«Жертвоприношение»: обретение искупления
Приступая к анализу последней картины Тарковского, ни в коем случае нельзя упускать из вида то обстоятельство, что это первая его картины, созданная уже эмигрантом, у которого была только призрачная надежда возвратиться на родину. К тому же, эта картина, отмеченная знаком смерти: во время съемок режиссер был уже смертельно болен раком, хотя долгое время и не верил в это. Узнал же он о своем диагнозе только во время монтажа. Как вспоминал итальянский друг Андрея Тарковского, кинооператор Франко Терилли: "В декабре 85-го он позвонил мне из Флоренции: приезжай сейчас же. Я приехал. Он лежал в постели и попросил Ларису оставить нас вдвоем. «Не бойся того, что я тебе скажу,— произнес Андрей,— сам я этого не боюсь». Он сказал мне, что накануне был звонок из Швеции — у него обнаружили рак, и что жить ему осталось совсем немного. «Я не боюсь смерти»,— Андрей говорил это так спокойно, что я был поражен. Дней за десять до смерти Андрей прислал мне из Парижа листок, на котором были нарисованы бокал и роза. Ему уже было трудно писать. За несколько дней до его смерти мне позвонили и попросили, чтобы я на другой день позвонил Андрею — он хотел сказать мне что-то очень важное. Я смог позвонить только через день. Он поднял трубку, но ничего не сказал. Я понял, что он хотел проститься со мной молчанием" .
В итоге получилось так, что это фильм стал своеобразным завещанием мастера. Как часто бывает, последний шедевр выходит особым по своему духу: вспомним, хотя бы, «Фауст» Гете. Здесь та же закономерность. Не случайно сам Бергман признал лебединую песнь Тарковского непревзойденным шедевром киноискусства. Как заявлял автор, «Жертвоприношение» сделано не для Запада – там оно пока непонятно, а для России, где уже назрели духовные проблемы, которые затрагивает фильм . Сегодня это кажется почти пророческим о современной России. И это при том, что данная картина с внешней точки зрения – самая, пожалуй, нерусская из картин режиссера. Русское в ней – сам Тарковский. Как известно от самого автора, в «Жертвоприношении» сделана попытка показать единственный путь спасения мира через веру и жертву собой. И сделано это блестяще в смысле методологии, которая прямо вырастает из недр христианства.
Уже само название фильма должно настраивать нас на христианский лад, ведь в христианском мире жертвоприношение прочно ассоциируется с крестной жертвой Христа. Впрочем, не будем забывать, что возможно и иное понимание жертвы, например, языческое. Что касается картины Тарковского, то однозначно христианской интерпретации фильма мешает хотя бы то обстоятельство, что, изначально, в сценарии, фильм должен был называться «Ведьма» или даже «Лесная ведьма» . Это, прямо скажем, как-то не очень по-христиански. Тогда выходит, что все спасение и исцеление мира происходит потому, что главный герой решил переспать с ведьмой-служанкой. Такой сюжет скорее подошел бы для современных антихри-стианских блокбастеров Голливуда. Поэтому неудивительно, что до сих пор последняя картина режиссера вызывает обвинения в «постмодерниз-ме» .
Но Тарковский есть Тарковский, и, честно говоря, когда смотришь этот фильм, как-то не возникает острого ощущения чего-то модернистского и антихристианского. Тарковский – это же не Дэн Браун. В связи с этим можно усомниться в правомерности «либеральной» трактовки данной картины. Да, в фильме мы видим, что главный герой, Александр (его играет Эрланд Йозефсон, исполнявший роль Доменико в «Ностальгии»), чтобы спасти близких ему людей от ядерной катастрофы, дает обет Богу (к Которому обращается не столько от веры в Него, сколько от безысходности, от того, что больше нет никакой надежды); он дает обещание отказаться от самого дорогого в жизни, даже от себя самого, только бы катастрофа не разразилась. Но тут его знакомый, почтальон Отто говорит, что единственное, что может помочь сейчас, - это обращение к служанке Марии, которая является ведьмой. Кстати, то, что она ведьма, мы знаем только со слов Отто, а можно ли ему верить – это вопрос. Во всяком случае, в фильме никак не обозначено, что Мария является ведьмой. Александр колеблется, но все же идет к служанке. А наутро все действительно меняется к лучшему. Конечно, можно подумать, что помог не Бог, Которому давался обет, а служанка-ведьма. Но если бы это было так, то герой Йозефсона не стал бы выполнять обет. Однако Александр выполняет свое обещание, данное Богу. Да, он, быть может, не поверил в Бога всем сердцем, но умом он выбирает Его Спасителем, и, отказываясь от всего, чем жил раньше, тем самым приносит Богу жертву, дабы хоть что-то сделать для Бога.
Уже в самом начале фильм насыщен христианским духом. С самых первых кадров мы видим неоконченную картину Леонардо «Поклонение волхвов» и слышим арию «Erbarme Dich» из «Страстей по Матфею» любимейшего композитора Тарковского – Иоганна Себастьяна Баха . А затем Александр рассказывает своему сыну эпизод из жития древнего монаха-подвижника Иоанна Колова. Сам эпизод таков: удалившись в скит к одному старцу, он жил в пустыне. Его старец (в фильме – Памве), взяв сухое дерево, посадил и сказал ему, - каждый день поливай это дерево кружкой воды, пока не принесет плода. Вода находилась далеко от них, поэтому Иоанн уходил за водой еще вечером, а возвращался к утру. Через три года дерево принесло плод. И старец принес этот плод на собрание братьев монастыря и сказал: возьмите и вкусите плод послушания . Так и в фильме мы видим, что дерево зацветает, - вот он, плод послушания Александра.
