Пугачёвщина

Вот мой Пугач: при первом взгляде
Он виден — плут, казак прямой!
В передовом твоём отряде
Урядник был бы он лихой.
Строчки Александра Пушкина,
написанные  Денису Давыдову
на дарственном экземпляре
своей книги «История Пугачёва».

Кто такой Емельян Пугачев?
 Если бы этот вопрос вы задали в конце XVIII века, то в ответ бы от вас с ужасом шарахнулись в сторону. Ведь само имя бунтовщика считалось тогда запретным.
 Если бы этот вопрос вы задали в просвещённом веке XIX – получили бы презрительное пожимание плечами: «Бунтовщик Емелька!».
В советское время имя этого донского казака стало символом крестьянского восстания, борьбы угнетаемого класса с притеснителями.
А что сегодня мы можем сказать об этом (действительно незаурядном!) человеке, происходившем из простых донских казаков, но сумевшем повергнуть в трепет не только обладавшую решительным характером Екатерину Великую, но и последующих правителей?
Отношение к Емельяну Пугачеву всегда было неоднозначным.
Его и боялись, и уважали.
Сам Суворов с большим любопытством расспрашивал его, когда «император Пётр» оказался в его руках.
А казаки на Урале и спустя полвека после восстания говорили о нём с явным почтением. Для них Пугачёв оставался в ореоле народного героя и мученика за идею всеобщего равенства и свободы.
Когда Пушкин беседовал о Пугачёве со стариком крестьянином – свидетелем тех кровавых событий – тот дал ему гневную отповедь:
«Это для тебя он бунтовщик. А для нас – батюшка Пётр Федорович!».

Для одних он был народным, крестьянским вождём.
 Был тем «хорошим царём», о котором наивно помышляли многомиллионные массы крестьянства, работного люда, казачества.
 И для них он всегда оставался «Красным Солнышком», «Емельяном-батюшкой», «богатырём», «атаманом», «добрым молодцем».
И они складывали о нём сказы, из уст в уста передавали предания, пели песни и «рассказывали истории», «положенные на голос».

Для других он был «злодеем», «самозванцем», «бунтовщиком», «вором», кровопийцем», «разбойником», посмевшим поднять руку на их собственность, угрожать их благополучию и жизни.
 И они с амвонов церквей предавали его анафеме, шельмовали и проклинали в манифестах, указах и обращениях…

* * *
Емельян Иванович Пугачёв был родом из простых донских казаков.
Родился он в старинной станице Зимовейской (ныне станица Потёмкинская Ростовской области).
Кстати. Там же родились ещё 2 знаменитых бунтаря.
-  1-й, больше чем за сто лет до Пугачёва, в 1630 году, - Степан Разин.
-  А в 1867 тут родился Василий Денисович Генералов – революционер-народоволец. Он был непосредственным участником подготовки покушения на императора Александра III.

Появился Емельян на свет около 1740 года.

-    Так гласит официальная версия.
Сегодняшние энциклопедические словари, поддерживающие эту версию, пишут следующее:
 «Пугачёв Ем. Ив. (1740 или 1742-1775)...»

-   Но есть и другая версия.
К примеру, сенатор А. А. Бибиков, сын генерал-аншефа А. И. Бибикова даёт нам другую дату рождения Емельяна Пугачева – 1729-й год.
Он также сообщает, что отец Емельяна - казак Иван Измайлович – был убит турками в 1734 году.

• А. А. Бибиков - младший современник Емельяна Пугачева - писал:

        «Пугачёв был старший сын Ивана Измайлова... казака Зимовейской станицы, служившаго с отличным усердием, храбростию и благоразумием Петру Великому в войне против Карла XII и турок; он попался в плен к сим последним за несколько дней до заключения Прутскаго мира, но вскоре с двумя товарищами спасся, и, при великих опасностях, возвратился в отечество; и по верности и усердию своему искав всегда случая отличаться, пал с оружием в руках во время войны противу турок при императрице Анне Ивановне, в 1734 годе. Сын его Емельян, родившийся в 1729 годе... предался с самой молодости сварливому, буйному и неистовому поведению...».

Исходя из этого, возникает вопрос:

В таком случае, как он мог народить сына в 1740-м?

Есть ещё показания Софьи Дмитриевны Пугачёвой от 1773 года.
Название они имели следующее: «Описание известному злодею и самозванцу, какого он есть свойства и примет, учиненное по объявлению жены его Софьи Дмитриевой».
 И содержали 14 пунктов.

• Вот несколько пунктов из этих показаний:

 «3. Тому мужу её ныне от роду будет лет сорок, лицом сухощав, во рту верхнего спереди зуба нет, который он выбил саласками, ещё в малолетстве в игре, а от того времени и доныне не вырастает. На левом виску от болезни круглый белый признак, от лица совсем отменный величиною с двукопеечник; на обеих грудях, назад тому третий год, были провалы, отчего и мнит она, что быть надобно признакам же. На лице имеет желтые конопатины; сам собою смугловат, волосы на голове темно-русые по-казацки подстригал, росту среднего, борода была клином черная, небольшая.
4. Веру содержал истинно православную; в церковь божию ходил, исповедывался и святых тайн приобщался, на что и имел отца духовного, Зимовейской станицы священника Федора Тихонова, а крест ко изображению совокуплял большой с двумя последними пальцами.
5. Женился тот муж её на ней, и она шла, оба первобрачные, назад тому лет десять, и с которым и прижили детей пятерых, из коих двое померли, а трое и теперь в живых. Первый сын Трофим десяти лет, да дочери вторая Аграфена по седьмому году, а треть Христина по четвертому году...
7. В октябре месяце 1772 года он, оставивши её с детьми, неведомо куда бежал...»

Если, как говорила жена Пугачёва, на тот момент ему было около 40, то вряд ли он мог родиться в 1740-м…

-   Сам же Пугачёв на допросах, учинённых ему в 1774 году в Яицком городке и в Москве, говорил, что «от роду» ему 32 года, что «считает себе тридцать третий год».
Тогда получается, что он родился в 1742 году.

Некоторые исследователи полагают, что семья Пугачёвых была украинского происхождения.
Деда Емельяна звали Михайла Пугач («пугач» по-украински означает «филин»).

И дед, и отец Пугачёва были казаками.
 Донской казачкой была также его мать – Анна Михайловна.

Есть так же версия, что фамилия Емельяна Ивановича «Пугачёв» - вовсе и не фамилия, а прозвище, которое ему дали власти.
 «Пугачёв», мол, произошло от слов «пугало» или «пугач».
Это традиционный пропагандистский приём того времени – вызвать негативные ассоциации с именами неугодных личностей.
Так же было, к примеру, и с самозванцем, выдававшим себя за царя Дмитрия Ивановича. Того наградили прозвищем Отрепьев (от «отребье»).

* * *

Емельян был младшим сыном. Старший – Дементий – рано женился и отделился от отца.
Юность будущего вождя Крестьянской войны прошла в труде и бедности.
Подростком Емельян работал у богатых казаков.
Юношей он помогал отцу, работал в поле и обрабатывал пашню – «боронил за отцом землю».
До 17-ти лет Емельян жил в доме отца.

В 17 лет он начал казацкую службу и был записан «в казаки… на место отца своего», ушедшего в отставку.
На втором году казацкой службы  Пугачёв женился.
И уже через неделю  жена провожала своего мужа в поход.
 Молодой казак отправлялся в составе Донского казачьего полка И. Ф. Денисова в Пруссию.
Там он участвовал в Семилетней войне 1756 – 1763 годов с Пруссией.
Участвовал во многих сражениях, но пуля и сабля щадили его. И, по словам самого Пугачёва, он был «ничем не ранен».
Побывал тогда в Торуни, Познани, Шермицах.

В 1762 году Пугачёв вернулся в родную станицу.
Там и прожил около полутора лет.

В 1764 году в составе казачьей команды Емельян оказался в Польше (если точнее, то в Белоруссии, входившей тогда в состав Речи Посполитой).
Команда эта исполняла карательные функции в отношении бежавших туда от преследования екатерининского правительства русских раскольников-староверов.
Та акция наложила на сознание будущего великого бунтовщика сильный отпечаток.

Из Польши Пугачёв вернулся домой.
Прожил там 4 года.
Иногда направлялся куда-либо в составе казачьих «партий».

Позже в составе Донского казачьего полка полковника Кутейникова воевал с турками.
Это было во время Русско-турецкой войны 1768 – 1774 годов.
 Приобрёл богатый боевой опыт.
 Особенно хорошо он знал артиллерийское дело.
За личную храбрость и умение начальствовать над людьми был произведён в офицерский казачий чин хорунжего.
 
Надо сказать, что Пугачёв имел независимый характер. А это очень не нравилось его военному начальству. И между ними постоянно возникали столкновения.
Вскоре Пугачёв тяжело заболел – «гнили у него грудь и ноги». Он был отправлен из действующей армии для лечения.
Однако, оказавшись на Дону, он отказался от госпитального лечения, решив побывать дома. Ведь там его ждали жена, сын Трофим и дочери Аграфена и Христина.
 Считается, что это было началом уклонения его от службы.
Нелады с законом у него уже тогда были…
       
* * *

Емельян отправился странствовать по свету.
Причём несколько раз его сажали за решётку.
Но он всякий раз ускользал…
 
В январе 1772 года Емельян Пугачёв оказался в станице Ищерской на Тереке.
Казаки избрали хорунжего своим ходатаем по своим делам перед Государственной военной коллегией.
 Но когда Пугачёв с челобитными о нуждах казаков отправился в Санкт-Петербург, он был арестован.
Его обвинили в смуте и посадили в тюрьму в Моздокской крепости.
Оттуда Пугачёву удалось  бежать…

 В скором времени он добрался в родную станицу Зимовейскую.
 Но там его снова арестовали.
 На это раз уже как казака, уклоняющегося от службы.
Пугачёв снова бежал.
Так Емельян становится для властей фигурой одиозной, бунтарём и беглецом, человеком опасным…

С Дона «крамольник» бежал на польскую границу.
Сначала он объявился на Украине среди старообрядцев.
А потом в Белоруссии, в Ветке.
 Там он нашёл укрытие у раскольников-старообрядцев.
И там же он явился к коменданту Добрянского форпоста. Назвался своим именем, но указал себя уроженцем Польши.
12 августа 1772 года Пугачёв получил паспорт, который давал ему право свободного перемещения по России.
Путь его лежал через Глухов, Черниговку, станицу Глазуновскую на Дону, Саратов до Малыковки.
Вскоре состоялась его встреча с известным старообрядческим игуменом Филаретом.
 Тот одобрил план Емельяна Пугачёва увода яицких казаков, наполовину состоявших из старообрядцев, на вольную Кубань. Она тогда находилась под эгидой Оттоманской Порты.
Пугачёв направился в Яицкий городок.

