НА НАШЕЙ ЗОЛОТОЙ СВАДЬБЕ (20 ноября 2009 года) НАМ ВРУЧИЛИ САМЫЙ ДОРОГОЙ ПОДАРОК ДЛЯ НАС - ПРАВНУКА ИЛЬЮ (родился 7 октября 2009 года)
ПОКА НЕ ПРОБИЛ КОЛОКОЛ
ГЛАВА 6 БОЛЬНИЦА 5-я (БЫВШАЯ 33-я)
ЧАСТЬ 6-10 Бабушка Шура…
Бабушка Шура – очень колоритная фигура во всех отношениях.
Её перевели из реанимации в субботу. В выходные дни камера хранения, где хранятся вещи больных не работает. Поэтому, когда её привезли в палату, Шурочка была – в чём мать родила. Она очень стеснялась своей наготы, а в туалет сходить хотелось. Наконец, она окутавшись простынёю, встала с постели.
Наконец сестра-хозяйка принесла ей больничные тапочки, рубашку и халат. Шура была худощавого телосложения. Рубашка ей досталась - размера, рассчитанного на три Шуры. Каждый раз, вставая с кровати, Шура стягивала вместе разрез на груди и говорила – «Здесь такой модный вырез – до пупа…».
Жила она одна, в однокомнатной квартире. Соседка тоже жила в одиночестве. Они дружили уже много лет и вместе боролись с периодически возникающими трудностями.
Летом Шура в основном жила на даче вместе с сыном. И, несмотря на то, что ей было уже 84 года, а у сына – цирроз печени, она всю работу по уходу за дачей и больным сыном тащила сама.
На этот раз она приехала домой, чтобы получить пенсию.
Днем прилегла отдохнуть, потом, когда стала вставать с кровати, почувствовала, что у неё кружится голова. Очнулась – на полу после обморока. Саднило лицо, ноги не слушались, но она всё-таки добралась до телефона и сама вызвала себе скорую помощь, которая доставила её в 5-ю больницу.
На лице у неё с правой стороны был большой синяк, и глаз заплыл. Видимо, падала она лицом вниз, отсюда и – синяки.
Видимо она привыкла на даче вставать с петухами. Вот и здесь она просыпалась раньше всех. Старалась никого не разбудить. Умывалась, аккуратно застилала постель и начинала обход окон в палате.
Спали мы в эти жаркие дни с раскрытыми окнами. Шура подходила сначала к окну, находящемуся рядом с раковиной и кроватью Веры Ивановны.
Шурочка ложилась грудью на подоконник и долго рассматривала всё, что происходило в парке в этот ранний утренний час.
Из этого окна сквозь листву деревьев и кустов видно было больничную ограду. И по диагонали – влево хорошо просматривалась дорожка ведущая к какому-то зданию Впоследствии оказалось– к моргу.
Конечно, пока Шура смотрела в это окно, просыпалась Вера Ивановна – наша Верочка.
Потом Шура переходила к остальным двум окнам, расположенным рядом с кроватью Машеньки. Из её окна дорожка шла к противоположному зданию. Где-то за зданием были въездные ворота. Иногда видно было, как мимо здания проезжали автомашины. Вероятно, на них приезжали доктора на работу. Чаще можно было наблюдать машины скорой помощи. Об их прибытии можно было узнать заранее. Останавливаясь у закрытых ворот, водитель включал сирену…
В конце тропинки стояли скамейки. На которой в прогулочные часы обычно сидели больные с костылями. Иногда рядом со скамейками в креслах на колёсиках вывозились перебинтованные больные. Корпус скорее всего был – хирургический.
Просыпалась Машенька…
Шура переходила к моему окну. Здесь тоже тропинка бежала к тому же корпусу, заворачивала влево и потом она добегала до той другой, которую было видно из окна Маши.
Видимо все дорожки в парке соединялись в одно кольцо и пересекаясь с другими тропками позволяли по короткому пути пройти к любому корпусу. А корпусов было много.
