Часть 2
Война! Война! Германия напала!
Все повторяли с ужасом вокруг.
Звучал знакомый голос Левитана,
Но голос был тревожен и упруг.
***
Уж созревает новый урожай,
Но на войну идут отцы и братья,
И всюду слышны горькие "прощай",
И всюду крепкие последние объятья.
Еще пока вдали гроза гремит,
По улице осиротело дети бродят,
И сердце матерей в груди щемит,
И похоронки первые приходят.
Но вот уж канонада на Дону,
И немец под конвоем строем гонит
Детей и женщин из села ко рву...
Блаженны, кто страданья эти помнит!
И за ручонки матери ведут
Таких как я детишек малолетних,
А ножки детские уж дальше не идут,
А фриц кричит "Шнель, шнель" и плёткой хлещет.
И взрослые, пожитки бросив вон,
Сажают малышей себе на плечи.
И слышен детский плач со всех сторон,
И наступает страшный темный вечер.
А утром снова в путь. Вдруг крик "Ложись!"
Над нами пролетают мессершмитты,
И негде спрятаться, как только лишь во ржи
Где мы для них словно мишень открыты.
А бомбы падают в село, и в пять минут
Там пламенем горят сады и хаты,
А следом на захват села идут
С фашистской свастикой немецкие солдаты.
Комендатуру разместив в селе,
Закрыв детей в полусгоревшем доме,
Погнали немцы наших матерей
Собрать им урожай на русском поле.
Комендатуру охраняют псы,
И русский полицай их кормит щами,
А дети маленькие, слёзы закусив,
Глядят на щи голодными глазами.
Но скоро с поля матери придут.
Припрятав в пазухе тайком от немца,
Початок кукурузы принесут...
Ну разве это не второй Освенцим?!
***
Бывает, так уж память растревожит,
Что пробежит порой мороз по коже
При виде фотографии отца,
Так ждавшего победного конца...
Берлин под ногами, но пули догнали...
Смертельные раны жизнь оборвали.
Остались лишь надписи на фотокарточке:
"Милой Марии", "дочери Аллочке".
Мы память детскую всегда несём с собой,
И время, и года над ней не властны,
И дети, обожженные войной,
К победе общей чуточку причастны.
Но пережив все горести и беды,
Утрём горючую слезу Победы!