• А. С. Пушкин писал, что в 1772 году Пугачёв пришёл в Яицкий городок и стал подговаривать казаков уйти за Кубань:

 «К турецкому султану, обещал по 12 рублей жалованья на человека, объявлял, что у него на границе оставлено до 200 тысяч рублей да товару на 70 тысяч, а по приходе их паша-де даст им до 5 миллионов».

Вскоре  Емельян был схвачен.
Его обвинили в намерении увести яицких казаков на Кубань.
Пугачёва отправили в Симбирск, оттуда в Казань.

В январе 1773 года он оказался в Казанской тюрьме.
Вскоре Пугачёв заболел. И по его просьбе с него сняли ручные кандалы и заменили тяжёлые ножные кандалы лёгкими. И даже в сопровождении солдата отпускали бродить по городу «для прошения милостыни».

• Историк и бытописатель Казани А. И. Артемьев, служивший библиотекарем Императорского университета и имевший доступ ко многим материалам, писал:

«Пугачёва... не только посылали на разные казённые работы наравне с простыми колодниками, но выпускали также ходить по городу для сбора милостыни и к разным благодетелям. Благодетелей же он приобрёл себе довольно, потому что, как говорил впоследствии, «вёл порядочную жизнь, вина тогда не пил и временем молился Богу, почему прочие колодники, также и солдаты, почитали его добрым человеком».

Потому и подаяния ему делались значительные.
Некоторые давали по рублю и больше, спрашивали при подаче именно:
-  Кто-де здесь Емельян Пугачев?
- Вот-де ему рубль.
Таким образом, у него постоянно водились и порядочные деньги.
Особенным благотворителем для него был зажиточный казанский купец Василий Григорьев Щёлоков.
Это был ревностный раскольник, приятель иргизского игумена Филарета...
Щёлоков не только присылал ему неоднократно милостыню, но хлопотал за него у губернатора и давал взятки секретарю.
Через Щёлокова Емельян подбился в милость к другому важному раскольнику -  московскому купцу Ивану Иванову Хлебникову. Тот также обещал ходатайствовать о его освобождении.
Секретарь губернаторской канцелярии даже положительно обнадёживал в этом Пугачёва.
«Будет, мой друг, время», - говорил он ему.
 Законного освобождения, правда, не последовало.
 Суд приговаривает его к ссылке на каторгу в Сибирь.
Но льготы и послабления в содержании открыли Пугачёву возможность побега…
Подробности о побеге сообщил сам Емельян Иванович, когда его допрашивали 16 сентября 1774 года в отдельной секретной комиссии в Яицком городе.
Вот как было дело.

В числе арестантов был купец из пригорода Алата Парфен Дружинин. Он содержался по каким-то казённым изысканиям. Но ожидал себе наказания кнутом и ссылки.
 Оттого и поговаривал:
«Бежал бы куда ни есть, только не знаю, где скрыться будет».
С ним особенно сдружился Пугачёв.
 И поддержал в нём мысль о побеге, утешая:
«Если бы можно было отсель уйти, как бы я тебя вывел на Дон, а там бы верно нашли место, где прожить».

Содействовать побегу согласился ещё один из солдат, в котором Пугачёв заметил «малороссийскую наклонность к неудовольствию в его жизни».

Дружинин поручил своему сыну приготовить лошадь и кибитку и в назначенное время поджидать их.
 Утром 28 мая Дружинин с Пугачёвым отпросились у караульного офицера к одному знакомому попу для получения милостыни. Провожатыми их были два солдата. И один из них сам участвовал в замысле.
Попа, однако, они не застали дома. И потому возвратились в острог.
 А потом, часа через два, «в обед», опять отправились к нему.
На этот раз поп оказался дома. Он радушно принял колодников и их конвойных. И на данные Дружининым деньги купил вина и меду.
Заговорщики пили умеренно, «а более старались подпоить несогласного к побегу солдата». И вполне достигли своей цели. Тогда они распрощались с попом, сказав, что идут в острог. Поп проводил их за ворота и хлопнул за ними калиткой.
Как только те вышли, сын Дружинина на одной лошади, запряжённой в кибитку, поехал им навстречу.
 Ему Дружинин, хотя и знал, что сын его едет, но чтоб отвести в смотрителях подозрение, закричал:
«Ямщик, что возьмешь довезть до острогу?»
 А сын сказал:
 «Много ли вас?»
Было ему сказано, что четверо. Он запросил 5 копеек. За эту плату все четверо и сели. А  сын Дружинина покрыл их привязанною к кибитке рогожкой. И так поехали, говоря несогласному солдату к побегу, что едут в острог.
 А потому как закрытые все рогожкою ехали долго, то солдат спрашивал:
«Что-де так долго едем?»
На это ему Пугачёв отвечал:
«Видно, не в ту дорогу поехали».
Когда же выехали на Арское поле, то рогожку открыли. И солдат удивился, что за чудо. И спрашивал, зачем выехали из Казани...

• Сенатор А. А. Бибиков об этом побеге так писал:

 «…За три дня до получения приговора, утвержденного в С.-Петербурге, по беспечности и слабому присмотру, с помощью раскольничьего попа подговорив стоящего у него на карауле часового, Пугачёв вместе с ним бежал».

Другой казанский летописец, Николай Яковлевич Агафонов, сообщал, что после побега Пугачев какое-то время скрывался в приказанских слободах Кирпичной и Суконной у купцов-раскольников Крохина и Шолохова.

У Шолохова он посещал мельницу на Казанке, где была тайная молельня.
А у Ивана Крохина, имеющего собственный дом с садом прямо под Первой горой, какое-то время даже пожил.
Дом Крохина стоял недалеко от Георгиевской церкви, и в его доме также была тайная молельня раскольников. А в горе за домом купца - оборудованная для жилья пещера. В ней и укрывали Пугачёва.
 Отсюда же, смыв в баньке тюремный дух, и, одевшись в цивильное, Пугачёв отправился в раскольничий скит на реке Иргиз.
И не просто отправился.
А его проводили тайными тропами, переправив через Волгу и сдав с рук на руки настоятелю старообрядческого Средне-Николаевского монастыря Филарету.
Об этом писал в своих «Записках» П. С. Рунич.

* * *

И вскоре оказался Емельян на степных хуторах Яицкого казачьего войска.
То есть там, где только год назад было подавлено восстание казаков и «дух возмущения ещё витал в воздухе».
В довершение ко всему по Яику ходили смутные слухи об объявлении в соседнем Царицыне «чудом спасшемся» царе Петре III, муже Екатерины II, убитом вскоре после государственного переворота в Ропше.
Эти слухи и навели беглого донского хорунжего воспользоваться царским именем в своих мятежных замыслах.
 Он твёрдо решает поднять людей на борьбу за свободу.
Верит, что его поддержит простой народ – «чернь», которая «терпит великие обиды и разорения».

• Историк В. В. Мавродин писал:

«…В жизни его происходит перелом. До сих пор он искал воли, хорошей жизни, искал благодатный край, землю обетованную. Она ему мерещилась на Тереке и в Бессарабии, в Белоруссии и на Иргизе, на Кубани и на Лабе, в «турецкой стороне», как некогда за сто лет до этого пытался разыскать её в «персидской стороне», у «кызыл-башей» его земляк Степан Тимофеевич Разин.
Поисками вольной, свободной жизни в годы странствий и скитаний Пугачёв отдал дань той форме социального протеста трудового люда. Его борьбы с крепостнической системой, которая находила проявленные в бегстве, в стремлении уйти от этой системы в такие края, где можно было бы укрыться от её тяжёлого бремени. Но именно эти годы скитаний убедили Пугачёва в том, что таких земель нет, что «по всей России чернь бедная терпит великие обиды и разорения». Уйти некуда – всюду чиновники и офицеры, суды и тюрьмы, всюду полуголодная жизнь, нищета, страх, неуверенность в завтрашнем дне, всюду насилие, ложь, всюду изломанные, исстрадавшиеся люди, потерявшие веру в справедливость и честность. Пугачёв стал понимать, что уйти от этого мира гнёта и нищеты некуда, и единственный способ добиться воли – это бороться с этим миром и ниспровергнуть его. В своих скитаниях, сталкиваясь с крестьянами и солдатами, работными людьми и колодниками, казаками и раскольниками, Пугачёв всё больше убеждался в том, что народ подобен пороховому погребу.
Кто поднесёт факел?
У Пугачёва нашлось достаточно мужества, смелости умения для того, чтобы поднять и возглавить крестьянское восстание».

Встречаясь с первыми своими единомышленниками на яицких степных хуторах, Пугачёв «открыл» им своё царское имя.
Это был верный расчёт на то, что самозванство позволит использовать наивно-монархические иллюзии простого люда, не одно столетие мечтавшего о «приходе на Москву доброго царя».
Ведь царское имя придавало бы бунту характер законности.
 И делало  атамана особенно популярным в глазах народа. Ведь народ этот верил в хорошего царя – защитника народных интересов…

Здесь Пугачёв провозгласил себя «государём Петром Фёдоровичем», «чудесно спасшегося».
И привлёк на свою сторону группу яицких казаков.
Это случилось в сентябре 1773 года.

Как свидетельствуют источники, решение назваться Петром III пришло к Пугачёву не случайно.
Он, в принципе, любил мистифицировать.
Ещё в армии, например, хвастаясь своей саблей, утверждал, что её ему подарил Пётр I.
Достоверно не можем сказать, чьей мыслью было присвоение имени.
Но то, что оно было стратегически выгодно - очевидно.
Народ не пошёл бы за беглым казаком, но пошёл бы за Царём.
К тому же в народе в то время ходили слухи о том, что Пётр хотел дать крестьянам свободу, да «Катька его сгубила».
 Обещание свободы крестьянам, в итоге, и стало козырем пропаганды Пугачёва.

