Всё не так, как кажется Окончание

          
                Глава тридцать вторая

Лена, измученная переживаниями, почти сразу отключилась. На Матвея же  переживания подействовали противоположным образом – ему уснуть никак не удавалось. И не мудрено. За прошедший день он испытал столько стрессов, что и не сосчитать. А какие радужные планы он строил на эти выходные! Когда Лена согласилась стать его женой, он почувствовал себя по-настоящему счастливым. Собирался познакомить ее с родственниками, а затем заняться обсуждением свадебных планов. Он с удивлением обнаружил, что хочет настоящего торжества – праздничных нарядов, цветов, криков «Горько!» и прочих атрибутов традиционной свадьбы. Он искренне считал, что жениться нужно раз и навсегда, а потому такое событие заслуживает достойного оформления. Тот фарс, который они разыграли с Катей, не в счет. Конечно, у Лены все это уже было – и пышная свадьба, и счастливое замужество. Но ведь можно найти компромисс.

Гарик смешал все карты. «Ужасный кошмар или кошмарный ужас». Матвей не мог скрыть от Лены новую информацию, но ответный звонок Гарику откладывал, сколько мог. И все же, нельзя идти на попятную, раз сам открыл этот ящик Пандоры. В субботу утром Матвей позвонил другу, чтобы договориться о встрече, но тот не был бы самим собой, если бы не попытался впихнуть в собеседника хоть какую-то информацию.

- Судя по всему, покойный Ленин муж был классным парнем, - восхищенно сообщил он. - Как говорится, пример для мужчин и сплошной соблазн для женщин.

- Что не мешало ему насиловать и убивать, - прервал панегирик Матвей.

- А вот это еще не факт, - возразил Гарик, - совсем не факт. Слишком много подозрительного. Иногда все не так, как кажется.

- Ты взял на вооружение мою излюбленную фразу, - хмуро заметил Матвей.

Он одновременно ощущал сразу несколько чувств, и все неприятные – ревность, раздражение и страх перед чем-то неведомым, поэтому прервал излияния друга.

- Вряд ли я буду в силах в один день дважды выслушивать одну и ту же историю, так что отложим разговор до встречи. Ждем тебя к трем, к обеду.

Обед прошел непринужденно, но когда Гарик собрался приступить к делу, Лена в панике сорвалась с места. И тогда к Матвею вернулся страх, который впервые он ощутил утром. Чего она боится? И чего боится он?

- Гарик, что ты имел в виду, когда говорил о кошмарном ужасе? – наконец, решился задать вопрос Матвей.

- Это касается кровавой бойни в тюрьме, - последовал незамедлительный ответ.

Свой рассказ Гарик начал теми же словами, что и двумя часами позднее, то есть напомнил, как поступают в тюрьме с подозреваемым в изнасиловании. Только в рассказе, адресованном Лене, сокамерники Данилы выглядели полными идиотами, хотя на самом деле таковыми не являлись. Они сначала дождались, когда Данила, приняв лекарство, заснет, затем хорошенько приложили его по голове, и пока он находился в бессознательном состоянии, свершили свое черное дело. Когда Данила пришел в себя и понял, что произошло, он воздал им по заслугам. Понимаешь, сбивчиво говорил Гарик, Данила очень любил жену, просто фанатично, других женщин не замечал и к ней никого не подпускал. Для нее он тоже был единственным светом в окошке, поэтому он просто не мог предстать перед ней поруганным, быстро сплел веревку – и был таков. Тюремное начальство в сговоре с полицией это дело замяли. В медицинском заключении, выданном вдове, не было ни слова об изнасиловании.

Представив, как может отреагировать на эту новость Лена, Матвей строго-настрого запретил Гарику вообще упоминать о побоище в тюрьме. Каким образом тому удалось проникнуть в столь тщательно охраняемую тайну, Матвей не успел спросить, так как появилась Лена с кофе. Когда Гарик вопреки запрету Матвея все-таки коснулся запрещенной темы, Матвей готов был его прибить. Но Гарик не был бы Гариком, если бы не нашел выход из скользкого положения. Вообще, в течение дня Матвей несколько раз был на грани срыва. Порой ему казалось, что он теряет Лену, что ее опять затягивает водоворот прошлого. Сможет ли он еще раз вытянуть ее оттуда, хватит ли сил? Стоя у окна в гостиной, он впервые усомнился в своих силах. Но когда допрос принял совсем уж неприятный оборот, и Лене понадобилась помощь, все сомнения были забыты, и Матвей бросился на помощь любимой.

Как же больно ему было, когда она рыдала, страдая, что усомнилась в любимом муже. «Любимый муж». Эти слова относились не к нему. Кем же ОН станет для Лены? Вторым любимым мужем? Ему хотелось стать единственным и неповторимым для нее. Он вдруг понял, что никогда и ни для кого не был единственным. Но, может быть, ему все-таки повезет? Во всяком случае, он не собирался сдаваться, вчерашняя минута слабости осталась позади. Ради такой женщины стоит бороться. Да у него просто нет других вариантов, без нее его жизнь лишится не только всех красок, но и смысла. Подведя таким образом итог своим размышлениям, Матвей заснул.

Его разбудил нежный поцелуй, и волна безудержного счастья захлестнула его. Хватит комплексовать и все анализировать, мельком подумал он, нужно просто любить и научиться быть любимым, принимая нежность и заботу без всяких условий и сомнений. Все утро они не могли оторваться друг от друга. Казалось, их чувства, пройдя тяжелые испытания накануне, окрепли и стали более зрелыми. Они не заверяли друг друга в вечной любви, но этого и не требовалось, их взгляды и прикосновения были красноречивее любых слов.

Прошлое они больше не обсуждали, будущего касались лишь вскользь. Десятого сентября должен был исполниться год со дня смерти Данилы, и Лена считала кощунством обсуждать свадебные планы до этого времени. Матвею такая щепетильность казалось нелепой данью условностям, но он не перечил невесте, ему и в настоящем было хорошо. С каждым днем они становились все ближе и необходимее друг другу. Впервые Матвей наслаждался каждой минутой своей жизни.
Лена тем временем уволилась из «Бригантины», но новую работу пока не искала. Сначала дождусь очередной смены фамилии, с усмешкой сказала она.

Квартира благодаря ее усилиям постепенно преображалась. Разноцветные подушки и яркие циновки на полу в спальне очень понравились Матвею. Новые шторы в гостиной – тоже, они лишили эту комнату излишнего официоза. Появились и другие мелочи, вследствие чего квартира, не потеряв своей элегантности, стала более теплой и уютной. Изменения затронули и внешний облик Лены. Она вернула своим волосам их естественный цвет – русый. На самом деле я никогда не чувствовала себя ни блондинкой, ни брюнеткой, неожиданно сообщила она. Блондинкой стала в знак протеста против тирании матери, а брюнеткой для маскировки. Матвею она нравилась в любом виде. Она вообще была необыкновенной, а лицо у нее было такое, что на него хотелось смотреть и смотреть. Иногда он с удовольствием представлял ее в старости, когда идеальную кожу покроют мелкие морщинки, которые вряд ли сумеют убить ее природную красоту. А вокруг них будут дети и внуки. Дети… Матвей все реже вспоминал Лешку. У мальчика все хорошо, он живет с любящими родителями, успокаивал он себя. Конечно, Матвею нелегко пришлось, но не стоит ни о чем сожалеть. Если бы не его вынужденное участие в судьбе малыша, тот мог бы и не выжить. В его сердце навсегда останется тепло по отношению к этому ребенку, а боль пройдет. Она уже почти прошла.

