СТЕПНЫЕ ДОРОГИ
(в новой редакции)
ЧАСТЬ - 4
(продолжение)
4.2. БОЛЬШИЕ ПЕРЕМЕНЫ
Приехав домой, Зарудный сразу же встретился с Марией и рассказал ей о своей поездке на шахту, но о шурфе не сказал ни слова. Просто по-другому было нельзя и это понимали все.
Мария:
- Что вы решили по поводу Майера, Иван Корнеевич?
- Ничего я не решил, Мария, - склонил голову Зарудный, - за нас всё решило НКВД, они его уже похоронили,
- Где и по какому праву? У него же есть жена и дети, - забеспокоилась Мария.
- А у них по этому поводу есть свои инструкции. Поэтому там у себя на шахте и захоронили.
- Ну а могилу эту хотя бы можно посещать?
- Нет! Это охраняемый объект. Территория обнесена колючей проволокой, а на вышках стоят часовые с автоматами.
- А как же теперь быть, Иван Корнеевич? – заплакала Мария и прильнула к Зарудному.
- Ничего не поделаешь, нам остаётся только одно, организовать и провести его поминки. Все затраты я беру на себя,
- Так как же нам теперь жить, когда нас и за людей не считают. Мы что, по своей воле пришли сюда?
- Ничего не обещаю, но на ближайшей партконференции я этот вопрос обязательно подыму. Успокойтесь, - Иван снова взял Марию за руку и накрыл её другой ладонью.
Этот тяжёлый разговор с Марией позволил Зарудному не только узнать её поближе, но ещё больше полюбить. Её такую нельзя было не любить, но огонь страсти разжигать было опасно, и он это прекрасно понимал, поэтому всячески сдерживал свои чувства.
1945 год.
Оренбуржье.
Районный центр Степное.
Войну полк Григория Зарудного закончил в Берлине, гордо пройдя по разрушенным улицам города в конном порядке. Строгое, по военным меркам и трогательное по-человечески, прощание с полком не обошлось без горячих объятий и скупых мужских слёз. Но длилось оно не долго. Впереди их ждала новая жизнь со своими трудностями и испытаниями.
Эшелоном с фронта Григорию, наконец, удалось доехать до родного края. Но чтобы добраться до Терновки, Зарудному надо было «поймать» попутный транспорт из села или ближайшего колхоза. Таким негласным «пятачком» было место у райисполкома, где могли стоять конные упряжки, машины, а порою даже и трактора с полуприцепами или санями.
Покрутившись на «пятачке» и не увидев никого из Терновки, Григорий пошёл в здание, чтобы позвонить Ивану. Но в самих дверях столкнулся с председателем исполкома. Озабоченный начальник не сразу признал Григория, но тот сам представился ему:
- Герой Советского Союза, гвардии подполковник Зарудный.
- Узнал, узнал, – засмущался чиновник и обнял Григория. Ты для меня словно ангел с небес, – смеялся он. Наверное, поэтому я так часто и вспоминал о тебе.
Зарудный собрался с мыслями:
- А в чём дело? Зачем я так срочно вам понадобился?
Председатель не стал скрывать своих намерений и, прямо глядя в глаза Зарудному, сказал:
- Пойдёшь на прииск управляющим. Там надо не только наводить порядок, но и наращивать объёмы производства. Время, видишь какое, надо страну подымать.
Григорий смутился:
- Что прямо так сразу! Не дадите даже отдохнуть?
- Нет, не сразу, – твёрдо отрезал чиновник. На всё, про всё, даю тебе три дня. Ну, а сейчас устраивайся в гостинице, а завтра с утра пойдём к «первому» в райком.
- Прямо вот так в этой форме?
- Прямо так, с орденами и медалями! Пусть посмотрят на настоящего казака. Да, ещё! Ивану не звони, я его сам вызову на завтра к себе. Ну, а потом вместе с часик посидим в гостинице, отметим встречу, а заодно и твоё назначение. Не каждый день ведь приходится встречать с фронта земляка Героя Советского Союза.
На следующий день получив от первого секретаря последние наставления, Григорий был утверждён управляющим золотого прииска. Так началась его новая послевоенная жизнь на сложном, ответственном и опасном участке работы в районе.
4.2.1. БОЛЬШИЕ ПЕРЕМЕНЫ
Перед самой уборкой урожая в районном доме культуры собрались делегаты партийной конференции. Это была первая послевоенная конференция, поэтому большая часть зала была в военной форме без погон с орденами и медалями. Иван тоже одел свою уже поношенную, но дорогую для него гимнастёрку с четырьмя боевыми орденами, медалями и нашивками за ранения.
