Школа и потом...

Екатерина Сергеевна Шмид
Записала воспоминания, как мы приехали в Харьков, и уже поздно вечером в кровати вспомнила, что у выборных пионерских должностей были нашивки: звеньевой — одна красная полоска, председатель совета отряда — две и председатель совета дружина — три. Вот на какой руке — не помню. Жили мы в гостинице. Она находится на площади Дзержинского около Госпрома, поэтому меня отдали в близлежащую школу № 116. Находилась она тогда в жилом здании сразу за Госпромом на проспекте Правды. Привели меня, наверно, к директору. Тот или та позвал классную руководительницу пятого класса, и Клавдия Ивановна повела меня в класс. Идём мы с ней по коридору и попадается нам навстречу девочка с длинной косой. Здоровается и делает реверанс. Я этому так обрадовалась! Вот до сих пор помню.

Меня учили, что когда  здороваешься со взрослыми, надо делать реверанс. Это не какой-то глубокий, балетный, а просто правую ногу заносишь за левую и быстренько приседаешь. Так было всегда. А тут, пожалуйста, девочка в школьной форме при встрече сделала реверанс! На меня это произвело сильное впечатление. Со временем выяснилось, что в коридоре была ступенька и так совпало, что «здравствуйте!» совпало с шагом со ступеньки. Девочку звали Тамара,  мы с ней очень подружились. Школьное время помню довольно смутно и отрывисто. Дружила я со всеми, была очень инициативной. Выбрали меня председателем совета дружины и было у меня три красных нашивки. В комсомол нас с Томой приняли самыми первыми — мы были старше своих одноклассников на год.

Я очень любила приходить к Томе домой. Звоню в дверь: «Тома дома?» - извечный мой вопрос. Жили они тоже в районе Госпрома в Доме Табачников. В Харькове очень много домов с именами собственными. Это зависело от того, для кого он строился. Буквально  на второй день я  пришла к Томе делать уроки, и пришли сёстры Инна и Ляля. Ляля хорошо поставленным голосом, с чувством, с расстановкой мне повторила условие задачи, а я и без неё всё поняла, и мы быстро сделали уроки. Бывала у Нонны. Меня там всегда кормили куриными котлетами. Тогда для меня это был деликатес. Нонна была отличницей и прекрасно играла на рояле. Мы часто у неё собирались. Когда были постарше  ходили с ней на каток. Бывала у Лёли. У них над кроватью во второй комнате была прекрасная картина лежащей девушки, если сейчас не путаю, она курила кальян. Девушка была полуобнажённая. Ещё  у них была прекрасная коллекция пластинок. Танцевальные мелодии и песни.

Учился с нами мальчик-сирота Серёжа Силицкий. Его прикрепили ко мне, чтобы я его «подтянула», помогала с домашними заданиями. Он приходил ко мне несколько раз. От него крепко пахло чесноком. Жил он в детском приюте. Походил и перестал. Не интересно ему было. Потом он или ушёл из школы, или его куда-то перевели, но след его затерялся. Харьков это Украина и меня начали заставлять учить украинский. Помню, что в одном диктанте я сделала 44 ошибки. Очень трудно разобраться с буквами «и» и «i». Тогда мама поехала в Киев. Добилась аудиенции в министерстве образования. Объяснила в чём дело. Первым делом был отказ, но когда мама сказала, что она в министерстве образования Украины разговаривает с министром образования на РУССКОМ языке, всё решилось и меня освободили от занятий. Впоследствии почти все отказались от изучения украинского, за исключением нескольких учеников. Мы дразнили Лидию Петровну, учительницу украинского. Она приходила и говорила: «Станьтэ ривнэнько, дывыться на мэне». Причём она делала всегда одни и те же движения рукой, а что нужно детям, чтобы посмеяться?

Жили мы поначалу, как я уже говорила, в гостинице «Харьков». Не помню, была ли там ванная, туалет был и комнатушка, где справа стоял письменный стол, затем впритык железная кровать. В промежутке между кроватями окно,  и шкаф. Висела ещё радиоточка. Рано утром под «Пионерскую зорьку» вставала и шла в школу. Было холодно и неуютно. Погода в Харькове была намного холодней венской. Комната убогая, тесная, двоим между кроватями не разойтись. Что и где мы ели — не помню. Начался у меня фурункулёз от недостатка витаминов. 