Итоги тендера должны были подвести только в конце октября, но последствия выступления Матвея на презентации стали проявляться сразу после его возвращения в Питер. Визитные карточки были розданы не зря. Поступило несколько предложений о сотрудничестве, два из них казались интересными. Отец уже достаточно окреп, и Матвей ввел его в курс дела. Тот пожурил сына за авантюризм.

- Да ладно тебе, пап, ты сам такой, только притворяешься осторожным и рассудительным.

Георгий Иванович рассмеялся, затем посоветовал всерьез рассмотреть одно из недавно поступивших предложений. Лучше синица в руках, чем журавль в небе.

- А что будем делать, если каким-то чудом все-таки выиграем тендер?

- Как-нибудь выкрутимся. Наймем новых людей и станем работать в две смены.

Теперь уже Матвей смеялся.

- Ну, и кто из нас авантюрист?

В общем, по всем направлениям дела шли на лад. Возвращаясь вечером домой, Матвей любовался прекрасной невестой, наслаждался вкусной едой и общением. И все же, в этой благостной атмосфере чувствовалась какая-то фальшь. Если о чем-то не упоминать, это не означает, что это «что-то» перестает существовать. Матвею казалось, что с каждым днем прошлое становится все более осязаемым, становясь между ним и его возлюбленной. Иногда он замечал ее отсутствующий взгляд. О чем она думала? Что вспоминала? Он не спрашивал об этом. Сумеет ли Лена полюбить его с такой же силой, с какой любила первого мужа? И возможно ли такое? До недавнего времени, хоть и было тяжело, но все было понятно – было понятно, что произошло и как действовать дальше. Теперь Гарик внес смуту и заронил подозрения в виновности Данилы.

У Матвея имелись основания гордиться своими аналитическими способностями, но он почему-то не торопился пускать их в ход. В том, что прощальное письмо с признанием было подложным, он не сомневался. Но означает ли это, что Данила не совершал преступлений? Неизвестно. Гарик, несмотря на весьма прозаическую профессию, в душе оставался романтиком и часто выдавал желаемое за действительное, тому имелась масса примеров. Нарисовал себе этакую идиллическую картину взаимоотношений Лены с Данилой, из чего и сделал вывод, что такой безупречный герой не способен ни на что дурное. А так ли безупречно все было на самом деле? Правда, из Лениного рассказа следовало, что все было именно так, но ведь мы все склонны идеализировать прошлое. Разве нет? Об этом думать не хотелось. Если в ее прошлом все было совершенно, как он сможет предложить что-то лучшее?

В любом случае, нет ничего хуже неопределенности. Гарик заронил сомнения в виновности Данилы, вот пусть теперь и находит ответы на все вопросы. Однако с этим случилась заминка. Через неделю после возвращения в Курдюмов Гарик позвонил и сообщил, что такую проблему быстро не решить. Но ведь я не вымогатель, сказал он, так что никаких командировочных от тебя не потребую. В случае успеха ты оплатишь расходы по делу и мой гонорар, а если успехов не будет, то и платить не за что. Пока ему удалось устроиться на временную работу, он проводил какое-то расследование для местного адвоката. В следственном отделе имелась вакантная должность, которую ему предложили, но Гарик был не готов к радикальным переменам. Сонька такая классная, говорил он, нам очень хорошо вместе, но я не готов ни к женитьбе, ни к госслужбе. Все это у меня уже было, и ничего хорошего не принесло. И как быть с Юлькой? Признаться, я с трудом пережил превращение в воскресного папу. Смогу ли пережить следующее превращение – в праздничного папу, который встречается со своим ребенком только по большим праздникам? А ведь именно так и будет, если я тут останусь. Три часа лету, билеты дорогие, а что-то пока не предвидится, что в ближайшее время я буду ворочать миллионами. Но ты не думай, завершил Гарик свой монолог, про дело Краснопольского я не забуду. Кое-какие мысли есть, но, к сожалению, пока никаких доказательств.

Матвей не мог не заметить, что энтузиазм Гарика угас, а Ленин покойный муж из Данилы, которым друг восхищался, превратился в безликого Краснопольского, делом которого тот будет заниматься в свободное от более важных дел время. Но что мог сделать Матвей, если профессиональный сыщик, находясь на месте событий, бессилен? Он решил продолжать жить своей жизнью, не заморачиваясь не зависящими от него проблемами. Не стоит роптать на Судьбу, ее нужно благодарить. О том, что сейчас имеет, совсем недавно он не смел и мечтать.

Когда отца выписали из больницы, Матвей представил Лену семье в качестве своей невесты. Видимо, Женька проболтался родителям о романе брата, так как никто удивления не выказал. Отец был откровенно доволен, Анна Максимовна выглядела приветливой, хотя и несколько настороженной, изредка бросая встревоженный взгляд на сына. Женька держался молодцом, тепло поздравил жениха и невесту и пожелал им долгой и счастливой совместной жизни. Матвей поставил на стол бутылку дорогого шампанского, и началось праздничное застолье. Предворяя неизбежные вопросы о прошлом невесты, Матвей сам дал краткую биографическую справку.

- Лена родилась в небольшом городке Курдюмов в Зауральской области. Ее отец, учитель физкультуры, сплавляясь по горной реке, погиб, когда она была маленькой, мать работает завучем в школе. В восемнадцать лет Лена вышла замуж. Год назад ее муж умер. Обстоятельства смерти очень трагические, их слишком больно вспоминать, поэтому все вопросы на эту тему отложим на будущее. Дополнительная информация. Лена кандидат в мастера спорта по художественной гимнастике, окончила областной университет по специальности «менеджмент» и профессиональные компьютерные курсы. Теперь самое главное. Я ее очень люблю и надеюсь, что вы примете ее в нашу семью с теплотой и любовью.

Ответные речи свидетельствовали, что так все и будет. Георгий Иванович, едва не прослезившись, даже выпил символический глоток шампанского за такое благое дело. Когда страсти утихли, старшее поколение удалилось отдыхать, а младшее отправилось на верхний этаж в Женину мастерскую. Вообще-то я вчера закончил картину, как бы между делом сообщил художник, когда они оказались на пороге мастерской, но сегодня не удержался и добавил еще пару штрихов. Надеюсь, ничего не испортил.

Посередине помещения на мольберте была установлена картина. Приглушенные размытые краски. На переднем плане мужчина и женщина. На ней длинное светлое платье, белокурые волосы развеваются. Мужчина высок и строен, но в нем угадывается скрытая сила. Его изображение выполнено в темных тонах – темно-синий костюм и черные волосы. Свет и тьма, день и ночь, нежность и сила, инь и ян. Их лиц не разглядеть, выражения глаз тем более, но по позе, в которой они застыли, по тому, как держались за руки, было понятно, что они бесконечно близки. На заднем плане имелась еще одна фигура. Вопреки законам живописи и оптики она была более крупной и четкой. Именно она, прежде всего, привлекала внимание, а потом уже зритель  заинтересовывался тем, куда смотрит таинственный мужчина. Его лицо, особенно глаза, были прописаны очень тщательно. Во взгляде боль, ярость, зависть и что-то еще.

