К вопросу о мате и матерщинниках

Николай Судзиловский
Спасибо, повеселили! "На войне, как на войне" - все допустимо, особенно сгоряча, но в обычных ситуациях, например - в Питере, когда приезжие люди идут и любуются красотами и вдруг слышат от каких-нибудь закомплексованных юнцов похабный отборный мат, просто так, не по адресу, просто им хочется устрашить кого-то, взрослыми и сильными выглядеть, а не слабаками, думаю, что у таких людей развернувшаяся от красот душа в одну секунду съеживается, забыв о красоте. А если с детства ребенку объяснить, что сила человека в другом? - Что вежливость и нормальная речь - это ум, внутреннее достоинство, это по человечески, это приятно людям. И с "интеллигентные тетеньки могут растоптать" не согласна. Не хочу, чтоб наш народ называли "быдлом" из-за хамства. Когда на улице рядом со мной матерятся, у меня мурашки бегут по коже и настроение портится, словно я чувствую себя оплеванной, хотя и я не идеальна, еще и перед иностранцами стыдно за свой " город высокой культуры", хотя и вижу, что иностранцы-то не понимают по-русски.

                из отзыва на статью «Анонимка самому главному прокурору»

Вот как раз таких юнцов с их юношескими комплексами я и предлагал сажать на специальную диету, чтобы задумались о совместимости и допустимых пропорциях компонентов любой кухни, в том числе речевой. Впрочем, это, скорее, благое пожелание - убогий интеллект радикальными средствами не лечится. Такая задача требует для своего решения упорной, систематической воспитательной работы - но кому это сегодня надо? Кому нужен развитый, грамотный, сильный, с чувством собственного достоинства, народ? Купчишкам, которые дорвались до мировой власти? У них другие цели. Сказано тебе по ящику «Дирол с ксилитом и карбамидом», «простамол уно» или «крутой смартфон галакси А» - и вперёд! Взял мастер кард, оседлал кроссовер - и в лавочку - пардон, в супермаркет. За диролом, простамолом и смартфоном. А ещё лучше - «звоните и заказывайте прямо сейчас».

Похоже, современная мировая действительность, в значительной степени, строится с прицелом на формирование именно таких «продвинутых потребителей», слоя людей внешнего регулирования, внутренний мир которых целенаправленно примитизирован. При любом контакте с такими персонажами раздражает именно их тупость, хамство, убогость мышления - и мат в этом ряду не что-то исключительное, а всего лишь ещё одна из примет одичания, как немотивированная жестокость в среде молодёжи или  участившиеся случаи избиения врачей.

Но всегда ли самые энергичные выражения свидетельствуют о хамстве и тупости использующего их человека? В юности я считал, что дело обстоит именно так, но со временем повидал такое количество безупречно лощёных дураков, хамов, подонков и просто ничтожеств, что всё более терпимо относился к вольностям в непринципиальной, внешней, формальной стороне любого дела. Что поделаешь, «в грехах мы все, как цветы в росе, святых между нами нет…». Сегодня вполне естественным мне представляется вариант общения, описанный в одном из рассказов прекрасного, но по нашему обыкновению недооценённого, писателя - Олега Михайловича Куваева.

«…У него была правильная литературная и богатая речь, какой в наше суматошное время мало кто и говорит, кроме пожилых потомственных интеллигентов. Но когда Мельпомен покрыл матерком собаку, мешавшую выбирать место для палаток, матерок этот после "оксфордской" речи прозвучал не кощунственно, а очень умело, доказав, что хозяин поляны владеет всеми возможностями русского языка…».

Существует несколько уровней владения языком. Безграмотность - когда не умеют выразиться правильно и выражаются как умеют.
 
Грамотность - когда все правила соблюдены, все запятые на местах, мысль передана чётко и ясно. Пропись. Однозначная и порой скучноватая. "Как уст румяных без улыбки, без грамматической ошибки я русской речи не люблю..."  Но владение языком на  этом уровне уже даёт формальные основания претендовать на должность школьного учителя.

И третий уровень - свободное владение языком. В речи или тексте возможны отступления от прописных норм, способствующие более глубокой и эмоциональной  передаче замысла. Для перехода на такой уровень освоение предыдущего уровня необходимо, но не достаточно - имеются ещё и дополнительные требования к глубине интеллекта носителя языка.

Различия в реакции на такие нарочитые «неправильности» можно рассмотреть на классическом примере - «Подъезжая к станцыи и глядя на природу в окно, у меня слетела шляпа».
Человек безграмотный ничего не уловит и, возможно даже, использует аналогичную модель в собственной речи - как это, заметим, уже случалось на телевидении.

