Глава 6. Генрих-младший.
Я узнала черный бронированный лимузин с сильно тонированными стеклами, который подогнали к заднему выходу из больницы.
- Ты, и здесь, любишь погонять на больших скоростях? - спросила я, подходя к передней двери.
- Гонять тут дороги не позволяют. А о безопасности думать никогда не вредно, особенно сейчас! - ответил Барон, открывая для меня заднюю, и садясь на сиденье рядом со мной.
Хатку влетел следом и устроился между нами на сиденье. За руль же сел один из охранников.
Знакомый запах кожаных сидений и дорогих сигар вызвал непрошеные воспоминания. Германия, Мюнхен, старый замок. Кажется, что это было в прошлой жизни.
- Ты еще что-то говорил о том, что познакомишь меня в Лиме с Генрихом-младшим, - вспомнила я, рассеянно глядя на пролетающие мимо пейзажи.
- Непременно! И мне будет нужна твоя помощь! - ответил Барон, озабоченно потирая нахмуренный лоб. – И не только мне. Мой сын, Генрих-младший, в настоящее время здесь, с Пакитой. И у меня с ним сложились непростые отношения, особенно, за время судебной тяжбы. У тебя же богатый опыт общения с подростками. А Генрих-старший, в данный момент, у нас в городе, в горах, и с ним Адам. Дед забрал его из закрытой школы. Генрих - старший считает, что Адаму полезно пожить в реальном мире, вне тепличных условий, и твоя вотчина отлично подойдет для этого эксперимента. А еще, у мальчишки какие-то проблемы со здоровьем, так что горный воздух ему только на пользу пойдет.
- Неслабое у него получится столкновение с реальностью! Вернуться на родину, но увидеть всё абсолютно с другой стороны! Сколько ему сейчас лет? - недоуменно покачав головой, поинтересовалась я.
- Около пятнадцати, - ответил Вольф.
- Сложный возраст! А твоему мальчишке тогда, где-то около двенадцати? Тоже не легче, начало переходного возраста. А Пакита знает о том, что Адам у нас в городе? Я уверена, что она, вместе с нами, собирается на похороны Мудрой Птицы! - отметила я.
Для Пакиты было бы сильным стрессом, неожиданно встретить мальчишку, который, предположительно, был ее сыном. По крайней мере, она его выносила, а в результате этого жуткого эксперимента, проведенного врачом-фашистом, потеряла возможность иметь других детей. По крайней мере, с Че у них ничего не получилось.
- Я думаю, с ней тебе, самой, лучше поговорить, - поежившись, ответил Вольф.
Я криво усмехнулась:
- Ты очень высокого мнения о моих дипломатических талантах! Но я в долгу у тебя, ведь, ты безропотно разгребал мои проблемы.
Вольф недовольно покачал головой:
- Проблемы у нас, в основном, общие. И это - никакой не долг, а взаимовыручка.
Тут «майбах» подкатил к вилле, огороженной высоким каменным забором, и, скрипя колесами, влетел в отъехавшие ворота. Хатку первым выскочил на аккуратно постриженный газон и немедленно принялся нарезать круги по двору, разведывая местность.
- Хорошо, что тут нет других собак! А то от них бы мало что осталось, - отметил Барон, глядя, как пес усердно метит территорию.
- А это, надо сказать, упущение. Тебе бы привезти сюда, в ближайшее время, хотя бы, парочку из гасиенды, - ответила я, оглядываясь по сторонам.
- Тебе, что – колючей проволоки с электричеством поверх забора не хватает? Да, и охранник тут всегда дежурит, - удивился Вольф.
- А мои четвероногие друзья – лучше любого охранника. И отключение электричества на них не скажется. Мы же с тобой, в настоящий момент, столкнулись с таким противником, что никакие меры предосторожности не кажутся лишними, - парировала я.
- Уже, пожалуй, вчера, а не сегодня! - заметил Вольф, показывая на занимающийся рассвет. – И если мы хотим, хоть немного, отдохнуть до того, как нам начнут задавать вопросы все наши друзья и родственники, то стоит потихоньку пробраться в спальню.
Я кивнула, почувствовав, как спадает безмерное напряжение последних дней, а взамен наваливается всепоглощающая усталость.
- В каком часу у вас, тут, собираются к завтраку? - спросила я, направляясь к дому.
- Где-то в районе девяти, - ответил Барон, с трудом подавляя зевоту.
- Часа три у нас еще есть, - решила я, входя в дверь, услужливо открытую плечистым привратником.
Этот немолодой мужчина тоже был родом из нашей долины, на вилле он ухаживал за садом и следил за охранными системами, а его жена выполняла обязанности кухарки и прибиралась в комнатах. Вольф последовал за мной, переговорив о чем-то с охранником и шофером. Миновав просторный прохладный холл, я поднялась на второй этаж и, пройдя мимо больших детских апартаментов, добралась до спальни, расположенной в конце коридора, где, как я помнила, обычно размещался Вольф. И не найдя в себе сил даже раздеться, рухнула на кровать.
Разбудила меня мелодичная грустная песня, негромко доносившаяся из-за стены. Сквозь отлетающие остатки сна, я распознала голос Пакиты и вспомнила, где я нахожусь. Повернув голову, я обнаружила рядом Барона, спавшего в одежде, как и я. Хатку лежал возле входной двери, видать, караулил и, услышав, что я проснулась, поднял голову и посмотрел на меня. А я разглядывала Барона. Мне очень не понравилось его осунувшееся лицо и глубокие тени под глазами. Последние дни, и у него, оказались совсем непростыми. Решив подарить Вольфу еще пятнадцать минут сна, я шикнула на пса, соскользнула с постели и тихо направилась в ванную комнату. Уже оттуда я услышала противное дребезжание будильника.
- Пакита уже встала, я пойду, поговорю с ней. А ты умывайся и двигай к сыну. Встретимся в столовой, - сказала я заспанному Вольфу, когда он появился в дверях.
