Часть 8 На границе тайги и моря. Заключительная

Борис Соболев
Аккорд

- Татьяна! – Наташа по-соседски запросто вошла в дом и прислонилась к косяку двери с загадочным выражением лица, на котором читалась и усталость и радость и чисто женское желание срочно поделиться новостями.
Хозяйка выглянула из-за занавески, приложив палец к губам:
- Сын спит. Ты чего?
- Ты мне скажи, твой рапорт писал на Даманский?
Глаза Татьяны наполнились ужасом. Заметив это, Наташа затараторила:
- Все… все… Из Хабаровска пришла телеграмма. В общем, их поблагодарили за сознательность и всякое такое. Начальник политотдела подписал… Никого никуда не отправят…
- А я ему «Ты о сыне подумал!?», – Татьяна бессильно повела глазами, в которых набухали слезы, - А он мне «Лапочка, ну не могу я по-другому… Я ж не один такой. Нас человек шесть набралось».
Татьяна присела на кровать. Наташа примостилась рядом:
- Я ж тоже своему говорю… Во-первых ты командир, тебя никто не отпустит. Тем более, что там локаторщики не нужны! А он такой: «Так я – автоматчиком!». Дурак, сил нет!
- Борис знаешь что написал? «…учитывая то, что специалисты моего профиля могут быть не нужны, готов командовать взводом или выполнять долг перед Родиной простым автоматчиком…». Спорить бесполезно! Я уже и так и эдак: «Обо мне не думаешь, так сыну отец нужен, а не гроб с орденом на крышке…»
После того как китайцы устроили провокацию на Даманском, после того, как погибли пограничники и мотострелки, после того как шепотом рассказывали о нашем секретном оружии, которое буквально выжигало все вокруг, офицеры стали писать рапорты с просьбой отправить их на передовую.
Женщины сидели рядом, соприкасаясь плечами, и думали каждая о своем и, одновременно, об одном и том же. О семье, о детях, о безысходности и невозможности ничего изменить…

Бесконечные пять лет жизни в Гроссевичах подошли к концу – муж уже получил предписание явиться к новому месту службы, и Татьяна отправилась к Панченко сдавать дела и забирать трудовую книжку.
Сверив с накладными имущество, придирчиво осмотрев киноустановку и пересчитав коробки с фильмами, председатель повернулся к Татьяне:
- А аккордеоны?
- Так Вы же говорили, что они у людей… ну, выданные…
Панченко вынул из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо листок:
- Твоя подпись?
Татьяна растерянно кивнула.
- Знаешь, сколько каждый стоит? Там же половина немецких, с этим… с перламутром. Ты давай, не торопись. Несколько дней у тебя есть. У людей, так у людей. Пройдись по людям – найди. Если все на месте – сразу и подпишу. Ну, а нет, - Панченко развел руками, - надо будет как-то закрывать недостачу…
Сложил листик, убрал в карман, хмыкнул и ушел.
Вечером, дождавшись мужа с работы, Татьяна, покусывая губы, все ему рассказала.
- Так, может они и на месте. Он о ком говорил? У рыбнадзора, еще у кого-то. Я завтра не могу – мне технику сдавать. Там тоже всякие вопросы есть. То одно, то другое…
Уже утром следующего дня новость про аккордеоны активно обсуждалась в магазине. Не так часто жизнь здесь баловала новостями. Наташа, взвешивая гречку кому-то из деревенских теток, громко возмущалась:
- Ну, нормально!? Не, ну вот так поступать – нормально!? Сначала подпиши, потом – ищи!
Макаровна, которой было необыкновенно интересно, но абсолютно ничего не понятно, стояла вполоборота к Наталье, чтоб лучше слышать. Мужики, бравшие в магазине, в основном, курево и спирт, расплачивались и выходили быстро, из боязни быть втянутыми в бабьи разборки. По опыту они знали: за бабу вступишься, а потом все одно – с мужиком махаться на кулаках. Уж лучше быть не в курсе.
Шиян дождался, когда продавщица освободится и, положив на прилавок свой рюкзак, начал:
- Тушенки говяжьей банок шесть…
- Большие давать? – уточнила Наташа.
- Не, вот те поменьше. Еще соли пачку, чай грузинский, - Шиян принялся укладывать в рюкзак покупки, когда продавщица поинтересовалась:
- Ты мне скажи, у тебя аккордеон есть?
Охотник от неожиданности вздрогнул и не сразу нашелся что ответить.
- В смысле? – только и смог произнести он.
- Ну, в смысле, - Наташа, как могла, изобразила игру на инструменте, широко разведя руки в стороны и вниз.
- Нету у меня аккордеона, - сам не зная отчего смутившись, сказал Шиян.
- А вот со спасительницы твоей шесть штук требуют!
- Кто? - охотник поднял на продавщицу глаза, в которых блеснули льдинки холодной решимости.
- Так Панченко и требует, - как-то уж слишком тихо ответила Наташа, враз пожалевшая о том, что зацепила его разговором.
Шиян вышел из магазина, забыв на прилавке копейки сдачи, и быстро, а от того заметно хромая, пошел в сторону дома Нелидова. Деда он застал на заднике дома, где тот колол дрова. Нелидовский пес, узнав Шияна, коротко ругнулся для порядка, после чего яростно завилял хвостом. Разговор двух мужчин был недолгим. Охотник что-то горячо объяснял, Дед хмуро стоял, опираясь на топорище тяжелого колуна.
Как развивались события дальше уже никто не вспомнит, только когда Татьяна утром следующего дня зашла в клуб, она услышала сзади покашливание. Обернувшись, увидела Панченко.
- Держи, - с плохо скрываемым раздражением председатель протянул ей трудовую книжку.
Это было так неожиданно, что кроме «спасибо» она не нашла что и ответить.
- Спасибо…, - передразнил Панченко и, в сердцах махнув рукой, ушел.
Прислонившись к косяку двери, Татьяна смотрела в спину председателя. Невысокий, сутулый, какой-то серый, в пыльных, никогда не чищеных ботинках он медленно шел в сторону деревни. Вот он пересек плавучий мост и свернул влево – к магазину. Почему-то женщина подумала, что председатель сегодня напьется.
Только сейчас она заметила, что в трудовой книжке лежит какой-то листок. Развернув его, Татьяна обнаружила расписку за шесть аккордеонов.
Семья готовилась к «замене». Татьяна окидывала взглядом имущество. Что-то оставить, что-то забрать. За проведенные здесь годы, вещей не прибавилось. Посуда, та, что дарили на свадьбу, как-то незаметно, тарелка за тарелкой, стакан за стаканом побилась. Ее место заняли граненые стаканы и стандартные фаянсовые тарелки, купленные в деревенском магазине. Чудом уцелел чайный, в красно-белую полоску, сервиз, с которым так любил играть сын. Он выносил его на берег и насыпал в сахарницу песок, а на блюдцах раскладывал обмытые морем камушки. И ведь не разбил ничего! Кастрюли и сковороды Татьяна отдраила песком до блеска, перемыла и оставила на маленьком столике в прихожей. Сменщикам пригодятся.
В углу комнаты, завернутые мехом внутрь, стопкой лежали три медвежьи шкуры.

