***

 Зачем придумали войну?

Тёплый и светлый  летний  вечер. Татьяна  с  дочкой Светой  была в гостях у отца. Отец постарел, чувствовал себя неважно. Конечно, две войны прошёл, ранения. Да и после войны  годы были трудные. «Ничего-то я в жизни хорошего не видел,- грустно сказал сегодня отец. - Конечно, сейчас, когда прошло двадцать лет со Дня  победы, жить стало легче, а мне уж и помирать пора».  «Папа, ну что ты?   Не такой уж ты и старый,  всего-то шестьдесят один год. Ты ещё повоюешь!»- утешала его дочь. А на душе стало тревожно и грустно, сразу вспомнилось многое.
  Когда  шли со Светой домой, Татьяна остановилась около старинного трёхэтажного здания, напротив автобусной остановки.
-  Доченька, в этом доме   мы жили, когда началась война.  Вон окно нашей комнаты, на втором этаже, - она показала на светящееся окно с маленьким балкончиком.  -  Я была тогда, младше, чем ты сейчас. Мне – восемь лет,  а  Кате   два годика.
- Это тётя Катя была такая маленькая тогда?- удивилась девочка. Она любила свою тётю, хоть и видела её редко. Та  с мужем и  сыном жила в другом городе.
- Да, Катя была маленькая, худенькая, бледная до синевы. Искусственница.
- Как это?- не поняла Света.
- Через две недели после  её рождения  началась Финская война. Помню, мама (твоя бабушка Маша) стояла у зеркала с ней на руках и вдруг оно треснуло. Мама так и охнула: «Быть беде». А вскоре приходит папа и говорит, что его забирают на войну. У мамы молоко пропало,  так она плакала. И Катю кормили потом молоком от коровы, смесей-то никаких тогда не было. Жили бедно, молока могли купить только Катеньке. Мне доставалось редко, а так хотелось.
- А нам в школе говорили, что война была Отечественная.
- Правильно. Сначала Финская, в 1939 году. Она не   долго длилась. Морозы тогда стояли жуткие, а папа служил в разведке. Потом  эта война закончилась. Папа, слава Богу,  домой вернулся.  А в июне 1941 года началась Великая Отечественная война. Папу снова на фронт взяли. В нашем городе было много госпиталей, мама стала работать в  одном из них санитаркой.  Она по нескольку дней домой не приходила, так много раненых было.
- А вы как же? Ведь маленьким нельзя одним без родителей жить. А кто варил вам?
-  Я осталась за  старшую. Понимала, что по-другому  нельзя,  что за Катей я должна ухаживать и следить. Мама придёт, оставит какой-нибудь еды немного и снова уйдёт. Я и варила,  и бельё стирала.  А стирали щёлоком от золы из печки. Мыло экономили, чтоб самим помыться.
- Вам страшно было?
- Страшно, особенно ночью. Боялись бомбёжки, но, слава Богу, наш город почти не бомбили. Но самое страшное – это голод. Я всё время хотела есть. И Катя плакала, просила: «Ням, ням».  Это сейчас ты капризничаешь, это хочу, это не хочу. А у меня одна и мечта была – наесться хлебушка вдоволь. На кухонной  полке искала  хлебные крошки, хотя и знала, что там их нет, они собраны уже давно. Но очень хотелось верить, а вдруг найду.
У нас квартира была коммунальная. В другой комнате жила старушка. Помню, она чистила картошку тонко-тонко, а кожурки сушила на противне в духовке. И сладковатый запах стоял по всей квартире. Я  на этот запах всегда выходила из комнаты на кухню и вставала в дверях. Я не просила ничего от соседки,  просто стояла и глотала слюни. Я, видно, очень жалкая бывала в такие минуты, потому что соседка всегда угощала меня несколькими тоненькими кожурочками.
- Ой, это же не вкусно! Да и есть их нельзя, мы же сейчас выбрасываем очистки. Я бы не стала такое  кушать.
- Голод нас заставлял.- Татьяна  вздохнула и замолчала. Ей вспомнилось, как они ехали в эвакуацию в Новосибирск. Добирались очень долго. В поезде народу было так много, что лежали по очереди на полках. Холодно, грязно, душно, шумно. Напротив Тани  сидела пожилая  женщина и  молоденькая девушка, которая сосредоточенно искала в голове у  своей бабушки вшей. Найдёт и в рот. Этот щёлкающий звук до сих пор стоит в ушах. Щёлкала вшей, как семечки. И улыбалась, словно ела медовые пряники. Вот он – голод. «Нет, Свете такого говорить нельзя, она девочка впечатлительная, неизвестно, какая реакция может быть. Хоть она сейчас, постарше, чем я   тогда была, а совсем ещё ребёнок. Война рано заставила меня повзрослеть»,- подумала Татьяна.