Кстати. Идея назваться императором Петром III не была оригинальной.
Слухи о том, что государю Петру Федоровичу чудом удалось избежать смерти, ползли по России ещё с самого года его гибели - 1762-го.
 В конце 60-х годов они усилились.
 А в начале 1772 года некто Богомолов, из крестьян, беглый солдат 22-й полевой команды «явился близ Царицынской крепости под именем императора Петра III». Богомолова поймали и посадили в тюрьму, учинили строгое следствие. Возили его и к губернатору в Астрахань. Там самозванца судили несколько недель, и возвращали обратно - для наказания по месту преступления. По пути в Царицынскую крепость он и умер.
Исчезновение Богомолова, как свидетельствуют некоторые источники, возродило в народе мысль, что он точно признан за «настоящаго» Петра III.
 Знал об этом своем предшественнике Пугачёв или не знал – мы не знаем. Да это и не важно…

* * *

На Таловый умёт, на Яике, к Пугачёву стали тайно стекаться казаки. Пришли Чика-Зарубин, Мясников, Шигаев, Карываев и другие.

• Близкие к Пугачёву казаки знали, что он простой казак, но говорили:

«Нам всё равно, лишь бы быть в добре».

Главное, что их в нём привлекло, заключалось в том, что Пугачёв, новоявленный «император», обещал восстановить утерянные ими вольности.
Они и решили «неотменно принять в войско сего проявившегося государя, хотя бы он подлинной или неподлинной был».

• Один из казаков, М. Горшков, впоследствии сказал о Пугачёве:

«По многим советываниям и разговорам приметили в нём проворство и способность, вздумали взять его под своё защищение и его сделать над собою властелином и восстановителем своих притеснённых и почти упадших обрядов и обычаев, которые правительство давно старается у нас переменить введением к нам нового какого-то штата на основании военном, чего он никогда не хотели принять. И хотя по бывшим у нас на Яике происшествиям принуждены мы остаться без всякого удовлетворения, а как, может быть, думают, в спокойном духе, однако же искра злобы за такую несправедливость всегда у нас скрывалась до тех пор, пока изобрели удобный к тому случай и время. Итак, для сих-то самых причин, надумали мы назвать сего Пугачёва покойным государём Петром Фёдоровичем, дабы он нам восстановил все наши прежние обряды, какие до сего были, а бояр, которые больше всего в сем деле умничают и нас разоряют, всех истребить. Надеясь и на то, что сие наше предприятие будет подкреплено и сила наша умножится от чёрного народа, который также весь от господ притеснён и вконец разорён».

15 сентября 1773 года на хуторе братьев Толкачёвых вокруг Пугачёва собралось до 60-ти казаков, татар, калмыков.

• Он обратился к ним:

- Я точно государь, и послужите мне верою и правдою, за это жалую вас реками, морями и травами, и денежным жалованьем, хлебом,  свинцом и порохом и всею вольностью. Я знаю, что вы все изобижены, и лишают вас всей вашей привилегии и всю вашу вольность истребляют, а, напротив того, бог вручает мне царство по-прежнему, то я намерен вашу вольность восстановить и дать вам благоденствие!
 
17 сентября 1773 года на хуторе Толкачёва появился первый Манифест «царя».
 Он был написан по приказанию Пугачёва его «секретарём» - молодым казаком Иваном Почиталиным.
И развивал те же идеи – об освобождении угнетённых от крепостного ярма, от обид и притеснений, налогов и повинностей, возвращении прав и вольностей, свободе вероисповедания.
Манифест затрагивал самые сокровенные струны сознания угнетённых людей, отвечал их надеждам и чаяниям.
 Он был прочитан перед собравшимися казаками.

В этом манифесте, обращённом к Яицкому войску, Пугачёв жаловал казаков, татар и калмыков, служивших в Яицком войске старинными казачьими вольностями:
-   «рекой с вершин и до устья, и землею, и травами, и денежным жалованьем, и свинцом, и порохом, и хлебным провиантом»,
-  беспошлинной рыбной ловлей,
-   «крестом и бородой» (многие казаки были раскольниками).

Манифест казаки встретили шумным одобрением.
И когда Пугачёв спрашивал первых слушателей манифеста:
- Што, хорошо ль?
То они отвечали:
- Хорошо! И мы слышали и служить тебе готовы!

 Затем все присутствовавшие были приведены к присяге.
В тот же день 80 казаков (столько насчитывал отряд Пугачёва тогда)  двинулись на Яицкий городок (теперь город Уральск).
Впереди ехали знаменосцы. За ними – Пугачёв...

• В. В. Мавродин:

«Поражает та исключительная смелость, с которой действовали Пугачёв и его соратники. Какая же нужна была вера в правоту своего дела, чтобы с таким малочисленным отрядом бросить вызов всей крепостной России!»

Силы Пугачёва быстро росли. Вокруг него собирались все, кто хотел «биться за волю».

Уже через день - 18 сентября - Пугачёв во главе отряда, увеличившегося до 200 человек, появился у Бударинского форпоста. Это в 5-ти верстах от Яицкого городка.
 Высланные против него отряды перешли на его сторону.

Восставшие продвигались вдоль реки Яик.
 У Яицкого городка (Уральск) Пугачёв имел уже до 400-500 повстанцев.
Но пушек не было. Гарнизон же в городке численностью в 1 тысячу человек имел артиллерию. Штурм не принёс бы успеха.
Поэтому Пугачёв не стал брать Яицкого городка.
Он выделил часть войск для его осады, а сам отсюда двинулся вверх по Яику к Оренбургу.
Емельян Иванович стремился захватить этот центр пограничной линии крепостей, важный стратегический пункт юго-востока страны, средоточие ненавистных феодалов и властей.

Так на Яике началось новое восстание, которое в скором времени разрослось в настоящую крестьянскую войну,  распространившуюся с Урала на огромную территорию «от Сибири до Москвы и от Кубани до муромских лесов», по выражению А. С. Пушкина.
Пугачёвское восстание стало самым масштабным в истории России. Если, конечно, не считать событий 1917 года.
Это грандиозное народное движение потрясло Российскую империю.

* * *

Пугачёв был «среднего роста, корпусной, в плечах широк, смугловат», стройный и худощавый. Борода у него была чёрная с сединой, окладистая. Глаза были карие, большие. Лицо продолговатое. Волосы имел тёмнорусые.
Надо сказать, что данные современников о внешности Пугачёва не совсем сходятся.

• Сын генерал-аншефа Бибиков (самостоятельно занимался изысканиями о Пугачёве - ещё до А. С. Пушкина) писал:

«Дерзкий же самозванец Пугачёв был смугл, довольно велик ростом и весьма крепкого сложения».

• А вот что написал академик Пётр Иванович Рычков, лично видевший уже арестованного самозванца:

«...Глаза у него чрезвычайно быстры, волосы и борода чёрные, росту небольшого, но широк в плечах...».

А. С. Пушкин, ездил на Урал собирать пугачёвский фольклор. Он много общался с казаками и казачками, знавшими и видевшими Пугачёва.

• Поэт в «Капитанской дочке» со слов очевидцев грозных событий крестьянской войны дал такое описание Пугачёва:

«Он был лет сорока, росту среднего, худощав и широкоплеч. В чёрной бороде его показывалась проседь; живые большие глаза так и бегали. Лицо его имело выражение довольно приятное, но плутовское. Волосы были острижены в кружок…»

Пугачёв обладал завидной физической силой, здоровьем и выносливостью.
Он мог:
-   по двое суток не сходить с седла,
-   стойко переносить холод и жару, голод и жажду.
 Ходил он легко и быстро.
Любил лошадей.

По характеру своему Пугачёв был живой, весёлый, общительный человек, любил шутку, крепкое словцо, песню.
Свободолюбивый, упорный, настойчивый.
Он был храбр, отважен, решителен.
Это отмечали и друзья, и враги.
Даже Екатерина Великая вынуждена была признать, что он – «человек чрезвычайно смелый и решительный».
Ему были присущи также острый ум, удивительная находчивость, бешеная энергия.
Этот предприимчивый, смелый человек всегда стремился выделиться из казаков.
И это, надо признать,  благодаря лидерским задаткам, у него получалось…

Этот человек сумел заставить поверить в себя и казачьих старшин, и огромные массы народа.

• Как писал «Журнал министерства народного просвещения»:
 
 «…В короткое время мятежное брожение умов охватило... край, занимаемый нынешними губерниями Оренбургскою, Самарскою, Уфимскою, Казанскою, Вятскою, Пермскою, Тобольскою. Везде образовались шайки, предводители которых, титулуя себя атаманами, есаулами и полковниками «государя-батюшки Петра Федоровича», распространяли Пугачёвские манифесты, захватывали казённое имущество, грабили и убивали всех остававшихся верными законному правительству».


Он хорошо говорил: ярко, убедительно, пересыпая речь поговорками, пословицами.
Был очень добрым и отзывчивым человеком.
Он рассылал свои манифесты и указы, призывая губернаторов и комендантов крепостей «добровольно приклониться ему», чтобы избежать излишнего кровопролития. Дворян, добровольно перешедших к нему на службу, он не трогал.

В то же время он безжалостно карал за измену, ложь.
Не прощал мародёрства.
Каждого, кто совершал насилие над простым людом, Пугачёв карал смертью.

Он хорошо понимал народную беду, потому что с детства знал крестьянский труд, голодал, бедствовал, сидел в тюрьме, бежал на Дон  и стал вольным казаком.
Он люто ненавидел неволю и потому стал во главе восставших.

Емельян был человеком довольно буйным, вспыльчивым (но и отходчивым), на язык невоздержанным. За это не единожды был бит плетьми: «за говорение возмутительных и вредных слов».
 Имел привычку время от времени впадать в бродяжничество...

• Как писал А. С. Пушкин в своей «Истории Пугачева»:

«По казацким дворам шатался, нанимаясь в работники то к одному хозяину, то к другому и принимаясь за всякие ремесла».

Пугачёв испытал немало превратностей судьбы.
 Он побывал во многих местах (Польша, Белоруссия, Украина, Дон, Северный Кавказ, Повожье). Многое испытал.

• Пугачёв рассказывал:

 «Где да где уж я не был, и какой нужды не потерпел! Был холоден и голоден, в тюрьмах сколько сидел».

Во время странствований и скитаний Пугачёва не один раз арестовывали…
 Но он бежал и скрывался.
Смелый, инициативный и умный, Пугачёв повсюду в России сталкивался с народным горем и нуждой, диким произволом крепостников.

• Он говорил:

«Не мог я вытерпеть притеснения народного, во всей России чернь бедная терпит великие обиды и разорения».