 Прошло какое-то время и мои родители получили одну комнату в двухкомнатной квартире на пятом этаже на Московском проспекте. Когда Сергея вызвали получать ордер на «квартиру», ему прямым текстом сказали: «Дай пять!» Он скрутил кукиш. Вот мы и получили, три взрослых человека и собака, комнату 17 кв.м. Были у нас соседи: муж, жена и маленький мальчик. Лида, когда приходила к нам в комнату, называла маму хозяйкой (или барыней? - забыла) и садилась на пол. Собаку мы отдали в хорошие руки, и ей жилось лучше, чем нам.  Мама не работала. Сергею предложили быть уличным фотографом. Это после заграницы и работы в ТАСС! Унижали, как могли. Потом он устроился на телестудию фотографом. Фотографировал школьников в начале и в конце учебного года. Зарабатывал как мог. Такая жизнь ему не подходила — он стал посматривать на сторону и в конце-концов оставил маму и меня.   Помню  была я в пионерском лагере. Мой день рождения. Исполнилось 15 лет.  Приехали мама и тётя Соня. Мама была такая худая и печальная! Из полного благополучия приехать сюда, в голодную страну и нищую страну и остаться без близких и друзей.  Как мама это всё выдержала — не знаю. Потом я узнала, что когда ей стало невмоготу, она пошла к врачу. Тот ей сказал, что если не хотите, чтобы ваша дочь осталась сиротой — держите себя в руках, крепитесь. Работать мама пошла на завод в цех по производству утюгов. Работала в три смены. Работа физически очень тяжёлая. Её любили и уважали.

Школе построили новое здание на улице Культуры. За школой был яр. Наша директриса собрала нас на школьное собрание, и сказала, что там мы разобьём сад, но ничего не вышло. Со временем яр засыпали и сделали там скверик, который мы называли  собачьим. С нашим обучением  экспериментировали. Нас выпустили как токарей третьего разряда. Или я ошибаюсь? Это сейчас не суть важно, но вместо того, чтобы преподать нам что-нибудь нужное для последующей жизни, нас учили токарному делу. Мне разрешали работать на самом лучшем станке. Почему — не знаю. Но так было. Училась я средне. Звёзд с неба не хватала. Очень любила танцевать. Мы с Лёлькой носились в вихре вальса как сумасшедшие. Тогда никаких танцев, кроме па-де-катра, польки, полонеза, вальса танцевать в школе не разрешали. Ещё мы с ней любили петь. Помню, что нас куда-то вывезли в колхоз, а мы с ней всё поём и поём, пока на нас не прикрикнули, что надоели мы всем до смерти. Конечно, мы собирались у кого-нибудь дома, у кого была квартира. В основном танцы. Это самое светлое воспоминание того времени. Мама переделывала мне свои платья. Одно было белое с небольшими бабочками. Подружилась с одним одноклассником. Вот собрались мы у кого-то дома. Танцуем. Потом в перерыве я стою, а он подошл и увидел, что мои ногти покрыты свело-розовым лаком и так строго спросил, ткнул в мой ноготь пальцем: «Это что такое!?» Он был моей постоянной парой. Я даже  представить себе не могла, чтобы он с кем-нибудь танцевал, кроме меня. К кому бы я ни приходила в гости и, если у них был телефон, я тут же звонила ему. И он приходил. Один раз получился казус. Мы всем классом записались в парашютный кружок. До начала я пришла к Алле. Она жила на Данилевского, и Саша жил на Данилевского, почти через дорогу. Я звоню и прошу, чтобы он зашёл за мной. Но я не сказала, где я! И он помчался ко мне на Московский проспект, а это далеко. За мной он не зашёл. Я надулась, и он обиделся. Когда мы встретились на занятиях оба молчали и были сердиты, но потом всё выяснилось. В конечном итоге никто не стал парашютистом. Оставляли меня одну, потому что я всегда была крепкого телосложения, такая сбитая девочка, а все остальные не проходили по весу. Но и я, конечно, это дело оставила. Жили мы довольно далеко и ездила я в школу и из школы на троллейбусе. Помню, идём мы с Лёлей и всё говорим и говорим. Дойдём до остановки, стоим и опять говорим. И было интересно и так много надо было сказать... Куда всё ушло?..

 Мы часто с подружками покупали мороженое в Гастрономе, что на пр. Ленина и летом, и зимой. Там всегда торговал один и тот же мужчина. Гордон, если сейчас не вру. Уже будучи взрослыми мы зашли к нему втроём, и он сказал: «Девочки, как давно вас не было...» очень грустно. Жизнь разбросала. Моих закадычных подруг уже нет в живых. Толя Смирнов умер нелепо — заснул и задохнулся.  Матрас начал тлеть от папиросного окурка. Жаль, очень жаль... Но те, кто в школе дружил, те и до сих пор поддерживают эту связь. Мы переговариваемся по Скайпу, пишем друг другу письма. Дружба — это такое дорогое чувство, которое нельзя переоценить.