Пакита уже была частично в курсе последних событий, произошедших в нашем городке. Несмотря на то, она и уехала оттуда вместе с Че, при первой же возможности, чтобы избавиться от тяжелых воспоминаний, но продолжала поддерживать связь с Леонсией. А последние дни ей еще и Лис постоянно названивал. Смерть Мудрой Птицы она приняла близко к сердцу, памятуя, что та была, кроме Паулы и Пабло, последней близкой родственницей и когда-то спасла ей жизнь. Но с фатализмом, присущим большинству жителей долины, она решила, что во всём произошедшем была предопределенность, и нам следует уважать выбор бабушки Пабло. Насчет похорон, Пакита сказала, что, по обычаю, они должны состояться на заходе солнца следующего за смертью дня. Этот подход к погребению шел вразрез с моим собственным, но давал возможность, разобраться в отношениях с Пабло, а затем вернуться сюда, ухаживать за Хорьком.
Пакита несколько побледнела, узнав, что в город приехали Генрих с Адамом, но не отказалась от мысли поехать проводить Мудрую Птицу. Глядя на то, с какой сердечной теплотой она обхаживает оставленных на ее попечение маленьких дочурок Паулы и Леонсии, я, в очередной раз, послала проклятия тому извергу, который так искалечил ее жизнь. С другой стороны, именно это несчастье подтолкнуло Пакиту, начать писать собственные песни, которые она, с большим успехом, теперь исполняла на совместных с Дином концертах. Пакита помогала нашему барду переводить его песни на местные наречия, а он учил ее нотной грамоте. Как говорится, «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Вместо серой обыденности семейной жизни в затерянном в горах городке Пакита получила яркую жизнь автора и исполнителя в столице страны. Но глядя на непреходящую грусть в ее глазах, я сомневалась в адекватности замены. Да, и песни у Пакиты выходили, неизменно, грустные.
Наши совместные усилия, направленные на то, чтобы одеть и умыть малышек перед завтраком, изрядно замедлялись их расспросами о маме и бабушке. С трудом удалось их успокоить обещаниями, что они скоро увидят своих мам. А о смерти Мудрой Птицы я решила пока умолчать. В суматохе я даже забыла попросить у Пакиты другую одежду и, когда прозвучал гонг, спустилась к завтраку в том, в чем приехала из больницы. О своей одежде я вспомнила, когда увидела, через двери, в столовой Барона, одетого в безукоризненные светлые брюки и, подходящую по тону, рубашку. Рядом с ним стоял светловолосый мальчик, который мог бы быть фотографией Вольфа в двенадцатилетнем возрасте, и ростом он был почти с меня. Неприязненно - высокомерное выражение его лица было довольно неприятным. В душе я посочувствовала Барону, нелегко будет пробиваться сквозь такую броню к его сердцу, а ведь, он искренне любил этого мальчика.
- Так это ты собираешься, теперь, занять место моей матери? - по-немецки спросил он, вызывающе глядя на меня.
Я нарочито-удивленно приподняла брови, вопрос прозвучал довольно грубо. Взглянув на вспыхнувшее лицо Барона, я сделала успокаивающий жест и повела дочку Леонсии к столу.
- Отнюдь! Ничего подобного я не предполагала. Мать у человека только одна, и заменить ее никто не может. Я могу стать твоим другом, если ты этого захочешь, - ответила я тоже по-немецки, усаживая девчушку на высокий стул. – И было бы вежливее, продолжить разговор по-английски или по-русски, которые здесь понимают все, если испанский тебе не по зубам.
Теперь уж вспыхнул Генрих- младший, а в глазах Барона мелькнули веселые искорки. Я вовремя вспомнила, что с английским у его сына такие же нелады, как и у моего потомства, а на русском он постоянно со старым бароном разговаривает. И поймала заносчивого юнца в ловушку. Бедняга Вольф был подвержен комплексу, который присутствовал у всех порядочных отцов, кто были отстранены от воспитания детей на раннем этапе, пусть даже, и не по своей вине. Ну, не хватало у него духу правильно одернуть своего отпрыска.
- А Вы, значит, в больнице работаете? - Генрих-младший перешел на русский, остановив взгляд на моей больничной блузе.
- Нет, не работаю, но мы, с твоим отцом, сегодня утром приехали из больницы, где сейчас в реанимации находятся несколько наших друзей, и я, просто, не успела переодеться к завтраку, - ответила я, усаживаясь напротив него.
Еда, принесенная поварихой, которая была родом из нашего городка, на некоторое время заняла всё наше внимание. Мальчика заинтересовали необычные блюда. Пакита, учтя мое замечание, беседовала с девочками по-русски.
- А мне, что, дальше так и придется сидеть в этом концлагере? - сердито спросил Генрих через некоторое время, бросив взгляд в окно, где по газону носился довольный Хатку.
- Я бы не назвала это место концлагерем, удобства здесь несколько иные. Но мы, все, сегодня летим в один высокогорный городок, и ты можешь к нам присоединиться. Ну, или вернуться в свой интернат, но там, в летние каникулы, наверное, скучновато, - спокойно предложила я, помогая дочке Лео очистить апельсин.
Вольф, с трудом, удерживал на лице нейтральное выражение и сосредоточенно срезал с яблока длинную тонкую шкурку.
- А почему вы всё решаете за меня! - взорвался мальчишка.
Я жестом опять остановила Вольфа и ответила сама:
- Потому, что по закону, до твоего совершеннолетия, ответственность за твое здоровье и безопасность несет отец. Ты, наверное, еще не понял, что оказался совсем на другом континенте и постигать его особенности стоит постепенно. Впрочем, ты можешь позвонить Генриху-старшему и спросить у него, согласен ли он с нашими решениями. Кстати, он, и сам, сейчас находится там, куда и мы собираемся лететь.
