дмитрий подошёл к нему и встал, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
—Слушай, больше нету.
Он протянул восемь с половиной. Влад оценивающе поглядел, клацнул зубами, взял деньги, отсчитал себе шесть тысяч, парню вернул то, что осталось.
—Вот. Я сегодня добрый, поэтому даже вот так.
—Погоди, ты чё, кинуть меня решил? Э, стоп, мужик, не гони!
—Да подожди ты, — Влад тянул последнее слово и сделал рукой примирительный жест.
После этого последовал долгий рассказ, сочиняемый на ходу. Влад говорил очень быстро,
—…И короче как только три или четыре раза на нём вот так срубишься, идёшь к другому, потому что там в центре за всем этим следят, и как только прёт убыль, они вообще автоматы обнуляют, понял? Если что, можешь потом к этому же вернуться, но только не сразу, а по прошествии там часа или двух. Извини, друг, мне бежать надо.
Дмитрий ухватил его за рукав.
—Я тебе ещё раз говорю, ты кинуть меня хочешь?
Влад прикинулся глубоко оскорблённым.
—Слышишь, я тебе тут только что целую схему высказал, мне это щас пошагово при тебе повторить ещё раз? Ты же всё видел, а так щас народ сбежится, узнают, народ вообще вашу каморку прикроет. Я, если хочешь знать, вообще только что от Валерия Анатольевича.
—Это кто такой? — Дмитрий напрягся.
—Кто-кто, начальник ваш.
—А фамилия?
—Пилслудский, — Первое, что пришло на ум.
Повисла пауза. Влад снова пошёл к выходу, на ходу бросая:
—Главное не забывай: три секунды через две, понял? Попробуй таймер поставить или секундомер возьми! И меньше пятисотки туда смысла совать нет. Прожует и не подавится.
Слов благодарности в ответ слышно не было. Влад вышел из помещения и двинулся туда, откуда, как ему казалось, он пришёл. Дойдя до пустующей подворотни — оказалось, прошло два часа с лишним — он засмеялся. Смеялся настолько сильно, что пришлось присесть на землю. Когда отсмеялся. пересчитал деньги и отправился искать магазин, в котором можно было бы купить подарок.