- Как называется картина? – выдохнул Матвей.

- Ревность.

- Ну, братишка, ты силен! Горжусь тобой.

Лена, продолжая рассматривать картину, изумленно воскликнула, обращаясь к художнику:

- А ведь это ты! – Женя кивнул. Хотя он не придерживался точного портретного сходства, догадаться было нетрудно. – А на переднем плане мы? – Это уже был вопрос, и Женя опять ответил кивком. – Ты очень талантлив! – в заключение с чувством произнесла Лена, не сделав никаких комментариев по поводу содержания картины.

Один день сменялся другим. Матвей работал с небывалым энтузиазмом, а вечером с не меньшим энтузиазмом спешил домой, где его ждала любимая женщина. В тот вечер он, как обычно, умывшись и переодевшись, вошел в кухню и посередине накрытого стола увидел бутылку водки. Они иногда выпивали за ужином по бокалу вина, но водка! Он вопросительно посмотрел на Лену.

- Сегодня десятое сентября, - тихо сказала она. – Ровно год назад Данька ушел из жизни. Наверное, мы никогда не узнаем, был ли он виновен в тех преступлениях, в которых его обвиняли. Но как бы то ни было, большую часть жизни  он нес людям добро, а в последние месяцы жизни так намучался, что не дай Бог никому.

- Да, нужно его помянуть, - согласился Матвей, наполняя три рюмки, одну из которых накрыл куском хлеба. В нашей стране хоть верующие, хоть неверующие, некоторые обычаи свято соблюдают.

В эту ночь они не занимались любовью, но на следующее утро все вошло в прежнюю колею. Через два дня они подали заявление. Торжественная церемония во Дворце Бракосочетаний на Фурштадской была назначена на двенадцатое октября. Георгий Иванович, узнав об этом, заявил, что ни за что не пропустит свадьбу сына, и свой отъезд в зарубежный санаторий перенес на середину октября.

Матвей окончательно потерял покой. Тихое и немногословное поведение Лены во время поминок со всей очевидностью продемонстрировало, что никто не забыт и ничто не забыто. Сомнения, посеянные Гариком, пустили в ее душе глубокие корни. С этим нужно что-то делать. Любая горькая правда лучше неопределенности. Матвей решил, что хватит прятать голову в песок. Ели этот сыщик фигов ничего не может сделать, придется самому пораскинуть мозгами. Это подложное письмо. Хотя неправильно так его назвать. Письмо написано Данилой собственноручно, правда, в другое время и по другому поводу. Но кто его подложил? Пожалуй, сначала следует ответить на вопрос «Зачем?» Для того, чтобы отвести от себя подозрения, или просто желая оградить Лену от ненужных действий и связанных с ними волнений? Хотя вряд ли такой поступок мог быть вызван добрыми чувствами. Этим человеком руководила ненависть. Но к кому? К Даниле, к Лене или к их безупречной любви, которую не каждому дано испытать? Как записка Данилы оказалась у преступника, понятно. Но зачем некто прихватил ее в квартире Краснопольских – с дальним прицелом или забавы ради, а потом использовал? Матвей перебрал массу вариантов, в результате чего у него появилось двое подозреваемых, хотя второго можно отбросить. Наверняка и Гарик до этого додумался. Как он сказал, мысли есть, а доказательств нет. Как раздобыть доказательства, хотя бы не для суда, но вполне убедительные для Лены?

После долгих размышлений Матвею кое-что пришло в голову, и он позвонил другу. Я тут совсем прижился, радостно сообщил тот. Вот уж не думал, что провинция моя стихия. Если бы не Юлька, то с удовольствием бы здесь окопался. Оказывается, и маленькие городки нуждаются в услугах квалифицированного частного сыщика.

- Сколько кошек уже отловил? – поддел его Матвей.

- Ну, до кошек пока не дошло, - хохотнул Гарик, - но одну собачку вернул законной владелице, а уж та была так благодарна, что одарила меня сверх всякой меры.

Прервав его треп, Матвей сообщил о предстоящей женитьбе.

- Что ж, мне не привыкать, - покорно вздохнул Гарик, - буду твоим свидетелем во второй раз. Надеюсь, до третьего не дойдет.

- Исключено, - заверил Матвей, затем рассказал о своих подозрениях.

- Ну, до этого я тоже додумался! - с раздражением воскликнул Гарик. - Но как доказать?!

- Есть кое-какие мысли. Нужно их обсудить.

Обсуждение получилось долгим, но его результатами оба остались довольны. Теперь все зависело от Гарика. Сумеет ли он воплотить в жизнь их замысел? Матвей не стал рассказывать Лене о новых планах, решив молчать до тех пор, пока не появится определенность, какой бы она ни была. Зачем ее понапрасну тревожить?



                Глава тридцать третья

До свадьбы оставалось все меньше времени, но счастливой я себя не чувствовала. Что происходит? Совсем недавно все было иначе. Поделившись с Матвеем своими тайнами, я будто очистилась. Была готова оставить прошлое позади и начать новую жизнь. И новую жизнь я собиралась прожить с Матвеем. Впрочем, последнее как раз не изменилось, изменилось мое восприятие событий и отношение к себе. Наверное, я поступила неправильно, внезапно уволившись с работы. Испугалась визита в отдел кадров и пересудов сотрудников. Это обычная трусость. Кому какое дело до наших с Матвеем отношений? Мы оба свободны и никому ничего не должны. А еще перекрашивание волос. Чем оно вызвано – желанием вернуться к себе истинной или это очередной побег от действительности? Перекрасить волосы и сделать вид, что я теперь другая и все вокруг другое. Ах, ладно, это все от безделья. Поначалу я с удовольствием занималась обустройством квартиры и даже хотела отказаться от домработницы. Но Матвей не позволил, не хотел, чтобы я перетруждалась. Все-таки ему пришлось пойти на компромисс, и теперь уборщица приходит не два раза в неделю, а один. Женщина недовольна, я тоже. Вот до чего можно дойти от нечего делать.

Я пыталась объяснить свое состояние самыми нелепыми причинами, пока не нашла в себе мужества признать, что причина только одна – сомнение в Данькиной виновности. Целый год я вырывала его из сердца, уничтожала все следы его пребывания на Земле – сожгла бесценные письма, выбросила все его вещи, продала квартиру, дом, бизнес. Если бы не Коля, то и его спортивные кубки оказались бы на помойке. И еще – после похорон я ни разу не была на кладбище. Не зря Коля с Мариной отказались от общения со мной. Я вела себя, как бесчувственная мегера, а хотя бы в память о прошлом должна была вести себя иначе. Как я смогу себя простить?

А та нелепая записка? Почему я не обратила внимания на листок, на котором она написана? Безоговорочно поверила его матери. Бедная закомплексованная тетя Наташа взвалила на себя вину за то, что произвела на свет такое чудовище, и так была в этом уверена, что передала часть этой уверенности и мне.  Но кто же положил записку в конверт, подписал его и отправил мне? Артем? В тот период он был готов ради меня на все и, чтобы я не угодила в психушку, пытался отговорить меня от расследования. Может, когда это не удалось, решил остановить таким способом? Вполне возможно. Тогда, спрашивается, а кто же насиловал и убивал? Неужели все-таки Данька? Эти мысли изнуряли и опустошали меня. Я оживала только в присутствии Матвея, а во время близости с ним возносилась на неизведанные прежде высоты. Случилось то, чего опасалась с самого начала нашего знакомства – я впала в полную психологическую зависимость от него. А, может, такая зависимость называется любовью?

