{Вступление}
Да, скажу я вам, непростое это дело - быть приходящим сотрудником. Во-первых, у тебя нет собственного места, и ты ходишь, как какой-то нищий-попрошайка, во-вторых, каждый работающий в офисе норовит показать свою значимость: мол, он – настоящий профессионал, поэтому обитает за столом и с зарплатой, а ты тут так, помяукать пришел.
А ведь я всю бухгалтерию обслуживаю! И да, это стоит мне потраченного времени и нервов, определенно расстроенных, потому что бухгалтерша Любочка уволилась. А вот как произошло это знаменательное событие, об этом я вам расскажу.
{Енот-гугенот}
Была осень. Это хмурое и мокрое время огорчает меня еще больше, нежели зима. Зимой хотя бы бывает снег, и прохожие жалостливее обычного, и уборщица печет вкусные пирожки с мясом, но что-то я увлекся.
- Осень - это мерзко, - так думал я, вылизывая лапу после очередного кусочка колбаски со стола сердобольной уборщицы.
Или не стола. Но после уборки помещения она всегда заваривала себе кофе в такой огромной громыхающей кофе-машине и доставала сырокопченую колбаску, очень разумно припасенную как раз к такому случаю. Заслышав дребезжание по всем стенам и поверхностям, что особенно отдается гулким эхом в безлюдном помещении, я сразу прибегал за вкусненьким.
Вот и в этот раз – заварив себе чашку кофе со сливками, и не налив мне и чайной ложечки, эта жадина принялась есть бутерброд.
Тут, конечно, нарисовался я и всей своей рыжей мордой, вернее ее выражением, воззвал к обещеживотной справедливости. Она вняла моему молчаливому призыву и кинула кусок колбаски, и все бы ничего, но колбаса улетела куда-то далеко, она не рассчитала свои силы – старушка то уже к пенсии приближается, судя по плохо вымытым чашкам и плохо протертым поверхностям, сил у нее совсем мало осталось, в общем, кинула она кусок колбасы явно не туда и ...
Да, я противно мяукнул. Да, я такой. Это же ее офис, а в гостях неприлично шарить лапой под мебелью. Поэтому я встал рядом с ресепшн и вопросительно посмотрел на нее.
Если бы уборщица была помоложе, возможно, она бы пользовалась пылесосом, или еще какой фигней, но наша уборщица предпочитала работать по старинке – шваброй. Ага, по ковролину.
В общем, достала она мне этот кусочек, а заодно и завалившуюся бумажку. А бумажка эта оказалась непростой – там какие-то циферки оказались написаны. Или начертаны. Но уборщица легонечко свистнула, кинула мне оставшийся кусок колбасы прямо с бутерброда, и, даже не доев хлебушек, засунула тот в пакет.
Наверное, нашла что-то ценное... Но тут я услышал топот тяжелых ног – входную дверь на лестницу уборщица всегда оставляет открытой, чтобы проветривалось, ну и я с первого звука могу различить, кто идет. Сейчас вот поднимался Петр Семенович – очень серьезный мужчина, за компьютерами следит. Всегда приходит первым и что-то проверяет в такой темной, самой холодной комнате в помещении.
А что вы думали? Я уже весь офис изучил, и что где находится – прекрасно знаю. Да и маленький этот офис-то: ресепшн прямо напротив входа, слева углубление для всяких вкусняшек, типа маленькой кухни. Справа, слева – кабинеты начальников, бухгалтерии и переговорная. А сзади – опен спейс, там вся работа и гудит.
Туда-то я и шмыгнул, подальше от кресла Петра Семеновича. Он меня почему-то не очень любит. Неприятно, конечно, но жизни не мешает.
- Семеныч, а Валерий у вас есть?
До такой степени не интересоваться коллегами!
Я чуть было не мяукнул со своей засады. От возмущения, конечно. Ах, да, уборщица уходит обычно за полчаса до начала рабочего дня. В принципе, Семеныча только и видит. И Светочку секретаршу. Но эту – реже, она опаздывать любит.
- Ну, есть.
Семеныч – строгий мужчина. Он ни с кем не здоровается. Сам большой, с огромным пузом и блеклыми усами. Одышка у него тяжелая, поэтому я его не только по шагам узнать могу. Может, поэтому он и не желает никому здоровья, потому как своего нет.
- А он женат?
- Сдурела баба, а ведь почти на пенсии...
Кажется, мы подумали одинаково, потому что Семеныч запыхтел и куда-то уселся.
Я выглянул из-за укрытия – нет, не на свое место.
- А что случилось-то?