Однако Тарковский в своем фильме не приводит другого эпизода из жизни того же Иоанна Колова, связанный с его падением. Однажды этот монах сказал своему старшему брату: я желаю быть свободным от забот, как свободны от них ангелы, которые не работают, а служат непрестанно Богу. Сняв с себя одежду, Иоанн пошел в пустыню, а через неделю возвратился к своему брату. Он стучался в дверь, но тот не открывал ему, а только спросил: кто ты? Иоанн назвал себя. Брат же молвил ему: Иоанн сделался ангелом, его уже нет между людьми. Иоанн упрашивал его открыть до утра. Тогда брат отворил ему и сказал: ты человек, и тебе нужно опять работать, чтобы прокормить себя. Иоанн поклонился ему, говоря: прости мне! . Похоже, и режиссер не вполне избежал этого искушения, - отсюда, возможно, и эпизод падения со служанкой, хотя версия о ее ведовстве, повторимся, не может быть доказана абсолютно.
Не забудем, на каком распутье находится Александр. Целый ряд ис-кушений у него уже позади. Блестящая актерская карьера не прельстила его мятущуюся душу. Он ушел от мирской суеты, уединился с семьей. Ему начинает раскрываться религиозное видение. Он успешно преодолел барьер безбожия, и сердцу его открылась потребность молитвы. Однако на подъеме всегда подстерегают испытания. Несмотря на внешний уют и благополучие, никакой семьи в доме Александра нет. Далеки от него жена и дочь. Подлинно глубокая связь у него только с сыном. Все чаще осознает он необходимость освобождения своего сердца от тяжелого груза греха. Ядерная катастрофа, которая ощущается в каких-то эфемерных отзвуках и угрозах, должна стать очистительной грозой, разряжающей удушье и смывающей мерзость запустения. Всеобщий ужас не может оставить его равнодушным. Искушение достигает своей цели и рождает в душе его чистый порыв: спасти человечество. Он встает на молитву и читает «Отче наш», но при этом пропускает слова. Видно, что как такового церковного, рели-гиозного опыта у Александра нет, но он жаждет идти по пути совершенства . И тут он все же попадает в ловушку со служанкой Марией. Пусть она не ведьма, но грех остается грехом, даже если он совершен в воображении (некоторые детали этого эпизода заставляют думать как раз об этом - например, они вместе взлетают над кроватью). Александр слишком рано возомнил себя ангелом, как и монах из древнего жития, и потому пал.
Впрочем, в дальнейшем мы видим, что герой Эрланда Йозефсона не собирается сворачивать с того пути, который он выбрал: пути восхождения к Богу. Он действительно готов отказаться от всего, даже от своего дома, который он сжигает. Лейла Александер-Гарретт, работавшая с Тарковским на этом фильме, рассказывает, как он сам понял суть жертвоприношения Александра: «Александр .. сжигает дом! Разве по-христиански жертвовать счастьем близких, лишать их крова, отступиться от того, кто дороже всех на свете, – от родного сына? Христос призывал к милосердию, а не к жертве..» «Ты ничего не понимаешь! – возразил Андрей. – Он не дорожит собственной жизнью. Он жертвует тем, что любит.. Авраам безоговорочно отдал Богу сына на заклание..» . Отсюда мы можем заключить, что режиссер, несмотря на некоторые колебания, все же вкладывал в действия своего героя и в его понимание жертвы вполне христианский смысл.
Замысел Тарковского нам поможет понять один фрагмент из воспо-минаний нашего соотечественника Кшиштофа Занусси, который, как из-вестно, был дружен с Тарковским в последний период его жизни, и помогал ему, когда тот был уже смертельно болен. Вот что говорит Занусси: «Однажды мы разговаривали .. о «Жертвоприношении», которого еще не было, о котором он только думал, писал – выстраивал сценарий. Он хотел воспользоваться одним мотивом из моего «Императива», одной сценой с участием актера Запасевича, в которой безумец, то есть человек, который как бы постиг метафизическую перспективу мира, а значит, в глазах обычных людей является безумцем, подвергается психиатрическому обследованию. Оно ни к чему не приводит .. ибо такое обследование .. не может описать феномен, которого касается, ибо религиозный опыт невозможно объяснить психологически. Андрей рассказал мне, что .. хотел бы снять сцену, в которой авторитетный психолог объяснял бы его герою уже после под-жога дома, как тот устал и какое множество рациональных факторов слилось, чтобы вызвать в нем именно такую реакцию. Этот психиатр должен был сидеть спиной к окну, а за окном неторопливо надвигалась страшная черная туча, но психиатр ее не видел, а герой, которого сыграл затем Йозефсон, смотрит на него и говорит: «Ты просто ничего не видишь..» .
Сцена эта не вошла в фильм, но идея сохранилась: Александр отказывается от всего, даже от разума, и совершает безумный поступок. Но в этом безумии кроется вера в то, что мир можно преобразить . Многие исследователи обращали внимание, что во всех фильмах Тарковского льют дожди, - у него была какая-то особенная любовь к этому явлению природы. Что это – символ божественной благодати, изливающейся на людей? Но вот в «Жертвоприношении» дождь не идет, зато мы видим лужи на зеленой траве. Видимо, это ощущение того, что благодать уже здесь, с нами, и нужно только приобщиться к ней, как нужно собрать воду, чтобы дерево зацвело. И был спасен мир, как надеется Александр. Поэтому в финале не случайно появляются титры: "Посвящается моему сыну Андрюше с надеждой и верой".