Предыдущее http://www.proza.ru/2016/08/28/27
1.2.3.4. Лисенок
Дед Мороз пришел четвертого января.
Лизка кинулась хвалиться достижениями, тараторила без умолку, показывая в лицах, танцевала и постоянно терлась о гостя. Настало время подарков.
— В этом году ничего оригинального не придумал, — сказал Дед Мороз. — Что заказали, то и принес.
В мешке лежали два костюма. Елена осмотрела оба и потащила Лизку мерить. Через двадцать минут та вышла в образе лисенка.
Рыжие лосины, свитер, меховые жилетка и юбочка, разумеется, меховая шапка с ушками и пышный хвост, белые отделанные мехом сапожки и перчатки, дополняла картину белая пушистая манишка.
— Не знаю, маску надевать?
— Ну, можно нос почернить и усики пририсовать… — сказал Хаз.
— Пойду Аллу спрошу… — Елена прихватила волчий костюм и побежала к Лазаревым.
— А мне маска нравится! — сказала Лизка, скользнула за ширму и вышла в ней.
Лисенок, знала бы она, как сейчас была похожа на Пуха. Да и не в костюме было дело, лисья сущность струилась из ее души.
Хаз поманил ее к себе, поправил маску и шапку:
— Хвостом можно управлять, — он дернул за кольцо на пряжке — хвост встал трубой, дернул еще раз — повис. — Думаю, мама боится, что в маске трудно будет ориентироваться, и стукнуться ими можете, габариты непривычные.
На двор выбежал волчонок. Темно-серые сапожки и перчатки с мехом, серые меховые брюки, свитер, жилетка с ушастым капюшоном, белая манишка и волчий пушистый хвост. Лизка бросила озорной взгляд на Деда Мороза, подмигнула и побежала навстречу партнеру.
Лисенок и волчонок сошлись нос к носу… Лизка дернула Севку за кольцо на пряжке, хвост волчонка встал трубой, тот так же задрал хвост лисенку. Дети провалились в образ, заходили кругами, «обнюхивая» друг друга…
Было сладостно и печально наблюдать их танец, оба были хороши, органичны… У взрослых защемило сердце, каждый думал о том, как было бы хорошо, если бы не в подземелье это происходило, а в настоящем танцзале или на сцене нормального ДК, но было бы, если бы не катастрофа, сведшая и сплотившая их. Хазу было совсем мучительно, он отвернулся, прикрыл глаза. Берт подошел и положил руку ему на плечо, но и он не представлял насколько тяжко.
Алла смахнула слезу, толкнула в бок Елену:
— Сашка к нам пусть зайдет, от вас уходя…
Дети завершили игру, обнялись, разбежались по домам, разошлись и матери.
— Сашка! — Елена обняла гостя. — Машку от меня поцелуй. Дети на седьмом небе.
— Майка-то где?
— Клуб с Айседорой осматривают и готовят, седьмого генеральная репетиция.
Лизка прильнула к Хазу. Неостывшая, радостная, куражная и ласкучая лисичка, на Гагаринской Пух напоминал и помогал глушить тоску по ней, а здесь она напоминала о давно ставшем не любимцем, а пасынком, вынянченном из полудохлого щенка лисе, шерсть которого, состриженная с боков, украшала маску и бутафорский хвост.
— Угодил? — Лизка молча чмокнула Хаза в щеку и заглянула в глаза. — Вот еще довесочек…
Хаз извлек из мешка замотанные в стрейч-пленку книги. Лизка застыла открыв рот. Тихонько подошла Елена, стянула с головы ребенка шапку, обтерла полотенцем пот:
— Откуда такая прелесть?
— С подземного склада книжного магазина вестимо. Чистые, новые из упаковки, проверял.
Лизка не могла оторваться от картинки, на обложке красовались похожий на девочку мальчик в странной одежде и лисенок. Елена срезала пленку, дочь начала листать, разглядывая картинки, распаковала еще «Букварь» и «Тутта Карлссон Первая и единственная, Людвиг Четырнадцатый и другие».