Пугачёв всегда был «сам на переди, не мало не опасался стрельбы из пушек, ни из ружей».
 Всегда подавал пример храбрости.
Когда ему советовали быть осторожней и поберечь свою жизнь, он, усмехаясь, говорил:
«Пушка царя не убьёт! Где это видно, чтоб пушка царя убила!».
В то же время ему не чуждо была и осмотрительность. В бою он «всегда надевал на себя платье худое, для того, чтобы его не признали».
 По свидетельству очевидцев, он был очень сведущ в военном деле.
 Он лучше всех знал и как «в порядке артиллерию содержать», и как «правильно палить из пушек».
Пугачёв очень часто сам наводил орудия на цель и «указывал всегда сам канонерам».
Он великолепно владел ружьём, саблей, пикой.
 К примеру, на постоянно устраиваемых в Берде учениях и соревнованиях в стрельбе и скачках он на всём скаку на предельном расстоянии пробивал пулей из ружья набитую сеном кольчугу или попадал в шапку, поднятую на пике.
Обладал блестящими организаторскими способностями.
Им много было сделано для организации военной коллегии восставших, на которую были возложены все функции руководства армии.
Его опыт и талант блестяще проявились во многих военных операциях повстанцев.

Несколько слов хотелось бы сказать о личной жизни Емельяна Ивановича.

1-й женой у него была Софья, дочь служилого казака Дмитрия Недюжина из станицы Есауловской.
 Она жила с  казаком Войска Донского Емельяном Пугачёвым «своим домом» в станице Зимовейской.
 Родила от него пятерых детей, из которых двое померли, что в тогдашние времена было делом обычным.

В 1772 году, по собственным её показаниям, муж «оставивши её с детьми, неведомо куда бежал».
По станице пошли слухи, что Емелька «замотался, разстроился, был в колодках и бежал».
Где его носило, она не ведала. Только однажды ночью в окно её избы робко постучали. Софья глянула и обомлела: за окном стоял её муж.
- В бегах я, - ответил Емельян на её немой вопрос. - Хлеба дай.
Для Софьи это был счастливый случай отомстить сбежавшему от нее и детей муженьку. И она, как-то изловчившись, смогла на время покинуть дом и донести об этом визите станичному начальству.

• Как писал А. С. Пушкин, Пугачёв был:

 «Пойман и отправлен под караулом... в Черкасск. С дороги он бежал... и с тех пор уже на Дону не являлся».

Зато после очередного побега в мае 1773 года уже из казанского каземата, помещавшегося в подвалах старого здания гостиного двора, Пугачёв в сентябре явился на хуторах близ Яицкого городка. Причём явился уже под именем государя Петра III, мужа «неверной жены», как славил самозванец императрицу Екатерину II, у которой шел отнимать престол.
 Военные успехи самозванца, распространение невыгодных для императрицы слухов, необходимость «уличения личности Пугачева и несходства его с погибшим Петром III» вызвали арест Софьи Дмитриевны с детьми и брата Пугачева Дементия в начале октября 1773 года.
Их всех привезли в Казань, как было велено императрицей, «без всякаго оскорбления» для уличения самозванца в случае его поимки.

• Начальник военных действий против бунтовщиков генерал-аншеф Александр Ильич Бибиков, во исполнение распоряжений Екатерины, писал в Казань начальнику Секретной Комиссии А. М. Лунину:

«Привезённую к вам прямую жену Пугачёва извольте приказать содержать на пристойной квартире под присмотром, однако без всякаго огорчения, и давайте ей пропитание порядочное ибо так ко мне указ. А между тем не худо, чтобы пускать её ходить, и чтоб она в народе, а паче черни, могла рассказывать, кто Пугачёв, и что она его жена. Сие однако ж надлежит сделать с манерою, чтоб не могло показаться с нашей стороны ложным уверением; паче ж, думаю, в базарные дни, чтоб она, ходя, будто сама собою, рассказывала об нём, кому можно или кстати будет».

Позже, когда над Казанью нависнет угроза захвата её Пугачёвым, «пристойной квартирой» Софье будет служить тот же каземат гостиного двора, откуда несколькими месяцами раньше был устроен побег её мужу.
Время от времени её водили на дознание в Кремль, и Софья Дмитриевна, как на духу, рассказывала всё и о себе, и о муже. Из её показаний и было составлено «Описание известному злодею и самозванцу...»
А затем, 12 июля 1774 года, когда Пугачёв возьмет Казань и даст команду своим «генералам» выпустить всех тюремных сидельцев на волю, последует встреча её и детей с мужем и отцом...

2-й «законной» женой стала Устинья - дочь уральского казака Петра Кузнецова.
Она была очень молода и красива.
Было ей лет 16, когда «генералы» самозваного Петра III задумали женить на ней своего царя.
Собран был казачий круг, который постановил послать к «государю» выборных с этим предложением.
 Послали.

• Послал выборных и Пугачёв, заявив:

- У меня есть законная жена, императрица Екатерина Алексеевна. Она хоть и повинна предо мной, но здравствует покуда, и от живой жены жениться - никак не можно. Вот верну престол, тогда видно будет...

 Конечно, Емельян Иванович был не прочь «жениться» на прекрасной казачке. И хотел просто обойтись без венчания. Жить с ней, так сказать, в гражданском браке. Да не тут то было…

• Автор очерка «Женщины Пугачёвскаго возстания» А. В. Арсеньев писал в позапрошлом веке:

 «Но казачий круг решительно этому воспротивился, представил убедительные доводы насчёт недействительности брака с Екатериной, и Пугачёв согласился венчаться на Устинье Кузнецовой со всею возможною в Яицком городке роскошью, как подобает царской свадьбе».

Венчание совершилось в январе 1774 года.
Устинья стала называться «государыней императрицей». Она была окружена роскошью, изобилием во всём и «фрейлинами», набранными из молодых казачек-подруг.

• «Исторический вестник» писал:

 «Ей, не разделявшей ни мыслей, ни планов Пугачёва, не знавшей - ложь это или истина, должно было всё казаться каким-то сном наяву».

Самозванец велел поминать во времена богослужений Устинью Петровну рядом с именем Петра Фёдоровича как императрицу, что и делалось.
Например, в городе Саранске, при торжественном въезде в него в конце июля 1774 года, Пугачёв был встречен хлебом-солью не только простонародьем, но и купечеством и духовенством с крестами и хоругвями.
 А на богослужении архимандрит Александр помянул вместе с Петром Фёдоровичем и «императрицу» Устинью Петровну.
Но «Пётр III» не любил свою «царицу», хоть и была она красавицей.
Устинья Петровна по большей части жила с «фрейлинами» и матерью. А Пугачёв ездил к ней из-под Оренбурга в Яицкий городок раз в неделю.
Более приближать её к себе «Пётр Фёдорович» не собирался.

• Примечательно, что позднее на вопрос следователей о том, сколько они жили с Пугачёвым, недалёкая Устинья ответила буквально, подсчитав только количество его приездов к ней:

- Десять дней.

Её взяли 17 апреля 1774 года, когда генерал-майор Павел Дмитриевич Мансуров снял осаду крепости Яицкого городка.
 Мятежникам было не до «императрицы». «Фрейлины» разбежались. И Устинья вместе с матерью была заключена в войсковую тюрьму.
26 апреля их отправили в Оренбург. Там их допрашивал коллежский советник Тимашев.
Летом 1774 года «императрица Устинья» оказалась в Казани.
Визит этот, конечно, не был добровольным: её с матерью привезли скованными и поместили в тот же гостинодворский каземат, где уже побывали и сам Емельян Иванович, и Софья с тремя детьми, и брат Пугачева Дементий.
Здесь на допросах в Секретной Комиссии Устинья, помимо прочего, рассказала и о сундуках мужа в их доме в Яицком городке. За ними спешно был послан нарочный, и сундуки под надёжным конвоем препроводили в Казань. Что было в них, о том бумаги Секретной Комиссии молчат…
 
В августе 1774-го привезли в Казань и Софью с детьми.
 С этого момента обе жены Пугачёва были связаны единой судьбой и вынуждены терпеть одну участь.
После ареста Пугачева Устинью и Софью отослали в Москву для новых допросов.
Показания снимал сам начальник московского отделения Тайной Экспедиции Степан Иванович Шешковский. Одно его имя наводило ужас на всех не совсем законопослушных граждан.
После казни Пугачёва 10 января 1775 года и приговора «отдалить» Софью и Устинью «куда благоволит Правительствующий Сенат», Устинья была истребована в Петербург. Сама императрица пожелала взглянуть на неё. Когда Устинью привели во дворец, Екатерина Алексеевна очень внимательно осмотрела её и сказала окружающим вельможам:
 - А она вовсе не так красива, как мне говорили...
С этого времени более двадцати лет об Устинье не было никаких сведений. И только после вступления на престол Павла I и ревизии тюрем стало известно, что Устинья и Софья находятся в Кексгольмской крепости.
 Устинья так и не вернулась в свой Яицкий городок.
Но именно об Устинье ещё долго жила в народе, особенно на Урале, память. Люди искренне сочувствовали её нескладной судьбе…

* * *

19 сентября у озера Белые Берега по предложению Пугачёва собрали круг.
Повстанческое войско, которое непрерывно увеличивалось, разбили на сотни и десятки.
Приняли присягу.
«Готовы тебе, надёжа-государь, служить верою и правдою», - кричали казаки.
 Выбрали командиров – атаманом А. А. Овчинникова, полковником Д. Лысова, есаулом А. Витошнова. Избрали также  сотников и хорунжих.

По пути брались небольшие форпосты и крепости Оренбургской укреплённой линии с их небольшими гарнизонами.
Часть из них  сдавалась без боя.
К примеру, без выстрела пугачёвцы взяли Гниловский, Рубежный, Генварцовский и другие форпосты.
 Их жители встречали Пугачёва хлебом и солью, колокольным звоном.
Причём, его радостно приветствовал не только простой люд, но и богатые купцы, и даже иерархи церкви.

Пушкин писал, что в Пензе Пугачёва встречали хлебом-солью, с иконами и падали перед ним на колени.

• По Пушкину:

«…Весь чёрный народ был за Пугачёва. Духовенство ему доброжелательствовало, не только попы и монахи, но и архимандриты и архиреи… Класс приказных и чиновников был ещё малочисленен и решительно принадлежал простому народу. То же можно сказать и о выслужившихся из солдат офицерах. Множество из сих последних были в шайках Пугачёва».

21 сентября Пугачёв вступает в Илек.
Все 300 илецких казаков перешли на сторону Пугачёва.
Из Илецкого городка повстанцы двинулись дальше.
Взяли Рассыпную крепость.

 В конце сентября 1773 года Пугачёв, двигаясь на Оренбург, подошёл к крепости Нижне-Озерской.
Комендантом в ней был майор Харлов.