Баба примерзко хихикнула, и раздался звук разворачиваемой бумажки.
- О!
Не люблю баб, если они не кормят. Вот как перестают кормить, так сразу не люблю. Пришлось высунуться полностью из надежного укрытия и увидеть следующее.
Уборщица вместе с Семенычем читают бумажку. Да, ту самую, маленькую, зелененькую. Ее обычно еще на компьютер клеят, как флажочки. Или как гирлянды. Зачем-то клеят, и они разноцветные.
- Вот так!
Очень информативно, очень! Уверен, Семеныч согласен со мной, потому что мужчина крякнул, с трудом поднялся со Светочкиного места – мог бы я говорить - наябедничал, ох наябедничал бы, потому как нечего своей тушкой чужие кресла просиживать - и поплелся к себе.
А я стал вспоминать, что за Валера у нас есть... Менеджер по продажам, что ли?
Вскоре пришла Светочка, и я готов взять свои благие слова обратно, и все местоспасительные мысли тоже. Она достала из холодильника кусок колбасы, а я ее сегодня уже ел, и мне бы чего другого вкусненького, - отрезала то-о-оненький кусочек и выставила за стеклянную дверь.
Неблагодарные люди!
Облизываясь, я сидел на широких ступенях. Здание у нас старое, довоенное, тут и посидеть – святое дело. А уж присмотреть за прибытием работников – так вообще, выданную колбасу отработать.
Утро прошло без происшествий, а в обед они показались на лестнице – Светочка и директор. Василий Иванович, кажется. Высокий такой, рыжеватый мужчина, импозантный, чем-то на меня смахивает. Он вообще живет черти где. То есть у него там собственный дом, пара собак – сам слышал, и служебная машина возит каждое утро, но приезжает он не раньше одиннадцати. Бедный, наверное, в пробках мается.
В общем, вышли они зачем-то на лестницу, и он бац – достает такой беленький конверт с чем-то внутри и Светочке передает.
- А почему не в кабинете? – тихо спрашивает она.
- Там камеры. Все поняла?
Она послушно кивает, засовывает конверт под пиджак и оставляет свой пост. Через пять минут выбегает с сумкой и в плаще. Василий Иванович громко говорит по телефону, опираясь об стенку, и совершенно не обозревает своего владения, чем пользуюсь я, ловко прошмыгивая в помещение.
- Она, с*ка, с ним спит!
Этот громкий крик, прилетевший от кофе-машины, пугает меня, и я дергаюсь в сторону, мечтая спрятаться от нервного сотрудника. То, что голос принадлежал Любочке, признал не сразу – все-таки на меня она не кричит, не ругается, а только нежно чешет за ушком.
Пока я нахожу стратегически безопасное место за ресепшн, около кофе-машины ведутся светские разговоры.
- Вот опять он ее куда-то послал, и, небось, деньги дал на безделушки, - обиженный голос Любочки слушать неприятно.
Да и вообще, такая умница, красавица, платье красивое, в полосочку, всего двадцать пять годков... Чего это она?
Пожилая главбухша согласно кивает и почему-то сочувственно смотрит на Любочку. Утешает ее, не иначе. А может, примеряется, как стукнуть по голове чем-то тяжелым и платье стянуть. Ну, красивое, правда. И рисунок такой запоминающийся - как окрас у енота.
- Но ведь и ты не промах, - слова начальницы что-то мало похожи на поддержку, но Любочка преображается. Румянец во всю щеку, улыбка довольная, будто что-то приятное вспомнила. Это чего это она?
Потом она прищуривается с видом, будто что-то задумала и тянется за сахаром. Потом берет пакет со сливками. А мне?
- И главное, Валерка тоже по ней сохнет, - портит все преображение главбухша, забирает чашку и уходит к себе, в отдельный кабинет.
Ну, правильно, вершить свои главенские дела.
А Любочка... Ты ж моя хорошая, ты ж моя брюнеточка, мурр...
Девушка забывает про чашку и радостно бросается ко мне. Чешет за ушком, гладит по спинке. Вот так, милая, вот так.
- Опять этот блохастый?
Теперь я вспомнил тебя, Валера, теперь я запомню тебя навсегда! Жаль, только шипеть сильно не получается и ты меня совсем не боишься!
- Лер, ну, что ты пристал. Это ж почти домашний кот. Офисный.
- Василий Иваныч знает?
Любочка резко встает, забывает про меня и возвращается за чашкой. Ну, и гад ты, Валера, такой день испортил!
- Да он бешеный! – противно кричит Валера.
