Путешествие в послезавтра

Назар Шохин
Путешествие в послезавтра

Назар Шохин

Прохладным октябрьским вечером по спускавшейся вниз улочке шел с занятий географического кружка бравый пионер.

Все двери и ворота вокруг были наглухо заперты: недавно прошла новая амнистия, на волю выпустили множество преступников, и жители на улицу после шести старались не выходить. Но запоздавший подросток шел домой, как уверенный во всеобщей правильности отличник. Как спортсмен, не боящийся хулиганов. И просто как юноша, полностью погрузившийся в свои мысли.

В руках отличник, спортсмен и просто юноша держал глобус. Это – подарок деда, получившего геораму в середине 1920-х в самом Нюрнберге. Блестящий, яркий шар, весь исписанный латинскими названиями. Пережил и депортацию, и войну, и далекую казахстанскую ссылку.

Для внука эта вещь была больше чем источник географических сведений. Она означала мечту о свободном плавании на всех парусах. Ворота в дикую, экзотическую природу. В естественный мир, где живут в согласии люди и животные. В моря и океаны, незнакомые города, леса, горы... Туда, где есть уйма сокровищ, способных избавить от нужды всех родных, друзей, знакомых, да что там – всю бедствующую после войны страну.

Так бы и шагал уверенный в себе человечек со своим драгоценным раритетом, прислушиваясь к скрипу его подставки, если б дорогу не преградили трое – молодой верзила и двое его подручных – долговязый и карлик. Все – в широких штанах, клетчатых кепках наголо, стрижены.

Подросток остановился как вкопанный.

Не успел он что-либо сообразить, как его схватили за ворот, резко потянули влево и прижали к стене.

Сопротивляться мешал глобус. Впрочем, драться с троими и без того было бессмысленно: в столь поздний час ни одна живая душа за него не заступится. Далеко был и милицейский участок.

– Гони бабки! – потребовал карлик, победно усмехаясь.

Подросток знал, что местные уличные пацаны предваряли этим требованием намерение побить.

– Нет у меня денег! – ответил он, с удивлением отметив, что голос его звучит с вызовом.

Долговязый с папиросой во рту закинул за плечо белый шарф, снял с себя солдатский ремень и, намотав на кулак, со свистом покрутил его в воздухе:

– И косячку у октябрят-пионеров нет? Так? – Сквозь выпавший передний зуб медленно, густыми клубами выползал дым.

Закурить у пионера тоже, естественно, не было, – он никогда не имел дело с уличной шантрапой.

– Так что ж ты, нечисть белобрысая, по чужой улице ходишь, если у тебя ни денег, ни курева? – спросил с нарочитой хрипотцой верзила. – А это что за слоновье яйцо? Одолжи-ка!

Вырвав из рук подростка глобус, он подбросил его вверх – раз, другой, а затем с силой ударил кулаком. Шар, словно волейбольный мяч, полетел вниз по улице, не производя особого шума, – чем дальше, тем тише, проворчав под конец недовольным эхом, он замер в какой-то яме.

Темную тишину разорвал хохот. Смеялись вволю и от души.

Так и ржали бы трое, если бы вдруг прямо под фонарем не возник человек в милицейском мундире.

Нападавшие опешили.

Верзила подтянулся и пошел навстречу незваному гостю. Поздоровавшись за руку, подал ему, словно старому знакомому, коробок со спичками, стал ждать, когда тот закурит. Еще через пару минут оба повернулись и пошли по улице вниз. Следом двинулись, не обращая внимания на свою недавнюю жертву, долговязый и карлик.

Отряхнувшись, подросток ринулся искать глобус. Он почти полчаса искал его на обочинах, под стенами домов и в подворотнях. И, не найдя, грустно побрел домой.

…Хоть он и остался цел и невредим, радости никакой не было. Шел, едва сдерживая слезы, перебирая в памяти все знакомые ему ругательства, чувствуя себя неуклюжим и несчастным и горько жалея, что не умеет даже ударить противника в пах.