Выступать Зарудному пришлось в числе первых. Его слушали внимательно и поддерживали с мест словами одобрения, а иногда даже аплодисментами. Как руководитель колхоза, он говорил прямо и открыто со знанием дела. Его критика была не огульной, так как в работе были конкретные успехи и колхоз считался лучшим в районе.
- Говоря об успехах, мне бы хотелось сказать и о проблемах, которые руководство района не хочет видеть, а тем более слышать с этой трибуны.
- По нынешнему прогнозу на урожай и планам поставок нельзя не чувствовать холодного ветра наступающего голода.
- Поэтому каждый из нас ждёт продуманного решения, а не очередных лозунгов, призывающих к лукавым оценкам и сомнительным свершениям.
В зале зашумели и послышались возгласы:
- Правильно, надо выработать общее решение, а не лакировать действительность.
- Ситуация уже сейчас не простая. Продовольствия везде не хватает.
- Сорок шестой год точно будет голодным.
В президиуме стали перешёптываться и вскоре остановили выступление Зарудного. Явно смущаясь, первый секретарь райкома вдруг попросил:
- Вы лучше проинформируйте участников конференции о том, как обустроили в колхозе прибывшие семьи репатриантов, а не связывайте нашу славную победу с голодом. Ваш колхоз всё же считается лучшим в районе. Вот с этих позиций и исходите в своём выступлении.
- Спасибо, - поблагодарил Иван «первого», - я и сам хотел об этом сказать, так как этот вопрос тоже не праздный для меня и требует дополнительных мер.
- Имейте в виду, что спецпоселенцев приняли все хозяйства района, а не только вы один, - добавил первый секретарь, - и эта проблема тоже стала общей для нас.
- Главное, на мой взгляд, - продолжил Зарудный, - состоит в том, чтобы объединить семьи и создать им условия для обустройства на новом месте.
- И как вы себе это представляете? Вы что предлагаете вывести их из-под особого контроля? – возмутился первый секретарь райкома.
- Нет, я так не сказал, - парировал Зарудный, - пусть они работают на шахтах, а живут в семьях, строят себе жильё и воспитывают детей.
Зал притих. Секретарь на время растерялся и посмотрел в сторону старшего офицера, сидевшего в президиуме.
- По этому поводу нам сейчас даст пояснения начальник областного НКВД, - показал он рукой на полковника. Тот кивнул головой, поднялся и обращаясь к Зарудному спросил:
- А что это у вас за история с посылками вышла? Ну-ка поясните нам.
- Да такой факт имеется, - подтвердил Зарудный, - переселенцы получают продуктовые посылки от своих родственников из-за рубежа.
- Это что из Германии? - удивился секретарь.
- Нет, не только из Германии, есть даже из США, и что в этом постыдного, – пожал плечами Зарудный.
- Что же получается? – вновь возмутился «первый». Мы что живём в голодной стране? Вы там у себя, Иван Корнеевич, потеряли всякую политическую бдительность, а ведь мы вас представили к званию Герой Социалистического Труда. Это не только высшая степень отличия за труд, но и высшая степень доверия.
Секретаря грубо перервал начальник НКВД:
- Как представили, так и отставим, а смотреть надо глубже, такого руководителя надо вообще лишить политического доверия.
Зал недовольно загудел, проявляя солидарность с Зарудным.
Чувствуя поддержку зала, Иван вновь повернулся к президиуму.
- Разве это не наши граждане, почему мы пытаемся их во всём ущемить и унизить?
В президиуме вновь поднялся начальник НКВД.
- Я хочу ещё раз всем пояснить. Это изменники нашей социалистической родины, которые приняли «германское гражданство», поэтому к ним и применены особые меры.
- Но среди них есть и те, кто только был на оккупированных территориях, - не сдавался Зарудный.
- Какая теперь разница, все они одним миром мазаны, - занервничал полковник.
- А разве не мы виноваты в том, что бросили их на оккупированной территории, - повернулся вновь к президиуму Зарудный.
- Война там была, вы понимаете война, - стоял на своём НКВД - шник.
- А в чём тогда вина поволжских немцев? – пытается понять причины репрессий Иван.