Вольф утвердительно кивнул и подал сыну спутниковый телефон. Тот схватил его и выскочил из-за стола.
- Пускай идет, хоть поговорим спокойно! - Пакита остановила Барона, намеревавшегося вернуть сына за стол.
- В гасиенде за соблюдением приличий будет твой дед следить, у него не забалуешься! - с улыбкой добавила я.
Вольф сдался и махнул рукой:
- И так на каждое мое замечание!
Я сочувственно улыбнулась ему через стол:
- Не переживай ты так! Он постепенно оттает. Нелегко сразу забыть всё, что внушалось тебе долгие годы, но дети чувствуют искреннюю любовь. Да, и новые впечатления отодвинут всё предыдущее на второй план.
Мы выпроводили девчонок погулять на лужайку перед домом, где всё еще носился черный пес, и еще некоторое время обсуждали организацию похорон. Затем созвонились с Лисом, чтобы он начал подготовку на месте. Телефон старого барона, всё это время, был занят, видимо, дед разговаривал с правнуком. В результате многосторонних телефонных переговоров было решено, что все, мы: Вольф с сыном, Пакита с девочками, Пабло с Паулой, а также я летим в долину. А Леонсия остается наблюдать за Алексеем.
К концу разговора появился Генрих-младший и заявил, что они с дедом всё утрясли, и он летит с нами. Вольф облегченно вздохнул, ему не придется заставлять мальчишку. А я подумала, что отношения дедов с внуками, обычно, более доверительные, чем у детей и родителей.
Дорожные сборы не заняли много времени. Расстроенные садовник и повариха помогли нам загрузить сумки и еду для детей в два лимузина. А также передали кучу соболезнований для родственников Мудрой Птицы. В один автомобиль я посадила Пакиту с детьми и Хатку, который никак не хотел расставаться со своими подружками, приняв их под свою опеку. Во второй уселись мы с Вольфом – сзади, а Генрих – на переднем сидении.
Предварительно я попросила Барона, чтобы машины сделали круг и подъехали к больнице с другой стороны города, через те районы, где ютилась городская беднота, перебравшаяся в город из бедных сельских мест. Слепленные из чего попало, лачуги и худые оборванные жители, хмурыми взглядами провожавшие наш автомобиль, произвели на сына Вольфа сильное впечатление. Глядя на его испуганное и побледневшее лицо, я подумала, что у него, временно, отпадет желание убегать из дому. Это вам не вылизанный, благополучный Мюнхен или чопорный Бонн!
У дверей клиники нас встретила озабоченная Леонсия. Быстро поцеловав дочку, она попросила Пакиту увести детей и Генриха в комнату для посетителей, а нас с Вольфом повела на реанимационный этаж.
- Я считаю, что для Пабло было бы правильным, еще полежать в стационаре, но они с Паулой твердо настроены ехать домой, - недовольно сообщила она, быстро идя по больничному коридору.
- Я думаю, что твои опасения беспочвенны. В нашем городе Хельга сумеет за ним присмотреть. А если его, сейчас, удержать здесь, то обида на всю жизнь останется, - подтвердила я правильность решения Паулы.
Лео пожала плечами, а затем сообщила, что Алешка совсем недавно пришел в себя после наркоза, и самочувствие у него вполне удовлетворительное, если учитывать все перенесенные испытания. Я сразу решила заглянуть к нему перед отлетом. Лео согласилась, но попросила, особо его не утомлять.
Осунувшееся лицо Алешки с закрытыми глазами, когда я увидела его через стеклянную дверь палаты, казалось совсем неживым, но услышав, что кто-то вошел в палату, он сразу открыл глаза.
- Привет, засоня! - поприветствовала я его, подходя к кровати и беря за руку. – Меня к тебе совсем ненадолго пустили, говорят, ты еще слишком слаб для долгих разговоров. Сейчас мы, все, уезжаем в долину, на похороны Мудрой Птицы, но я завтра вернусь, и мы сумеем спокойно поговорить.
Мне было неловко видеть, как напряженное ожидание в его глазах уступало место радости.
- Мне очень многое нужно сказать тебе! - прошептал он, слабо сжимая мою руку.
- Не сейчас! Тебе нельзя волноваться, иначе сведешь на нет все усилия врачей, - строго оборвала я его, откидывая одеяло и начиная контактно проверять состояние его израненного тела.
В ладони били потоки жара и боли, я сосредоточилась, пытаясь оттянуть их на себя. Комната начинала плыть перед глазами, и я почувствовала, как на висках у меня выступают капли пота.
- Ты не должна этого делать для меня, я того не стою! Моя глупость уже стоила жизни одному хорошему человеку, - пробормотал Хорек, пытаясь схватить меня за руку.
- Каждая жизнь бесценна! - ответила я, осторожно касаясь его живота и груди. – А ты, и в этот раз, сделал для меня и города больше, чем можешь сразу понять. Но об этом – позже! Постарайся, к моему приезду, собрать побольше сил, а потому – слушайся врачей и Леонсию. Если вдруг почувствуешь себя хуже – звоните мне. Я, и так, постараюсь не задерживаться.
Закончив, я коснулась его лба губами, но заметив его умоляющий взгляд, быстро поцеловала в губы и вышла из комнаты. Я не хотела, чтобы он видел слезы, навернувшиеся мне на глаза, природы которых я, и сама еще, окончательно не
понимала.
- Всё не так хорошо, как кажется, - сказала я Лео, выйдя в коридор. – Я буду тебе, по гроб жизни, обязана, если ты будешь постоянно наблюдать за ним, до моего приезда. Если заметишь ухудшение – звони. Я вернусь, даже с середины пути!
Лео неодобрительно фыркнула:
- С чего бы ему было хорошо, когда вырезали почти половину кишечника! Я постоянно буду рядом, если тебе так спокойнее, но в больнице, и так, достаточно средств, чтобы поддержать Алексея до твоего приезда. Машку Дину передадите, он, после похорон, ее с собой, обратно в Лиму, привезет. В ближайший месяц и мое присутствие, рядом с Алексеем, лишним не будет, тебе ведь, тоже спать когда-то нужно. Да, и двигайтесь уже, нечего сантименты разводить.