— Дедушка, я читать еще не умею… — Лизка плаксиво надула губки.
— Пора учиться, папа с мамой помогут, а пока картинки смотри. Если все про лис выучишь, то в следующем году лисенка получишь.
— Такого как Крыся?
— Нет, живого. Рыжего, пушистого, игривого, трогательного.
Лизка ахнула.
— Живого-преживого?
— Пушистого-препушистого!
— Саш, где ты его возьмешь? Лисенка-то? — Елена всплеснула руками. — Она же ждать будет!
— Доживем, будет и лисенок, будет и свисток!
Весь ужин Лизка ерзала, ее тянуло полистать книжки, послушать, что в них написано. Под конец она уснула со счастливой улыбкой на губах. Хаз чмокнул ее на прощание, заныло сердце, что новый год принесет, вроде все спокойно, но…
Попрощался с родителями и пошел к Лазаревым.
Севка еще не спал. Подбежал, повис на шее.
— Привет, кадет!
— Дядя Саша! Спасибо!
— Подошел костюм? Танцевать удобно? — Севка уткнулся в свитер.
— Права Лизка! Волшебник! — Алла прижалась благодарно по-сестрински. Подошел Виктор, пожали руки.
— Хорошо танцевал, кадет! Держи приз! — Тяжелый пакет потянул руки к земле. Севка опустил его на диван, сбегал за ножницами, открыл.
— Книги… — мальчишка был разочарован.
— В этом году в школу, пора учиться читать. — Наставительным тоном сказал Хаз.
— Хорошие книги. Гайдар! Где нашел-то? — Виктор оценивающе поцокал языком. — Сын, ты знаешь, что автор этих книг в шестнадцать лет в Гражданскую полком командовал и погиб в 1941 как герой? Я на этих книгах вырос и военным стать решил! Учебники мужества! О! Борис Полевой, о Маресьеве книга. О летчике без ног, ставшем Героем Советского Союза! «Овод»! «Как закалялась сталь»! Шикарная подборка!
Севка шмыгнул носом. Глянул, извиняясь.
— Сынок, — Хаз потрепал его по плечу. — Воин еще и думать должен уметь, много знать, а не только бегать, прыгать, лазать, плавать, драться и стрелять. Иногда хорошая грамотно реализованная идея больший урон врагу может нанести, чем полк спецназа.
— Я плавать не умею, — вздохнул Севка. Мужчины хохотнули, а потом насупились.
— Где бассейн искать будем? — сказали отцы хором, переглянулись.
— Банька генеральская нужна! Есть на примете? — Зыркнул Хаз на генерала. — У меня только ванна большая имеется, грудничков плавать учить, а он ее перерос.
— Да уж! Упустили момент лет на шесть. — Виктор глянул на жену. — Чувствовал же, что что-то упустил.
Присели к столу. Выпили на дорожку.
Прощаясь, Хаз застыл, его озарило:
— Вить, ты ж в методсовет вхож? Подкинь им идею. Целое поколение неводоплавающих растет. Что в случае затопления делать будете?
* * *
Четвертого января следующего года Лизка была сама не своя. Поминутно проверяла часы, не встали ли. Долгий как никогда год прошел, прополз еле-еле…
Читать она научилась раньше уже пошедшего учиться Севки, «Маленького принца» выучила почти наизусть, похождения Людвига Четырнадцатого отлетали от зубов. Ребенок ждал лисенка, своего маленького рыжего друга. Сколько сценариев их встречи прокрутила она в голове…
Наконец, стук в дверь…
Но за дверью стоял не Дед Мороз, а человек-бегемот, прятал глаза, переминался с ноги на ногу, с мешком да не тем…
Берт потеснил дочь, протянул руку пришедшему:
— Заходи, Вань!
Тот молча вошел, кивнул всем, хотел что-то сказать, да видно язык к небу прирос. Поднесли стакан воды, руки не слушались здоровяка, зубы клацали по стеклу.
