Папа больше не работал в Совнархозе. Примерно через полгода после нашего переезда на новую квартиру Совнархоз расформировали, и его функции взяли на себя Министерства, находившиеся в Москве. Папа нашёл работу в К..., куда его пригласили начальником планового отдела на химический завод. Завод находился в лесу, на берегу озера. В посёлке было общежитие, где папе выделили комнату, и в перспективе имелась возможность получить благоустроенную квартиру в строившихся в посёлке многоэтажных домах.
Папа теперь приходил домой позже, в восемь вечера, так как ездил на работу на электричке. Вот слышны его шаги по лестнице, вот он поворачивает ключ в двери и заходит в нашу маленькую прихожую. Он одет в коричневый кожан, на голове у него шапка-ушанка, в руках портфель. Он раздевается и одновременно интересуется, как у меня дела. Мама уже пришла с работы и приготовила ужин. Мы садимся за стол на кухне, я - у батареи, папа напротив меня, - и родители начинают свои нескончаемые разговоры о том о сём, в основном о работе и о неизвестных мне людях. Но мои интересы папа тоже всегда учитывает и обязательно рассказывает что-нибудь и для меня, - иногда какой-нибудь случай из своего детства, о том, как "Толик был маленьким", или заводит речь на другие интересные и полезные для меня темы. Я люблю смотреть на него и слушать его истории, - в то время как он ест приготовленный мамой борщ, селёдку или копченую рыбу, которую всегда покупает в разнообразном ассортименте, докторскую колбасу и хлеб. Мама варит на плите картошку, заваривает чай, достаёт из холодильника молоко.
Оказывается, папа тоже ходил в детский сад, который запомнился ему тем, что там давали помидоры, а он их ужасно не любил из-за красного, как кровь, цвета. У него тоже были дедушка и бабушка, и дедушка жил далеко от деревни на хуторе, где разводил пчёл. У него было четверо сыновей : Иван, Михаил, Андрей (мой дед) и Николай, и две дочери - Оля и Вера. У дедушки было большое хозяйство : несколько лошадей и коров, пасека и дом на хуторе, - и его едва не раскулачили. Спасло то, что трое сыновей служили в Красной Армии. Потом все поселились в деревне и работали в колхозе. Кроме брата Вовки, который был младше на два года, у папы была ещё сестра, но она умерла во младенчестве. Вовка часто проявлял свой неусидчивый нрав и нарывался на приключения и неприятности, - а Толик был, напротив, очень спокойный и не такой непоседливый. Самыми главными событиями того времени была война и эвакуация. Этот стресс запомнился надолго, и папа часто рассказывал истории о военном времени. Всю их деревню вывезли на обозах в тыл, и в течение двух недель пришлось под бомбёжками, в неразберихе и хаосе, добираться до места - города Вельск Архангельской области. Ехали на телегах, сзади шли коровы и козы. Шли лесом и полями, чтобы стадо могло питаться травой. Однажды в каком-то селе Вовка вместе с друзьями залез в покинутую церковь и украл кадило, - а через пару часов в воздухе появились немецкие самолёты, и началась бомбёжка. Прятались в кустах и канавах. Вовку потом все очень ругали и говорили, что это он навлёк беду, так как его наказал Бог. Украденное кадило отобрали и выбросили. Обозом руководили мужчины, которых не взяли по возрасту в армию. Через несколько дней пути они стали уверять, что дальше идти не стоит, так как немцев вот-вот остановят, и можно будет повернуть обратно. Решили расположиться лагерем и ждать вестей. Мужчины пошли на тракт, на главную дорогу, чтобы узнать у проезжающих, как складываются дела на фронте, и тут, о чудо! - они встретили отряд бойцов, в котором воевали отец моего папы и его брат. Они велели немедленно двигаться дальше, так как немцы быстро наступали. Обоз шёл теперь вместе с отрядом, которому тоже надо было попасть в Вельск для получения дальнейших распоряжений в военкомате, так как командир отряда по каким-то причинам не пришёл на явку, и отряд остался без