Несчастная «Бовари»
Закат Гюстава Флобера (1821—1880) был неярким. Недомогания, безденежье, безучастие французской критики, одиночество, скромные похороны в пригороде Руана Круассе… Говорят, Гюстав страдал оттого, что не мог собрать все напечатанные экземпляры первого своего романа «Госпожа Бовари» (1851—1856) и сжечь их. Большой кровью дались они ему.
Не таков был рассвет писателя. «Госпожа Бовари» буквально взорвала французское общество. Роман, которому Флобер отдал 55 недель напряженного труда, приковал внимание критиков и писателей, читающей публики — от швей до императрицы Евгении, законников и моралистов. Обычно за нравственность хватаются, когда она показывает хвост. И первыми (да и последними) хватаются ханжи. Вот и на этот раз публикация «Провинциальных нравов» (подзаголовок романа) в шести номерах (с 1 октября по 15 декабря 1856 г.) литературного журнала «Ревю де Пари», принадлежавшего другу писателя Максиму Дюкампу, вызвала у сотни-другой буржуа несогласие с подобной трактовкой уклада их жизни. Они и стали ложкой дегтя, замутившей общество, гнев которого «был направлен прежде всего против реализма романа».
Сегодня трудно понять, какую крамолу нашли ревнители благочестия в этом чистом до прозрачности произведении — разве что ту, в которой они сами погрязли по уши. Заурядная, но блестяще выписанная история провинциальной дамочки (так и напрашивается словцо — самочка), «порочной по природе своей» (слова Флобера), погубившей себя и мужа и обрекшей дочь на сиротство и нищету; да 4 эпизода эфемерного посягательства автора на еще более эфемерное целомудрие законодателей морали — вот, пожалуй, и все прегрешения писателя. Вполне понятно недоумение прозаика, впоследствии вопрошавшего: «Можно ли написать что-то более безобидное, чем моя несчастная «Бовари», которую таскали за волосы, точно распутную женщину, перед всей исправительной полицией?»
Однако же процесс состоялся, и процесс нешуточный, повлиявший на творчество многих современников Флобера и на искания его последователей.
Была еще одна причина — публикация романа явилась поводом, чтобы властям устроить политический суд над неугодным им либеральным издательством «Ревю де Пари».
Романом вплотную занялось МВД. Обнаружив в тексте факты «оскорбления общественной морали», стали готовить процесс. И хотя Флобер добился аудиенции у министра народного образования и у префекта полиции, заручился поддержкой (на словах) многих литераторов и ряда издательств, гнева правоохранительных органов избежать романисту, попавшему «в водоворот лжи и бесчестья», не удалось. «Влиятельные женщины, в частности императрица, ходатайствовали за автора. Однако император заявил: «Оставьте меня в покое!», и делу был дан ход». (А. Моруа).
29 января 1857 г. перед 6-й палатой исправительной полиции в переполненном зале Дворца правосудия в Париже предстали автор нашумевшего романа Гюстав Флобер, редактор журнала «Ревю де Пари» Леон Пиша-Лоран и типограф Огюст Пийе. По мнению историков, процесс «проходил крайне формально».
Генеральный прокурор Эрнест Пинар обвинил автора и издателей «Госпожи Бовари» в безнравственности, в «реализме» — отсутствии положительного идеала, непристойности и богохульстве, проиллюстрировав свою речь «порнографическими» цитатами из романа. «Обвинительная речь на суде изобиловала восклицательными знаками». Несмотря на категоричность прокурора, заявившего, что роман оскорбляет общественную мораль, обвинение больше напоминало критический разбор произведения, вполне квалифицированный, но в целом странный и даже комичный в здании суда.
