Розовая

Ад Ивлукич
                Не ушедшей вовремя на пенсию Тае Карпенко, а также актрисе одной роли Джоди Фостер, коей стоило бы также уйти из кино лет в пятнадцать, сразу после той самой единственной роли
      - Ты не уважаешь великих, - снова выговаривала мне Дита фон Тиз, постукивая пальчиком по гладко выбритой башке ( моей ). - Валишь их, на хрен, а они, может, пол - жизни дрочились, чтоб прославиться.
     Я кивал головой, думая о вещах совсем потусторонних, таких, например, как питерские блогеры, говноеды, упорные люди, шахтеры, каждодневно выдающие на гора тонны окаменевшего кала.
     - Дит, - перебил я ее, - а ты в курсах, что каменный уголь сформировался за миллионы лет из говна ?
     - Знаю, - вздохнула она, закуривая папиросу, - мне об этом рассказывал Плотницкий - Захарченко. Помнится, будучи проездом в Луганске ...
     - Это два разных человека, - снова невежливо влез я, - они не через дефис.
     - Это вообще не люди, - отмахнулась она. - Что с той, что с другой стороны.
     - Точно, - я был согласен, как никогда. - Людей здесь, - обводя рукой пределы Восточной Европы показал я по контурной карте, - отродясь не бывало, так, какой заблудший англосакс пробежит или немец, а эти ...
     Я пренебрежительно сплюнул и попал на башку прохожему гражданину, две ноги, два уха, глаза при нем, в голове, руки из жопы растут, в общем, типичный представитель восточноевропейской флоры, суровый и сумрачный, патриот и несогласный, голосующий за Путина и ждущий момент, когда он всем покажет.
     - Ты чо ?
     Он не удивился, не возмутился, привык, по - ходу, ему ж всю жизнь в рожу харкают такие же.
     - Искусственное орошение, брателло, - пояснила Дита, - ирригационная система вашего величайшего будущего. Прикинь, - она сверкнула глазами, - какой прорыв в технологиях. Глядишь, кроссовки или джинсы научитесь делать. Лет через пятьсот.
     Прохожий покосился на свои ловкие обутки из древесной коры, притопнул и заржал.
     - Да ! Да ! Мы еще в космос кого - нито запульнем с космодрома Восточно - Западный, построим аппарат тяжельше атмосферы и запульнем. Возведем строения, народим детишков, завоюем пространство.
     Он размахивал руками и явно воодушевлялся.
     - Президента переизберем навсегда ! Отменим грамоту ! Будем передвигаться на четвереньках ! Но, - он грозно нахмурился, - с молитвой. И по пустой кишке.
     - Он чего ?
     Дита склонилась к моему уху.
     - Чего это он ?
     - Русский, - пожал я плечами.
     Это все объяснило. Она хихикнула и широко улыбнулась портрету святого Альфреда Розенберга, висящему у меня вместо иконы в красном углу.
     - Он тоже знал, как надо, - возжег я пятисвечник перед портретом, - и тоже был навсегда. Тысячелетний рейх, бля. Своеобразная федерация просвещенных народов. Судеты и Гляйвиц. Так ништяково все начиналось.
     - Главное : как закончилось, - непонятно закончила мою невысказанную мысль Дита фон Тиз и великолепным пинком, достойным Пола Гаскойна, отправила прохожего, стоявшего развесив уши, в славный город Ленинград. - П...дуй, мудак.
     Она легла на диван, вытянув ноги на юг, а я сел рядом и начал рассказывать сказку.
     Однажды адмирал Колчак повстречал в тайге некоего старца. И поведал старец адмиралу о великом будущем. О Хабенском. О Боярском. О Ходорковском. О Березовском. И о невесть как затесавшемся в пророчество Пряникове. Сказал тут адмирал Колчак :
     - Да ну на х...й.
     И выбросил свой кортик в зеленое море тайги. И попал прямо по башке Юрию Визбору, он как раз в геологах обретался. Шарился по тайге в сапогах, с гитарой и костром. Аппаратура тоже при нем : зажигалка бензедриновая, часы с ритмичным боем, теодолит и осциллограф, Ленин в сердце, Сталин на груди и Петр Первый в глубинах памяти. Воткнулся кортик ему строго в лобные доли мозга. Сел Юрий Визбор под лиственницу и запел. Никто не знает, что именно он пел, но с тех самых пор весь окрестный люд с наступлением зимы залезал в погреба. А зима в тайге, любовь моя Дита, девять месяцев в году.
     Мораль : " Только атомной бомбой и то вряд ли ".
     - Какая удивительная история, - поцеловала меня Дита фон Тиз. - А мы в Америке и не знали.
     - Это сказка, - поправил я любимую и единственную. - История щас будет.
     Как известно со слов министра культур - мультур, никакой Брестской крепости не было. Не было немцев. Не было киргизов. Вообще, ни х...я не было. Но будет. Такой будет вумат и ништяк, что чертям станет тошно. Вылезут они из ада и увидят, что великий народ построил ад на своей засранной земле, и сойдут с ума, и сядут под лиственницу, и запоют. Про хранимую Богом державу, которой - видит Бог - лучше бы никогда не было. А потом устанут петь черти  и полезут обратно в ад. Сядут в аду в кружок, посмотрят друг на друга, покачают головами, вздохнут и ничего не скажут. Ибо что тут говорить. Все же и так понятно, без слов.
     - Какая удивительная история, - поцеловала меня Дита фон Тиз. - А мы в Америке и не знали.
     - Вы много чего не знаете, - согласился я. - Не знаете, как оно через плечо, как навсегда, как арапы женятся, а кошки рожают, как народ на х...й бежит и радуется. Глупые вы, американцы, жить не умеете. А жить, гражданка Дита, надо так, чтобы потом не было мучительно больно. Придешь в ад, а черти спросят паспорт, увидят орла двуглавого и не пустят, отправят транзитом в рай, а рая, как верно указывал товарищ Ленин, нету. И станет мучительно больно душе, которой тоже нет, торкнется она к святому Петру, а тот схизматиков не допускает в раек настоящий, короче, так и будет душа болтаться в космосе, ждать десять миллионов лет, пока кого - нибудь не запульнут с космодрома Восточно - Западный. Дождется и вселится в тело астронавта. И вернется на Землю. И звать ее будут Мао Цзе - дун.
     - Дичь какая - то, - снимая платье заметила Дита. - Ахинея.
     - Точно. Как и все здесь.
     Я показал ей три минуты российского телевидения, две минуты дал послушать российское радио, на минуту приоткрыл перед изумленной красавицей рунет, а контрольным : включил на пять секунд величайший вокал мировой сцены. Тетю Саню Орлову. Дита потянулась за " Маузером", но я выключил плеер и жадным поцелуем отвлек мою единственную от необдуманных поступков и телодвижений.