Через несколько дней после подачи заявления я позвонила маме. Признаться, я не была уверена, что она ответит на звонок, но она ответила. Сначала я поинтересовалась ее делами, она не стала вдаваться в подробности, просто сказала, что ТЕПЕРЬ у нее все в порядке. Я сделала паузу, ожидая ответных вопросов, но их не последовало. Тогда сообщила, что собираюсь замуж и назвала дату свадьбы. Эта новость тоже не вызвала вопросов.

- Пожалуйста, приезжай, - жалобно попросила я.

Мама не задержалась с ответом.

- Ты же знаешь, что учебный год в разгаре, я не смогу.

- Свадьба состоится в субботу. На самолете лететь всего три часа, ты уложишься в выходные.

- У меня нет денег на самолет, - резко заявила она.

- Я оплачу тебе билеты.

Тут она усмехнулась.

- Когда это ты так разбогатела? Или же нашла богатого мужа? Что ж, ты делаешь успехи. Однако странно, что ты так быстро забыла Любовь Всей Твоей Жизни.

Я повесила трубку и разрыдалась. Больше ни за что ей не позвоню, хватит на что-то надеяться и унижаться. Теперь ее ход. Если захочет со мной связаться, пусть сама звонит, номер моего телефона ей известен. Мои мысли были правильными, но от этого легче не становилось. Слезы продолжали струиться по щекам. Что и говорить, совсем не свадебное настроение.

Свадьба. Поскольку для нас обоих это второй брак, я думала, что мы обойдемся семейным обедом. К моему удивлению, Матвей захотел настоящего торжества. Не волнуйся, будет узкий круг, убеждал он, не больше сорока человек. Сорок человек! И все со стороны жениха. Со стороны невесты – ни одного. Даже родная мать отказалась приехать на  свадьбу. За что она меня так ненавидит – неужели за то, что я похожа на отца? Чем же он ей так насолил? Я вдруг поняла, что не хочу этого знать. Ничем нельзя оправдать такое отношение к собственному ребенку.

Несмотря на большую загрузку на работе, Матвей возвращался домой вовремя. Я плохой руководитель, говорил он, у хорошего руководителя должен быть достойный заместитель, который может справиться со всеми делами в его отсутствие. У меня такого пока нет, но я над этим работаю. Не собираюсь становиться трудоголиком, особенно теперь, когда у меня появилась семья. Иногда мы ехали куда-нибудь поужинать, иногда просто гуляли по Крестовскому острову. Несколько раз навещали его родителей, погружаясь в их доме в атмосферу тепла и заботы. Анна Максимовна взяла на себя организацию торжества и, надо сказать, выглядела в этой роли очень убедительно. Она и меня пыталась привлечь к делу, только от такой помощницы, как я, было мало толку. Я ничего существенного не предлагала, просто во всем соглашалась с ней. Вполне привычная для меня роль, не правда ли? За всю мою жизнь я всего несколько месяцев была предоставлена самой себе, но вспоминать тот период совсем не хотелось.

Женя в отношениях со мной, невзирая на то, что между нами всего двухлетняя разница в возрасте, весьма убедительно изображал старшего брата – заботился, опекал. Признаться, увидев его картину, я расстроилась. Нет, сама картина мне понравилась, но те чувства, которые подвигли его на ее написание, не очень. Не беспокойся за него, успокаивал Матвей. Эта встряска пошла ему на пользу. До недавних пор ему все удавалось без особых усилий, он скользил по жизни, ни о чем не задумываясь, и слишком надолго задержался в детстве. Болезнь отца и безответная любовь заставили его повзрослеть. Теперь он мужчина. Георгий Иванович относился ко мне, как к родной дочери – очень естественно и тепло. В общем, меня приняли в семью.

За два дня до свадьбы приехали Гарик с Соней. Она оказалась очень привлекательной – высокая, стройная, они с Гариком были примерно одного роста. Но главное, Соня была веселой и дружелюбной. Именно ей предстояло стать моей свидетельницей. Вот так, дожив до двадцати пяти лет, я не сумела обзавестись подругой, готовой исполнить эту роль.

В день свадьбы Соня, исполняя обязанности свидетельницы, помогала мне облачаться в свадебный наряд и следила за действиями парикмахера, закреплявшего цветы в моих волосах. О фате речи не шло, но как я поняла из робких намеков Матвея, ему хотелось, чтобы внешний вид невесты как можно полнее соответствовал принятым свадебным канонам. Никогда бы не подумала, что для него так важны все эти церемониальные штучки. Но, признаться, исполнять его пожелание было очень приятно.

Когда со всеми процедурами было покончено, я встала у большого зеркала.

- Ух ты! - вырвалось у Сони. – Мужики слюной изойдут, а женщины повыдирают все волосы на голове.

- Надеюсь, тебе это не грозит, - усмехнулась я.

Она рассмеялась.

- Постараюсь удержаться, жаль прическу портить. С утра целый час пыталась привести этот хаос на голове в некое подобие порядка.

Я тем временем рассматривала свое отражение в зеркале. Невольно сравнивая себя, нынешнюю, со свадебными фотографиями семилетней давности, я пришла к выводу, что сейчас выгляжу лучше. Тогда я была девчонкой, этакой юной принцессой в пышном платье с оборками и длинной фатой, очень хорошенькой, но незначительной. Теперь на меня из зеркала смотрела настоящая красавица, элегантная и утонченная. Длинное узкое платье нежного кремового оттенка, оставляло плечи открытыми, и только благодаря высокому разрезу сбоку я могла в нем ходить. Изящные туфли и роскошные перчатки выше локтей завершали этот изысканный наряд. Никаких украшений! Может, они и не помешали бы, но у меня их просто не было. За всю мою жизнь у меня было только одно ценное украшение. Кулон с вставленным в оправу зеленым камнем под цвет моих глаз Данька преподнес мне на пятую годовщину свадьбы. Теперь кулон в компании с обручальным кольцом покоится на дне реки. Вот так я расправилась с прошлым. Его больше нет, и я могу смело шагнуть в будущее.

Регистрация брака прошла, как в тумане, в таком же тумане я подъехала к ресторану, в котором был арендован банкетный зал. Куча людей, которым меня представляли и которых представляли мне, великое множество комплиментов. Я как-то реагировала, что-то отвечала на вопросы, но ничем не управляла, просто плыла по течению. Наверное, было весело, так как постоянно смеялись. Смех, шутки, розыгрыши, крики «Горько!» - все смешалось.
Опомнилась я только в самолете.

- Ну, как себя чувствуешь, жена? – спросил довольный Матвей.

- Прекрасно, - улыбаясь, ответила я и прижалась к его плечу, - но будет еще лучше, когда мы доберемся до гостиницы.

Матвей сумел выкроить только неделю для свадебного путешествиях. Заграница была для нас недоступна. Мой загранпаспорт на фамилию Краснопольская не годился, второпях оформлять его на фамилию Кузнецова не имело смысла, так как вскоре я опять собиралась  сменить фамилию. Теперь я Истомина Елена Алексеевна. Звучит непривычно, но очень приятно.