Любочка медленно оборачивается, и успевает расширить глаза до среднего размера блюдец. О, да, я красив, когда зол, любуйтесь на меня, любуйтесь.
И все бы ничего, подумаешь, поцарапал штанину этому гаду, но в фойе вошел наговорившийся вволю директор. Он не сильно удивился нашему поединку, только поманил пальчиком Любу к себе, в кабинет, и скрылся за железной дверью.
А этот подлый и притворяющийся хорошим негодяй совершенно спокойно наклонился, отцепил меня от брюк, чуть пнул в бок – больновато вообще – и пошел к себе на место, как ни в чем не бывало.
Ууу! Я тебе припомню.
Я забился под стол ресепшн и попробовал слиться с мебелью. Заодно и поспал в тепле. И я бы спал дальше, если бы не возмущенные крики Любочки.
- Никуда я не поеду! Да за кого вы меня принимаете!
Она хлопнула железной дверью, и я даже посочувствовал милейшему коту-директору, потому что тот выставил ногу и попытался схватить за локоть сопротивляющуюся девицу.
И у него заболела нога. Видимо, удар пришелся прям в пальцы. Он завыл от боли и чуть не упал назад. Любочка испугалась сделанного, и, зажав рот руками, тупо уставилась на начальство.
- Скорую, срочно!
А Светочки-то нет! И кто будет вызывать несчастному подмогу? Увы, Любочке самой требовалась помощь. Она стояла с вытаращенными глазами, и если бы не подбежавшие не пойми откуда сотрудники, вряд ли бы двинулась с места.
Директора увезли, а Любочке что-то вкололи и отправили домой. Когда вернулась Света, работы в офисе не наблюдалось. Все тусовались на кухне, обсуждая случившееся. И такой у них довольный вид был, как у меня поутру, после колбасы...
- Это она специально, - главбухша со знанием дела подняла палец вверх, - он хотел ее бросить и она отомстила.
- Неправда, - кажется, девушка из менеджеров чуть ли не хлюпала носом. Надо же, впечатлительная какая.
- Правда. Злобная девица, злобная, - бухгалтера откусила печеньку и закашлялась.
Кто-то от души стукнул ее по спине, а Светочка, наконец, осознав, что в ее отсутствие что-то случилось, подошла к коллегам.
- Всем привет. А что случилось-то?
Ей даже не дали спокойно налить кофе, рассказав все быстро и в сгустившихся красках, и несчастная прыснула горячим паром на руку.
- Светлана, ну что ты, - вот уж не знал, что голос этой старой перечницы может быть таким ласковым и заботливым, - пойдем, смажу тебе руку. У меня мазь такая чудесная есть...
Она буквально затянула опешившую секретаршу к себе в кабинет, а народ недоуменно переглянулся.
Новый союз? Против кого дружим? И зачем главбухше обычная секретарша? Светочка не предоставила коллегам возможности построить логичные и правдоподобные догадки и в бешенстве явилась народу.
- Да как вы можете!
Она рывком открыла дверь и бросила тюбик предположительно в главбухшу.
- Да я вам!
Она резко развернулась на высоких каблуках, убрала белоснежный локон за ухо, и решительно направилась к притихшим коллегам.
- Это все неправда! Я – не любовница Василия Ивановича!
Гордое личико молоденькой девушки лучилось радостью и превосходством, но почему-то не нашло отклика в сердцах сослуживцев.
- Мм... – Семеныч сделал вид, что очень пристально рассматривает конфеты в вазе, а менеджеры, во главе с Валерием, демонстративно взяли чашки и направились к рабочим местам.
- Я правду говорю! Он Любу любит! Лер, ты мне не веришь?
Подбородок девушки задрожал, и на глазах блеснули слезки. Невозмутимый Валера, пожалуй, самый симпатичный из присутствующих менеджеров, сделал вид, что не слышит.
Главбухша издевательски хмыкнула у своих дверей. Светочка обвела взглядом всю честную компанию и, кажется, поняла, что ей нифига не верят. От слова совсем.
Тогда она дернулась к столу, выхватила из сумки конверт и в доказательство своих слов продемонстрировала билеты.
- На свадебное путешествие! Он предложение сделает! – потом она вспомнила прошедшие обстоятельства и чуть тише добавила: - Наверное...
Все ахнули. Даже я, чего уж тут скрывать, чуть не прослезился. Это ж надо, такие чувства, такие отношения и у нас под боком...
А Любочка - да, больше у нас не работает. Живет себе за городом, играется с двумя собаками, лосями тупоголовыми, и, наверное, совсем-совсем не вспоминает о таком маленьком, но таком замечательном мне...