Почувствовав рядом присутствие Шуры, просыпалась я. До этого все общались между собой жестами, чтобы не разбудить меня. Я говорила всем – «Доброе утро!». Это было сигналом – очередной больничный день для нас наступил…
У Шуры, также, как и у меня в первые дни был словесный «понос». Она говорила не переставая, кроме тех моментов, когда слово брал кто-то ещё из нас. Любую тему она подхватывала и тут же начинала рассказывать о себе или о своих родных какие-ни будь истории. Поэтому мне не приходилось её уговаривать о чём-нибудь рассказать.
Поскольку иногда в тетрадь я записывала какие-нибудь «ключевые слова», по ним мне теперь легче будет соединить её рассказы в одну историю.
Попробую это сделать. Жаль только, что не могу воспроизвести её оригинальную речь.
Во-первых, она говорила очень громко. В каждой фразе она выбирала основное слово, несущее в себе смысл того, что она хотела донести до нас. Это слово она произносила по слогам, медленно, делая ударения на каждом слове.
Поэтому когда она начинала говорить, это звучало так:
- ЖЕН-ЩИ-НЫ! Поверьте мне! Я говорю – ПРАВ-ДУ! Или –
- ЖЕН-ЩИ-НЫ! Хотите ВЕРЬ-ТЕ, хотите – НЕТ! Даю вам честное СЛО-ВО!
И ещё – каждые несколько фраз она заканчивала словами:
– «И всё ТА-КОЕ…», или – « И тако-всяко…».
Детство у Шурочки было трудное – бедное и голодное, впрочем, как и большинство детей нашего возраста. Шли 30-ые годы. Страна ещё не пришла окончательно в себя после революционных военных лет.
В годы войны Орловщина была оккупирована немцами.
Почти 2 года, долгих 22 месяца, длилась оккупация города Орла и большинства районов области.
Их деревню заняли каретельные войска.
Мужчин в деревне не осталось: кто-то был призван в ряды советской армии, кто- то воевал, находясь в партизанском отряде, а иных расстреляли каратели.
емцы выгнали всех оставшихся в деревне женщин и детей из их изб и объявили, что они теперь должны обслуживать новых хозяев, которые будут квартировать в их домах. А истинные хозяева домов переселились в амбары и курятники.
Но и в домах места немцам не хватало. Они навалили на пол солому и спали, как – на сеновале.
Шура рассказывала нам о зверствах этих не людей. Но я здесь воспроизведу только два из них, окончившихся благополучно…
В каждой семье ещё оставалась в хозяйстве живность. Немцы каждое утро заставляли женщин ощипывать для них забитые тушки гусей, которых они готовили себе на обед. Чистить гусей, оказывается очень трудно. Тех, кто отказывался выходить «на работу» - ощипывать гусей, они сгоняли на импровизированную «кухню» под дулом оружия.
Мама Шуры решила обхитрить немца, отводивших женщин на эту «гусиную» работу. Она намазала палец руки вонючим солидолом и замотала тряпку. Пришедшему за ней немцу она ткнула завязанным пальцем в нос, потом исполнила мимическую сценку, доступно объяснив немцу что если:
- она показала как этим пальцем щиплет гуся,
- затем направила этот палец в открытый рот, изображая процесс еду,
- затем схватилась руками за живот, показывая результат этой еды,
- и, наконец, немного присев, показала немцу на своё заднее место.
Немец всё понял, сначала выругался, потом сплюнул и… - ушел…
Но, если бы он не поверил в талантливо исполненный для него спектакль, он мог заставить снять тряпку и Шура осталась бы сиротой.
Второй случай был такой…
Их деревня находилась на высоком холме, внизу которого протекала речка. Зимой немцы по льду переезжали на своих машинах, которые вверх на холм по заледеневшей дороге подняться не могли. Немцы опять сгоняли сюда женщин из деревни и заставляли их толкать эти машины вверх. Легко можно представить себе
– какой непосильной работой были эти усилия ослабевших от недоедания и ежедневных стрессов женщин.