Неделя в Сочи пролетела, как один день. Назвать наше свадебное путешествие путешествием было бы преувеличением, так как мы только однажды выбрались на экскурсию. Проводили время, гуляя вдоль берега, или в гостинице, заново узнавая друг друга. Мы два месяца жили вместе до свадьбы, но теперь все было как-то иначе, если кратко, то стало еще лучше. О прошлом я не вспоминала. Наконец-то прошлое осталось в прошлом.

Вернувшись в Питер, я оформила документы на новую фамилию и сразу же устроилась на работу в службу маркетинга крупной фирмы, занимающейся распространением программного обеспечения по всему миру. Чехарда с фамилиями изрядно позабавила сотрудницу отдела кадров, но промелькнувшая фамилия Краснопольская ее не насторожила, так что я вздохнула с облегчением. Работа мне нравилась, сотрудники нравились не все, но были среди них и достойные люди. В общем, круг интересов и знакомств расширялся.

Матвей работал очень интенсивно. К сожалению, тендер выиграла московская фирма, но ему удалось получить два выгодных заказа, так что разорение «Бригантине» не грозило. Образец номер два и испытательный стенд имени Ласточкина, произведшие впечатление во время презентации, не были забыты. Относительно них имелись какие-то планы, правда, весьма неопределенные. Мы были очень заняты, но стоило нам оказаться наедине, как между нами вспыхивала не искра, а настоящее пламя.

- Я так счастлив, - как-то сказал Матвей. - А ты?

- Разве же ты не видишь, не чувствуешь? – ответила я вопросом.

Вокруг нас тоже все было хорошо. Из Германии приходили обнадеживающие известия. Георгий Иванович быстро восстанавливал форму. Иногда мы общались с ним по скайпу, и тогда мое присутствие перед экраном считалось обязательным.

- На тебя стоит посмотреть хотя бы в терапевтических целях, - смеялся он. – Мой сын большой молодец.

Анна Максимовна выглядела счастливой и помолодевшей. Женя все больше времени уделял живописи. Хотел подготовить серию работ для выставки, в которой уже оплатил свое участие. Посмотрю, что скажут зрители и критики, а там решу, по какой стезе двигаться дальше.

В жизни Гарика тоже произошли изменения, правда, не совсем приятные. Его бывшая жена собралась замуж за американца российского происхождения. Ладно бы за европейца, бушевал Гарик, а то за американца! Я не миллионер, чтобы то и дело мотаться за океан. Без дочки она никуда не уедет, возбужденно говорил он, но я не могу стать на пути Томкиного счастья. Признаться, я ей много крови попортил и практически единолично виноват в том, что наш брак распался. Но что будет с Юлькой?! Она же будет учиться в американской школе. Ее воспитают в духе русофобии! Еще станет стыдиться своего происхождения. Я не могу такого допустить!

- Да не переживай ты так! – попытался его успокоить Матвей. – С твоим напором и красноречием ты быстро ее распропагандируешь.

В  конце концов, Юлины родители договорились, что дочь будет проводить в России не менее полутора месяцев в год – две недели в новогодние каникулы и месяц летом. Гарик тут же все распланировал. Две недели зимой можно посвятить питерским театрам и музеям, возбужденно говорил он, ну а летом, лучше всего в Курдюмове. Там озеро, речка, да и лес рядом.

- Ты навсегда, что ли, решил там обосноваться? – обеспокоился Матвей.

- Черт, не знаю. С Сонькой расставаться не хочется, а к оседлой жизни не готов. Перебиваться случайными заработками надоело, да и выплачивать с них требуемые алименты вряд ли получится. Что делать?

- Тебе решать.

В этот раз Гарик приехал в Питер один, чтобы уладить дела с бывшей женой и дочерью, и почти каждый вечер появлялся у нас. Иногда они с Матвеем уединялись в кабинете и о чем-то шептались.

- Что у вас за секреты? – как-то поинтересовалась я.

Матвей немного замялся, потом сказал, что Гарик сильно переживает и никак не может успокоиться.

- Но они же обо всем договорились! - недоуменно воскликнула я. - После драки кулаками не машут. Может, он до сих пор неравнодушен к бывшей жене?

Матвей пожал плечами.

- Да разве ж его поймешь!

Как-то за ужином мы с Матвеем встретились взглядами, и нас тут же захлестнула лавина чувств. Матвей взял меня за руку, я не могла оторвать от него глаз. Сидевший напротив Гарик тут же вмешался.

- Эй, граждане! Ведите себя прилично. Просто противно смотреть.

- А ты не смотри, - рассмеялся Матвей.

- Я бы так и сделал, только уж больно неинтересные у вас обои. Ужас какой-то, глаз не на чем остановить.

В компании с Гариком всегда было весело  и интересно. Впрочем, когда он говорил о чем-то всерьез, к его мнению хотелось прислушаться. Мне вообще нравились визиты Гарика, но его пребывание в Питере вскоре закончилось, и наша жизнь вернулась в прежнюю колею. В ней было все – дела, заботы, встречи с друзьями, развлечения и неослабевающее стремление друг к другу. Я чувствовала, как зарубцовываются мои старые раны, и каждый новый день встречала улыбкой. Но ведь счастье не может длиться вечно, не так ли?

Как-то, в конце февраля, мы ожидали очередного визита Гарика. Матвей меня заранее предупредил, так что в назначенное время я была в полной боевой готовности, настраиваясь на веселый лад. Когда позвонили в дверь, сразу устремилась в прихожую. Заметив, как во время приветствия мужчины обменялись непонятными взглядами, я немного забеспокоилась, но решила не зацикливаться на этом и, исполняя роль радушной хозяйки, пригласила всех пройти к столу.

- Сначала неплохо бы разуться и умыться, - высказал Гарик свои пожелания.

- Да, конечно! Делайте все по порядку.

Я умчалась в гостиную, где был накрыт праздничный стол. Там в изобилии были представлены всевозможные напитки и закуски. Матвей пытался умерить мой пыл. Это же не свадьба, говорил он, а обычный обед. Я ему возразила, что для меня не обычный, а праздничный, так как только Гарика из всех его друзей и приятелей считаю и своим другом, хотя мы с ним совсем мало общались. Да, Гарик такой, признал Матвей, быстро вовлекает в свою орбиту. В чем-то это ему помогает, в чем-то мешает. Позади полно разбитых сердец и разрушенный брак, так что будь поосторожнее с симпатиями. Я рассмеялась и поцеловала мужа. Теперь, оглядывая праздничный стол, я с тревогой подумала, что и впрямь несколько перестаралась. Постные  физиономии появившихся мужчин оптимизма не добавили. Все больше нервничая, я решила взять власть в свои руки и провозгласила первый тост «За встречу!» Мой тост поддержали, и тогда я обратилась к Гарику:

- Чем нас порадуешь?

Тот выглядел непривычно мрачным.

- Боюсь, порадовать не смогу, просто проинформирую.

Меня уже колотило от волнения, и я машинально протянула руку к Матвею, он ее пожал, затем переставил свой стул так, чтобы оказаться рядом, и обнял меня за плечи.

- Может, сначала поедим? – предложил он.

- Нет, пусть информирует, - трясущимися губами сказала я, уже догадываясь, с чем будет связана его информация.

- А с чего начать – с начала или с конца?

- С конца, - выдохнула я.

- Данила Краснопольский никого не насиловал и не убивал, теперь это доказано точно! – выпалил Гарик без подготовки.