«Беда!» — поняла Лизка…
Наконец он присел на место Деда Мороза притянул ее к себе:
— Лиза, Дед Мороз приболел, остался в лесной сторожке, но прислал тебе подарки… — Гип показал на мешок.
— А лисенок? — пискнула готовая расплакаться девочка.
— А лисенок остался его охранять, вместо грелки там и вообще…
Тишину нарушало только тиканье уже никому ненужных часов.
Гость тяжело засопел, поднялся:
— Пойду я. Подарки доставил. С Новым годом и Рождеством всех.
Очнувшийся Берт выскочил следом, плотно притворив дверь.
Он вернулся через полчаса. Сели за стол. Не клеилось. На завтра намечались грандиозные доедалки. Лизка расплакалась и убежала спать, уткнувшись в Крысю, даже не взглянув на подарки. Елена, забыв про все, уронила голову на руки и застыла в безмолвии. Берт прихватил едва початую бутыль «Гагарыча», буркнул что-то себе под нос и вышел за дверь.
* * *
Наутро отца дома не было, но пришел Севка, что-то шепнул матери, та засобиралась суетно и ушла, чмокнув Лизку и выдав детям ЦУ.
— Дед Мороз не пришел, — тихо сказала Лизка.
— Знаю, — кивнул Севка.
— Наверно, не нашел лисенка и постеснялся показаться на глаза…
— Не смей! Слышишь, не смей! Он… Он… самый лучший человек, которого принимал в доме мой отец! Он мне как отец! — Севка вскочил, он орал сквозь слезы, она никогда не видела его плачущим, он никогда на нее не кричал. — Лисенок, подарки! Он больше никогда не придет и никогда не скажет: «Привет, кадет!» Никогда!
Мальчишку била нервная дрожь, «железного Севку» ломало и гнуло, глаза горели, зубы клацали, ноги обмякли, и он рухнул на диван.
Лизка испугалась не на шутку. Рванула на кухню налить братцу воды, схватила стакан, нет, не то, пошарила по полкам, ища подходящий сосуд, углядела кружку из мягкой пластмассы, наполнила, вернулась, всучила еще истерящему Севке, заставила пить.
— Начудил я, накуролесил? — виновато и очень по-взрослому спросил пришедший в себя через полчаса Севка. Лизка, все время заботливо просидевшая перед ним на корточках, скривила губы и коротко кивнула. — Орал?
— Про человека, который никогда не придет, — ответила девочка.
— Друг отца без вести пропал, вчера узнали, — вздохнул мальчик.
— Хороший был человек?
— Лучший! А про Деда Мороза плохо не говори и даже не думай! Тебе что про него сказали?
— Заболел.
— Вот! Если бы мог, то точно бы пришел. А про лисенка?
— С ним остался.
— Видишь, верный друг, а стоило бы с ним дело иметь, если он человека в беде мог бросить?
— Да-а, но дернуло же меня про неполученный подарок растрепать…
— Ничего, тем, кто готов понять, объясню словами, а остальным… — Севка зло с громким звуком стукнул кулаком в ладонь.
Они тихонько посидели рядом. Молчали. Странно, но им было хорошо, два притихших ребенка посреди гигантского подземелья под вымершим городом.
* * *
— А в шестой раз он не пришел. В последний раз пообещал мне живого лисенка, если я все про лис выучу, книжку подарил «Маленький принц», а сам не пришел.
Семнадцатилетняя рыжая девушка с непокрытой головой в шикарных хромовых сапогах, мажорских галифе и гимнастерке распояской, оседлав старый, но еще крепкий венский стул, покачиваясь, сидела в метре от стола, опираясь локтями на спинку и уткнув лицо в ладони.
Только что она закончила «просмотр фильмы» про счастливую полосу своей жизни. Воспоминания мелькали на простыне сознания, посеревшей от пыли прожитых лет, порыжевшей от пролитых крови и пота. То черно-белые, то цветные кадры, засветившие старую восьмимиллиметровую пленку, проливались на полотно импровизированного экрана, прокрученные на рассыпающемся от старости и скрежещущем заржавевшими деталями привода проекторе с подсевшей от износа лампой и заляпанной оптикой. Фильм был немым. Но память озвучила его добрыми незабвенными голосами тех, кто ее любил, тех, кто ушел, острыми вспышками страха от нестираемых криков атакующих врагов, боли и потерь, ошибок, страшных уроков бытия.