Она развернулась и вошла в бокс, где сразу стала поправлять какие-то трубки и капельницы. Через стекло я увидела, что глаза у Алешки стали открываться всё реже, и скоро он, судя по всему, уснул. Пора было двигаться в путь.
Вид на горы красив всегда и отовсюду, а взгляд сверху непременно завораживает. Особенно человека, который видит это впервые. В нашем вертолете таких было много. Генрих-младший путешествовал в горах, на вертолете, в первый раз, и Вольф взял на себя роль экскурсовода. Разговор велся по-русски, поэтому к нему прислушивались все. Паула и ее девочки не отрывались от окон. Машка непрерывно теребила Пакиту, требуя дополнительных объяснений. А Пабло стал переводчиком для маленькой Миа. Он честно выполнял свою роль, лишь иногда, поглядывая в мою сторону. А я думала о том, успела ли Мудрая Птица увидеть горы с высоты, в свой единственный полет, потому как, сейчас она летела с нами, в закрытом ящике из дорогого красного дерева.
- Хорошо, что ты приобрел вертолет побольше, - сказала я Барону, оглядывая нашу компанию на подлете к долине.
- Просто, откатил один из партии, - небрежно ответил он. – Твоя легенда, о торговцах оружием, имеет под собой реальную почву. После вывода советских войск из ГДР там много чего осталось. Не самое новое, но здесь, всё идет «на ура».
- Удобно совмещать бизнес и хобби? – слегка усмехнулась я.
- Революции нужно оружие! - с нарочитым пафосом ответил Вольф.
Тут вертолет заложил вираж и пошел на посадку.
В окно я увидела, что нас встречают. Барон открыл люк и первым выпрыгнул на площадку, а Генрих-младший - сразу за ним. И застыл, уставившись на парней с карабинами и автоматами на плечах. Мои новобранцы, двумя шеренгами, стояли на краю взлетного поля. А там, где шеренги встречались, стоял Лис в своем старом камуфляжном костюме.
- Красиво смотрятся! Твоя работа? - похвалил Вольф, помогая мне выбраться из люка.
- Они не только хорошо смотрятся, но и прекрасно работают, - серьезно ответила я, поворачиваясь лицом к строю и отвечая на взметнувшиеся вверх сжатые кулаки подобным же приветствием.
Лис скомандовал «Вольно!» и подошел к нам.
- Рад, что ты сегодня здесь! - сказал он, сжав мои плечи.
- А тебе, Барон, особая благодарность, что вовремя успел подбросить нам помощь! - добавил Валерка, крепко пожимая ему руку.
- Да, вы, с такими бойцами, и сами бы справились! - ответил Вольф, хлопая Лиса по плечу.
- Я надеюсь, у вас тут обошлось без потерь? - обеспокоенно спросила я Валерку, подсчитав, что ребят в шеренгах меньше, чем было раньше.
- Мудрая Птица – единственная наша потеря. Часть ребят еще на той стороне горы, вместе с Дином и Че. Им необходимо помочь местным, окончательно потушить пожар и как-то организовать самооборону. Они там окрестности, конечно, прочесали, но осторожность не помешает. Однако к закату, все будут в городе, эти похороны нельзя пропустить, - пояснил он.
Генрих-младший только успевал переводить взгляд с одного на другого, его представления об окружающем мире, в очередной раз, круто менялись. Тут Валерка кинулся к люку, откуда на него спрыгнули его верещащие девчонки. Опустив их на землю, он помог выбраться Пауле, которая прижимала к груди крохотный сверток. Поцеловав жену и мельком взглянув на крохотное сморщенное личико сына, Лис успел подставить руку Пабло, который спрыгнул на землю, но не сумел удержать равновесие из-за затянутой в лубок руки.
- Соболезную тебе, брат! - сказал Валерка, кладя руку ему на здоровое плечо.
- Мудрая Птица выбрала свой путь! - Пабло снова вполне бесстрастно произнес ритуальную фразу.
Но мне показалось, что за ней скрывалась настоящая боль невосполнимой потери.
Последней из вертолета выбралась Пакита, которая придерживала возле себя Машку и Миа. Оказавшись на земле, она бросила встревоженный взгляд на группу людей, стоявших чуть поодаль. Я тоже посмотрела на край взлетного поля, где, кроме фрау Марты и Хуаниты с моими детьми, стоял старый барон. А возле него - высокий белокурый мальчик. Генрих-старший, видимо, решил сделать их встречу неизбежной. Пакита побледнела и отошла к Пауле, оттягивая момент встречи. Я тоже посторонилась и встала по другую сторону люка, рядом с Вольфом и его сыном потому, что к вертолету подошли шестеро крепких ребят из новой стаи. Когда они вынесли оттуда гроб с телом Мудрой Птицы, то остальные отдали ему такие же почести, как, только что, своему командиру.
- Я провожу их, до дома Мудрой Птицы, и приду к вам, в гасиенду, - сказал нам Лис, когда гроб, в сопровождении военного караула, двинулся вверх по склону. – Паула говорит, что наше присутствие понадобится ближе к вечеру.
Я кивнула, одобряя его решение:
- Приходи, расскажешь обстановку. Я к вам ненадолго, завтра утром – обратно в Лиму.
Валерка недоуменно вздернул брови:
- Всё так плохо?
Я тяжело вздохнула, вспомнив измученное лицо Хорька:
- Не настолько хорошо, чтобы я могла полностью довериться медицине. Врачи и так говорят, что это - просто чудо, что Алешка остался жив. Лео продолжает постоянно наблюдать за ним.