Человек грамотный сразу выделит и классифицирует грамматические ошибки и, вполне вероятно, начнёт их растолковывать окружающим. Если такой просветитель имеет диплом школьного учителя - ничего страшного. В институте его внимание обязательно заостряли на такой классике и он, не отметивший в своё время самостоятельно их специфики, с тем большим старанием станет объяснять эти моменты ученикам. Кстати, именно представительниц этой группы я имел в виду, говоря об интеллигентных тётеньках, способных затоптать не хуже, чем стадо африканских слонов.

Человек же, свободно владеющий языком, прочитав эту «неправильную» фразу только улыбнётся и составит себе именно то представление о написавшем её человеке, какого добивался автор рассказа.

Сами по себе, на мой взгляд,  резкие выражения - это обычные слова, за которыми стоят обычные, всем давно известные, объекты и понятия. В то же время, их табуирование имеет ряд вполне объективных причин.
Так, слово изречённое - это озвученный сигнал. Мягкий, успокаивающий, как мамина колыбельная или, напротив, резкий, возбуждающий как команда «к бою!» - и выбор любого слова определяется только конкретными условиями - где, кому, в какой ситуации. Как правило, те, с кем жизнь не особенно церемонилась, к резким сигналам относятся вполне адекватно - их опыт позволяет мгновенно и без всякого напряжения различить, какие из этих сигналов являются, так сказать, исполнительными командами и требуют мгновенной реакции, какие - командами предварительными, а какие можно просто проигнорировать, как несущественный фон. Но сегодня в обществе есть довольно много людей, которых серьёзные жизненные испытания миновали, выросших практически в тепличных условиях, субпассионариев или просто  слабых по своей природе - не настолько, чтобы считаться инвалидами, но всё же… В семье особые условия, в школе освобождение от физкультуры, с армией обошлось, возможно даже институт закончил в общем потоке - словом, тёк себе без особых проблем по проложенным другими желобам. Неудивительно, что он старается отгородиться от сложностей реальной жизни, как заласканный мамой новобранец, который реагирует на впервые услышанную команду «Подъём!» попыткой поглубже зарыться в одеяло.

 Такой персонаж рискует от всякой встряски впасть в стрессовое состояние, по каковой причине старательно избегает любой непривычной для него нервной нагрузки. Это, в общем-то, его право и никто нас не уполномочил тренировать его на нервную устойчивость. Тем более, что мы-то видели, как это проделывает жизнь, отделяя при необходимости агнцев от козлищ - «быстро, грубо и умело…». Думаю, одной этой причины вполне достаточно, чтобы оградить особо чувствительных людей от ненужных грубостей и мата, хотя имеются и другие основания.

В общем, я считаю, что вопрос о нецензурных выражениях не подлежит категорическим рекомендациям - или запретить, или разрешить безусловно. Решаться он должен в каждом конкретном случае индивидуально, на основе интеллекта, такта и внутренней культуры действующих лиц. До тех же пор, пока эти показатели не достигли в массе необходимого уровня, должны существовать какие-то правовые ограничения, достаточно жёсткие, чтобы не допустить морального террора со стороны тупого хамья и достаточно определённые, чтобы не делать абсолютными хозяевами положения тех самых интеллигентных тётенек, при случае способных затоптать любого.

И на закуску реальный случай, произошедший именно в Питере, который тогда именовался Ленинградом и имел несколько больше, чем сегодня, оснований именоваться "городом высокой культуры". По крайней мере, на автобусных остановках тогда ещё не толкались и не ругались, а стихийно выстраивались в очередь, и те, кто не поместился в отъезжающий автобус, дисциплинировано соблюдая очерёдность, оставались ожидать следующего.

Итак, дачная окраина города. Холмы, озёра, ухоженные домики аборигенов,  дачи профессуры – одной из наиболее интеллигентных и весьма состоятельных, по тому времени, групп населения. Мы, студенты, при случае тоже снимали жильё у местных граждан – ваш покорный слуга, например, с комфортом расположился в баньке площадью шесть с половиной квадратных метров (вместе с предбанником), за которую платил хозяйке 25 советских рублей из своей сорокапятирублёвой повышенной стипендии. По соседству на слабо утеплённой, зато сплошь остеклённой, веранде жили дружным колхозом мои одногруппницы (15 рублей с койкоместа), а чуть поодаль студенты-механики, которых мы уважительно называли патрициями, поскольку они занимали самое элитное жильё – зданьице бывшей графской конюшни. Новые владельцы из числа победившего трудового народа, выбросив стойла и ясли графской четверни, разделили четырехместную конюшню на четыре небольших комнатки, в каждую из которых заселили по четыре студента. Каретный сарай графа революционных бурь не пережил, о чём хозяева пару раз упоминали с неподдельной скорбью.
Как-то раз я ехал на занятия. Рабочий день на заводах начинался на час раньше, чем в институтах, а весна в том году случилась солнечная и дружная, что поспособствовало раннему выезду дачевладельцев на природу. По совокупности этих обстоятельств, основная масса пассажиров состояла из таких же, как я, студентов и представителей профессорско-преподавательского состава нескольких всесоюзно известных ВУЗов. Было относительно свободно - все сидячие места заняли, но в пустом проходе у задней двери стоял только я один. Кто-то читал книгу, кто-то листал конспект, кто-то просто смотрел в окно.