Обидно, до боли обидно стерпеть такое унижение от каких-то подонков. Но еще обиднее – потерять то, что в твоей семье хранилось как реликвия три десятилетия. В семье, где ты теперь – единственный мужчина. Обидно и горько, что у матери беспросветно тянутся дни, пропитанные кухонным чадом, и ночи проходят в беспокойном сне. Что до сих пор нет преданной собаки, настоящего перочинного ножа… Нет бравого матроса, который заменил бы погибшего на фронте отца. Был бы папа, он бы понял...

Но он и сам мужчина, а мужчины умеют смотреть в глаза опасности.

Подросток стал вспоминать все известные ему сведения из жизни первооткрывателей. Колумб, например, не раз героически спасал корабли от столкновения с рифами. Правда, появлением этой отравы – табака – европейцы обязаны тоже ему... Магеллан, как известно, бесстрашно вступался за своих моряков, но его, как последнего лопуха, «кидали» арабы. А индусы приняли великого Васко да Гаму за нищего...

В книгах пираты были благородными разбойниками. В настоящей жизни, они, оказывается, – просто банда воров-подонков... Получается, что и глобус, этот муляж Земли, – не больше чем опасная игрушка?..

В их школе преподаванию географии никогда не придавалось большое значение. Увлечение дальними краями и неизведанными странами не приветствовалось, – видимо, негласно подразумевалось, что интересоваться полагается только своей великой Родиной. Довольно скучным был и школьный географический кабинет. Но именно география сыграла в семье подростка-немца решающую и, увы, роковую роль…

Мальчик продолжал идти, думая о неожиданных поворотах в жизни. Все сегодня произошло не по его воле, но, как ни странно, ему не хотелось просто выбросить из памяти сегодняшний день. Сейчас, как никогда, хотелось большего: сменить свою фамилию Миллер на более безопасную; без боязни говорить в людных местах на родном языке; отделаться от прилипшей к нему клички Паганель...

У порога Паганеля встречала мать, судорожно комкая обеими руками концы накинутого на голову платка. Рядом, опираясь на швабру, стояла насупившаяся сестренка. Слава Богу, мама не плачет – при виде ее слез сыну всегда хотелось сбежать на призрачный парусник...

Он вошел во двор, торопливо разделся, снял ботинки, стянул носки, умылся и лег в постель.

Сон пришел не сразу.

Во сне уличный верзила – почему-то в дурацком котелке, с усиками и вывернутыми ступнями, – комичными движениями играл огромным земным шаром, то вертя его на пальце или на носу, то подбрасывая пяткой. Потом взял его бережно в руки и с холуйским поклоном передал человеку в коричневом мундире. Глобус уменьшился до обычных своих размеров, около него встали с ружьями долговязый и карлик. Народу было битком, все хлопали. Рядом отдавали честь мальчики из гитлерюгенда. У каждого  медали – по числу разузнанных секретов. Некоторые стояли с подаренными автоматами…

Следующим вечером мать, как обычно, возилась на кухне.

– Сынок, к соседке на базу разные карты привезли – физическую, политическую, контурные. И стоят совсем недорого. Пусть попридержит их для нас? Будут висеть рядом с глобусом!

Дедов отпрыск мгновенно взглянул на этажерку.

Там как ни в чем не бывало стоял потерянный глобус.

Сын посмотрел на мать.

– Где ты его нашла?

– Мир не без добрых людей. Ты к ним с добром – и они тебе отплатят тем же. Будешь заниматься теперь в кружке и возвращаться домой вместе с Тимуром. Только не задерживайтесь и обратно возвращайтесь людными улицами.

Тима – одноклассник, кому Паганель был обязан своей кличкой. Учителя называли его нового друга «грозой шмелей и сумасбродов» – почти как в легендарной гайдаровской книге – из-за его честности и справедливости. Да, он сможет стать преданным по жизни индейцем.

…Все-таки за эти три дня уважение подростка к любимой науке безмерно возросло. Да, их семья пустила корни здесь, на самом краю неблагоприятной, но обжитой географии, – но, как ни крути глобус, а нету на земле города роднее, чем твой. Быть счастливым и нужным можно быть не только в столице.

И просто «Паганелем» главный географ класса теперь уже точно не будет.

Deutsche Allgemeine Zeitung (Kasachstan). – 2016. – 26.August.

______________________________
* Посвящается учителю географии Альфреду Викторовичу Миллеру