• А. В. Арсеньев писал, что чувствуя, что от разбойных полчищ самозванца крепость ему не удержать:

 «Харлов заблаговременно отправил свою молоденькую и хорошенькую жену, на которой недавно женился, из своей крепости в следующую по направлению к Оренбургу, Татищеву крепость, к отцу её, командиру той крепости, Елагину».

Пугачёв Нижне-Озерскую взял.
Харлова, с выбитым глазом и еле живого, «судили» и повесили вместе с двумя другими офицерами.

 27 сентября взял штурмом Татищеву крепость.
 При этом захватил большие запасы амуниции и продовольствия, 13 пушек и казну.
На сторону Пугачёва перешли 600 казаков, 500 башкир и все солдаты гарнизона, а их была тысяча. Они влились в повстанческое войско.

• А. С. Пушкин в своей «Истории Пугачева» писал:

«Мятежники ворвались в дымящиеся развалины. Начальники были захвачены... С Елагина, человека тучного, содрали кожу; злодеи вынули из него сало и мазали им свои раны. Жену его изрубили. Дочь их, накануне овдовевшая Харлова, приведена была к победителю... Пугачёв поражен был её красотою и взял несчастную к себе в наложницы, пощадив для неё семилетнего её брата».

 Вскоре Емельян Иванович воспылал к Харловой, красивой и умной женщине, чем-то похожим на любовь.

• Вот что писал об этом журнал «Исторический Вестник» в 1884 году:

 «И удостоил её своей доверенности и даже принимал в иных случаях её советы... Она имела право всегда, во всякое время, даже во время его сна, входить без доклада в его кибитку - право, каким не пользовался ни один из сообщников... Харлова стала около Пугачёва не только близким, но и любимым человеком...».

Удивительно, что и Харлова привязалась к Пугачёву. Даже стала испытывать к нему «нечто другое, - как деликатно писал А. В. Арсеньев, - противоположное страху и отвращению».
Конечно, «генералы» самозванца ревновали его к ней. Стали требовать от Пугачёва удаления Харловой, но тот не соглашался.
В конце концов, Елизавету Фёдоровну и её малолетнего брата нашли застреленными в придорожных кустах Бердской слободы под Оренбургом, где находилась ставка Пугачева…

• А. В. Арсеньев писал:

«Пугачёв, скрепя сердце, покорился этой наглости своих сообщников и, вероятно, загоревал о потере любимой женщины, ибо мы видим, что вскоре после этого казаки принялись высватывать Пугачёву невесту настоящую, чтобы стала женою, как следует великому государю...»

Таковой и стала бедная Устинья Петровна…

«Народный царь» поступал со своими противниками точно так же, как и настоящий царь со своими.
Он жестоко расправлялся с офицерами, которые не хотели признавать его власть, вешал их и расстреливал. И во всех крепостях оставались только верные ему солдаты и командиры, хотя среди офицеров таких было немного.

* * *

Молва о народном царе распространялась всё дальше.

Пугачёвцы зовут в своё войско  всех угнетённых.
И обещают освобождение от гнёта помещиков, чиновников, офицеров, передачу земли крестьянам, свободное пользование землями и угодьями всем людям.
Пугачёвские именные указы адресуются казакам и солдатам, татарам и башкирам, казахам и калмыкам, крестьянам и работным людям.
Сотни агитаторов распространяют их от Яика до Башкирии, от Волги до Урала.

 Под знамёна Пугачёва отовсюду стекались:
-   казаки и беглые солдаты,
-  крепостные крестьяне,
-  измученные непосильным каторжным трудом и притеснениями администрации работные люди и приписные крестьяне  уральских заводов.

    Приходили большие группы:
-    башкир,
-    татар,
-    казахов,
-    калмыков,
-  удмуртов,
-  марийцев,
-   чувашей,
-  мордва.

* * *

30 сентября Пугачёв вступил в Чернореченскую крепость.
1 октября - в Каргалу.
2 октября - в казачий Сакмарский городок.
И везде ему устраивали торжественную встречу.
Между тем власти Оренбурга лихорадочно готовились к обороне города.
Они спешно приводят в порядок крепостные валы и бастионы, усиливают гарнизон за счёт соседних крепостей.
Одновременно губернатор Рейнсдорп подослал к Пугачёву Афанасия Соколова-Хлопушу, каторжника, сидевшего в Оренбурге в тюрьме. Ему поручалось за вознаграждение и освобождение «свесть» Пугачёва в Оренбург. Но Хлопуша перешёл на сорону Пугачёва.

Первые отряды пугачёвцев появились у самого Оренбурга 3 октября.
К вечеру 5 октября уже всё войско повстанцев  (2,5 тысячи человек с 20-ю пушками) подошло к губернскому городу  Оренбургу.
 Это был оплот царского правительства на юго-востоке страны.
Им противостоял гарнизон из 3,5 тысячи человек и 70-ти пушек.

Пугачёв попытался овладеть Оренбургом с ходу.
Однако город устоял. Взять город штурмом восставшие не смогли.
Началась его шестимесячная осада.

• Не будь её, Пугачёв, по словам П. С. Рунича:

 «Дошёл бы до самой Москвы».

• То же признавал и нижегородский губернатор Ступишин:

«Нельзя ручаться за безопасность Москвы».

Начались штурмы, вылазки из города, сражения под его стенами.
Повстанцы не раз наносили поражения военным отрядам, высылавшимся из города.
Однажды, во время штурма 2 ноября они ворвались даже на оренбургский вал. Но были отброшены метким огнём егерей и штыковой атакой.
Осада так и не привела к падению города… 

Но Пугачёву был нужен Оренбург, чтобы сделать его своей столицей и надёжным тылом перед походом на Москву, куда толкали его иноземные советники.
И он бы взял его.
Если б:
-  не умелое руководство А. И. Бибикова и
-  поражение под крепостью Татищевой 22 марта от генерал-майора Петра Михайловича Голицына, закрывающего по поручению Бибикова дорогу на Москву.

Историки задаются вопросами:

Почему на первом этапе крестьянской войны (сентябрь 1773 года – март 1774 года) Пугачёв сосредоточил свою главную армию под Оренбургом?
Какое место занимал Оренбург в его планах?

• Вот как отвечает на это В. В. Мавродин:

«Пугачёв – донской казак, но он был «надёжей» яицких казаков в такой же мере, в какой они были его опорой. Именно они в первую очередь должны были «подправить крылья сизому орлу». В представлении же яицкого казачества Оренбург был источником всех золи бед, обрушившихся на Яик. Отсюда надвигалось «регулярство», исходили указы и судебные постановления, направлялись карательные войска и офицеры, долженствующие заменить выборных старшин. И прежде чем идти на Москву, а о ней Пугачёв заговаривал ещё на хуторе Кожевниковых и по дороге на хутор Толкачёвых, надо было взять ненавистный Оренбург. Так думало яицкое казачество, так должен был поступить Пугачёв, «привязавшийся» на несколько месяцев к Оренбургу. Поэтому шесть месяцев продолжалась осада и Яицкого городка, где в крепости засел гарнизон под командованием полковника Симонова – казаки хотели выдернуть занозу из самого сердца Яицкого войска. Кроме того, оставить в тылу грозный Оренбург с его многочисленным гарнизоном означало отдать область Яицкого казачьего войска на произвол озлобленных властей. Трудно было рассчитывать на то, что яицкие казаки уверенно пойдут на Москву и Петербург добывать престол своему же брату – казаку (соратники Пугачёва из числа первых примкнувших к нему казаков знали, кто он на самом деле) тогда, когда в их домах, в их городках будут хозяйничать команды регулярных войск, а их семьи будут подвергаться насилиям и издевательству со стороны властей. Оставшийся в тылу у повстанческого войска Оренбург грозил восставшим ударом в спину.
Пугачёв понимал значение яицкого казачества в восстании. Он отчётливо сознавал, что «улица его тесна», и сделало её такой его ближайшее окружение – яицкие казаки».

* * *

Свою ставку Пугачёв организовал в слободе Бердской, неподалёку от Оренбурга.
Там находился штаб восставших.

Оттуда самозванец стал рассылать петиции к народу.
В них призывал простой люд присоединяться к нему, провозглашал свободу от крепостничества.
В манифестах и указах Пугачёва находили своё яркое выражение думы и чаяния широких народных масс, их ненависть к угнетателям и стремление к свободе. 
Вождь восстания превратился в «мужицкого царя», для восставших постепенно определился главный враг – дворяне.
Указ Пугачёва от 1 декабря призывал лишать помещиков жизни, а всё имущество забирать себе.
Пугачёвские манифесты, призывы к расправам с дворянами и чиновниками, обещания земли и воли, равенства народов и вер всколыхнули огромные массы людей, русских и нерусских…

 При «Петре III» была создана Военная коллегия с канцелярией (6 ноября 1773 года).
Это был высший орган повстанческой власти, орган управления всеми военными и гражданскими делами на территории, перешедшей под их контроль (а она стремительно увеличивалась).
Пугачёв ввёл чёткую организационную структуру своих войск.
 Именно этим его восстание выгодно отличалось от всех остальных.
 Даже командиры правительственных войск отмечали, что войска Пугачёва по организации мало чем уступали регулярной армии.
Однако о дисциплине можно было говорить лишь условно…

Почувствовавшие силу крестьяне грабили, резали, насиловали, направляя свой гнев против всех более или менее состоятельных людей.
В районах, охваченных восстанием, истребляли всех помещиков и заводовладельцев, не успевших бежать.
 Крестьяне забирали землю, все повинности упразднялись.
В народе говорили, что государь Пётр Фёдорович «землю меряет и заборы утвердил, только столбы не поставлены».
Крестьяне были уверены, что им дано освобождение.
Вместо государевой администрации крестьяне вводили самоуправление, наподобие казачьего круга, в котором принимало участие всё взрослое мужское население.
Местные выборные власти занимались:
-  военными вопросами,
-  организацией продовольственного снабжения,
-   поддерживали порядок.

 Пугачёв сурово карал тех, кто «чинил» обиды населению.

 В некоторых местах Пугачёв велел бесплатно раздавать бедноте:
-   продовольствие,
-   соль,
-   захваченные казённые деньги.
К пример:
-   В Пензе он роздал 20 000 пудов казённой соли,
-    в Саратове было роздано населению 19 000 четвертей муки и овса.

Емельян Иванович Пугачёв хотел на свой лад «обустроить Россию».
Это правда, что на начальном этапе восстания перед заговорщиками стояла скромная задача: удрать с награбленным в Турцию.
Однако по мере накопления сил в его голове начала маячить:
-   и другая география - а не двинуть ли на Москву,
-   и другая задача - как раз «переменить в России образ правления».