И вот одна из них не выдержала и закричала – «Да что же мы всё терпим и терпим! Давайте все разом уйдём все вместе отсюда».
Немец понял смыл её слов, стукнул её прикладом и отшвырнул та, что она упала и покатилась вниз по обрывистой дороге к замерзшей речке. А немец вскинул ружьё и выпустил вслед катившейся женщине пулевой разряд… Та, докатившись до конца холма, упала навзничь, раскинув руки, и замерла в таком положении, не шевелясь от страха.
Немец, решив, что он убил её, через некоторое время ушел…
Ей повезло. Она осталась жива…
Уже после войны отец Шуры перебрался с семьёй в ближайшее Подмосковье - в совхоз «Красный луч». Работал грузчиком на свиноферме.
Уже много позже, после ликвидации свинарников, аромат бывших свиноферм долго не мог выветриться из этих мест. И вся юность Шурочки тоже была пропитана этими незабываемыми запахами.
Грузчики, в основном выполняли работы по разгрузке вагонов и машин с сухими кормами для свиноферм и дальнейшей транспортировкой этих грузов на склады.
Когда Шурочке исполнилось 17 лет, отец устроил и её на работу в бригаду грузчиков. Мешки были тяжелые. Однажды, видимо надорвавшись от поднимаемых тяжестей, она почувствовала острую боль в животе. Пришлось полежать в больнице.
На работу грузчиком она не вернулась. Ей удалось устроиться на завод «КОЛОСС» (РУССКИЙ ПРОДУКТ) на должность кладовщика.
Пришлось ей поработать и в ОТК на заводе «БОГАТЫРЬ».
Шура рано вышла замуж. Ей было – 19, а мужу 21 год.
Я уже выше рассказывала, как Шуру муж привел жить в барак, в комнату, где уже жили его родители с взрослыми же женатыми его братьями.
(Помните, когда свекровь – КХЕКАЛА)…
Если бы она продолжала говорить по ночам своё любимое – КХЕ-КХЕ, может быть, Шурочка и не родила бы своего сыночка. Но он родился…
Когда их сынишке исполнилось всего 4,5 месяца, мужа призвали в армию.
Три года Шура прожила с его родителями в том бараке…
Три года ждала своего мужа, и, наконец, он вернулся. И как-то сразу так, невзначай, Шура опять забеременела. А куда второго-то рожать. Этот ещё маленький, да и работу ей бросать было не сподручно. На одну зарплату мужнину – не прожить вчетвером. И сделала Шура аборт.
А следом – опять забеременела. Почему-то постеснялась рассказать свекрови о том, что опять не хочет оставлять ребёнка, да и мужу пока не открылась…
Нашлась подружка, которая посоветовала обратиться к бабке Варваре, которая делала подпольные аборты. Правда деньги она за это брала не малые, но ведь и рисковала она многим. Могли и засудить.
Собрала деньги Шура на это мероприятие и всё-таки решилась пойти к этой бабке. Думала всё будет, как обещали – полежит часик и вернётся пустая домой.
А вышло-то всё - по другому. Правду говорят- «Загад не бывает Богат…».
Бабка Варвара велела ей раздеться и лечь на лежанку. Сама сняла кухонный фартук, с чем-то повозилась, что-то приготовила, заправила чем-то спринцовку и повела так называемую «операцию».
Сначала всё было вроде бы терпимо. Полежала она немного, и уже хотела было встать, как резкая боль полоснула её по низу живота, и скрутила её всю в безжизненный комок. Она упала опять на лежанку без сознания.
Не знает Шура чем и как привела бабка Варвара её в сознание и стала уговаривать уйти от неё поскорее домой и просила никому не сказывать – где она была и кто ей что-то сделал.
