Дождя нет, но день пасмурный и унылый. Осень. Ветер гонит по асфальту листья и всякий мусор. Вроде бы и не холодно, но сыро и как-то неуютно, хочется быстрей уйти с улицы, попасть домой. Люди спешат, закрываясь от противного сырого ветра – каждый по своим делам. И только на остановке, никуда не торопясь, сидит одинокий человек.
Он одет очень бедно, но чисто - явно не бомж. Такое ощущение, что одежду ему нашли с какого-то склада старых вещей – ничего на нём не сидит нормально, всё как будто не своё. Рядом с ним на скамейке стоит спортивная сумка последней стадии потрёпанности.
Он сидит, спрятав руки в карманах, и тупо смотрит перед собой. В глазах пустота. Если бы кто-то захотел присмотреться к нему – наверно, принял бы его за откинувшегося зека. Но тот, кто сам сидел, по ряду мелких деталей с уверенностью сказал бы, что человек не с зоны. Здесь что-то другое.
Человек медленно вынимает руки из карманов. Слишком медленно, заторможенно. Достаёт дешёвые сигареты. Очень медленно закуривает.
В это время мимо остановки проходит подвыпившая компания местной шпаны. Они очень шумны, уверены в себе, конфликтны. Гогочут на всю улицу, обсуждают какие-то предстоящие разборки – демонстративно, показывая всем свою опасность. Прохожие обходят их стороной, стараются не смотреть в глаза. Каждый спешит по своим делам, никому не нужны проблемы.
Увидев на остановке одинокого человека, самый агрессивный из компании вызывающе смотрит на него. А человек – сквозь него. Хулиган, поймав встречный взгляд, хочет было затеять конфликт. Он на кураже, наличие дружков рядом придаёт ему смелости, он активно жестикулирует рукой, на пальцах которой красуются две зоновские наколки. Он рисуется ими, стремясь впечатлить всех окружающих. И хочет напугать ими человека ещё до того, как начал конфликт. Но вдруг, несмотря на алкогольное опьянение, замечает в этом взгляде что-то настолько чужеродное, непонятное, пугающее, что перестаёт гоготать и прибавляет шаг, стремясь уйти подальше. Он сам не понял, что же такое увидел, да и не привык думать. Просто вдруг стало жутко. Его дружки, не поняв, что произошло, тоже слегка притихают и следуют за лидером. Вскоре гогот на всю улицу возобновляется снова. А человек сидит, даже не изменив направление, в котором смотрел. Потом он обнаруживает, что сигарета у него в руке дотлела. Медленно, очень медленно, встаёт и стариковской походкой подходит к урне. Вроде не старый, а походка – как у старика. Бросает бычок и возвращается обратно, снова засунув руки в карманы.
Человек ждёт муниципальный автобус, а едут одни маршрутки. В маршрутках точно не проедешь без билета, а в простом автобусе часто не бывает кондуктора. А если и бывает – может не подойти. А если подойдёт – можно показать ему справку. Хотя не хотелось бы светить таким ценным документом, но других нет. И денег нет.
Автобуса всё нет и нет. Человек медленно открывает молнию своей сумки и достаёт оттуда кусок хлеба. Медленно ест. Кусок казённый, из столовой. Другой еды нет и где её брать – пока непонятно. А в сумке, вместе со сменой белья – какой-никакой запас, натыренный из столовой. Не даст умереть с голоду пару дней. Ещё две пачки сигарет и справка. Вот и всё имущество.
Свинцовая тяжесть в ногах, заторможенность движений и речи через несколько дней пройдут – они остались от препаратов. А вот такая же свинцовая тяжесть и заторможенность души – вряд ли. Пустота в глазах останется и будет только усиливаться. По пустой душе носит обрывки воспоминаний о другой, прежней жизни – так же уныло и бесполезно, как вот этот ветер всё гонит и гонит по асфальту осенние листья.
Человека никто нигде не ждёт. Да и сам он себя на воле не видит. Просто выпустили – вот и сидит на остановке.
Он вернётся обратно. Это неизбежно.