Переменить на что?

• Читаем дореволюционную Большую Энциклопедию:

«Обращая всех в казаков, он (Пугачёв) хотел ввести в России казацкие порядки. Всех жителей обстригали в кружок и уводили за войском, оставляя на месте стариков. У них тоже являлись избранные ими старшины и атаманы. Сам Пугачёв был между своими лишь избранным атаманом, вполне зависящим от громады».

На это обстоятельство стоит обратить особое внимание. Взятый на себя Пугачёвым титул Петра III являлся лишь дымовой завесой для самых широких масс населения. Учитывая нашу вековечную любовь к царю-батюшке.
Однако само ядро заговорщиков не собиралось ни выстраивать новую монархическую систему, ни терпеть Емельку Пугача как самодержца.
Конечно же, Пугачёв, как любой умный агитатор, говорил то, что устраивало слушателей.
В самом начале войны при занятии Илецкого городка, добросовестно играя роль царя и ещё надеясь перетянуть на свою сторону часть боярского и дворянского сословия, он обещал:
 «У бояр села и деревни отберу, а буду жаловать их деньгами».
Исконных казаков он жаловал не только рекой Яиком со всеми угодьями и богатствами, но и тем, в чём казаки нуждались больше всего: хлебом, порохом, свинцом, деньгами, «старой верой» и казацкими вольностями.
Калмыкам, башкирам и казахам он обещал все их земли и угодья, государево жалованье и вечную вольность.
 Тогда же он обещал передать боярскую и дворянскую собственность крестьянам.
Все это и обеспечивало ему столь массовую поддержку.

Но это всё - слова «агитатора, горлана-главаря».
А на деле Пугачёв действовал по своему плану.
 Вместо жалованья дворянство получило от «Петра III» виселицу. Логику диктовала сама драка. Не говоря уже о том, что ни боярское, ни дворянское сословие в государство, придуманное Емельяном Пугачёвым, просто не вписывались. Примерно так же, как позже не вписывалась в пролетарское государство буржуазия…
Война объявлялась всем существующим властям, помещикам и «прикащикам».
Кстати. Не надо путать часто упоминаемого в пугачёвских бумагах «прикащика» с более поздним понятием приказчика.
«Прикащик» сидел не в скобяной или бакалейной лавке. Он был в те времена и управляющим имением, и судьей, и сборщиком налогов. То есть, выполнял любые поручения боярина, дворянина или вообще власти. При этом славился в народе беспардонным воровством.
Отсюда и ненависть пугачёвцев, поставивших его в один ряд с другими своими кровными врагами.

Передавая крестьянам помещичью собственность, а, заодно жалуя их долгожданной бородой — к Пугачёву стекалось немало староверов, насильно обритых властью — предводитель бунта и в обычной русской деревне вводил казацкие порядки, проводил выборы атаманов.
Пусть и в самом сыром виде, но в его голове действительно крутилась мысль о создании на Руси казачьей демократии.
Необычность казачьего уклада и его отличие от западной модели, принятой нашими либералами за некий эталон, вовсе не означают, что это не демократия. Это означает лишь то, что это иная форма народовластия.
Понятно, что сама по себе идея перенести на огромную и разнообразную Россию достаточно узкий опыт казачьей демократии, являлась нереализуемой. Это во многом и объясняет те противоречия, что обнаруживаются в пугачёвских манифестах.
 Каждый из них не столько политический документ, сколько народная сказка. Или, ещё точнее, коряво сформулированная мечта о счастливом будущем.
И все же, если суммировать отрывочные идеи, которыми переполнены эти документы, то получается примерно такая картина.
Будущее государство по Пугачёву, это казацкое государство, где не будет ни налогов, ни рекрутчины.
Вопрос, где найти деньги, необходимые государству, при таком подходе, разумеется, повисал в воздухе.
 Сам Пугачёв полагал, что «казна сама собой довольствоваться может».
Здесь сказалась тогдашняя казачья психология: кончились деньги, сходи за границу к соседу «на огонёк» — пусть попробует не дать!
Государственная монополия на торговлю солью — по тем временам это был один из самых болезненных вопросов — отменялась. Каждый был волен заниматься соляным бизнесом.
По Пугачёву, все граждане этого будущего государства должны были быть вольными: «малые и большие», «рядовые и чиновные», «вся чернь бедная», «как россияне, так и иноверцы»: «мухаметанцы и калмыки, киргизцы и башкиры, татары и мишари, черемисы и поселенные на Волге саксоны».
«Мишари» — это татары в Мордовии, а «саксоны» — это о немецких и других иностранных колонистах.
У всех должна быть в будущем, как обещал Пугачёв, «спокойная в свете жизнь», без какого бы то ни было «отягощения, общий покой».

В пугачёвском восстании 1773-1775 гг. участвовали сотни тысяч человек.
Охваченная войной территория простиралась от Воронежско-Тамбовского края на западе до Тюмени на востоке, от Каспия на юге до Перми на севере.
Пугачёвский бунт принёс с собой потоки крови. В этих кровавых потоках искупался сначала помещик, а потом взбунтовавшийся раб, настигнутый другими помещиками.
Насилие царило на Руси до пугачёвского бунта, правило бал во время бунта, и снова воцарилось во всей своей красе после бунта.
Между тем, движущей силой этой «русской жакерии» была, как видим, всего лишь наивная мечта.
Чистая и простая: жить по-человечески.
Или, как говорил Пугачёв: «Общий покой».

* * *

Об «оренбургских замешательствах» в столице узнали 14 октября.
Узнали благодаря тому, что Местный губернатор барон И. А. Рейнсдорп запросил помощи у Петербурга.

 И власти приняли спешные меры.
Они усилили охрану по границам движения, чтобы оно не перекинулось на Волгу и Дон.
Чтобы в корне подавить «бунт», собрали полки и направили их к Оренбургу.

Главнокомандующим карательными силами императрица Екатерина II назначила опытного генерал-майора В. А. Кара.

Он имел около 3,5 тысячи человек с 10-ю орудиями.  И шёл к осаждённому Оренбургу с северо-запада.

С востока, от Верхне-Озёрной крепости, приближался бригадир Корф с почти 2,5-тысячным войском и 29 орудиями.

Симбирскому коменданту полковнику П. М. Чернышёву приказали взять Татищеву крепость, чтобы не дать Пугачёву возможности к отступлению и бегству.

Командующий сибирскими войсками де Колонг стоял у Орска.

Кару казалось, что разбить восставших не составит большого труда.
 Он был озабочен лишь тем, чтобы «сии разбойники, сведав о приближении команд, не обратились бы в бег, не допустя до себя оных».
Истинного положения дел в Оренбургском крае он не знал.

Пугачёв же с помощью разведки хорошо был осведомлён о передвижении противника.
Он выслал навстречу ему:
-   тысячу казаков во главе с А. А. Овчинниковым и И. Н. Зарубиным-Чикой,
-   1,5 тысячи башкир Идыра Баймекова.

Высланные на подавление восстания воинские части дважды потерпели сокрушительное поражение.

-  Сначала в трёхдневном сражении (7 – 9 ноября) у деревни Юзеевки.
Это в 92 вёрстах от Оренбурга.
Боем тут руководил сам Пугачёв.
Там было разгромлено войско генерала Кара.
 Часть его солдат перешла к восставшим. Генерал не только не «изловил» Пугачёва, но сам бежал от него. Повстанцы его преследовали…

-  Затем 13 ноября то же произошло с отрядом полковника П. М. Чернышёва (1,2 тысячи человек, 15 орудий).
 Произошло это на Маяцкой горе в 4 вёрстах от города.
Причём, несмотря на то, что войска Пугачёва были плохо вооружены, не обучены военному делу. У них практически не было пушек и огнестрельного оружия.
Бой был коротким. Погибли только 5 солдат и 2 повстанца. Весь отряд Чернышёва (около 600 солдат, 500 калмыков, 100 казаков) перешёл к Пугачёву. Ему же достались все пушки, большой обоз.

Та же участь постигла экспедиции генерала Валленштерна, секунд-майора Заева.
А ведь это были регулярные правительственные войска, снятые с турецкого фронта.

К концу 1773 года под знамёнами Емельяна Пугачёва воевало уже около 25 тысяч человек при 86 пушках.

Пламя восстания охватило большую территорию:
 -   Южный и Средний Урал,
-   Западную Сибирь,
-   Башкирию,
-   Пермский край,
-    Прикамье,
-   Поволжье,
-   Дон.

Полковники и атаманы Пугачёва – С. Юлаев, Зарубин-Чика, И. Ульянов, Я. Антипов, И. Арапов, Ф. Дербетев, М. Толкачёв, Соколов-Хлопуша, И. Кузнецов, И. Грязнов, И. Басов, Канзафар Усаев, И. Белобородов – со своими отрядами ведут бои с правительственными гарнизонами, частями.
 Они  захватывают множество городов и крепостей.
 Среди них: Ильинская крепость, крепость Илецкая Защита, Яицкий городок, города Бузулук, Самара, Ставрополь, Сарапул, Красноуфимск, Челябинск, Курган, Стерлитамакская пристань.

* * *

В декабре 1773 года Екатерина II отправила новые карательные силы на подавление восстания.
Это был корпус под командованием генерал-аншефа А. И. Бибикова (около 6,5 тысячи человек при 30 орудиях).
К январю 1774 года он имел уже 16 тысяч солдат с 40 орудиями.
Действуя решительно и наступательно, он в феврале – марте нанёс поражение пугачёвцам под Самарой, Бузулуком и Кунгуром.

А в это время под Оренбургом и Уфой, в условиях снежной и морозной зимы стоят и по существу бездействуют главные повстанческие армии Пугачёва и Зарубина.
Сам «император», угождая яицким казакам, устроил в Яицком городке свадьбу.
Женился на Устинье Кузнецовой, дочери местного казака.
Кстати. Весьма интересный факт: Пугачёв приблизил к себе её брата, с которым, как писал в своих «Записках» П. С. Рунич, «повседневно переодевался потому, что никто не мог узнавать настоящего Пугачёва».

Так терялось драгоценное время...
Осада Оренбурга отняла у Пугачёва самое дорогое время. Это отметила Екатерина, назвав осаду Оренбурга «счастьем».
Правительство стягивало войска.
 Дворянство, купечество, татарские феодалы, мурзы и купцы формировали надёжные отряды.
Для того, чтобы поднять дух дворян, Екатерина объявила себя «казанской помещицей».