- Вам надо бы знать, что по поволжским немцам есть Указ сорок первого года, где прямо сказано, что среди немецкого населения, проживающего в районах Поволжья, были тысячи и десятки тысяч диверсантов и шпионов, - поднял вверх указательный палец полковник, - а это значит, что они были врагами советского народа и Советской власти.
Зал снова недовольно загудел.
Но начальник НКВД, продолжил своё выступление и в назидательной форме порекомендовал своему оппоненту:
- Давайте закончим дискуссию, она здесь не уместна. Немцы искупают свою вину перед Родиной. Всё. Точка! Давайте вернёмся к тому с чего я начал.
- Я требую от вас, Зарудный, провести работу со спецпоселенцами по поводу посылок и закрыть эту тему, так как подобные действия унижают честь и достоинство советских граждан.
- Это их личное право общаться со своими родственниками и оказывать друг другу помощь. Нечего здесь зазорного я не вижу. Поэтому заниматься этим я точно не буду, у меня других забот хватает, - ответил ему Иван.
В поддержку Зарудного в зале захлопали. Было видно по всему, что бывшие фронтовики устали от произвола властей и, особенно, от пресловутого НКВД.
В президиуме поднялся первый секретарь и объявил:
- Успокойтесь, товарищи. Успокойтесь. Объявляется перерыв на двадцать минут.
Возбуждённые делегаты, выходя из зала, продолжали обсуждать услышанное и высказывать своё недовольство местной властью.
По всему было видно, что фронтовики уже были лишены иллюзий и твёрдо стояли на своих позициях. Страх после войны притупился, а руки в любой момент могли снова взять оружие и смести тех, кто травил им жизнь, всякий раз придумывая всё новые и новые страшилки для оправдания насилия и террора.
Да и картина с немцами тоже была не однозначной. Все понимали ту необычную ситуацию, в которую они попали во время войны. Вина власти в этом вопросе была вполне очевидной, но как водится, она за собой её никогда не признавала. Крайними всегда становились простые люди.
В фойе делегаты фронтовики плотным кольцом обступили Зарудного и продолжили начатый разговор.
Председатель соседнего колхоза:
- Правильно, Иван Корнеевич! Сейчас самая пора высказаться о наболевшем, но смотри, они тебе этого не простят. Будут мстить.
Фронтовик, исполкомовский работник:
- Как бы там не было, но у них после войны поубавилось наглости крутить обществом, как им заблагорассудится.
Фронтовик, колхозный бригадир:
- А что вы хотите, народ устал от унижений и постоянного страха перед всесильными «органами» и высокомерными партийцами.
Зарудный:
- Спасибо вам, друзья, что позволили высказаться о наболевшем и поддержали мою позицию.
Но разговор на этом завершён не был. Этот случай Зарудному ещё припомнят и не раз. Мстить и те, и другие умели хорошо, таким образом, укрепляя свой авторитет и запугивая массы. Опыт стрелять в спину беззащитным гражданам своей страны у системы был наработан годами. Немцы лишь стали поводом для открытой дискуссии по беззастенчивому попиранию прав граждан в социалистическом государстве.
* * *
Ровно через неделю после партийной конференции в колхоз прибыла районная комиссия, в которую входил начальник районного НКВД и заведующий идеологическим отделом райкома партии.
В кабинет председателя колхоза входит семь человек районной администрации, приветствуют Зарудного и рассаживаются за столом.
Заведующий идеологическим отделом райкома партии доводит план проверки:
- Иван Корнеевич, по решению районного комитета партии мы в течение дня будем изучать положение дел в вашем хозяйстве.
- Что вас интересует?
- Всё чем живут люди. Как выполняется хозяйственный план. В заключение обязательно поговорим с немцами.
- Какая от меня нужна вам помощь?
- Работайте спокойно, а нам пусть помогают ваши специалисты.
- Договорились, я не буду вам мешать, но вот для работы с репатриантами дам своего представителя, которая хорошо их знает и владеет немецким языком.
- Мы согласны. Не будем зря тратить время. Приступаем к работе, - закончил диалог завотделом райкома.
Члены комиссия долго рылись в бумагах, говорили с колхозниками, осматривали поля и хранилища, а в завершении работы провели беседу отдельно только с немцами. Уже поздно вечером райкомовцы, сделав короткий разбор, попрощавшись с Зарудным, уехали.
Минут через пятнадцать после их уезда в кабинет председателя постучалась Мария.
- Ну, докладывайте, Мария, о чём вас там пытала комиссия, - пошутил Зарудный.
Мария покраснела и замялась.
