Анечка вошла в кабинет, повертела головой.
Любовь Леонидовна сидела у стола, сбоку стояла тётя Ася, а Нина Ивановна - за отдельным столиком что-то писала. Любовь Леонидовну Анечка любила: у неё такой голос мягенький, тоненький, и руки - тоже мягкие. Она стала оглядывать Анечку спереди и сзади, велела даже трусики спустить и при этом сказала, повернувшись к Нине Ивановне:
- Сложение нормальное, признаков рахитизма нет... - и ещё что-то, но Анечка не расслышала.
В кабинете было прохладно, Анечка поёжилась.
- Как бы нам детей не простудить. Вот незадача - медосмотр и ремонт отопления затеяли, - ворчливо сказала тётя Ася.
Врач воткнула в уши резиновые трубочки, взяла в руку блестящую большую пуговицу и стала прикладывать её к Анечкиному телу и говорить:
- Дыши... не дыши.
Анечке было щекотно, но она терпела.
- Теперь твои зубы давай посмотрим. Открой рот... У! Ты зубки чистишь?
Анечка помотала головой.
- А надо, вон два зубы уже потемнели. Ася, выпиши ей направление к зубнику. Нина Ивановна, передадите родителям.
Потом Анечку взвесили, измерили и отпустили.
Вечером Мама горестно говорила Папе:
- К зубному надо вести, зубы портятся, черные уже есть. Такая маленькая, зубы-то молочные.
Про молочные зубы Аня не поняла (не из молока же они у неё), но отвлеклась:
- А давайте я их почищу и чёрное ототру!
- Да нет, поздно уже, - вздохнул Папа.
А через два дня Анечка в первый раз пошла к зубному врачу и вышла оттуда вся зарёванная, и до дому шла - плакала. Мама устала её уговаривать:
- Большая, а ревешь на всю улицу.
Анечке было так больно, что когда Мама ушла вперед со своей знакомой, то она даже села прямо в грязь, уткнулась лицом в коленки и стала мотать головой.
Мама вернулась, подняла её, поругала за вымазанное платье, привела домой и подвязала щеку платком.
Скоро болеть перестало, платок развязали, Анечка попила воды и совсем успокоилась.