Угрюмый, сонный лес застыл с луною в изголовье.
Серебряной струною тишина звенит.
Безбрежные равнины снег замел по брови,
А вдалеке мерцают желтые огни.
Полночною порой выходит волк на хмурые поляны,
Деревья нюхает, глядит в глухую тьму.
У волка бог иной: ужасный, дикий, страшный,
И Голод – имя грозное ему!
В норе холодной и сырой щенки визжат и плачут,
Без пищи и тепла погибнут, жалкие, они.
Но тот, кто всех подлей, легко спугнул удачу,
Устраивая всюду западни!..
Волчица тощая в капкан железный угодила,
И лапу перегрызши, ковыляет кое-как на трех –
Последние теряет угасающие силы,
Уж инеем покрылся слабый вздох.
Двуногий зверь извел всю дичь в лесах окрестных,
Убийства порохом насквозь в чаду пропах
И правит этим миром повсеместно,
А неугодных повергает пулей в прах!
Едва завидит тень, мелькнувшую во мраке –
И травит злою сворой ненасытных псов,–
Лишь друга вой в ночи ее оплакал
Среди застывших, мертвых берегов...
Как смел он и ретив, забросив за плечи двустволку,
В пылу разгорячен тщеславием борьбы,
И если заглянуть – увидишь в сердце ты жестоком
Оскал клыкастый пагубной судьбы!
Проснется ли в груди холодной состраданье
Тех, кто вовек не знал суровых бед и схим?
Бог любит лишь людей! Он отдал Сына на закланье,
Чтобы простить все их злодейства и грехи.
Нет кровожадней, чем гость из враждебной чащи,
Им правит хищный и неумолимый рок!
Зато как он труслив, со смертью повстречавшись,
От слез вмиг до последней нитки весь промок.
И каждый день вершится бой неправый,
И ты ль от плахи окровавленной далек,
Сроднившись с жуткой и безумной славой:
Так кто ж здесь – человек и кто здесь – волк?
1770