- Ну, говорите же. Как прошла беседа?
- Разговор с нами был короткий, нас просто обязали всех подписать письмо об отказе получать посылки от родственников из-за рубежа.
Зарудный сжал кулаки и, сверкнув глазами, сурово посмотрел на неё:
- И вы так просто сдались?
- А что нам ещё оставалось делать! - упавшим голосом ответила немка. Мы точно так же подписали документы и на «германское гражданство». У нас, как и тогда, другого выбора не было.
Зарудный почувствовал, как у него заиграла казацкая кровь в жилах. Так бывало с ним только перед боем, когда враг смотрел ему в лицо, а здесь удары наносились предательски, исподтишка в спину.
- Значит, смалодушничали, - упрекнул Марию председатель, - а я-то думал, что вы умеете за себя постоять.
Иван давно заметил, что его земляки отличались своим непокорным характером, проявляли открытую нетерпимость к злу и никогда не сдавались без боя, отстаивая свою правоту и веру.
Местные жители были мягче и покладистее. Всё это потом вместе с немецкой пунктуальностью и азиатской мудростью сделает их несгибаемыми и создаст новую общность людей в «ковыльном крае», соединив в единое целое прежнюю и новую культуры. Это не только обогатит их, но и подымет на новые свершения и победы в освоении степных богатств.
Оренбург.
Областное управление НКВД.
Кабинет начальника управления полковника Терёхина. Полковник снимает трубку и обращается к телефонистке:
- Соедините меня с Молчановым.
На другом конце провода:
- Слушаю, Первый секретарь райкома Молчанов.
- Здравствуйте, товарищ Молчанов, это Терёхин.
- Здравствуйте, товарищ Терёхин. Вот только что собирался вам звонить, но вы меня опередили.
- Такая у меня работа упреждать события. В противном случае не видать нам удачи. Скажите, что у вас нового? – интересуется полковник, явно уже зная, о чём скажет ему секретарь.
- Вчера закончили проверку хозяйства Зарудного. Обнаружена масса различных недостатков. Председатель явно не дорабатывает.
- Это в лучшем то колхозе, а что же тогда в других хозяйствах творится?
- Ну, вы же сами понимаете, - замялся секретарь, - не телефонный это разговор.
- Понимаю, не глупый. Чем ещё можешь порадовать?
- Главное то, что спецпереселенцы все до единого подписали наше письмо, одним словом отказались от посылок из-за рубежа. Теперь их будут возвращать обратно.
- Мне об этом уже доложил районный сотрудник. Какие у вас ещё есть проблемы?
- Мы уже говорили с вами о том, что Зарудный не достоин звания Героя труда.
- А зачем вы его тогда представляли?
- Это была наша ошибка. Мы её теперь полностью признаём.
- Слова к делу не пришьешь. Мне нужна обстоятельная бумага, а уже всё остальное это моё дело.
- На этой же неделе я её доставлю вам нарочным в лучшем виде.
- Хорошо. До свидания, - полковник положил трубку.
4.2.2. БОЛЬШИЕ ПЕРЕМЕНЫ
Неприятности и испытания на этом для Зарудного не закончились: вскоре умер отец. Весть о смерти деда Переселенного разнеслась по всей степи. В село съезжались со всей округи или просто шли пешком, чтобы проститься с Корнеем. На похороны придут и немцы вместе со своими детьми, но будут стоять отдельно от сельчан своей тесной группой.
Молодые казахи тоже придут, чтобы проститься с тем, кто основал село и много сделал, чтобы объединить их всех в одну семью. Те казахи, что постарше, простятся с Зарудным по-своему, проведя большой молебен прямо во дворе у Байтаса.
Сам Байтас придёт к могиле своего друга тогда, когда все разойдутся и останутся только Иван и Григорий. Он долго будет стоять на коленях у могилы, закрыв лицо руками, и что-то говорить в ладони на своём языке. Потом подымится и скажет братьям:
- Этот крест мы уберём и поставим сюда большой камень, а на нём выбьем его портрет и напишем имя. У нас есть хорошие мастера, которые учились ещё в Иране.
- Как в Иране? Это же за границей, - не поверил Григорий.
- Это для вас за границей, - ответит Байтас, - а для нас, казахов, границ нет, лишь бы ишак прошёл.
- Какой это понять? - удивился Иван, глядя казаху в лицо.
- В горах есть такие тропы, которые знаем только мы и наши братья туркмены. Вот по ним мы и ходим в Иран, - ответил тот сердито и, повернувшись, гордо подняв голову, пошёл домой.