Не помнит, как добралась домой, легла в постель. А здесь и муж с работы пришел. Смотрит а у Шуры в лице ни одной кровиночки нет – белая, как снег лежит. Откинул одеяло, а под ней - лужа крови.
Свекровь запричитала – «Что же ты наделала» Кто теперь будет твоего сыночка растить?».
Вызвали скорую помощь. Отвезли в больницу. Выходили.
Не выдала она бабку Варвару. А потом ещё и деньги ей отнесла, которые сразу-то тогда не успела отдать…
Всё хорошо бы кончилось, да не совсем. Сама чуть не погибла. А деток-то больше во все остальные годы у них с мужем так и не получилось.
Любил он её, потому всё простил и жили они дружно.
Мужу предложили поехать на работу в Монголию по договору на заработки. Что-то там строили и наша страна в качестве помощи направляла бригаду строителей.
Можно было поехать с семьёй на 2 года.
Ну и поехали. Бригадир уговорил Шуру тоже согласиться поработать у них поваром на кухне, да и ребёнок будет с ней. Согласилась она. А потом за это согласие расплачивалась горючими слезами. Поскольку официального договора с ней никто не заключал, на неё не распространялись льготы, представляемые основным советским командировочным. А работать ей пришлось на подсобной работе на кухне и в ненормированном режиме. С раннего утра и до поздней ночи чистила и чистила она ведрами картошку и отмывала грязные котлы. Готовить –то приходилось не только на своих командировочных, а на все строительные бригады, в том числе и на монгольских рабочих…
Пробовала она оказаться. Да где вторую такую дуру безотказную найдёшь? Начальство шантажировало – откажешься, так и уедете обратно домой ни с чем. А то, что муж здесь заработает – всё проедите…
Но вот срок договора закончился. Вернулись они в Москву. Барак расселили. Получили они с мужем и сынишкой квартиру. А на заработанные деньги и мебель и кой-какие ещё покупки сладили…
Муж устроился на работу в метрострой. Со временем специальность получил хорошую – электромеханик по движущимся агрегатам (метро-автоматик). Собирали и обслуживали эскалаторы в метро. Характер у него был спокойный, человек – серьёзный, надёжный. Люди уважали его. Так он и проработал на этой работе до самой пенсии…
А Шура тоже работу нашла себе - не сравнить по нагрузке с прежней – грузчиком на свиноферме или поваром в Монголии…
Устроилась она в военную организацию – п/я связанную с атомной промышленностью - на должность сопровождающей грузов на автомашинах. Говорит грузы сопровождала от Москвы до Дубны. Работа ей нравилась. Ну и ладушки…
Как-то много лет спустя, проходя обследование у гинеколога, на вопрос доктора – почему она не хочет иметь второго ребёнка, Шура объяснила, что видимо это последствия аборта – не получается забеременеть. Доктор заинтересовалась, так как прямых показателей на бесплодие не отмечалось при наблюдении. Предложила провести обследование. Оказалось – большой загиб матки. Нужно не особо сложная операция. Но Шура от этого предложения отказалась. Плохо ли жить с мужем не беспокоясь о том, что нужно предохраняться. А сынок – то уже подрос. И только жить стали хорошо. И квартиру свою заимели. И она и муж работают. Достаток в доме. Ну куда теперь начинать всё сначала?
Так и решила всё оставить как есть…
У нас Шуриных рассказов на целый сериал хватит…
Хочу оговорочку одну сделать. Дальнейшие события касаются не только её лично, но семьи сына. Шура не всегда лестно отзывалась о некоторых из них. Поэтому в дальнейшем рассказе я не буду упоминать ничьих конкретных имен и фамилий. Ну а, если кто-нибудь когда-нибудь захочет прикинуть рассказанное здесь на «свою судьбу», так – мало ли похожих судеб?