Многие повстанцы засомневались в «истинности» своего «государя».
 Всё это в значительной степени деморализовало пугачёвцев.

Царским войскам удалось разбить Арапова.

Генеральное сражение состоялось под Татищевой крепостью 22 марта 1774 года.
 Встретились 9 тысяч повстанцев и до 8 тысяч карателей генерала Голицына.
Во время боя, который продолжался несколько часов, главные силы армии Емельяна Пугачёва были разгромлены.
Он потерял около 2-х тысяч человек убитыми, около 4-х тысяч ранеными и пленными, всю артиллерию.
После этого Пугачёв вынужден был снять осаду Оренбурга и преследуемый правительственными войсками двинуться на восток.

Пугачёвцы отступили к Сакмарскому городку.
Под ним при Каргале состоялось новое сражение (1 апреля).

 Голицын разбил Пугачёва и отбросил его к Уральским горам.
Поражение было полным.
Главная армия восставших перестаёт существовать.
«Царь Петр III» потерял здесь многих своих ближайших помощников и сподвижников, прежде всего из числа казаков.

 После этого вольницей Пугачёва вплотную занялся подполковник Михельсон.
Его отряд разбил под Чесноковой «вторую армию» повстанцев Чика -Зарубина.

Поражение под Уфой потерпел отряд башкира Салавата Юлаева.

Потери восставших были велики.
Попали в плен видные соратники Пугачёва: Хлопуша, Чика-Зарубин, Подуров, Почиталин, Витошнов, Горшков, Мясников, Толкачёвы.
Сотни бойцов повстанческой армии были захвачены в плен…

Примечательный факт.
 Когда Пугачёв был уже схвачен, его пожелал видеть князь Голицын.

• П. С. Рунич писал:

 «Став против Пугачёва и постояв несколько минут, кн. Голицын спросил его, Пугачёва: «Емельян, знаешь ли ты меня?» (Пугачёв), видя пред собою генерала в орденах, поклонился низко и спросил: «А кто ваша милость?» Князь отвечал ему: «Я - Голицын». Пугачёв вдруг спросил князя: «Не вы ли князь Пётр Михайлович?» «Я», - сказал князь. Пугачёв, привстав со всем уважением, сколько мог сидящий на нарах и прикованный к стене, нижайше поклонился князю и громко, чтоб все бывшие в избе слышали, сказал: «Ваше сиятельство прямо храбрый генерал - вы первый сломили мне рог».
А вот когда пожелал видеть Пугачёва Иван Иванович Михельсон, то Пугачёв, узнав, кто перед ним, «опустил глаза, ни слова ему не сказал и не сделал Михельсону той похвалы, какую прежде воздал князю Петру Михайловичу Голицыну...».

 Хотя Михельсон бивал Пугачёва аж 18 раз!

* * *

Пугачёв с небольшим отрядом (всего 500 человек) ушёл с берегов Яика в горнозаводские районы Южного Урала.

• Правительственные газеты Российской империи неоднократно сообщали:

«Пугачёв разбит и бежит».

• Пушкин написал об этом так:

«Пугачёв бежал, но бегство его казалось нашествием».

• Емельян Иванович не унывал и говорил:

«Народу у меня как песку, и я знаю, что вся чернь меня с радостью примет».

Движение отнюдь не было разгромлено.

В Оренбургском крае действовали калмыки.

Ещё шире развернулось движение в Башкирии.
Там во главе восставших сражались Кинзя Арсланов и юный Салават Юлаев, бесстрашный воин и талантливый поэт.
Салават Юлаев с 3000 башкир шёл на помощь к Пугачёву.

Иван Белобородов занял Саткинский завод.

Главные события крестьянской войны развернулись уже на территории Южного Урала и Башкирии.
  И здесь к Пугачёву примкнули новые отряды восставших.
Емельян Иванович не ошибся – народ его поддерживал.
 Его армия опять стала грозной силой (5 тысяч человек).
С этой армией Пугачёв 2 мая 1774 года выступил из Белорецкого завода…

Многие заводы (64) с их населением присягнули Пугачёву.
 Армия восставших получила от них не только пополнение людьми (6200 человек), но ещё и около 120 пушек, свыше 340 ружей, почти 170 тысяч рублей деньгами, продовольствие и фураж.
Однако часть горнозаводских заводов с оружием в руках защищала… свои заводы от пугачёвцев.

Пугачёву сдалась крепость Магнитная (ныне город Магнитогорск).
Здесь к нему присоединились Ивана Белобородов и казаки Овчинникова и Перфильева.
 Вскоре присоединился к Пугачёву и Салават Юлаев.

Емельян Иванович захватил крепости:
-    Карайгайская,
-   Петропавловская,
-    Степная и
-   Троицкая.
 Занял Ижевский и Воткинский заводы.
Население Удмуртии активно включалось в восстание.

 С тех пор большинство армии восставших составляли народы Приуралья и приписные крестьяне.
Армия восставших опять стала грозной силой (до 20 тысяч человек).
 Но закрепиться в этом районе повстанцам не удалось.
Правительственные войска наносили непрерывные удары.
А башкиры и приписные крестьяне разрушали заводы и уходили в свои деревни...

* * *

 Основные силы восставших двинулись по Каме на Казань, в районы помещичьего землевладения.
Это вызвало панику среди помещиков.
 И заставило правительство как можно быстрее закончить Русско-турецкую войну.

Казанский губернатор фон Брандт был растерян.
И Потёмкин (троюродный брат князя Потёмкина-Таврического), прибывший сюда 8 июля, как мог, пытался организовать оборону города.
12 июля силами гарнизона (450 человек) и конным отрядом чувашей в 200 сабель он пытался остановить разбойную вольницу Пугачёва, шедшую на Казань четырьмя колоннами. Но был смят и едва успел укрыться за стенами Кремля, приведя туда 300 человек.

• В тот же день он писал:

«Теперь остаётся мне умереть, защищая крепость, и если Гагрин, Михельсон и Жолобов не будут, то не уповаю долее семи дней продержать, потому что с злодеем есть пушки и крепость очень слаба. Итак, мне остаётся одно средство - при крайности пистолет в лоб, чтоб с честью умереть...»

12 июля 1774 года 20-тысячная армия Пугачёва яростным штурмом овладела Казанью.
Лишь местный каменный кремль остался в руках верных Екатерине II  войск.

 Известие о падении Казани повергло в смятение правительство и дворянство.
Разведывательные отряды пугачёвцев достигали Люберец, Коломны, Владимира и Мурома.
Городская беднота древней столицы и крепостные слуги господ с нетерпением ожидали прихода «батюшки Петра Фёдоровича».

 Думается, крепость не продержалась бы и трёх дней.
Да и пушкари у Пугачёва были толковые. И лупили по Кремлю с Булака, Гостинного двора и с паперти Богородицкого монастыря так, что будь здоров!

 Но положение спас подполковник Михельсон, вовремя подошедший к Казани.
14 июля Потёмкин, выйдя из крепости, помог Михельсону вытеснить пугачёвцев из разграбленного и подожжённого города.

15 июля произошло ожесточённое  4-х часовое сражение у села Царицыно, что в семи верстах от города.

• Михельсон удивлялся:

«Злодеи на меня наступали с такою пушечною и ружейною стрельбою и с таким отчаянием, коего только в лутчих войсках найти надеялся».

 Повстанцы и Пугачёв показали себя очень храбрыми и стойкими воинами.
И, только введя в бой последний резерв – конницу, Михельсон одержал победу.

Пугачёв потерял около 2-х тысяч человек убитыми и 10-ти тысяч пленными, знамёна и пушки. До 6-ти тысяч человек разбежались по домам.
Большая часть башкир вернулась на родину.

С отрядом в 500 человек Пугачёв, преследуемый Михельсоном, ушёл по Кокшайской дороге в леса и около Мариинского посада переправился на правый берег Волги.
Там были районы, населённые крепостными и государственными крестьянами из татар, чувашей, марийцев и мордвы.
 Все они совместно участвовали в борьбе со своими общими врагами.

• Биограф Потёмкина А. Ельницкий писал:

«Между тем, после разбития Пугачёва его скопища рассеялись по всей губернии и ещё более усиливали волнение. Для уничтожения бродячих шаек был сформирован отряд и подчинён Потёмкину...

* * *

Июль – август 1774 года стали самыми страшными месяцами для правительственной администрации и дворянства.
Восстание охватило сотни селений.
 Пылали помещичьи усадьбы.
Дворяне в панике бежали.
Этот момент стал кульминацией крестьянской войны.

Крестьянская война разгорается с новой силой.
Пугачёв двигаться на Москву не стал.
Взяв несколько городов на правобережной Волге, он повёл своё войско на юг.
Двинулся к Нижней Волге.
Там к нему присоединились:
-   бурлаки,
-   волжские и
-   запорожские казаки.
В боях против царских карательных войск в составе отрядов Пугачёва принял участие предводитель «Колиивщины» Максим Железняк, который бежал с каторжных работ и вместе со своими побратимами боролся за лучшую долю народа.

Были взяты повстанцами города Алатырь, Саранск, Пенза, Саратов, Камышин.

После триумфа войск Пугачёва в Пензе и Саранске, все ждали его «московского похода».
Ждали его и в Москве.
Ждали и боялись.
В старую столицу были стянуты семь полков.
 Генерал-губернатор Волконский распорядился поставить у своего дома пушки.
 Среди жителей Москвы проводились «зачистки», хватали всех сочувствующих мятежному казаку. 
 Наконец, в августе 1774 года  был отозван из 1-й армии, находившейся в придунайских княжествах, генерал-поручик Александр Васильевич Суворов, в ту пору уже один из успешнейших российских генералов.
Панин поручил Суворову командование войсками, которые должны были разбить основную пугачёвскую армию в Поволжье.
Москва «выдохнула».

Но  Пугачёв решил туда не идти.
Причины до сих пор не ясны.
Считается, что основной причиной этого были планы Пугачёва привлечь в свои ряды волжских и, особенно, донских казаков. Яицкие казаки, потерявшие в боях многих своих атаманов, устали и начинали роптать…

Пламя крестьянского восстания охватило всё Поволжье и грозило перекинуться в центр страны.
Однако действия повстанцев носили стихийный, неорганизованный характер.
 Крестьяне ограничивались расправой с помещиками и чиновниками в своих волостях.
Состав армии Пугачёва постоянно менялся…

* * *

Императрица Екатерина Великая отправила на подавление новые воинские силы – до 20-ти пехотных и кавалерийских полков, казачьи части и корпуса дворянского ополчения под общим командованием опытного генерал-аншефа П. И. Панина, человека беспощадного и свирепого.
Война с Турцией к этому времени закончилась подписанием мира.
Поэтому у Санкт-Петербурга оказались высвобождены значительные армейские силы.
 Отряды повстанцев, неорганизованные и плохо вооружённые, стали повсеместно терпеть поражения.