- Мама, чего ты молчишь? Дальше-то что было? – дёргала её за руку дочка.
- А дальше даже вспоминать стыдно.  Однажды я вышла на  кухню, а там никого. Сушёные очистки лежат на противне, их соседка не успела убрать в  холщёвый мешочек и унести в свою комнату. Я украла целую пястку  и бегом  к себе. Там мы с Катей их   быстренько съели. Мне долго было стыдно выходить из комнаты, думала, что соседка, заметив пропажу, будет ругаться.  Тут слышу, она стучит в дверь: «Таня, иди-ка сюда!». У меня душа в пятки ушла,  щёки от стыда стали красные. «Да иди ты, не бойся!» - кричит соседка. Я нехотя вышла, глаз не поднимаю.
 «На вот тебе и Кате», -  она  протягивает две небольшие варёные картофелины.
«Спасибо, - говорю, картошку прижимаю к груди, как бы она не передумала и не забрала её назад. - Простите меня, я  кожурки  без спросу взяла.  Вы маме не скажете, что я воровка?».
Она вздохнула, махнула рукой,  слёзы выступили у неё на глаза:
 «Бедная девочка», - говорит.  Погладила меня по голове и ушла в комнату.  Это было первое и последнее воровство в моей жизни.  А вскоре после этого мы уехали в  Сибирь. Там папа  лежал в госпитале после ранения. Потом его комиссовали и на фронт больше не отправили. Он там остался работать и нас с мамой к себе позвал. Мы ехали очень долго. То  начиналась бомбёжка, то состав стоял, пропуская военные эшелоны. На одной из станций в суматохе потерялась Катя. Мы с мамой чуть с ума не сошли, бегаем, кричим: «Катя, Катенька!» Думали, сейчас от поезда отстанем. Но тут какой-то мужчина подводит к нам  зарёванную Катю и сердито говорит: «Следить за ребёнком надо. Я её из-под вагона вытащил». Она, видно, от страха туда спряталась.   Мама бросилась его благодарить. Страшно подумать, что могло бы быть с Катей, если бы не этот мужчина.
Вот такие воспоминания связаны у меня с этим домом. Доченька, а пойдём -ка   пешком, не будем ждать автобуса. Я по дороге расскажу, что было дальше.
         Погода стояла тёплая, спешить Татьяне было некуда.  Муж  с  младшим  сыном  в деревне  у его матери.  Шквал воспоминаний захлестнул  женщину. Света оказалась внимательной слушательницей.
- В Новосибирск  мы приехали зимой 1943года, - продолжала рассказывать Татьяна.-  Папа  нас не встречал.  Может, не получил письмо, в котором  мама  сообщала ему, что мы едем? Мы с трудом нашли дом, где он жил. Это оказалась  небольшая низенькая мазанка. Заходим  туда уставшие, замёрзшие, голодные. А там чужая женщина  на кухне хозяйничает. В комнате - люлька с маленьким ребёнком. Папы нет.  Мама спрашивает:
- Фёдор Константинов здесь живёт?
- Да, он сейчас на работе,- отвечает женщина, удивлённо нас разглядывая.- А вы кто?
- Я его жена, а это его  дети.  А вы кто такая?- говорит мама.
- Я? Я не знала, что у него есть жена, - растерялась женщина. – Я его жена…тоже. Он говорил, что мы поженимся.
-  А ребёнок чей? – сердито говорит мама.
  - Это наш сын.
- Сколько ребёнку?
-  Второй месяц,- женщина заплакала, мама тоже заплакала.
Потом женщина напоила нас чаем с сахарином. Какой он вкусный,  слаще сахара, я сладкого давно не ела. Они с мамой о чём-то тихо разговаривали на кухне, а мы с Катей играли с ребёнком. Пришёл папа. Удивился, увидев нас.
- Маша, вы всё-таки приехали?
 Я бросилась обнимать папу, а Катя спряталась за мамину юбку и выглядывала на него. Она папу  не помнила.