У меня потемнело в глазах, и краем сознания я зафиксировала, что куда-то проваливаюсь. На самом деле никуда я не провалилась, просто моя голова упала Матвею на плечо, и на несколько мгновений я отключилась. Когда пришла в себя, то обнаружила, что Матвей перебрался на диван, а я сижу у него на коленях. Бездумно глядя в пространство, я постепенно осознавала, что произошло, и что же натворила я. Перед глазами замелькали картины недавнего прошлого, и я будто со стороны услышала свой монотонный голос.

- Вы не понимаете, что я за человек, да и не человек вовсе, не личность, а самая настоящая тряпка. Я не должна была верить никому, только себе, но я поверила. Нет, не так. До конца поверить я не могла, но стала вести себя так, будто поверила.

И я стала описывать, как последовательно и целенаправленно уничтожала Данькины следы. Когда дошла до того, что после похорон ни разу не навестила его могилу, из горла вырвался какой-то хриплый звук, и я разрыдалась. Матвей с Гариком наперебой меня утешали, говорили, что любой на моем месте поступил бы так же. Убийственные улики, собственноручно написанное признание – что еще нужно для того, чтобы признать чью-то вину? А я молодец – до последнего дралась, как лев. Влив в меня рюмку коньяку и стакан сока, они привели меня в адекватное состояние.

- Как тебе удалось докопаться до правды? – спросила я.

- Не мне, а  нам, - уточнил Гарик. - Скажи спасибо своему мужу, он помог сдвинуть дело с мертвой точки.

С самого начала Гарик заподозрил, что Данька не имеет никакого отношения к преступлениям. Но если не он, то кто? Мастерски сфабрикованные улики указывали на то, что это кто-то из близкого окружения. Учитывая Данькину общительность, таких кандидатур обнаружилось немало. Почему подставили именно Даньку – просто удобный объект или были какие-то особые мотивы? Гарик проделал большую работу, изучая жизнь Данькиных друзей и недругов, пытаясь выявить возможные мотивы. В результате остались двое подозреваемых – Артем и Костя. Я вспомнила, как Данька однажды охарактеризовал Костю: «то ли друг, то ли враг». У них с ранней юности были какие-то разборки, связанные не только с боксом. А ведь в последнее время Костя и впрямь зачастил к нам, вспомнила я. Значит, Артем и Костя. Оба имели возможность сфабриковать улики, отправить письмо и имели мотивы. Кому отдать предпочтение и, главное, как это доказать?

Вот тут Матвей и предложил свой план. До сих пор рассматривали только два последних преступления, в которых обвиняли Даньку. Но ведь имелось еще одно, более давнее, к которому Данька непричастен. Кто совершил его? И уж не тот ли самый человек продолжил свои «подвиги», спустя семь лет? Костя учился в другой школе, но выпускной вечер у него был в тот же день, что и у нас, и он вполне мог оказаться в парке в ту роковую ночь. Артем тоже там был, даже не просто был, а пришел в ярость, застав нас с Данькой в компрометирующей ситуации. Кто из них? Это можно было выяснить с большой точностью, если разжиться их генетическим материалом. Именно этим и занялся Гарик. С Костей он быстро разобрался. Следуя за ним по пятам, Гарик вошел в кафе, а после того, как объект наблюдения расправился с кофе, забрал его стакан. Проведенный анализ показал, что Костя к изнасилованию и убийству Даши непричастен. Осталось разобраться с Артемом. Но это удалось не скоро.

Когда расследование вышло на новый виток, Артем находился в Чехии. Пока тот отсутствовал, Гарик обзавелся информаторами в его фирме. Так он узнал, что после смерти отца Артем не проявил большого интереса к полученному наследству, и только после гибели матери занялся им всерьез. Он просто кипел идеями и энтузиазмом. После самоубийства друга, почти полностью сосредоточившись на проблемах его вдовы, Артем о деле не забывал, говорил, что собирается перебраться в Россию и расширить местный бизнес. Однако вскоре все изменилось. Теперь он готовил к продаже отцовское предприятие. Настроение у него стало переменчивым – нередко гиперактивность сменялась полной апатией, в которую он стал погружаться все чаще. Он редко звонил управляющему, когда находился за границей, и тот не всегда мог ему дозвониться, так что никто не знал, что будет дальше.

Через два месяца Артем вернулся, и Гарик стал за ним следить. Только слежка ничего не давала. Артем ездил на работу на автомобиле, после работы опять садился в него и ехал домой, и так изо дня в день. Наверное, в течение рабочего дня он что-то ел и пил, но на предприятии была пропускная система, и Гарик даже не пробовал туда соваться. Только к концу второй недели повезло. После работы Артем, вопреки обыкновению, направился к центру города. Гарик последовал за ним, он перемещался по Курдюмову на Сонином автомобиле. Вскоре, один за другим, они припарковались неподалеку от парикмахерской, в которой работала последняя жертва. Чем был вызван такой выбор, Гарик не знал, возможно, просто это была лучшая парикмахерская в городе. Недолго думая, вслед за ним он вошел в салон, где ему удалось разжиться щепоткой Артемовых волос. Как и следовало ожидать, анализ ДНК подтвердил, что изнасиловал и убил девочку Дашу именно Артем.

Я продолжала сидеть на коленях у Матвея, натянутая, как струна, несмотря на то, что он непрерывно поглаживал меня по спине. Мне еще предстояло пережить то, что человек, которого до недавнего времени считала близким другом, постоянно обманывал меня, предавал, подставлял и довел до самоубийства Даньку. Я чувствовала себя не просто преданной и обманутой, но распятой.

- Я больше так не могу, - прошептала я. – Давайте прервемся и что-нибудь выпьем.

Гарик сразу оживился.

- Давно пора! А то это настоящая пытка – обсуждать всяких мерзавцев, когда перед глазами роскошный стол, а обоняние просто неистовствует от предвкушения.

Мы занялись едой, что-то пили, но никаких тостов не произносили, разговор не клеился. Мне кусок не лез в горло, и только с большим трудом удалось хоть что-то в себя протолкнуть. Это всего лишь еще один тяжелый день, уговаривала я себя, который надо пережить. И этот день закончится в объятиях Матвея. Осознание этого и давало мне силы не впадать в отчаяние и не биться головой о стену.

Перед возобновлением разговора я попросила Гарика избегать подробностей и изложить только самую суть.

- Да уж, пожалуйста, покороче, - поддержал меня Матвей.

- Будет исполнено, - отозвался Гарик.

Итак, начался следующий акт сегодняшней драмы. При содействии Сони результаты частного расследования были доведены до соответствующих органов. Там сразу же ухватились за возможность раскрыть давнее преступление, а если повезет, то и два более поздних. И, надо заметить, проявили немалую изобретательность, не погнушавшись некоторыми нарушениями. Близкий к полиции человек, недавно угодивший в драку, обвинил в побоях Артема. Разумеется, тот все отрицал, когда в сопровождении адвоката явился в полицию.

- Да у меня есть доказательство! – бушевал лже-потерпевший. – Вот! – он сунул ему в нос окровавленный рукав своей рубашки. – Мне тоже удалось тебе врезать, только у тебя, видать, рожа резиновая, никаких следов не видно.