командования. Удивительно было то, что именно в этом отряде оказался мой дед, - в этой сумятице и огромных потоках людей он вместе с братом Иваном совершенно случайно встретился с родными - как раз в тот момент, когда это было им жизненно необходимо. Без этой встречи обоз мог задержаться и попасть к немцам. В Вельске дедушке дали неделю отпуска, чтобы помочь семье устроиться, и он, уже по снегу, успел накосить для коровы камыша на зиму, - ничего другого не было, - а потом ушёл на фронт. В эвакуации папа с братом и матерью прожили до конца войны. Им повезло в том, что у них осталась корова, которая шла вместе с обозом и самостоятельно переплыла реку Волхов, когда сорвалась с парома, не удержавшись под напором стада. Повезло, конечно, и в том, что семье удалось переправиться через реку. Сразу после переправы немцы разбомбили паром, и, если б люди не успели оказаться на другом берегу, то они вряд ли остались бы живы. В эвакуации осень и зима были очень тяжёлыми, и корову пришлось подвязывать полотенцами, - так она ослабела из-за скудной еды. Если б она легла, для животного это означало бы смерть, так как к весне она б не встала. А без коровы и людям было не выжить. Дважды корову пытались ночью украсть, и папа, которому было тогда 13 лет, дежурил с дробовиком у окна, чтобы выстрелами отогнать вора. Весной, когда появилась травка, корова вышла из сарая шатаясь, - но уже через несколько дней она отъелась, и в дальнейшем, благодаря корове, у них были молоко и мясо. В эвакуации все работали в местном совхозе, дети учились в школе. Тетрадей не было, вместо них использовали старые газеты - писали между строчками. Света не было, по вечерам жгли лучину. Жили в маленькой комнате, в которой стояла одна кровать, и с трудом втиснулся стол. Мать распродала все вещи в обмен на еду. Летом дети работали в поле вместе со взрослыми. Придя домой, вытряхивали из сапог колоски, - и варили кашу. После окончания войны вернуться в родную деревню не удалось - она была сожжена и перестала существовать. Так как дедушка был ранен дважды (он потерял глаз), его демобилизовали до окончания войны, и эвакуированных направили жить в город Гатчина Ленинградской области. Там их поселили в домике лесника, в огромном парке, разбитом у бывшего царского дворца.
Папа также часто рассказывал об своей учебе в школе в довоенное время и о том, как они с Вовкой любили после занятий бегать по сплавлявшимся по реке брёвнам. Это дело было весьма опасным, так как несколько раз скользкие бревна поворачивались в воде, и можно было утонуть, оказавшись под ними. Однажды после очередного такого купания пришлось сушить новый Вовкин костюм, который подвязали над костром, - и снова убежали к реке. Костюм сгорел, остались одни рукава. Пропажу скрыли, и только осенью, когда похолодало, родители узнали, куда подевалась обнова.
Лазание по деревьям тоже не обошлось без последствий, хотя и иного рода: Толик упал и стукнулся затылком так сильно, что на несколько минут потерял зрение. Очнувшись, он некоторое время сидел в полной темноте, и только спустя час зрение восстановилось. Кто знает, возможно, из-за этой травмы у него потом открылась способность предугадывать то, что говорил другой человек, и он всегда каким-то образом заранее знал следующую фразу учителя на уроках. Эта способность сохранялась довольно долго, несколько лет. Несомненно, такое ясновидение является очень необычным свойством, и его проявление означало наличие особого состояния сознания, которое возникает всегда спонтанно и не понятно, от чего оно зависит и может ли подчиняться волевому контролю.
Папа рассказывал также о том, как они с Вовкой сдавали экзамены в школе. Ему надо было пролистать утром перед экзаменом учебник страницу за страницей, повторяя про себя "ничего не знаю, ничего не помню", - тогда успех был обеспечен. А Вовка, прочитав один раз, запоминал текст почти наизусть, и сдавал на пятерки.