Ситуация изменилась мгновенно и совершенно неожиданно – визг тормозов, суматошные выкрики, глухие звуки ударов, будто кто-то с размаху врезался лбом в спинку переднего кресла. Я пролетел вдоль пустого прохода, сорвал головой занавеску, отделявшую салон от кабины и плюхнулся животом на капот двигателя – голова и грудь в кабине, ноги и всё прочее в пассажирском салоне.

В молодости я был специально тренирован на падения, так что никакого урона не понёс и ни на мгновение не потерял нормального восприятия действительности. Автобус ещё полз, замедляясь, а через секунду и вовсе замер на тормозах. За лобовым стеклом виднелось абсолютно белое лицо миловидной женщины лет тридцати. Она инстинктивно пыталась защититься, вскинув руки с сумочкой, и эта сумочка оказалась зажата между её грудью и кабиной.
Такой же бледный шофёр медленно, будто нехотя, опустил боковое стекло двери, высунулся наружу и ровным, неестественно спокойным, голосом сказал речь. Чувствовалось, что человек это мягкий и где-то даже интеллигентный, твёрдо усвоивший заповедь «Водитель и пешеход, будьте взаимно вежливы!», хорошо изучивший профессиональные инструкции и наставления, выдержками из которых он легко и естественно уснащал авторский текст собственного выступления:


Уважаемая гражданка! Возможно, Вы не заметили, но в данном месте отсутствует знак пешеходного перехода! (осторожные предположения о недостаточной остроте зрения, а также заторможённости нервных и психофизиологических реакций едва не пострадавшей).

Дорога полна неожиданностей! (беглый, но красочный, обзор опасностей, подстерегающих легкомысленного пешехода, с выражением своего искреннего сожаления по поводу морального облика торопыг, которым безразличны не только собственная жизнь и чувства родственников и близких, но и то, что его, водителя, дети останутся без кормильца и без столь необходимого в их возрасте отцовского присмотра).

Транспортное средство мгновенно остановить невозможно! (примерная оценка величины тормозного пути на основании анализа соотношения массы автобуса, его скорости, состояния дорожного покрытия и формулы второго закона Ньютона, с упоминанием интимных подробностей личной жизни этого научного гения, его матушки и, по каким-то неведомым ассоциациям, ещё и Альберта Эйнштейна, совершенно невиновного в законах классической механики).

В заключение водитель рекомендовал «уважаемой гражданке» сходить в церковь и поставить самую толстую свечку за здравие механика гаража. А ещё лучше поставить ему, механику, литр - и озвучил собственные соображения о том, каким образом и в каких позициях ей было бы уместно выразить свою глубокую признательность этому святому человеку, который не далее, как вчера, лично поменял тормозные накладки.

Всё выступление было выдержано в ровном, доброжелательно-повествовательно-рекоменндательном тоне,  наш шофёр ни разу не обратился к перепуганной даме на «ты», ни разу не повторился и не менее половины произнесённых им слов были безупречно цензурными – что, на мой взгляд, и с учётом конкретной ситуации, характеризовало его как интеллектуально развитого человека с железным самообладанием. Видимо, остальные участники происшествия тоже сочли прослушанный спич вполне соответствующим характеру инцидента, ибо в салоне не прозвучало ни единой обычной в таких случаях возмущённой реплики, а только общий гомерический хохот. Даже виновница ДТП - как потом оказалось, преподаватель иностранных языков в ленинградском университете - виновато заулыбалась.

 Думаю, ни одно медицинское светило не сумело бы мгновенно подобрать и применить какую-нибудь терапевтическую тактику, способную так же быстро и так же эффективно снять нешуточный стресс не только у себя, но и у случайной группы разных по возрасту, характеру, психологическим характеристикам, людей, как это интуитивно, на одном только жизненном опыте и общем интеллекте,  проделал тот водитель автобуса, использовав всего лишь скрытые резервы речи. Если же принять во внимание, что то же самое средство не менее эффективно, чем антистрессовое, применяется у нас порой и в качестве антидепрессанта , и как допинг, и в ряде других сложных ситуаций, остаётся только, вслед за классиками, склонить головы перед величием и могуществом русского языка.