Вырос сын. Призвали и его в армию. Да так и пошел по военной линии дальше. Отучился. Служил в войсках ракетных. Внешностью – не обижен. Характером – покладист. Хозяйственный. Руки – золотые, всё умеет: и построить, и починить, и еду приготовить…
Поехал один раз в санаторий. Видно пора пришла подумать о семье. Надоела холостяцкая жизнь в военных городках.
Познакомился с красивой девушкой. И из санатория вернулись в Москву вместе. Да сразу эта девушка повезла его знакомиться со своими родителями.
А родители-то оказались не простые. Отец девушки той – генерал КГБ. И работал будущий тест аж в том известном здании, которое на Лубянке.
И квартира-то у них была тоже не совсем обычная – аж на Рублёвке. Квартира шикарная, трёхкомнатная. Но на Рублёвке тоже всё не как у всех простых людей. Там и метры-то, наверное, длиннее наших привычных…
Конечно, родители на дыбы. Для любимой дочки они уже давно присмотрели другого суженого. Но она с характером была. И тоже – хочу этого в мужья и никого другого…
Куда ж родителям деться? Скрипя сердцем – дали согласие.
Перевел тот генерал сына Шуриного на службу в КГБ и тоже на Лубянку.
Там он и служил до самой пенсии, на которую вышел в звании полковника.
Женой дочка генерала оказалась взбалмошной. Избалованная родителями, она жила вроде бы и в семье, но какой-то своей отдельной жизнью: моды, парикмахерские, подруги с Рублёвки, личная свобода…
Тем не менее родила двух детей – мальчика и девочку. Кстати, Шура не нарадуется на них. И образование получили и работают с удовольствием.
Внучка приезжала навестить бабушку Шуру в больнице. Очень симпатичная девушка. Похожа на мою внучку чем-то.
Но время бежит быстро. Вышел Шурин сын на пенсию. Огляделся на досуге, получив уйму свободного времени и понял, что нет у него с женой понимания и от первой влюблённости и придуманной любви ничего не осталось. Тоска какая-то подобралась незаметно. Спасала дача, да рыбалка, к которой он так пристрастился, что и жить-то уже без неё не мог.
За годы своей семейной жизни ему выделяли дважды квартиры. Тесть конечно, приложил к этому своё старание. Ну а кто же не приложил бы, если это было возможно. В одной теперь внук живет со своей семьёй. А в другой – трёхкомнатной – Шурин сын с женой и дочкой.
Кроме квартир, получил Шурин сын ещё и дачный участок, где построили домик и сад вырастили и теплицы поставили надёжные, застеклённые.
На этой даче Шура и проводила все летние месяцы, поднимая на витаминах и выращивая своих внучат, пока они не стали самостоятельными.
На этой даче и сын отдыхал вместе с мамой Шурой, выйдя на пенсию.
Уезжал из дома он сознательно, как бы убегая от холодных отношениях с женой. А её, видно, предоставленная ей свобода – устраивала.
И всё-таки, хоть и погрузился он в дачные заботы и работу в саду и в теплицах, тоскливое чувство не покидало его. Как будто он что-то потеря. И потерял что-то большое и важное. А что потерял, так и не может осознать…
И не удивительно, что он начал пить…
И результат не заставил долго ждать… В итоге – цирроз печени…
Мама Шура полностью взвалила на свои старенькие уже плечи всю заботу о больном сыне. Прошел усиленный курс лечения. Болезнь немножко приостановилась. Готовила Шура ему диетические блюда, кормила с ложечки. Стал потихонечку вставать, ходить.
И опять вернулся к своей любимой рыбалке, с которой у него связано очень тяжелые воспоминания о своём безвременно ушедшем отце – Шурочкином муже.
Перенес он тоже тяжелое заболевание, связанное с онкологией. Сделали операцию Кажется – помогло. Он тоже был заядлым рыбаком. Сыну было у кого перенять это хобби.
Пошел Шурочкин отец на рыбную ловлю. Берега речки всем хватало. У каждого рыбака было облюбовано своё отдельное место, где и рыбку каждый прикармливал по своему усмотрению и секрету.