* * *
Прямо с кладбища Иван вернулся в дом отца к Марии. Она словно это чувствовала и ждала его у порога. Как только он вошёл в прихожую, она обняла его.
- Как же теперь нам жить без Корнея Никитовича? Он так много делал для нас, для всех немцев.
- Давай лучше помолчим, - склонил голову Иван, и они так долго стояли, согревая друг друга теплом своих сердец.
Прощаясь, Зарудный обратился к Марии с просьбой:
- Я прошу тебя стать хозяйкой в отцовском доме.
- Хорошо, - ответила немка и заплакала.
* * *
Дома Ивана ждало письмо от Елены из Москвы, куда она уехала к сыну Василию, который вернулся с войны и продолжил службу в столице. Зарудный уже несколько дней хотел его прочесть, но всё откладывал на потом, словно чувствовал, что в нём есть то, что кардинально изменит его жизнь, и он не ошибся.
Вскрыв конверт начал читать письмо.
Иван прости меня. Я уже навсегда оставила Терновку и буду жить с сыном и внуками. А поскольку у нас с тобой нет совместных детей, то расставание не будет таким болезненным. Спасибо тебе за всё. Буду всегда помнить и молиться за тебя.
Иван понимал свою жену и ждал этого шага от неё уже много лет, видя, как она переживала и изводила себя памятью о Головатом. Она даже во сне говорила с Терентием, как с живым, звала его и просила Бога встречи с ним.
- Как-то всё сразу в один миг свалилось на мою голову, - подумал Зарудный, как раздался тревожный звонок.
Телефонистка:
- Иван Корнеевич, вас просит районное начальство.
Действительно звонил первый секретарь райкома. Он был в хорошем настроении и сразу же начал с приятного:
- Иван Корнеевич, сегодня опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР, в котором есть и ваше имя. Вы награждены высокой правительственной наградой, - орденом Ленина. Поздравляю от всей души!
- Большое спасибо вам, товарищ Молчанов, за высокую оценку нашего труда.
- Но это ещё не всё, - продолжил секретарь, - есть решение о закрытии шахты и передачи рабочих к вам в колхоз. Вы ведь этого просили. Помните, на конференции?
- Конечно, помню, - отозвался Зарудный, - но куда мне их теперь девать?
- Ну, а куда, это уже ваше дело. Думайте. Напоминаю, передача людей уже должна начаться завтра. До свидания, - секретарь положил трубку.
* * *
Сразу же на следующий день началась передача тех немцев, которые трудились на шахте. Зарудному удалось пообщаться со всеми из них, и у него сложилась полная картина восстановления семей спецпереселенцев.
После этого Иван пошёл к директору шахты. Поздоровавшись, начали сразу говорить о деле.
Зарудный:
- Главное сейчас расселить этих людей и восстановить их семьи. Выход здесь я вижу только в одном: перевести в село все бараки, в которых сейчас живут шахтёры и администрация шахты.
- Ну что же, я препятствовать не буду, вот только позвоню своему начальству и попрошу на это разрешение.
Директор позвонил начальству и после этого сказал Ивану:
- Забирай, но только по акту и учти, в одном из них живёт моя семья. Куда девать нас будешь?
- А что предложили тебе? - спросил директора Зарудный.
- Мне предложили искать работу, - погрустнел собеседник. - Ты же знаешь, как у нас всё решается.
Иван задумался.
- Интересно получается: работал, работал, а теперь стал никому не нужен. Так что ли?
- Получается так, - развёл руками шахтёр.
- Вот что, Николай Петрович, бери тогда свою семью и переезжай в мой дом, а я пойду жить в дом отца к Марии.
- К какой Марии? - удивился директор.
- Ну ладно об этом потом, - махнул рукой председатель. - И ещё вот что, переходи к нам директором МТС, эта работа как раз будет по тебе.
- Это серьёзно? - поднял брови шахтёр.
- Да, да, серьёзно, собирайся, - Иван протянул ему руку, - теперь будем трудиться вместе. Мужики нынче все на вес золота.
* * *
Уставший и запылённый в дороге Зарудный с твёрдым решением объединить свои судьбы пришёл к Марии. Он точно не знал, что надо делать в этом случае, а устало присев на скамейку тихо сказал:
- Я буду жить у тебя, ты не против?
- Нет, не против, - Мария обняла его и они впервые поцеловались.