Кино у красных было редкой радостью, поощрением, а бытовое без пропаганды и ложной бодрости просто табу, да и кто его спасал в горячке, магнитные ленты стер электромагнитный импульс от ядерных бомб, оптические диски и пленка по большей части оплавились и спеклись. Лизка вспомнила, как первый раз попала на сталкерский сеанс.
Лазаревский ординарец — шнырь и пройдоха, но верный и проверенный боец, самовольно облазил близлежащие кинотеатр, детские и взрослые клубы и досуговые центры, брошенные казармы, квартиры зажиточные старых и новых русских, ну любил он кино, любил, а за систематические прегрешения его туда не пускали. Отовсюду он тащил пленки, слайды, диафильмы, видео- и аудиокассеты и средства их воспроизведения, компьютеры ему попадались, правда, их отбирали при дезактивации, но аналоговыми проекторами и всяческими плеерами на постах брезговали, а он старательно все околокиношное тырил, нашел норку и оборудовал. Коллекция росла, что-то даже работало, но часто требовалась помощь шарящих в электронике, платить он мог только просмотрами. Скоро все свои все узнали, генерал его пожурил больше за стоимость «билетов», Василь упросил не отбирать добытое, сошлись на том, что командир получил бессрочную и сколькоугодноместную контромарку. На Лизкино десятилетие ее посвятили в круг избранных. Разумеется, кино было 10-. Позже, много позже, когда ни Лазарева, ни Альтшуллера не было в живых, в подарок на четырнадцатилетие Севка сводил ее на взрослый сеанс. На древних прямоугольном «Рекорде» и здоровенном «ВМ-12» крутили «порно» семидесятых-восьмидесятых «Эммануэль», «Историю О», «Калигулу». Познавательно, но Лизка не была в восторге, парни тяжело сопели, девчонки повизгивали, отбиваясь от пробирающихся в трусики лап ухажеров.
То, что она сейчас видела в своем «кинотеатре», напомнило первую встречу с запретным кино 10-, смотрели чье-то домашнее на узкой пленке про ребенка и счастливых родителей неумелое и трогательное, стало тепло и печально…
Возможно, она что-то лопотала вслух, комментируя увиденное, или онемела, разморенная выпитым и съеденным в кругу старых добрых друзей — названных бабушки и дедушки, Фени и Лёвы.
— Вот, такое у меня было счастливое, можно сказать волшебное детство.
Встала, повернула и придвинула стул к богатому, но разоренному вечерней гулянкой столу. Потянулась к своей рюмке, дунула в нее для проформы, ухватила бутыль гагарыча, плеснула до краев, смачно приложилась, занюхала кусочком сталкерского мяса, откусила от него кусок, пожевала, тихо всхлипнула, замерла на секунду. Было потянулась к портсигару дяди Лёвы, тот шлепнул по руке:
— Не трожь бяку! — посопел грозно, смягчившись, прибавил. — Не бросай начатое, не начинай то, что заведомо придется бросать.
— Дед Мороз также говорил… — Горько усмехнулась Лизка.
Подхватила Крысю, вытряхнула из него носок, нацепила на руку, кукла ожила, смешно гримасничая, помаргивая темно-красными глазками и помахивая передними лапками:
— Дя, дя-дя! — послышался исковерканный чревовещанием голосок.
Лизка, не снимая с руки игрушки, накинула на плечи кожанку и вышла за дверь на склад. Длинные стеллажи убегали вдаль, подсвеченные тусклым дежурным светом.
«Будущее! — Озарило девушку. — Холод, казарменно-подвальная вонь, размывающийся вдали полумрак, тишина морга».
Продолжение http://www.proza.ru/2016/09/08/2033