- Катенька, поцелуй папу,- велела мама. Сестрёнка осторожно подошла к нему. Папа  взял её на руки. Катя быстро чмокнула  его  в щёку и снова  попросилась к  маме.
     Потом взрослые отправили нас с Катей на  улицу. Мы катались с горки. Радом бегала папина собака Казбек.  Через некоторое время из дома вышла эта женщина с ребёнком на руках, следом шёл папа и нёс  детскую  кроватку. Больше я не видела ни её, ни сводного братика.
- Значит, у меня в Новосибирске есть дядя?- удивилась Света.
- Да. Только я  ничего о нём не знаю. На эту тему в семье не принято  говорить.
- А дальше что? Почему же вы уехали из Новосибирска? Вам город не понравился?- засыпала мать вопросами Света.
- Мы жили там года три.  Не знаю точно, кем работал папа, он занимал какой-то пост в торговле. Помню,  где-то он достал  мешок  кедровых  орехов.  Какие они вкусные!  Мама – домохозяйка. Держали поросёнка. Мама ловкая была,  шила, вязала, мыло варила на продажу.   Пекла пирожки с картошкой и продавала их на рынке. А за картошкой она  ходила в деревню,  обменивала  свои  вещи и украшения на  продукты.  Однажды  зимой возвращалась назад с  котомкой овощей и заблудилась,  плутала по лесу, устала, чуть не замёрзла. Говорила, что только страх, что дети останутся сиротами, помог ей выбраться из леса, не заснуть в сугробе. После этого случая она заболела.
- Мамочка, какое грустное детство у вас  было,- посочувствовала Света.
- Да, мы дети войны. Но у нас были и свои детские шалости, развлечения, радости. Мы также как и вы бегали, играли. В Новосибирске и мама, и папа были с нами.  Семья. А нам от этого и хорошо. У многих же детей отцов убили на фронте.
         Так и шли, разговаривая, Татьяна со Светой. Дорога свернула к реке.
- Мама, давай я  немножко похожу по водичке,- попросила девочка. Татьяна кивнула, тоже разулась и   села на камешек, опустив ноги в воду. Мелкие рыбёшки сновали вокруг ног. Вспомнилось, как, уже приехав из Новосибирска в деревню к бабушке по папиной линии (мама была сиротой), она ловила на речке таких же рыбок. Придёт  туда с тазом грязной посуды,  опустит в воду  литровую банку, закрытую тряпочкой с небольшой дыркой посередине,  а в банке - немного булки, и пока моет тарелки, чашки, ложки, глядишь,- целая банка рыбёшек набьётся. А  кошка сидит на берегу, ждёт угощения. А ещё полоскала бельё на речке. Летом-то хорошо, даже приятно, а зимой - жуть. Голыми руками в ледяной воде, в проруби. Никаких резиновых перчаток не было. Стирала на всю семью. Мама  уже была больна туберкулёзом. Папа «женскими делами» не занимался,  а сестра ещё маленькая.
     Весной их небольшая речка разливалась, и мостик  сносило течением. А школа - на другом берегу в соседней деревне, до неё  по тропинке через лес четыре километра.  Никому и в голову не приходило отменять занятия из-за того, что нет мостика. Подойдут  девчонки к речке, разуются, задерут повыше подолы и по ледяной воде вброд переходят речку.  Визгу стояло на всю округу! Утрутся опять же подолами, намотают онучи, обуют сапоги и бегом в школу.  Отсидят на уроках голодные (что с собой-то возьмёшь, когда голод после войны был жуткий), да и тем же путём  бегут домой. А там надо и родителям по хозяйству помочь, и уроки  быстренько при свече сделать. Потом свечку задуют, чтоб зря не горела и спать. Зимой тропку до школы засыпало снегом. Утром встаёшь - дверь не  открыть, сугробы с собаку ростом. Идёшь, проваливаясь в снег, ветки ставишь, замечаешь дорогу, чтоб не заблудиться и назад придти. А в школе холод, чернила в чернильнице замерзали. Только к концу второго  урока печка прогреется и  в классе станет потеплее. А писали не чём? На старых газетах, тетрадей-то не было…
- Ну, всё, доченька, выходи, а то ноги застудишь, сказала Татьяна. - Надо идти.
Они обулись и пошли дальше.
- Вот в детстве, да и в юности я так бы и шла до деревни босиком. Туфли носили только по городу. А  за городом разувались,- сказала Татьяна.
-Почему?- не поняла дочка.-  Ведь больно же идти.