Руанский адвокат Флобера г-н Мари-Антуан-Жюль Сенар не подвел своего подзащитного. В «блистательной» 4-х часовой речи, усладившей публику, защитник «уничтожил товарища прокурора, который корчился в своем кресле, после чего заявил, что не станет отвечать». Сенар представил в выгодном свете семью Флобера, его отца-хирурга, братьев, самого Гюстава; перещеголял прокурора в критическом разборе романа, процитировал письмо знаменитого писателя и политического деятеля А. де Ламартина о том, что «Госпожа Бовари» — самое прекрасное произведение, которое тот читал за последние 20 лет; развенчал все обвинения прокурора в непристойности «Бовари», завалив его «вольными» цитатами из Боссюэ, Масийона, Шенье, Мюссе, неприличными эпизодами из Монтескье и Руссо.
Защитник убедительно показал, что «отмеченные отрывки, хотя и заслуживают всяческого порицания, занимают весьма небольшое место по сравнению с размерами произведения в целом». Главный акцент адвокат сделал на том, что роман вовсе не безнравственное, а напротив, глубоко нравственное произведение, т.к. аморальная героиня наказана за свои ошибки. (Именно это обстоятельство сильнее всего повлияло на мнение присяжных и судей). Точку Сенар поставил, назвав «Госпожу Бовари» шедевром.
Целую неделю присяжные ломали голову над решением. Наконец 7 февраля они вынесли свой вердикт, осуждавший обвиняемых за легкомыслие, которое те проявили, опубликовав «оскорбительное для общественных нравов произведение»; но поскольку не было установлено явной вины журнала и автора, их оправдали и освободили от судебных издержек.
Лучшую оценку этому суду дал Пинар — на следующем суде, где он выступал обвинителем «Цветов зла» Ш. Бодлера. «Обвинять книгу в оскорблении общественной морали — дело тонкое, — сказал прокурор. — Если из этого ничего не выйдет, автора ожидает успех, он окажется, чуть ли не на пьедестале, и получится, что его просто-напросто травят».
Флобера суд сломал и сделал затворником. Шумиха, поднятая вокруг его первой книги, отвратила писателя от реалистической прозы, но для его детища процесс явился прекрасной рекламой. «Госпожа Бовари» дважды вышла в 1857 г. тиражом 6,6 и 15 тыс. экз. без каких-либо купюр. Автор посвятил роман г-ну Сенару: «Дорогой и знаменитый друг! Позвольте мне поставить Ваше имя на первой странице этой книги, ибо Вам главным образом я обязан ее выходом в свет. Ваша блестящая защитительная речь указала мне самому на ее значение, какого я не придавал ей раньше».
Оба тиража мгновенно разошлись и вызвали неподдельный интерес читателей и разноречивые мнения критики — от «искусства второго сорта» (П. Лимейрак) до «чуда» (Ш. Бодлер).
Флобер как-то признался, что «хотел передать в книге ощущение цвета плесени». Однако же читатели, созревшие до того, чтобы воспринимать пошлых мещанок как героинь своего времени, и книгу в целом восприняли неким праздничным фейерверком чувств, в котором истинные трагедии стали незаметными.
В 1864 г. Ватикан запретил «Госпожу Бовари» и внес ее в «Индекс запрещенных книг».
Мировое признание к «Госпоже Бовари» пришло в XX в., когда многие читатели и литераторы причислили ее вслед за «Анной Карениной» Л.Н. Толстого к лучшим романам всех времен.
P.S. Как ни странно, но люди, возбудившие против Флобера процесс, в конечном итоге оказались правы. Писатель в XX в. сам стал жертвой общества, которое идеализировало преступную мадам Бовари и превратило ее в положительную героиню, а открытое предательство, подлость и ложь в семье возвело в непререкаемое нравственное достоинство, любое противостояние которому стало пресекаться как ханжество чуть ли не в судебном порядке. Флобер же, чересчур красиво, изыскано и утонченно описавший коварство и зло, невольно превратил их в любовь и жертвенность, чем совершил, быть может, гораздо большее преступление, чем то, в котором его обвинил прокурор. «Эмма Бовари вкупе с Анной Карениной стали локомотивами развала европейской нравственности и обращения нравственности общества белой расы в ее нынешнее небытие». (В.Н. Еремин).
Рис.
"Госпожа Бовари" Гюстав Флобер