- Тогда покорми меня, а я тебе скажу хорошую новость.
- Какую? Мне кажется, что их не бывает в такое время. Бог отвернулся от нас.
- Будем объединять ваши семьи и начнём делать это уже с завтрашнего дня. Так что рабочих рук в колхозе прибавится. Зря ты говоришь, что Бог отвернулся от вас. Он всё видит и всё слышит, а помогает лишь тем, кто заслуживает этого.
* * *
Вскоре после разговора с первым секретарём, Зарудного вызвали в райком для вручения ордена. На этот раз он приехал в костюме и со всеми своими регалиями. В торжественной обстановке награды вручал секретарь обкома, подчёркивая тем самым важность данного мероприятия.
После вручения орденов и медалей всех присутствующих пригласили в райкомовский буфет, где, как водится по русской традиции их начали обмывать. Одним словом, произносить торжественные речи, выпивать и закусывать.
Во время этого мероприятия к Зарудному подошёл начальник районного НКВД и протянул руку.
- Поздравляю вас, Иван Корнеевич, с заслуженной наградой и прошу потом, как освободитесь, зайти ко мне. Есть разговор к вам.
- Хорошо, я, собственно говоря, уже собираюсь отбывать домой.
- Тогда я вас жду у себя, - любезно кланяется майор и уходит.
Через некоторое время Зарудный уже был в кабинете начальника местного НКВД. С самого порога майор начал предъявлять к нему необоснованные претензии, пытаясь пригвоздить убойными фактами к стенке.
- Я не пойму вас, Зарудный! Что за группировку вы у себя создаёте в колхозе? Партия неустанно призывает нас к бдительности, а вы готовы уже брататься с кем угодно. Мне ли вас учить, что враг хитёр и опасен и что об этом надо помнить всегда.
- Не пойму к чему все эти претензии? – тоже перешёл на жёсткий тон Зарудный.
- Мало того, что вы живёте с немкой, а тут ещё одну гадину на своей орденоносной груди пригрели.
- Это кого же? – не уступает в напоре председатель, но майор его уже не слышит.
- Всё руководство шахтоуправления обвинено в умышленных действиях против социалистического государства и расстреляно, а бывший директор шахты, видите ли, процветает у него под крылом.
- Да, он порядочный человек и хороший специалист. Как только перейдём на совхозную систему, будем назначать его главным инженером.
- Значит, пойдёте под статью вместе с ним, - ударил кулаком по столу районный чекист.
Иван не выдержал и в пылу, взяв его за грудки, с силой подтянул к себе:
- Я этого не слышал, а ты мне ничего не говорил. Оставьте человека в покое, дайте, наконец, людям спокойно жить и работать.
Резко оттолкнув офицера от себя, вышел из кабинета, а вдогонку ему неслось:
- Ты ещё у меня пожалеешь об этом, председатель!
* * *
Через некоторое время Зарудный встретился с бывшим директором шахты.
- Как вам, Николай Петрович, на новом месте работается?
- Спасибо за поддержку, работа меня устраивает, семье тоже нравится здесь жить.
- А что сейчас на бывшей шахте? – поинтересовался Иван.
- Ценное имущество и механизмы вывезены, а остальное всё брошено на произвол судьбы.
- А что с тем шурфом, куда сбрасывали умерших и погибших шахтёров?
- Уходя, НКВД его засыпало каменной рудой, ну а мы поставили там православный крест, сваренный из рельсов, и замуровали его бетоном. Будет теперь стоять вечно. Это память о немцах. Трудились они хорошо, нам бы не мешало у них этому поучится. Ведь кроме мужчин в забоях стояли и женщины и, кстати, всегда выполняли назначенную норму.
- В колхозе на них ведь тоже нет нареканий. Трудятся они хорошо, вот с жильём только надо им подсобить, - смотрит на директора Зарудный.
- Бараки мы уже поставили, сейчас идёт внутренняя отделка. Ну, а на следующее лето обошьём их дранкой, обмажем глиной, выбелим и пусть живут, пока свои дома не отстроят, - отчитался директор МТС.
И суть была не в том, что немцы ударно трудились, чтобы покрыть свою «вину». Трудолюбие было у них в крови. Просто власть придерживалась иного принципа. Чтобы возвысить человека, его надо было обязательно унизить. Хотя порой и было по-иному: возвышали людей по надуманным мотивам, чтобы оправдаться перед обществом за их высокие награды или за незаслуженные назначения.