В общем, в результате переговоров следователя с адвокатом, Артем дал согласие на проведение генетической экспертизы. Так был получен официальный результат, позволявший действовать дальше. И началась раскрутка. Артем быстро сломался, хотя на него особо не давили, и признался не только в убийстве Даши, но и в двух других. Адвокат его не останавливал. Он понимал, что его подзащитный виновен в слишком тяжких преступлениях, но будучи добросовестным профессионалом, пытался смягчить наказание, настаивая на его невменяемости. Его обследовали психиатры, но к единому мнению не пришли. Если в двух первых случаях все можно списать на невменяемость, то в последнем было иначе. Это было хорошо продуманное и подготовленное преступление. Окончательное решение должен принять суд.

- Зачем он их убивал? – простонала я.

- В первых двух случаях, скорее всего, это произошло спонтанно, а в третьем – чтобы подставить Данилу.

Мы немного помолчали, потом я сказала:

- А ведь он был влюблен в меня.

- Да, он об этом рассказывал, - согласился Гарик.

Оказывается, когда первого сентября я впервые вошла в новый класс, не только Данька, но и Артем был сражен наповал. До этого момента Артему ни одна девчонка всерьез не нравилась. Они казались ему то недостаточно красивыми, то недостаточно умными, а то и вовсе неприятными. И тут он встретил Совершенство, девочку-мечту. К его несчастью, я предпочла Даньку, и он не сразу с этим смирился. Но потом смириться все-таки пришлось. Он довольствовался дружеским общением, находя в нем немалое удовольствие. Конечно, было неясное томление и призрачные надежды, но они пока существовали отдельно от реальной жизни.

Все изменилось в день выпуска. Заметив наше исчезновение, Артем бросился на поиски. Он знал наши привычки и повадки, поэтому легко обнаружил нас в самом укромном уголке парка. То, что он увидел, его потрясло. Все то неясное, что было внутри, вдруг вырвалось наружу с яростным криком. Ведь это он, а не Данька должен был лежать в траве вместе со мной! Перед глазами появилась красная пелена. Не разбирая дороги, он помчался домой и во дворе вдруг увидел, что его девочка-мечта качается на качелях. Он схватил ее за руку и потащил за собой. Даша хорошо знала Артема, поэтому не испугалась и не закричала, а приняла все за игру. Артем же был уверен, что сейчас утвердит свою власть над девочкой-мечтой в том же самом месте и тем же способом, который недавно увидел. Все произошло очень быстро и, когда он опомнился, то испытал такое отвращение, покончить с которым можно было только самым ужасным способом.

В невменяемом состоянии он вернулся домой и во всем признался родителям. Те, вместо того чтобы отправить сына на лечение, пусть и тайное, просто решили удалить его из города – сначала в Москву, потом за границу. Во время его редких визитов за ним тщательно следили, опасаясь наших встреч, считая, что только я могу вызвать у него неадекватную реакцию. Артему так и не удалось наладить отношения с женщинами, чаще всего они, независимо от цвета волос, вызывали у него отвращение. Некоторые подозревали его в гомосексуализме, но он не был гомосексуалистом, просто был помешан на единственной женщине. Ему нелегко жилось и, если честно, то он чувствовал себя живым лишь наполовину. Вернувшись в Курдюмов после смерти родителей, Артем каждой своей клеточкой ощутил, что оживает, и решил изменить планы на будущее. Он довольствовался нашей платонической дружбой, не позволяя мечтам заходить слишком далеко.

В дальнейшем виновата наша с Данькой небрежность. Я немного приболела, и Данька в обед заскочил домой, чтобы меня проведать, но мы не ограничились разговорами и оказались в спальне. Именно в это время и Артему пришло в голову навестить больную подругу. Подойдя к входной двери, он заметил, что та приоткрыта, и даже забеспокоился, уж не случилось ли чего. Потихоньку войдя в квартиру, он незаметно оказался у двери в спальню, которую мы тоже не подумали прикрыть, и увидел то, что никто не должен был видеть. На этот раз он не закричал, но стук в голове был таким громким, что он даже испугался. Быстро покинув квартиру, он помчался в парк. Он действовал машинально, не сознавая, что направлялся в тот уголок, где была убита Даша.

Из-за красной пелены перед глазами он почти ничего не видел, рухнул в траву, не замечая, как бежит время. Наступил вечер, но легче ему не становилось. Нужно было что-то делать. Нащупав в кармане пакетик с презервативом, тяжело вздохнул. После случая с Дашей он всегда был во всеоружии, видимо, не исключал возможности повторения тех событий. Воздух вокруг все больше сгущался. Казалось, в любую минуту может хлынуть дождь, но он все не начинался, и это заставляло все больше напрягаться, пелена перед глазами не хотела исчезать. Артем вышел на тропинку и заметил светловолосую девушку. Дальше в ход пошли инстинкты. В отличие от Даши эта девушка сопротивлялась и кричала, но это ей не помогло. Через некоторое время Артем почувствовал неимоверное облегчение, и проклятая пелена исчезла. На этот раз он не испытывал никакого ужаса от содеянного. Деловито осматривая место преступления, заметил оторвавшуюся пуговицу и сунул ее в карман.

На выходе из парка он едва не столкнулся с Данькой. Тот сидел на скамейке и курил, а рядом валялся окровавленный бумажный платок. Тогда у него и зародился план, как отвести подозрения от себя, избавиться от соперника и заполучить меня. Последив несколько дней за Данькой, он выяснил все, что было необходимо. Обнаружил, что каждый день, в одно и то же время, Данька появлялся в парке для вечернего перекура, в окно парикмахерской подсмотрел, как симпатичная парикмахерша-блондинка флиртует с клиентом, после чего приступил к выполнению плана. Все шло, как по маслу, но вдруг застопорилось. Улики лежали в сарае, а, несмотря на подозрения, никто обыск не проводил. Он даже собирался сделать анонимный звонок, но так и не решился. Наконец, что-то там в правоохранительных органах сработало, и убийственные улики были найдены.

Был еще один момент, который заставил его поволноваться, но вовремя перехваченная записка помогла сбить меня со следа. Артем уже предвкушал окончательный успех, когда я исчезла. Ему все-таки удалось меня разыскать. И вот, долгожданная встреча состоялась. Но вместо девочки-мечты перед ним оказалась взрослая женщина, пусть и красивая, но совершенно чужая. Он был уничтожен.

С этого момента начался окончательный распад его личности. Все то, что составляло смысл его существования, что являлось его стержнем, исчезло. Ему было больше нечего ждать, не за что бороться и не на что надеяться. Он продолжал жить по инерции. Если бы следствие с помощью Гарика и Матвея не вышло на его след, он, скорее всего, рано или поздно сам бы явился с повинной. Судьба Артема вызывала жалость вперемешку с омерзением. Я могла бы ему простить то, что он сделал со мной, но то, что он сделал с Данькой и тремя девушками ни снисхождения, ни прощения не заслуживало.

Некоторое время мы мрачно молчали. Мне никак не удавалось переварить обрушившиеся на мою голову подробности. Прошлое опять запустило в меня свои безжалостные когти, и опять накатило безграничное чувство вины.

- Во всем я виновата, - каким-то не своим голосом прохрипела я. – Лучше бы я вообще на свет не появлялась.

- Извини нас, Гарик, - пробормотал Матвей и подхватил меня на руки.