Лис мрачно кивнул, сказанное подтверждало его опасения:
- Значит, Мудрая Птица сделала единственно возможный выбор. Я подозревал, что дело плохо потому, что, когда Кот привез Хорька в город, тот уже не приходил в сознание. Да, и Хельга, с ее-то опытом работы в зонах военных действий, не решалась его оперировать. А Мудрая Птица сказала, что Алексея необходимо везти в ту же больницу, куда и Паулу, и послать тебя туда, следом. И тогда Лешка поправится. Хельга же считала, что он туда, просто, не долетит. Но Мудрая Птица сослалась на твой приказ и заявила, что берет на себя ответственность. И доказала, что была права.
Я прикусила губу, чтобы удержать, навернувшиеся на глаза, слезы.
- Не вини ты себя, это был ее, собственный, выбор. И у Мудрой Птицы никогда не было случайных решений, - сочувственно сказал Валерка, заглянув мне в лицо.
А затем крепко обнял и заторопился вслед за ребятами и своей семьей.
Вольф осторожно тронул меня за плечо. Я глубоко вздохнула, необходимо было, брать себя в руки и разгребать следующую проблему. К нам, через поле, бежали мои двойняшки, за ними торопились Марта с Хуанитой. А следом приближались старый Генрих и Адам. Было что-то общее в их высоких, стройных фигурах и по-аристократически тонких чертах лица. Только Адам был намного бледнее. Я повернулась к Паките. Она стояла возле вертолета, продолжая судорожно сжимать руку маленькой Марии, несмотря на то, что та дергалась, порываясь бежать навстречу своим подружкам, к которым уже, во весь дух, несся Хатку. Миа, к тому времени, ушла вместе с Пабло, за которого она держалась, как приклеенная.
- Если тебе настолько не по душе эта встреча, то ты можешь отпустить Машку и пойти за Мудрой Птицей, - предложила я ей, озабоченно посмотрев на ее бледное лицо.
Пакита перевела свой взгляд на меня, в глазах ее светилась решимость:
- Если я не сделаю этого сейчас, то не сделаю, уже, никогда. В конце-то концов, мальчик ни в чем не виноват, я была для него незнакомым человеком, а у него, только что, отняли того, с кем он провел всю свою, короткую, жизнь. Злые слова, просто, вырвались в той жуткой ситуации. Больно сознавать, что у тебя отняли возможность кормить грудью сына и иметь детей от любимого человека, но еще больнее, когда собственная мать не общалась с тобой пять лет. Мы же - единственные родственники, и я раньше должна была, найти в себе силы и восстановить отношения.
Она отпустила девочку и медленно пошла навстречу Адаму. Ее обогнал Генрих-младший, который, наконец, оправился от шока, вызванного устроенной нам встречей, и бросился навстречу деду. Мальчишка обнял старого барона и начал что-то с жаром ему рассказывать.
Мы с Вольфом тоже пошли, было, им навстречу, но нас остановил шквал из налетевших двойняшек. Они, все вперемешку, делились с нами впечатлениями последних дней. Целуя их и невпопад отвечая на вопросы, я не сводила глаз с Адама. Он, изо всех сил, старался сохранить невозмутимость, но на лице проступало выражение потерянности. Мальчишка, определенно, чувствовал себя здесь не в своей тарелке. В день нашей первой встречи он попытался убить меня, а затем отказался признать свою мать. Я знала, что за прошедшие годы барон Генрих попытался донести до него то, кем, на самом деле, был его отец, но не очень себе представляла, в кого превратился тот озлобленный и испуганный мальчик. Пакита тоже, все эти годы, больше ни разу не заговорила о сыне, а мы, щадя ее больной рассудок, не настаивали на встрече. А сейчас я поняла, что Адам не узнал свою мать, и это вновь ранило ее, она выглядела так, словно готова спрятаться обратно в вертолет. Я совсем было собралась, подойти к Адаму и увести его в гасиенду, чтобы дать Паките время, придти в себя, как увидела, что Пакита, сама подошла к сыну.
- Здравствуй, Адам! Ты сильно вырос с тех пор, как я видела тебя в последний раз, - услышала я ее срывающийся голос. – Если бы обстоятельства сложились по-другому, то сейчас ты звал бы меня мамой, но я думаю, что начать устанавливать отношения не поздно никогда.
- Я много рассказывал ему о тебе, - услышала я голос старого барона. – И он достаточно взрослый, чтобы знать подробности своего происхождения.
Я поежилась, Генрих брал быка за рога. И на это должна быть причина. От меня не укрылось, с каким вниманием старый барон наблюдал за встречей Пакиты и Адама. Пакита нерешительно протянула вперед руку, но после того, как мальчик сжал ее пальцы, вдруг рванулась вперед и обняла его за шею. Волна смешанных чувств, испытываемых Пакитой, ударила в меня с такой силой, что я пошатнулась. Похоже, что моя восприимчивость, за последние дни, возросла в разы. А что касается самой Пакиты, то эти чувства могли, если не убить ее, то навсегда разрушить, и без того хрупкое, душевное равновесие. И я не могла этого допустить.
- Мне надо, срочно, поговорить с Генрихом-старшим, - сердито прошептала я Вольфу.
Тот моментально меня понял и, подозвав Хуаниту, передал ей висевших на нем девочек. А затем подошел к оживленно беседовавшим Генрихам и принял участие в разговоре. Я же подвела мальчиков к фрау Марте и попросила ее отвести детей в гасиенду, пообещав, что мы придем следом за ними. Строгая немка быстро призвала ребятню к порядку, и они с Хуанитой повели их в сторону дома.
- Я помню, что тебе всегда нравилось проводить каникулы в нашем старом имении. Поэтому тебе должен быть интересен и замок, построенный конкистадорами в шестнадцатом веке. Мы приложили немало усилий, чтобы восстановить его с максимальной точностью, - услышала я голос Вольфа, который тоже двинулся с сыном в сторону гасиенды.
