Другой мир

Валерия Исмиева
Всякий раз, как она произносила подобные фразы, его охватывало беспокойство и неловкость.
- В этом мире жестокие законы, жестокая жизнь, - говорила она, щурясь  куда-то в даль.
- Но другого-то нет.
- Есть. О, я точно знаю, что есть! И много. Я иногда вижу  фрагменты… Но лучше туда не смотреть…чтобы не затосковать раньше времени…
- Пойдём домой, - говорил он, стараясь изменить интонацию и следя за клубами  белого пара своего дыхания.
Она протянула ладони, словно пытаясь поймать как нечто весомое этот пар и, смеясь, подбросила невидимый шар в воздух.
- Смотри, как полетел! Ух ты! Высоко! Ещё одно послание от нас - Вселенной… - взглянула искоса и посерьёзнела. – Ладно, пошли к дому!
***
Ночью он разбудил её в темноте, тряся за плечи:
- Лина, что?!! Проснись, Лина! Что случилось?!!
Обливаясь слезами, она припала к его плечу, и плакала уже беззвучно.
- Лина, это опять тот кошмар?
Помотала головой.
- Нет, каждый раз это по-другому…
- Ну хочешь, расскажи мне.
- Да я тебе уже говорила.
- Опять ножевые раны?
Кивнула.
- Ты должна уволиться. Так работать невозможно. У тебя никакого иммунитета к чужой боли.
- Да как же ты не понимаешь! Ты не понимаешь!
Отдёрнула голову,  слёзы перестали течь, глаза в отсветах  фонарей pf jryjv сверкали.
- Нет никакой чужой боли! Я же говорила! Она вот тут! И тут! И тут! Она – всюду!
- Нет, так больше невозможно. Лина, послушай… как врачи могли бы делать операции, если бы так погружались в состояние свои  пацентов? Они переключают себя на другой регистр. Может, надо представить…
- Ничего не надо! Ты не понял! ТАК я могу ещё помочь, а по-другому - нет!
- Убивая себя, что ли?  Да ты же каждый раз приходишь с работы, как с дыбы. На тебя смотреть страшно. И в конце-концов, откуда ты знаешь, что именно ты возвращаешь их к жизни? Где подтверждения? Что говорит  ваш главный врач?
- Всё, Сенечка, хватит. Давай спать, ладно?
- Да какой тут сон! Пойду покурю… Лина, ты очень впечатлительная. Так дольше продолжаться не может. Тебе надо оттуда уволиться. Медсёстры везде нужны.  Почему бы тебе не пойти в поликлинику, стоматологию…
- Сенечка,  я прошу тебя. Хватит. Я хочу спать.
- А я теперь не усну!
- Сенечка, милый. Ну дай  тебя поцелую… Ну, что ты? Ну вот… Да… этот мир очень жестокий… но я тебя люблю, а ты меня… правда, чудо?
- Правда… ты сумасшедшая…
***
- Её постоянно трясёт ночами. Кричит во сне, будто с не кожу снимают.  На той неделе соседи милицию вызывали, - решили, что  я её убиваю.
- Арсений, будь мужчиной. Скажи, что ей пора идти к психиатру.
- Мама, ну как я ей скажу? Она же нормальная во всём. Только вот эти ночные кошмары.
- Во всём?... Да?...Вот видишь, не во всём, значит! Эти её разговоры… Ты её спроси – и послушай, что она тебе ответит. Попроси её подробно рассказать и запиши на диктофон. Я отнесу Виктору, он  как-никак психиатр со стажем.
- Мама, это же похоже на предательство!
- Арсений, ты меня удивляешь! А ещё говорил, что любишь свою жену…
- Я не знаю, как смогу ей потом в глаза смотреть…
- Прекрасно сможешь, когда эти ночные истерики прекратятся. Она ещё тебе потом спасибо скажет.