В конце лета – начале осени произошло более 50-ти кровопролитных сражений между карателями и восставшими.

Пугачёв одержал свои последние победы.

 16 августа на речке Пролейке, к северу от Дубовки – столицы Волжского казачьего войска – разгромил врага.

19 августа на реке Мечетной потерпело поражение от повстанцев второе войско карателей.
      
Но отовсюду спешили царские войска.
Под их ударами Пугачёв отходил на юг.
 Он стремился пробиться на Дон или Яик.
Но пробиться на Дон Пугачёву так и не удалось.
В 75 километрах южнее Царицына произошло последнее крупное сражение Крестьянской войны.
Лишившись из-за измены яицких казачьих старшин всей артиллерии уже в начале столкновения, повстанцы потерпели разгромное поражение под Чёрным Яром у Сальникова завода в кровопролитном сражении от войск Михельсона.

Самому  вождю повстанцев с небольшим отрядом (всего 164 казаков) удалось бежать и переправиться на левый берег Волги.


* * *

 В сентябре 1774-го Пугачёва обложили крепко.

• Как писал  «Исторический вестник» в  1884 году:

«К преследовавшим мятежника Михельсону, Меллину и Муфелю присоединился Суворов; они переправились за Пугачёвым через Волгу и там осетили его со всех сторон, отрезав всякую возможность вырваться».
 
Ставка самозванца была на реке Узени близ урочища Александров гай.
Пугачёв намеревался, переправившись через Узень, повернуть к Каспийскому морю и овладеть Астраханью, умножившись там живой силой. А в дальнейшем соединиться с яицкими, донскими, терскими и гребенскими казаками. В этом Пугачёв, по его собственным словам, не сомневался.
Совет «генералов» согласился на это предложение Пугачева 13 сентября.
В поход решено было выступить 15-го.

• П. С. Рунич:

«Но образумившиеся Чумаков, Творогов и Федулов, видя, что они с Пугачёвым погибнут, дабы спасти себя, сделали в ночь заговор: на 14-е число Пугачёва схватить и предать в руки правосудия».

Заговорщики назначили на тот день в караул своих единомышленников. А конвойному начальнику приказали подготовить для Пугачева другую лошадь - как оказалось, самую худшую...
Похоже, не случайно в ставке появились трое монахов, которые «пришли императору поклониться и поднести ему два арбуза, узнав, что... изволит его величество выступить в поход».
 Монахов впустили, арбузы у них приняли. И Пугачёв, «вынув нож свой, который всегда имел при своем поясе, подал оный Чумакову, сказав ему: «Разрежь этого великана, мы его отведаем и поедем к лагерю».
Чумаков, приняв нож, мигнул Творогову и Федулову и вдруг закричал:
 «Мы обманывались! Ты не государь, а изменник и бунтовщик!»
 Пугачёв, словно ожидавший подобного, стрелой выскочил из шатра, крича:
- Лошадь мне! Измена, измена!
Казак подвёл ему лошадь, и Емельян Иванович, не заметив подмены, вскочил на неё и поскакал к лагерю.
«Генералы»-заговорщики быстро догнали «государя» (с ними уже было человек сорок казаков). И, изрубив в куски брата «императрицы Устиньи», который бросился было с саблей отбивать родственника, окружили Пугачёва.
Увидев безнадёжность своего положения, он протянул Творогову руки:
- Вяжи!
 Самозванца повезли в Яицкий городок, у ворот которого их нагнал генерал-поручик Александр Васильевич Суворов.
И «взял Пугачёва под своё ведение и распоряжение», приписав поимку самозванца себе.

• Великий полководец в автобиографии вспоминал:

«Среди Большого Узеня я тотчас разделил партии, чтоб его ловить, но известился, что его уральцы, усмотря сближения наши, от страху связали…»

Потом в деревянной клетке привёз его в Симбирск и сдал главнокомандующему правительственными войсками графу Петру Ивановичу Панину. После этого уже генерал-аншеф Панин приписал себе заслугу поимки Пугачёва.

• Когда пойманного Пугачёва доставили к графу Петру Ивановичу Панину, тот надменно спросил своего пленника:

«Как он смел поднять оружие против него?»
 
• Пугачёв ответил:

«Что делать, ваше сиятельство, когда уж воевал против Государыни?»
 
Взбешенный граф не смог сдержаться и вырвал клок волос из бороды Пугачёва.

Кстати, на ведущую роль в том, что с Пугачевым случилось, претендовали ещё:
-   генерал-майор Потёмкин и, отчасти,
-  гвардии поручик Гавриил Романович Державин, деятельно проявивший себя в подавлении «Пугачёвского бунта».

Выданный властям Пугачёв был доставлен в Симбирск.
Допрос Пугачёва проводил генерал-майор Павел Сергеевич Потёмкин.

• А теперь приведём свидетельства присутствовавшего на допросе майора Павла Степановича Рунича:

«Генерал-майор Потёмкин сам начал по пунктам допрашивать Пугачёва, которого своими вопросами доводил до крайнего (в ответах) замешательства (так что по допросам сим в пот кидало злодея; но споря и добиваясь от него признания, не подкупен ли он был какими иностранцами или особенно кем из одной или другой столицы, Петербурга и Москвы, на беззаконное объявление себя императором Петром III); но злодей, хотя сильный пот все лицо его покрывал, с твёрдым голосом и духом отвечал, что никто его как из иностранцев, так из Петербурга и Москвы никогда не подкупал и на бунт не поощрял и что он ни в том ни в другом городе никогда не бывал и никого в оных не имеет знакомых. Наконец, сколь ни велико терпение генерал-майора Потёмкина около двух часов слушать на все (его) вопросы отрицательные его, Пугачёва, ответы; он вдруг с грозным видом сказал ему: «Ты скажешь всю правду». Постучал в колокольчик и по сему позыву вошедшему экзекутору приказал ввести в судейскую четырёх моих гренадёров и с ними палача, тотчас приказал гренадёрам раздеть Пугачёва и растянуть его на полу и крепко держать за ноги и руки, а палачу начать его дело; который, помоча водой всю ладонь правой руки, протянул оною по голой спине Пугачёва, на коей ту же минуту означились багровые по спине полосы. Палач, увидя оные, сказал: «А! Он уже был в наших руках». После чего Пугачёв... вскричал: «Помилуйте, всю истину скажу и открою». И Пугачёв начал говорить, что как-то зашёл в корчму, где увидел «двух гренадёр (Преображенского полка) в хороших тонких мундирах с галунами на воротниках и обшлагах». - А потом они пригласили меня за их стол и сказали, что я, значит, шибко схож лицом и статью с императором Петром III. А через время... - Молчать, - остановил Пугачёва Потёмкин и велел всем удалиться в другую комнату, после чего допрос продолжался ещё час. Из дознавательской Павел Сергеевич вышел очень задумчивым и тотчас сел за составление докладной записки императрице. Но донесение, где содержались откровения Пугачёва, было Екатериной по прочтении тотчас уничтожено и о причинах начала самозванства, и о тех, кто стоял за спиной Пугачёва, стало быть, оставалось известно только двоим: Екатерине Великой и генералу Потёмкину».

Примечательно и то, что, по словам Рунича:

 «Пугачёв с самого того времени, как оставался у генерал-майора Потёмкина на последних допросах, всё время, что содержался в Симбирске под присмотром, в крайнем находился унынии и задумчивости, не говорил почти ни с кем ни слова».

Затем под сильным конвоем (возглавляемым лично А. В. Суворовым) в деревянной клетке Пугачёв отправлен был в Москву.

• Суворов писал П. Панину:

«Ежели пожелать соизволите Ем. Пугачёва из Сызрана мне препроводить далее, я охотно то на себя принимаю…»

Карательную экспедицию «по местам боевой славы» пугачёвцев возглавил генерал П. Панин.

После допроса и жестоких пыток специально созданный суд приговорил Пугачёва и его ближайших соратников к смертной казни.

• Холодным ветреным днём  10 января 1775 года был прочитан указ Екатерины: 

«Пугачёву учинить смертную казнь, четвертовать, голову воткнуть на кол, части тела разнести по четырём частям города и положить на колёса, а после на тех же местах сжечь…»

Пугачёв был казнён на Болотной площади в Москве.
 Перед смертью он прокричал: «Прости меня, народ православый!»

12 января, останки Пугачёва сожгли вместе с эшафотом и санями, на которых его везли на казнь.

Как только народный бунт был подавлен, а его зачинщик был прилюдно казнён, Екатерина II приказала все документы, которые могли рассказать о подробностях восстания засекретить или уничтожить.
Таким образом, все события этой войны, по повелению Екатерины II, предали забвению.

-   Гнев императрицы был настолько силён, что даже река Яик специальным указом был переименован в Урал.
-   Мятежное Яицкое казачье войско было переименовано в Уральское.
-   Станица Зимовейская стала Потёмкинской.
-   Волжское казачье войско расформировали и переселили на Терек …

* * *

Однако крестьянская война на этом не закончилась.
Ещё целых 2 года в низовьях Волги продолжались волнения.

Образ Пугачёва продолжал жить в народной памяти.
О нём рассказывали сказки, складывали песни, в которых он неизменно одерживал победу над врагами, подобно былинным богатырям.
Первым из писателей, который рассказал правду об этом восстании, стал А. С. Пушкин.
Он написал «Историю пугачёвского бунта» и повесть «Капитанская дочь».

До сих пор не умолкают легенды о несметных сокровищах Емельяна Пугачёва.
По слухам, в казне атамана были несметные сокровища татарских и башкирских ханов. Современники рассказывали, что на лошади самозванца точно была попона, расшитая тысячами рубинов и сапфиров, а у самого атамана был при нём огромный бриллиант.
Вот только до сегодняшнего времени ни эта лошадиная попона, ни огромный бриллиант не найдены.
 Считается, что этот клад спрятан в Емелькиной пещере в окрестностях села Нагайбаково на Урале.
Пещеру искал когда-то сам Никита Хрущёв. И даже отправил туда экспедицию кладоискателей. Увы, но экспедиция результатов не принесла, как и прочие подобные…