Проходя мимо Пакиты с Адамом, он задал ей какой-то вопрос об истории города, а затем, непринужденно, увлек их за собой.
Старый барон двинулся сначала вместе с ними, но, увидев выражение моего лица, приотстал и взял меня под руку.
- Я надеюсь, что у Вас есть веские основания, чтобы так играть на чувствах моей подруги. Однажды это едва не лишило ее рассудка, - мой голос был тихим, но прямо-таки звенел от гнева.
Генрих еще замедлил шаг и тихо ответил:
- Более чем веские. Адам умирает, и Пакита, возможно, единственный человек, который может ему помочь. Год назад у мальчика начались приступы головокружения, вплоть до потери сознания, и дирекция школы поставила меня в известность. Поначалу, мы думали, что это - следствие переутомления, ведь, Адам, экстерном, сдавал экзамены за два года, сразу. Но обследования показали серьезные нарушения в составе крови, и пока никакие медикаментозные методы лечения не принесли результата. И специалисты не могут подобрать ему донора, для пересадки костного мозга. Твоя подруга выносила его, возможно, их генофонд, всё-таки, совместим.
Кровь бросилась мне в лицо:
- Вы опять пытаетесь сделать из нее подопытного кролика!
Старый барон покачал головой:
- В этот раз всё будет зависеть от ее собственного желания!
Я криво усмехнулась:
- У вас достаточно профессиональных умений, чтобы вызвать его!
Генрих остановился и, развернувшись, пристально посмотрел на меня:
- А ты можешь предложить альтернативу? Его биологический отец умер пять лет назад, и не без нашего с тобой участия! И ты, сама. как-то говорила, что дети не должны отвечать за грехи отцов.
Я скрипнула зубами, старый разведчик и меня поймал в ловушку, моих же моральных принципов. Генрих увидел, как изменилось мое лицо, и умоляюще протянул ко мне руку:
- Не суди меня строго, Инь! Мне очень не хотелось бы, уходить на тот свет, неся на себе груз невинно загубленной жизни. Но и тебе стоит поближе узнать этого мальчика, прежде чем отказывать ему в помощи. Мой старый враг, сумел-таки, создать нечто особенное, в плане интеллектуальных возможностей. Но допустил какую-то ошибку в конструкции его метаболизма.
Я пораженно покачала головой:
- Вы говорите о нем, как о какой-то вещи! А он, на самом деле, живой человек, личность! И не важно, каким было его появление на свет. Вы убедили меня, и я буду Вам помогать, но при условии, что Пакита и Адам останутся рядом с нами. В Лиме у Вольфа вполне современная клиника, а необходимых специалистов туда можно пригласить, на время лечения. И сначала я сама его осмотрю.
Старый барон благодарно сжал мою руку:
- Я всегда в тебя верил, деточка! Ты умеешь принимать правильные решения. Я, и сам, не просто так, увез Адама из Европы. Пять лет назад мне удалось убедить специалистов из агентства, что Адам, всего лишь, сын моего врага и одной из местных женщин. И то, что Бруно быстро покинул этот свет, позволило похоронить его разработки. Но спецслужбы ничего не выпускают из виду окончательно, и последние обследования Адама могут подогреть угасший интерес.
Я вновь взяла Генриха под руку и направилась вслед за остальными:
- И как вы собираетесь скрывать его от них? Ведь, если спецслужбы захотят забрать мальчика, то прятать его в этой долине – чистое безумие! Чего доброго, решат и в бункере покопаться! И тогда нам их не остановить.
Старый разведчик хитро усмехнулся:
- Для начала – сделаем вид, что он умер в больнице, в Лиме. Вольф сумеет это оформить и организовать кремацию какого-нибудь бродяжки. А там посмотрим, как жить дальше.
Я недоверчиво покачала головой:
- Уж больно внешность у него приметная!
Старый барон пожал плечами:
- У нынешней косметической медицины большие возможности. Но для начала, Адаму еще нужно победить свою болезнь.
- Наверное, Вы правы. Задачи стоит решать в порядке срочности, - согласилась я. – Кстати, я еще не поблагодарила Вас за оказанную помощь, по защите нашей долины.
Генрих искоса глянул на меня:
- Ваше согласие на помощь в этом вопросе – вполне адекватная благодарность.
Я только недоверчиво хмыкнула в ответ, десятилетия тесного контакта с работниками различных спецслужб, просто так, не проходят, но такой компромисс можно считать взаимовыгодным. Хотя, если вам кажется, что вы заключаете взаимовыгодный контракт с дьяволом, то стоит сначала пересчитать своих друзей и родственников, потом пальцы на руках и ногах, но и тогда не сразу найдешь, в чем тебя надули.
За разговором мы по аллее незаметно дошли до гасиенды. Вольф с сыном уже были внутри усадьбы. Мои предположения оправдались, и новые впечатления пробили брешь в защитной стене неприязни, которой мальчишка окружил себя. На поверку, Генрих-младший оказался очень любознательным и общительным пареньком, в гасиенде его интересовало буквально всё: и толстые крепостные стены, и конюшня с маленькими косматыми лошадьми, и покрытые шрамами бойцовые собаки. Мое гиперактивное потомство, буквально, облепило новичка, желая непременно всё показать самолично.
- Я думаю, что он тут довольно быстро освоится, в отличие от Адама, - заметил старый барон, кивнув в сторону своего подопечного, который негромко беседовал с Пакитой, укрывшись в тени старой оливы от жгучих лучей горного солнца.
- Адаму всегда так неприятен солнечный свет? - спросила я Генриха, указав на его воспитанника, который постоянно щурился и пытался задвинуться поглубже в тень.
Старый барон внимательно посмотрел на мальчика, а затем на меня:
- Специально не выяснял, но пляжи он не очень жалует. А что, у тебя уже есть какие-то предположения?