В то злополучное утро погодка хмурилась, надел Шурочкин муж плащ, приплёлся к своему мессу – на мосточек, выдававшийся старыми мокрыми досками в серую гладь реки. Вроде и клевать быстро начало. А сын ловил рыбку чуть поодаль от отца, сидя на перевернутом ведре прямо – с берега.
И в это время двое пьяненьких в доску деревенских мужичков на старой разболтанной машине (марку я не запомнила точно, а врать не хочется) со всего разгона вывернули руль влево, чтобы дальше ехать по берегу, вдоль реки. Да, видно, пьяные руки не слушались, не повернули руль куда хотели, и непослушная машина, вместо дорожки заскользила по мокрой траве и со всего разгона проехала по мосткам, в конце которых сидел Шурин муж и – нырнула прямо в воду, по пути сгребая под себя всё что было на её пути…
Рыбаки видели всё, как это происходило. Сбежались к месту аварии, ныряли дружно в место упавшей машины. Им удалось вытащить живыми пьяненьких мужичков, а тела Шурочкиного мужа не нашли.
Позже, когда приехал кран, с его помощью стали поднимать машину из воды.
Сначала из воды показалась крыша машины, потом и вся она сама медленно выползала и поднималась над водой всем своим корпусом. Машина вся была в тине и водорослях. И вот, когда она поднялась на высоту метров двух, перед всеми предстала потрясаюущая ужасным видением – картина.
Под машиной, как на виселице, зацепившимся за что-то погончиком от плаща, висел, как на крюке – Шурочкин муж. Машина, когда утащила его за собой, так до конца и не выпустила его из своих объятий…
Мы спросили Шурочку – а посадили ли потом этих мужичков?
- А что с них возьмёшь? Пожалели. Дети у них малые остались бы без отца и деда…
С женой у Шурочкиного сына оставались всё время нормальные отношения, то есть – без ругани, но и без постельных объятий. Но однажды, когда он приехал с дачи домой, жена собралась на встречу с подружками. Он попросил её остаться. Она не захотела. Он в сердцах сказал – «Ну и не возвращайся…». А она в ответ – «Ну и не вернусь…».
Подала она на развод. Встал как и у всех бывает в таких случаях – квартирный вопрос.
Жена поставила ему ультиматум, на который после долгого раздумья он согласился… Она купила ему однокомнатную квартиру, куда он и переехал…
Тем не менее, на дачу она иногда приезжает вместе с уже взрослыми детьми. Внешне – всё мирно, спокойно. Но Шура-то видит, как он каждый раз при встрече с ней - курить начинает чаще, замыкается в себе, скрывая нервное напряжение…
Но вернуть и исправить уже ничего нельзя. Тесть умер и похоронен на престижном кладбищем. За старенькой генеральшей ухаживает сын (брат жены Шуриного сына) в надежде получить квартиру на Рублёвке по наследству.
А Шура и её сын – оба живут отдельно в своих квартирах, в одиночестве коротая время зимой, а летом – на даче.
Шура с любовью и гордостью рассказывала нам о своих внуках.
Но надо было видеть, как изменяется выражение её лица, когда она говорила о родственниках с Рублёвки:
- Это – СВО-РА! Они все – ЛЕН-ТЯ-И! и - ЛО-ДЫ-РИ!...
Когда Шура попала в больницу с инсультом, всё её мысли были не о себе, а о сыне. Как он там больной, один. По телефону только и спрашивает – как он себя чувствует и что он ест. А он отвечает – «Не беспокойся мама, у меня всё хорошо. Готовлю себе сам. Ты же знаешь – я большой мальчик».
А Шура, забывая о том, что он болен, начинает давать ему по телефону распоряжения: - «Ты там тот куст смородины-то рассади, пора уже…».
Слушаешь её щебетание и мысли набегают грустные. Вот и их жизнь подобралась к последней черте – и у мамы и у сына, как в той песне Лёвы Лещенко – «Ах ты ленточка моя финишная…».