Хабаровск

Увидев освободившееся место у окна, Татьяна торопливо перенесла туда вещи, и замерла у подоконника, выискивая взглядом мужа, ушедшего отмечать билеты. Подросший сын с интересом крутил головой, рассматривая проходящих мимо людей.
Присутствие Шияна она почувствовала раньше, чем увидела его лицо. Он появился со спины, как-то совершенно по-шпионски огляделся, подмигнул ребенку и протиснулся к подоконнику. От Шияна пахло одеколоном и «шкафом». Таким запахом пропитывалась одежда, провисевшая долгое время в шкафу и вобравшая в себя и нафталин и лаванду и «какие-то травки от моли» и просто задохнувшаяся от долгого неиспользования.
- Привет, - негромко поздоровался он.
- Привет, - отозвалась Татьяна в очередной раз убедившись в том, что мир тесен.
Весь багаж Шияна состоял из небольшого, относительно нового, фибрового чемоданчика с блестящими металлическими уголками. На календаре было начало лета, но Хабаровск не радовал теплом, Несмотря на это охотник был без пальто. Единственным теплым предметом была мохнатая волчья шапка. Серые брюки, серый же «в рубчик», какой-то неловкий, пиджак, клетчатая фланелевая рубашка. Брюки и пиджак были явно куплены отдельно и явно давно, так как предназначались для другой фигуры. На поясе брюки были перехвачены ремнем, а широкие штанины, по обыкновению, Шиян заправил в кирзовые, пыльные сапоги. Все это Татьяна увидела как-то сразу, как на фотографии.
- В отпуск? - спросил Шиян, только для того, чтобы нарушить неловкое молчание.
Татьяна молча кивнула и наклонилась к сыну:
- Не отходи от вещей. Вот на бауле посиди.
Мальчишка послушно опустился на плотно-набитый баул и снова завертел головой.
- А я вот в Сочи, - показательно безразлично обронил охотник.
Шиян поставил на подоконник свой чемоданчик, снова внимательным взглядом охотника, осмотрелся и, развернув чемоданчик так, чтобы его содержимое могла видеть только Татьяна, щелкнул замками.
Под фибровой крышкой обнаружились, прикрытые газетой, плотно уложенные пачки денег – красных червонцев и голубых двадцатипятирублевок. Рядом с ними лежала странная деревянная кукла, похожая на детскую игрушку. Шиян с плохо скрываемым торжеством, смотрел в глаза Татьяны, ожидая ее реакции.
Она коротко посмотрела на деньги и перевела взгляд на Шияна. Количество денег не произвело на нее почти никакого впечатления. Это были чужие деньги. Так можно рассматривать огромный золотой самородок в витрине геологического музея. Некоторые ее знакомые уже поделили бы высоту чемоданчика на толщину пачек и прощелкали приблизительную сумму, покрывшись обильным потом зависти.
Шиян прикрыл крышку, аккуратно закрыл замки, немного поиграл мимикой, должной, по его мнению, означать «Вот так вот!», сказал «Счастливо отдохнуть», и растворился в толпе.

Больше Шияна никто не видел. В Гроссевичах он не появился. Его нехитрый скарб как-то сам собой растворился. Только ружье некоторое время висело в сенцах у Деда.
Какая жизнь его забрала? Плохая? Хорошая ли, та, о которой он так мечтал? Теперь об этом можно только гадать.

А впереди были бесконечные перелеты, съемные квартиры, контейнеры с нехитрым набором вещей людей, не имеющих собственного угла. Впереди был пыльный Кустанай с его Затоболовкой; длинная, стоящая уступами многоэтажка на улице Стара-Загора в Куйбышеве; раскаленный Аден и заиндевевший Свердловск…
Впереди была целая жизнь.