Я кивнула и тоже заторопилась в тень:
- Глядя на него, я сначала предположила, что он - альбинос, но глазная радужка, всё же, слегка окрашена. И волосы не абсолютно бесцветные. А кожа - почти прозрачная, без всяких признаков загара. Поэтому, для начала, попробуем, ввести в его питание парное молоко и свежую кровь животных, в них целый коктейль ферментов. И пусть, поменьше выходит на открытое солнце. Мне в детстве такая диета помогла выкарабкаться после тяжелой болезни, когда врачи тоже ничего не понимали, традиционное лечение не помогало и почти все родственники уже опустили руки. А солнце я, до сих пор, не люблю.
Старый барон с большим интересом оглядел меня:
- Вы не перестаете меня удивлять, Инь! Я ничего не слышал о Вашей болезни.
Я невесело усмехнулась:
- Давняя история, и я подозреваю, что это как-то связано с наследственностью. Хорошо хоть, в моих детях этого, пока, не проявилось. Мы еще слишком мало знаем о человеческом геноме, лечить-то умеем далеко не все нарушения, не то, что экспериментировать с созданием чего-то нового. А народные средства, иногда, работают там, где бессильна традиционная медицина.
Наш разговор был прерван Лисом, который появился в воротах гасиенды, в сопровождении одного из ведущих. Я пошла ему навстречу, попросив барона Генриха присмотреть за внуком, чтобы тот, сходу, в озеро не нырнул. Для неподготовленного человека прыжок, на жаре, в ледяную воду мертвого озера мог оказаться летальным. Вольф тоже подошел к нам, оставив малышню под присмотром Марты и Хуаниты. Я предложила перебраться в дом, там было более прохладно.
После того, как мы расположились в малой гостиной, Валерка рассказал, что после налета бандитского вертолета и моего отъезда за перевал, в компании Ирбиса и Пули, к гасиенде начали стекаться горожане. Лису пришлось объяснить, в чем дело. Глядя, как налаживают оборону мальчишки, входившие в новую стаю, оружие потребовали и другие горожане, согласившиеся, что лучшая защита – нападение. Для местных жителей, всю жизнь бродившим по горам со стадами альпаки, идти вниз, именно по дороге, было вовсе необязательно. А пришедшие из-за перевала люди вызвались проводить созданный отряд к своей деревне окольными путями.
Дину с ребятами, к тому моменту, удалось захватить еще живым одного из экипажа разбившегося самолета и выяснить место расположения соседней базы. Поэтому, когда в предрассветных сумерках Арнольд сбросил очередную порцию напалма на соседний аэродром и складские помещения, то разбегавшихся бандитов поджидал неприятный сюрприз, в виде сотни вооруженных людей. Дину и Че с трудом удалось вывезти двоих мафиози на вертолете в нашу долину и поместить их под охрану. А прибывшим после восхода солнца военным досталось тушение пожара, сбор трупов и опрос местных жителей. И вся слава в деле разгрома наркосети.
- Я готова, отдать им все почести и ордена, лишь бы, к нам в город не лезли, а то приведут на хвосте интерпол, а за ним, глядишь, и контору! - высказала я свое мнение. – И рано еще считать, что сеть наркоторговли в стране разгромлена.
Лис кивнул, соглашаясь со мной:
- Я так и объяснил нашим соседям, и они, наконец, осознали, что в настоящее время горы не являются абсолютной защитой, и придется меняться в соответствии с изменяющимся миром. Горожане проголосовали за создание постоянных сил самообороны и круглосуточного наблюдения. Теперь к нам в долину не проскользнут не только мафиози, но и агенты интерпола. Силовым структурам своей страны горожане тоже не очень-то доверяют. И больше всего на свете ценят свою независимость и обособленность.
Я удовлетворенно кивнула, услышанные новости подтверждали мои собственные ожидания.
- Вот только, не разрушило бы все эти, положительные, сдвиги то, что по нашей, в общем-то, вине умерла Мудрая Птица! - посетовала я.
Лис задумчиво покачал головой:
- Не думаю! Она довольно активно выступала на нашей стороне, во время организации обороны города, говорила, что люди должны сражаться все вместе и помогать, кто чем может, и интересы всей долины выше личных интересов. Большинство жителей восприняли ее смерть, как пример жертвенности, во имя единства и благополучия. А Паула говорит, что если она сознательно отдала свою жизнь за одного из нас, то это, по древнему местному обычаю, делает нас из пришельцев членами племени.
Я невольно поежилась:
- И мы, теперь, должны защищать долину и ее народ до последней капли крови! Мудрая Птица долго нас к этому вела!
Лис философски пожал плечами:
- А ты, сама-то, могла бы уже поступать по-другому?
- Да, вы, все, уже именно так и вели себя в последнее время! - согласился с ним Вольф. – И если уж судьба отняла у нас одну Родину, разрушив страну, в которой мы родились, то мы, вправе, выбрать себе другую. И это место – далеко не худший вариант.
Эти, не очень веселые, рассуждения были прерваны осторожным стуком в дверь. На пороге оказались старый Генрих с внуком и Адам.
- Пакита попросила передать вам, что она ушла помогать Пауле. А фрау Марта приглашает спуститься в столовую, чтобы перекусить, пока еда еще горячая, потому, что подготовка к похоронам входит в завершающую стадию и все женское население города выдвигается к дому Мудрой Птицы, - передал нам старый барон.
Мы согласились, что мысль здравая, а Вольф предложил выпить по стаканчику перед обедом и пошел выбирать бутылку. Пока я и Лис доставали бокалы, мальчишки рассматривали интерьер маленькой гостиной. Генрих-младший сразу заинтересовался рапирой и шпагой Вольфа, висевшими на стене, над горкой, заполненной разнокалиберными бокалами и фужерами.
- Нас в школе тоже фехтованию учат!- гордо сообщил он. – И вообще, я бы хотел жить во времена мушкетеров и воевать, как они!