- Обувь берегли. Да и не было её после войны. Или купить не на что. Я вот в старых папиных валенках  сорок шестого размера ходила в педучилище. Зимой- то ещё ладно, а весной? Утром подмерзало, так дойду с сухими ногами, а днём - по всем лужам, ноги мокрые. А ходила из деревни в город каждый день туда и назад.
- Пешком? Это же так далеко! А автобусов что тогда не было?
- Автобусы были, денег на них не было. Я могла бы и в общежитии жить, но как  дома одну Катю оставишь? Мама, а потом и бабушка Матрёна тогда уже умерли, а папа жил с тётей Клавой  в  городе. Впрочем, давай обо всём по порядку.
     Так вот. Жили мы в Новосибирске, может и по сию пору, если бы не папина мать бабушка Матрёна. Она в письмах все звала папу домой. «Федя, - пишет, - приезжай, я одна, помочь не кому, да  и скучаю я по вам. Двух сынов убили, ты один у меня остался. Да как далеко-то уехал, умру, не увидев тебя». Война закончилась. Вот родители и решили вернуться на родину. В городе комната была отдана другим людям, раз мы уехали. И мы стали жить у бабушки Матрёны в деревне Горка.   В деревне и после войны, а особенно в 1946-48 годах был голод. Весной, когда пахали землю, находили, если повезёт, картошку. Она мороженая, гнилая. Так вот из такой картошки мама пекла лепёшки и мы ели. А как только трава пойдёт, ели  пестыши, дудки, варили щи из крапивы. Вода и крапива, и всё. Катенька распухла от голода. Ткнёшь пальцем, на теле её ямка остаётся. Помню, как-то пришли соседки, смотрят на неё и говорят: «Маша, не жилец она у вас. Умрёт».- Татьяна вздохнула, уж очень ярко всплыла в памяти эта картина.- Но, слава Богу, выжила Катя. Осенью  Катя в школу пошла. Я тоже возобновила занятия. Из-за войны два года в школу не ходила.  Потом  родители козу  купили. Тут уже  полегче стало. Да и  папа на хлебозавод в городе устроился работать. Тоже всё на работу пешком ходил. Мама плохо себя чувствовала, туберкулёз прогрессировал. Тогда не было лекарств, чтоб его вылечить.  Она умерла  в тридцать семь лет. Папа  сразу  ушёл жить к тёте Клаве, он с ней встречался, пока ещё и мама была жива, но уже болела. У неё своих детей было двое и нас в ту семью не взяли.  Мы остались с бабушкой Матрёной. Мне пятнадцать, Кате  шёл девятый год. Папа приходил  не часто,  приносил хлеб, иногда сахар. А ещё – дуранду ( жмых от семечек), тоже вкуснятиной казался. Говорил: «Ну,  вы тут не балуйте, чтоб никакого сраму. Бабушку слушайтесь». Бабушка прожила ещё года два, а потом мы остались одни. Да, ничего, выучились, педучилище закончили сначала я, следом и Катя. Работать в школе стали, заочно институт закончили. Конечно, если б не война, вся жизнь сложилась бы по-другому. И мама была бы жива, и папа жил бы с нами.
- И зачем придумали  войну? - возмущённо сказала девочка.
Татьяна глубоко вздохнула, грустно кивнула головой:
- Да, доченька, не приведи, Господи, тебе испытать, что такое война. - Они уже шли по своей улице.- Вот мы и дома.  Поужинаем и спать.
- Мамочка, я теперь всё доедать буду и тебе помогать,- сказала Света и прижалась к матери. Татьяна  крепко обняла её и поцеловала.
ЭПИЛОГ
     С того разговора прошло почти пятьдесят лет, а Светлана помнит его и рассказывает своим детям и внукам.  Давно нет на свете дедушки Фёдора, (он умер  через год). Рано ушли из жизни Татьяна и  её муж Александр, отец Светланы. Трудная судьба выпала им, детям войны. Светлана с братом живут в одном городе и очень  дружны  между собой, во всём поддерживают друг друга.  Вернулась  в родной город и  Екатерина. Ей уже  семьдесят шесть лет. Теперь она, единственная в семье, кто пережил войну. И каждый раз, собираясь за праздничным столом, вспоминая прошлое, Катя говорит  родным:  «Вот бы Таня или папа с мамой посмотрели, как хорошо  мы сейчас живём.- Вытирает выступающие на глаза слёзы и всегда добавляет:-  Только б не было войны».