С тем, чтобы не оканчивать сериал о Шурочке на грустной ноте, я расскажу ещё пару курьёзных случаев, связанных с Шурочкой.
В своих воспоминаниях о своем детстве, она вспоминала о том, что будучи ещё девчонкой, любила на посиделках петь со взрослыми наравне частушки.
По нашей просьбе она нам устроила маленький концерт, исполняя эти четверостишья. Я их не могу приводить все здесь, так как мне пришлось бы во многих местах вставлять – ПИ…ПИ…ПИ…
Ну ладно, парочку безобидных частушек приведу:
У колхозе мой отец
У колхозе моя мать
У колхозе научилась
Я Елецкого плясать.
Ах, лапти мои лапоточки!
Лапти горя придают
Да до жо.. достают.
Ах юбка моя – огнянная
Из под юбки глядит окаянная…
Слава Богу – за Тимоху
И Тимохе – за Тебя!
Ты ложисся под Тимоху,
А Тимоха – на тебя…
И ещё последняя улыбка в адрес Шурочки - ))).
Была у нас одна «заразная болезнь», заразная, потому что ею переболели все по очереди.
Из реанимации нас всех привозили в палаты с катетерами на руках.
Обычно рекомендуется снимать их дня через три после того, как поставили. Но так не хотелось сразу мучить вены иглами от капельниц, что больные не протестовали, а мед. сёстры первые пару дней не спешили снимать эти катетеры с рук больных.
Поэтому на руках, в местах, где стояли катетеры, образовывались синяки, а то и тромбики. Такие места на руках мед. сёстры нам смазывали мазями. Чтобы мазь не впитывалась в бинты, закрывали это место плёночкой и накладывали повязку.
Когда дошла эта «заразная» штука до Шурочки и ей тоже наложили такую повязку с мазью, она спросила нас:
- А почему вы не пользуетесь народными средствами?
- Это - какими же?
- А мочой. Я все болячки лечу мочой. Просто и надёжно…
Я посмеялась :
- Шурочка! Ты ещё нам пить мочу посоветуй. У нас на работе одна женщина всегда ходила в туалет с баночкой и пила свою мочу. И тоже уверяла всех, что помогает…
Поговорили и – забыли. Через пару дней, днем – в палате такая идиллия: Валентина Игнатьевна воркует со своей внучкой, Вера Ивановна шепчется о чем-то своем с пришедшей дочкой, а я разглядываю солнечных зайчиков на потолке палаты.
Смотрю приходит из туалета с загадочной улыбкой на лице Шурочка. Почему-то рука у неё вытянута в сторону на высоте плеча, на руке повязка отсутствует, а на больном месте просто лежит марлевая повязка.
Создалось такое впечатление, что она хочет всем что-то сказать. Но все были заняты. Поэтому она сначала подошла к моему окну и подождала, когда кто-нибудь обратит на неё внимание. Не дождавшись, вернулась на свою кровать.
Прошло какое-то время. Гости ушли. Валентина Игнатьевна и говорит :
- Девочки, сначала мне показалось, но я подумала, что ошиблась, а потом и внучка шепчет мне о том, что почему-то в палате попахивает мочой.
И я сказала, что моё обостренное обоняние тоже отметила присутствие такого запаха…
Дело в том, что после капельниц у нас у всех моча изменяла свой запах с обычного на резкий и вонючий. Спутать его нельзя было ни с чем другим.
Шура молчит. И в этот момент, взглянула я на неё и меня осенило:
- Шурочка! Никак ты опробовала свой народный метод на своей руке?
Шура кивнула.
- Ну и как – помогло?
- Да нет. Наверно мало намочила повязку…
Она ещё пару дней продолжала проводить свой эксперимент, но народное средство не помогло и она попросила мед. сестру намазать ей руку как и всем -гепариновой мазью…