Мальчишка, как и все мы в свое время, пребывал под влиянием романов А. Дюма.
- Не знаю, как в те времена, но сейчас в военном деле не очень много романтики, - скептически заметил Лис.
- А уж чести и благородства – и подавно! Можешь Мастера Лиса расспросить поподробнее, он это знает из первых рук, - добавил Вольф, входя в гостиную с бутылкой рома в руках. – Так что, если тебе нравится шпага, то лучше бы ты ставил себе целью, получить олимпийскую медаль в этом виде спорта.
Старый барон лишь согласно кивнул головой, его военный и жизненный опыт вполне согласовывался с этими утверждениями.
- А я бы хотел, успеть стать врачом, чтобы попытаться понять, что я такое, - услышала я негромкий голос Адама, который рассматривал полки, стоящего напротив книжного шкафа, в котором на видном месте стояли книги Клауса по истории инкской цивилизации и пара книг о методике лечения Кирилла с моими комментариями.
Кувшин с соком, который я достала из холодильника, дрогнул в моих руках, когда я осознала смысл этого «успеть». И отнеся стакан сока Адаму, я внимательно посмотрела ему в лицо. Глаза парнишки были очень серьезными, а выражение лица – спокойно-обреченным. Похоже, он всё знал о состоянии своего здоровья и почти смирился с неизбежным.
- Если есть цель, то надо только найти в себе достаточно упорства, чтобы осилить путь, который к ней ведет. Ты, наверняка, знаешь сказку о двух лягушках в кувшине со сливками. Лично у меня есть все основания доверять той, что продолжала барахтаться, - сказала я со всей серьезностью, глядя ему в глаза. – А чтобы выбрать верный путь, надо не бояться, иногда, вернуться к самому началу.
Адам криво усмехнулся:
- К месту своего рождения я уже вернулся!
Я ободряюще улыбнулась в ответ:
- Совершить прыжок во времени я тебе предложить не могу, но поискать вторую половину своего я, среди народа твоей матери, было бы не вредно. История у него длинная, там многие ответы найти можно.
Тут Вольф закончил разливать ром по бокалам и провозгласил тост:
- За тех, кто умеет отдавать свою жизнь за других!
Все остальные разом подняли бокалы, а я подумала, что тост глубже, чем кажется на первый взгляд. Пригубив бокал, я предложила пройти в столовую.
Но когда я, в качестве хозяйки, первой вошла в самую большую комнату гасиенды, то, сразу после галдящих двойняшек, в глаза мне бросился новый предмет в обстановке. У противоположной стены стояло наше старое пианино, которое я подарила Генриху-старшему, и твердо была уверена, что стоять ему теперь, до скончания века, в библиотеке старого замка. От неожиданности я так резко остановилась, что шедший следом за мной Вольф натолкнулся на меня.
- Что оно здесь делает? – недоуменно спросила я, указывая рукой на пианино.
- Я подумал, что пора учить моих правнуков музыке! - услышала я сзади голос старого барона.
- А я считала, что Вы хотели, чтобы инструмент стоял у Вас в замке, - я высказала свое искреннее недоумение.
- Я хотел, чтобы оно стояло у меня дома. Но дом человека там, где хорошо его сердцу, а замок – всего лишь, камни,- спокойно ответил Генрих, подходя к столу и целуя девочек. - Да, и вся эта грязная возня вокруг Генриха-младшего отбила у меня охоту, привозить его, в ближайшее время, на каникулы в старый замок.
- Но вы, с Вольфом, положили столько сил и времени, не говоря уже о деньгах, чтобы восстановить его! - продолжала недоумевать я.
Вольф равнодушно пожал плечами:
- Мы сделали хорошее дело, когда привели замок в первозданный вид, а затем создали фонд по поддержке. Месяц назад мы с дедом вывели замок из-под юрисдикции компании и передали министерству культуры, они предлагают устроить там музей. Если мой сын и дочери захотят, они всегда сумеют там побывать. А вот, жить в той стране мне, абсолютно, расхотелось.
И я смогла понять, припоминая его многолетнюю борьбу за сына с европейским «правосудием» и всю ту грязь, что выплеснула на них с дедом желтая пресса.
- Ну, тогда Вам-то и придется, взять на себя этот адский труд, Генрих, - сказала я, улыбнувшись, старому барону. – Вольф здесь нерегулярно бывает, а у других сил не хватит, чтобы совладать с этими непоседами. Музыке обучаться – это совсем не то же самое, что боевые единоборства осваивать. Хотя, в жизни пригодится как одно, так и другое.
Глаза старого барона потеплели, и он благодарно мне улыбнулся:
- Ну, что же может быть лучше на старости лет, чем сидеть в кресле, в кругу детей и молодежи! Вы только закрепите за нами с Адамом по комнате, и я никуда отсюда не поеду.
Я скептически усмехнулась:
- Насчет «посидеть в кресле» - на это Вы, особо, не рассчитывайте, характер у здешнего молодого поколения не тот, комнат же в гасиенде предостаточно.
- А мне тут комнату выделят? - произнес Генрих-младший просительным тоном.
Я глянула исподтишка на Вольфа, у того на глаза, аж, слезы навернулись.
- Найдем что-нибудь, а если понадобится – то еще одно крыло к гасиенде пристроим, - пообещала я совершенно серьезно.
Мальчишка вздохнул с облегчением и с аппетитом накинулся на еду, а Генрих-старший украдкой подмигнул мне. И я поняла, что старый барон добивается вполне конкретной цели – собрать в одном месте всех членов своей семьи, кто ему наиболее близок, и хочет успеть передать семейные традиции самым младшим ее членам. А я уже давно подметила такое стремление, у наиболее мудрых представителей старшего поколения, и, в общем-то, была с ним согласна. Уважение к традициям объединяет людей в семью и гораздо успешнее, чем абстрактный «голос крови», создает прочную ячейку, позволяющую противостоять напору враждебного мира.