***
- Не хочу, милый! Пожалуйста, не проси меня! Я не могу…
Сердце сжимается при виде её умоляющего взгляда. Он отводит глаза, в поле зрения попадает красный, как кровавое пятно, свитер, брошенный на диван. Тяжёлый вздох.
- Лина, я прошу тебя снова! Чего ты боишься? Что я не пойму? Мы же любим друг друга…
Она высвободилась из его объятий, вскочила.
- Это она тебе сказала, да? Она настояла?
- Кто – она?
- Твоя мать!
- Бога  ради, Лина!  Не начинай!.. Ну послушай… ты просишь, чтобы я верил непонятно чему… ну дай мне путеводную нить… ну пожалуйста… если ты мне доверяешь, то должна мне рассказать…
- Хорошо, -  отвернулась от прямоугольника  смеркающегося окна,  села на диван, машинально расправила на коленях свитер, глядя куда-то поверх его плеча.
По мере того, как длилась тишина, его охватывало всё большее беспокойство. Потом оно  лопнуло, как надувшийся пузырь,  и в ушах  зазвенели серебряные колокольчики. Перед глазами поплыли какие-то волны, за ними потянулись  белые ступени, арки, мосты, бледно-сиреневое небо,  высокие худощавые люди с волнистыми волосами проходили мимо.  Голоса звенели, как весенний ветер. Потом замелькали какие-то странной формы сооружения,  летающие по воздуху совсем уж непонятные существа, аппараты,  цветное небо, всё быстрее и быстрее. Со всех сторон наплывали всё новые и новые картины, жар в груди всё нарастал,  ему казалось, что где-то в глубине головы всё разгорается нестерпимо яркое радужное сияние… потом чьи-то белые руки нежно обняли его за плечи,  и ласковый голос пропел: «Тебе ещё рано… тебе ещё рано, лучше спи».
… Он очнулся от холода в синей предутренней мгле. Вылез из-под одеяла, пошарил в темноте. В распахнутое окно задувал ветер,  громко трепля белый листок, подоткнутый под толстый том какого-то словаря на подоконнике. Он вскочил и бросился к окну, поднял руку, чтобы захлопнуть створку…
В предутренних сумерках  прямо от подоконника в воздухе  плавным изгибом сверкала золотистая дорожка, мягко  взмывая куда-то ввысь. Она была почти прозрачная.  И в то же время удивительно яркая и плотная. Он протянул руку, коснулся сверкающего золота и с криком отдёрнул пальцы, задымившиеся от  ожога. Дорожка налилась красным, как раскалённые угли, потом почернела и рассыпалась без единого звука и следа.
Он смотрел на свои пальцы: несколько секунд ожоги светились в темноте тускло-красным, потом угасли, и жгучая боль так же внезапно прекратилась, как и началась.
Взгляд его упал на листок, всё ещё шелестевший под сквозняком. Арсений закрыл окно и взял листок в руки, машинально включил бра.
«Милый,  теперь ты знаешь. Но ненадолго. Я не могла больше этого вынести, я хочу вернуться домой. Теперь ты знаешь, куда. Прости. Стало невыносимо».
Сладкая боль сжала ему сердце.  В сине-голубой предутренней мгле он увидел прекрасный белый город, парящий в воздухе, нежные лица, и её, такую желанную, такую  лёгкую среди других, она улыбалась и посылала ему воздушный поцелуй. Потом началось сильнейшее головокружение, в глазах разом потемнело, точно выключили в темноте свет, и он ничком повалился на ковёр.
Его разбудили звуки полицейской сирены. Точно пьяный, Арсений поднялся, подошёл к окну.
- Лина! – позвал и не получил ответа. Потом громче: - Лина! Ты где?
Вышел в коридор. В квартире стояла полная тишина. Ему стало страшно. И в этот момент в дверь позвонили настойчиво и резко.
На пороге стояли люди в форме, за их высокими плечами мелькнуло бледное испуганное лицо соседки.
- Ваша жена выбросилась из окна.  Вам придётся пройти с нами на опознание и дачу показаний.