По воскресеньям папа берет меня с собой в книжный магазин, где у него оформлены подписки на собрания сочинений русских и зарубежных писателей. Мы идём с ним по гранитной набережной, по протоптанной в снегу тропинке, в магазин подписных изданий. Папа держит меня за руку, и мне так хорошо и уютно шагать рядом с ним и разговаривать. Мы заходим в магазин, покупаем очередной том и идём домой. У нас отличная библиотека, которая постоянно пополняется. Мне читают "Детство Никиты" Алексея Толстого, рассказы Льва Толстого, "Каштанку" Чехова, "Волшебник Изумрудного города", "Приключения Тома Сойера" Марка Твена, - эти книги становятся самыми любимыми. Папа велел мне спрашивать значение всех непонятных мне слов, и сам объяснял при чтении новые для меня слова, - мой словарный запас расширялся и обогащался.
Когда нам хотелось посмеяться, мы повторяли запомнившееся начало повести Марка Твена : "Том!" - нет ответа. "То-о-ом" - нет ответа. "Куда же запропастился этот мальчишка ? То -о-ом!" - ответа не было. Тётя Полли спустила со лба на нос очки." Мы с папой покатывались от хохота.
Мы также вместе ездим на рынок. Папа берет рюкзак, и мы отправляемся на трамвайную или автобусную остановку - до рынка ехать минут пятнадцать. Здесь мы закупаем картошку и овощи, орехи и сухофрукты, несколько сортов яблок, гранаты, которые привозят приехавшие из южных краёв торговцы. В крытом павильоне продают соленья, творог, мясо, и папа встаёт за мясом в очередь, а меня оставляет у большого окна рядом с дверью. После рынка мы едем домой, где мама готовит обед, и на кухне шумит вода, и кипит суп в кастрюле.
Несколько раз у нас были гости - папины знакомые из других городов. Он работал вместе с ними сразу после окончания Технологического института, когда его направили по распределению в Красноуральск на только что построенный химический завод, который предстояло вводить в строй. Приезжал армянин Лалоянц, черноволосый и кудрявый, он много шутил, все громко смеялись, пили вино. Приезжал друг папы Иван Строков, вместе с которым он жил в общежитии. В Строкова, как говорила мама, я была влюблена, он мне очень понравился. Он присел передо мной, высокий, с совершенно прямой спиной, и сказал: "Здравствуй, Ирина." Он говорил со мной абсолютно на равных, очень серьёзно, и я это оценила. Удивительно то, что позже у меня был друг из Колумбии, который был чрезвычайно похож на него лицом и манерой поведения. Строков дал мне коробку конфет, и я сказала: "А я такие не ем, я ем только шоколадные." Он рассмеялся. Также нас посетила начальник папиного отдела, под руководством которой он составлял план действий по вводу завода в эксплуатацию в Красноуральске. Мы снова сидели за нашим круглым столом, взрослые громко разговаривали, а я молчала и думала о том, что я не знаю, что сказать, и что папина начальница наверняка недовольна моим молчанием, ведь с такими людьми скучно, и отсутствие мыслей в голове удручало меня осознаванием моей тупости. Больше всего я боялась неудовольствия и разочарования мамы, - я ожидала выговора от неё за такое поведение. Каково же было моё удивление, когда после ухода гостьи мама не только не отругала меня за отсутствие участия в беседе, а похвалила : "Молодец! Сидела молча. Вот так и надо вести себя: сидеть тихо и не мешать взрослым своей болтовнёй." Как же так? - подумала я. - Ведь я промолчала весь вечер оттого, что не могла придумать, о чем рассказать гостье, - и это плохо! Совсем не хорошо! Мне было лень, а лениться нельзя. Но мама, оказывается, считает, что так и надо себя вести, - что ж, пусть. Не придётся волноваться, что она расстроится, когда я молчу вместо того, чтобы разговоривать с гостями. С тех пор мне всегда были не интересны посещения знакомых, и я старалась избегать скучные посиделки в компании взрослых. Детей, моих ровесников, однако, в нашем дворе, почти не было, и я привыкла играть одна со своими куклами и плюшевым медвежонком.
(Продолжение: http://www.proza.ru/2016/09/05/442)