Когда мы оказались в спальне, он стал неистово меня целовать и шептать ласковые слова. Моя милая, любимая дурочка, ты ни в чем не виновата. Ты самая лучшая, самая мужественная. Кто кроме тебя справился бы с такой ношей? От тебя идет свет, и не твоя вина, что больной извращенец решил погреться в его лучах. Забудь о вине. Ее просто нет! Матвей действовал нежно, умело и неотвратимо, устоять было невозможно. Сначала откликнулось мое тело, а потом и все остальное. В гостиную мы вернулись только через час.

- Сеанс сексотерапии прошел успешно, - прокомментировал Гарик наше появление. – Прежде чем откланяться, коснусь еще одной темы. Скоро состоится суд. Лена, ты  готова выступить на нем в качестве свидетеля обвинения?

- Да.

Матвей взял меня за руку.

- Я буду там с тобой. Столько, сколько потребуется.



                Эпилог

Такси остановилось у ворот курдюмовского городского кладбища. Лена первой покинула автомобиль, следом за ней выбрался Матвей с охапкой красных роз в руках. Она чмокнула его в щеку и, заглядывая в глаза, спросила:

- Милый, ты не обидишься, если я немного побуду там одна? Подходи через полчаса. Найти это место просто. Иди до конца по центральной аллее, затем поверни направо, и метров через пятьдесят ты меня увидишь. Если не найдешь, созвонимся.

Матвей неохотно кивнул и протянул ей цветы. Через несколько минут, когда жена скрылась из виду, он занервничал. Какого черта! Он не может оставлять ее без присмотра в таком месте. Будний день, вторая половина дня. Похоже, кроме них тут никого нет. К тому же, с утра ее сильно тошнило, а за последние две недели она уже трижды падала в обморок. Она беременна всего двенадцать недель. Если и дальше будет так продолжаться, то остальные двадцать восемь он просто не перенесет. Сказав несколько слов водителю, Матвей решительным шагом последовал по указанному маршруту. Высокая мужская фигура в длинном темном плаще в свете заходящего солнца на фоне многочисленных крестов казалась зловещей.

Матвей нервничал и потому ужасно злился. Врач говорил, что в первые месяцы нужно избегать любых волнений, а ей, видите ли, захотелось увидеть памятник. Этот памятник они заказали, когда приезжали весной на суд. По счастью, процесс был хорошо подготовлен, так что продолжался не слишком долго. Во время той поездки Матвей на собственном опыте убедился, что провинциальные СМИ по зубастости и кровожадности ничуть не уступают центральным. Они как-то пронюхали, кто помог правоохранительным органам докопаться до истины, и раздули из этого целую историю. Якобы Лена специально вышла замуж за богатого, чтобы продолжить расследование, которое и привело дело Данилы Краснопольского к неожиданному завершению. Теперь Лену преподносили в СМИ как героиню. Матвей читал всю прессу, которая имела хоть какое-то отношение к процессу или к Лене лично, смотрел местный телеканал. Она довольствовалась его краткими пересказами. Кое-кто из давних знакомых пытался возобновить прежние отношения. Лена один раз с ними встретилась, но от последующих встреч отказалась. Эта страница моей жизни перевернута, сказала она.

Как же, перевернута! Матвей раздраженно тряхнул головой. Зачем было сейчас приезжать? Дело закрыто, приговор оглашен. Благодаря стараниям адвоката и расплывчатому заключению психиатров суд признал Артема невменяемым, вследствие чего его приговорили к принудительному лечению в тюремной психушке, откуда тот вряд ли когда-нибудь выберется. Так, зачем она приехала, да еще захотела остаться в таком мрачном месте в одиночестве? Матвей поймал себя на том, что продолжает ревновать к покойнику. Конечно, глупость несусветная, но ведь так и есть. Он хотел безраздельно владеть Лениным сердцем, но пока, он чувствовал это, мертвый Данила еще имеет власть над его женой. Она до сих пор до конца себя не простила. Иногда он замечал ее рассеянный взгляд, и ему казалось, что она от него ускользает. Может, он всего лишь вынужденная замена тому, кого уже не вернуть? Как можно с этим смириться?

Матвей заметил Лену, когда до нее оставалось не больше тридцати метров. Она стояла на коленях спиной к нему и лицом к памятнику. Ее хрупкая фигурка в синих джинсах и черной куртке выглядела очень трогательно. Подножие памятника было засыпано цветами, не только теми розами, что принесла она. Сегодня десятое сентября, вторая годовщина смерти Данилы, и, похоже, с утра здесь побывало немало народу. Памятник объединял две могилы – сына и матери, умерших с разницей в девять дней. Он выглядел очень достойно. С черной полированной мраморной поверхности смотрели две склонившихся друг к другу головы – мужчины и женщины. Оба улыбались. Улыбка мужчины казалось чуть ироничной, а у женщины робкой. Внизу под датами жизни  была выгравирована лаконичная надпись «Помним Скорбим». Убедившись, что с женой все в порядке, Матвей решил ей не мешать и до поры до времени где-нибудь притаиться. В поисках подходящего по размеру памятника он значительно приблизился к Лене и услышал, что она говорит – разговаривает  с усопшим. Матвею стало не по себе, но любопытство победило.

Лена говорила негромко, но в кладбищенской тишине все было отчетливо слышно.
Данька, милый, сквозь слезы говорила она, я так перед тобой виновата. Прости меня! Недавно ты мне приснился – в моем сне ты ничего не делал и не произносил, просто смотрел на меня печально и вопросительно. А, может, обвинял? Да, я виновата – усомнилась в тебе, избавилась от твоих вещей. Но я никогда тебя не забывала и не забуду, не забуду нашу любовь и те счастливые годы, что мы провели вместе. Друзья тоже о тебе помнят. Коля вместе с вашими приятелями выкупил твой спортивный клуб и назвал твоим именем. Там выделен специальный стеллаж для твоих кубков, которые Коле удалось спасти от моего вандализма. Она всхлипнула, и у Матвея защемило сердце. Его жена страдает по покойному мужу! Как это вынести? Лена тем временем успокоилась и продолжила разговор с невидимым собеседником.

Данька, милый (опять это ласковое обращение!), на мне лежит еще одна вина, еще более непростительная. Не знаю, как это произошло, но я полюбила другого мужчину – полюбила и нежно, и страстно. Даже не думала, что на такое способна. Считала, что все во мне выгорело. Но в Матвея невозможно не влюбиться, он такой единственный. А теперь мы ждем маленького. Жаль, что мы с тобой не завели ребенка. Уверена, Матвей полюбил бы его, как родного. У Матвея защипало в глазах, но он не сдвинулся с места, продолжая слушать нежный голос жены. Данька, пожалуйста, не держи зла, отпусти меня!

С изумлением обнаружив, что по щекам текут слезы, чего не было с самого детства, Матвей короткими перебежками стал продвигаться в направлении центральной аллеи. Лена самая изумительная женщина, с восторгом думал он, и ему, как никому другому  понятно, почему Данила фанатично любил ее, и почему менее стойкий и менее удачливый Артем слетел с катушек от любви к ней, и почему он сам не представляет свою жизнь без нее. Пусть хоть каждый год приезжает сюда и рассказывает свои новости Даниле, он будет покорно ждать у входа, ничуть не волнуясь и не ревнуя. Оказавшись на центральной аллее, Матвей смахнул слезы и подставил лицо последним лучам заходящего  солнца. Ему хотелось кричать на весь мир от восторга, но место было неподходящим, и он прошептал: «Она меня любит. Я для нее ЕДИНСТВЕННЫЙ».

Конец. Июнь 2016.